скачать книгу бесплатно
рассветы и закаты, —
психологический уют
всегда был очень кстати.
Писать про бабочек? Могу.
Зато про жизнь – честнее.
Лишь ей хорошую строку
отдам я, не краснея.
Екатеринбург
Вятская губерния. Этюд
Заросшие снегом больные деревни
скрипят на холодном ветру:
кресты и березы на кладбище древнем
пеняют на злую пургу.
В пустующей церкви голодные птицы
на тусклые фрески глядят;
теперь только ветер приходит молиться
на черных святителей ряд.
По узкой дороге бредет горемыка,
одетый в овчинный тулуп.
Не слышит несчастный медвежьего рыка —
медведя, что ловок и глуп.
Кресты и березы на кладбище древнем
пеняют порой на судьбу,
а рядом лежит, под ветвями деревьев,
крестьянин с дырою во лбу.
Киров
Смирение
Мне не страшно и не больно —
я, возможно, постарел.
Словно узник из Стокгольма —
тот, что любит свой удел.
Жизнь по строгому маршруту
мне привычна и легка.
И наложенные путы
уж не чувствует рука.
За стабильность принимаю
расписанье слов и дел.
Да, я – пленник, но я знаю,
что прекрасен мой удел.
Санкт-Петербург
Возвращение
Ничто в душе не расцвело,
ничто, как в сказке, не блеснуло,
когда в родимое село
машина быстро завернула.
Пенат рассеянно взглянул,
меня совсем не узнавая,
мой день зачислила в прогул
привычно родина святая…
Что ж делать? Жизнь не поменять:
сложились сходство и различье.
И на пената мне пенять
уж стало верхом неприличья…
Екатеринбург
Пять добрых белорусских шаржей
I
Вчера задушили котенка
и бросили в жидкую грязь.
И вот хороню я ребенка,
кошачьему богу молясь.
Насыплю я холм невысокий
и тризну устрою в ночи.
С небес Вседержитель жестокий
промолвит мне тихо: «Молчи…
Я очень о том сожалею,
что тихую смерть допустил.
Чуть позже настигнет злодея
посланник божественных сил».
Но Богу скажу сквозь рыданье:
«Какой же недобрый ты Бог,
коль скоро от жутких страданий
кота защитить ты не смог…».
II
В тиши, среди лип медностволых,
пойду я сегодня бродить,
на пень, как на царский престол, я
присяду потом покурить.
И в этих палатах просторных,
что Бог-живописец создал,
я выпью из чаши узорной, —
красивой, как древний пиал.
Скажу: «Сторона ты родная,
златая моя Беларусь!
Зачем в твоем липовом рае
такая глубокая грусть?»
III
И вновь темнота одолела
мои беспокойные сны,
измучила душу и тело —
далёко еще до весны.
Зажгу я блестящие свечи
и буду на небо смотреть:
быть может, на небе я встречу
тебя сквозь февральскую мреть…
IV
Голубой зазвенел ручеёк
и откликнулись ветви сирени,
где-то время бежит со всех ног
и сверкают на солнце колени.
Выйду к Неману, сяду на брег,
улыбнусь нашей церкви и Богу,
помолюсь, и на времени бег
посмотрю с высоты я немного…
V
Ах, дорога моя, ты дорога!..
Снова сосны мелькают вдали.
Сколько замыслов было у Бога
на мои невеселые дни!
Сверху тучи плывут пароходом,
мне знаком их привычный маршрут.
Ах, дорога моя, ты дорога!..
Мое счастье, надежда, уют.
Молча еду. Гляжу. Вечереет.
Греет руки любимый блокнот.
Не предаст он меня, а согреет,
словно солнца несмелый восход.
Распахну я с ним крылья-страницы,
и отправлюсь в волшебный полет
в ту страну, что ночами мне снится,
где Максим мой прекрасный живет.
Санкт-Петербург, Минск
Крылья (сон на берегу)
Ракушек хрустальные крылья
распахнуты серой волной…
Как будто еще не забыл я
о том, что случилось со мной.
Во сне ли, в бреду многослойном
волшебный мне чудится сад,
в котором два ангела стройных
веками на страже стоят.
Стучу я в высокие двери
и жду от тех стражей ответ.
Молчанье. Никто не намерен
промолвить чуть слышно: «Привет!»
Никто мне открыть не желает
сияние древних ворот…
Когда же, судьбинушка злая,
и мой-то настанет черед?!
«В Минске – дождь: возвращается осень…»
В Минске – дождь: возвращается осень
из каких-то неведомых стран.
Ветер бродит меж елей и сосен,
и свистит, как ночной хулиган;
пролетают тревожные птицы
над квадратами серых домов…
Как могла эта осень явиться
сквозь хрустальную песнь соловьев?!
Минск
Дорога
И снова – в дороге. Камены толпой
