скачать книгу бесплатно
– Ага... Значит, разговор был серьезным?
– Вполне.
– Простите... А зачем вы приходили?
– Мне необходимо было убедиться, что у моего друга Овсова есть такой вот клиент, что он выглядит вот так и что у него именно те проблемы, о которых говорил Овсов.
– А теперь? В чем ваша задача теперь?
– Для начала я хочу знать твое имя.
– И вы мне его сообщите?
– Немедленно.
– Тогда я найду этого типа в зеленых штанах, – как бы про себя проговорил больной. – Ведь сейчас он меня не узнает, верно, Степан Петрович?
– Да, ты немного изменился, – смешался Овсов. – Узнать тебя действительно трудно даже для тех, кто хорошо тебя знал.
– Это облегчит мою задачу.
– А в чем твоя задача? – вкрадчиво спросил Пафнутьев, обернувшись от двери.
– Я найду его, – повторил больной, откидываясь на подушку.
– Это будет непросто, – предупредил Пафнутьев. – Сейчас половина парней в возрасте от шестнадцати до шестидесяти ходят в зеленых штанах, кожаных куртках, выстригают затылки и притворяются крутыми ребятами. А иногда и ведут себя достаточно круто, потому что вынуждены так себя вести, чтобы не осрамиться перед приятелями и приятельницами. Наглость стала признаком хорошего тона. Въезжаем в рынок, дорогие.
Зомби слабо улыбнулся и закрыл глаза.
* * *
Вернувшись в ординаторскую, Овсов усадил Пафнутьева на кушетку, выплеснул в чашки остатки синей жидкости из заморской бутылки, тут же выпил свою долю и вопросительно посмотрел на следователя.
– Что скажешь?
– Ничего напиток, – ответил Пафнутьев, чуть сморщившись. – Когда ничего другого нет, сойдет и этот.
– Я не о напитке.
– Знаю... Шучу. Знаешь, мне кажется, он не притворяется.
– Ну ты, Паша, даешь! Мне это известно давно. Ведь он без сознания лежал три недели, потом начал постепенно в себя приходить, первые слова произнес! Первый вопрос: где я? В больнице, говорю. Через несколько дней спрашивает: кто я? Нет, он нас не дурачит.
– Ты знаешь, какая дикая мысль посетила мою голову? – спросил Пафнутьев. – Мне показалось, что, когда он перестанет быть твоим клиентом, он сделается клиентом моим.
– В каком смысле?
– Я, Овес, выражаюсь только в прямом смысле. Ты видал его твердое намерение найти типа в зеленых штанах? Такое стремление посещает далеко не всех наших законобоязненных граждан. Наши граждане в большинстве своем довольно трусоваты. Дочь насилуют во дворе собственного дома, а отец не может решиться на ответные действия. Братья, родные братья, не могут набраться гнева и отваги, чтобы ответить насильнику по-мужски. И она сама, шестнадцатилетняя девчонка, вынуждена брать на себя исполнение святого закона мести. Подстерегает подонка в полупустом зале кинотеатра и, пристроившись сзади, во время сеанса втыкает ему нож в шею!
– Это было?! – Овсов и Пафнутьев, обернувшись, видят в дверях Валю – они даже не заметили, когда она подошла и что тоже слушает страшноватый рассказ Пафнутьева.
– Было, – ответил следователь. – Позавчера.
– И что?
– К сожалению, «Скорая помощь» приехала слишком поздно, – с преувеличенной скорбью проговорил Пафнутьев. – Спасти не удалось.
– А девушка?
– Будет жить.
– На свободе?
– Суд решит, – Пафнутьев развел руками.
– А что он решит? – Валю, похоже, потрясла история страшной мести во время показа фильма.
– Что следствие ему на стол положит, то и решит. Мы немного ушли в сторону от нашей главной темы... С девушкой, ладно, разберемся. Но ваш Зомби что делает! Едва придя в себя, оторвав голову от смертного одра, твердо говорит – найду. Поэтому мне стало интересно – кто же он?
– Что ты намерен делать? – спросил Овсов.
– Для начала хочу познакомиться с этой красавицей. – Пафнутьев похлопал себя по карману, где лежала фотография в целлофановом конверте.
– Это возможно?
– Для меня? Обижаешь, Овес. – Пафнутьев поднялся. – Спасибо за угощение, теперь я внутри совершенно синий. Было очень приятно познакомиться, – он неуклюже поклонился Вале. – Будут сложности – заходите, звоните, пишите.
– Вы тоже нас не забывайте, – улыбнулась девушка. – В случае чего – сразу к нам. Починим, заштопаем, залатаем, в случае если бандитская пуля... Верно, Степан Петрович?
– Лучше, конечно, увернуться от этой самой пули, но если что... Вне всякой очереди первым под нож пойдешь.
– Больно жутковатые у вас приглашения.
– Работа такая, – Валя протянула руку. – Не забывайте нашего Зомби.
– К сожалению, это уже невозможно.
* * *
На обратном пути в прокуратуру Пафнутьев попросил водителя сделать небольшой крюк.
– Заглянем в одно место.
– Обед, Павел Николаевич! – жалобно протянул водитель.
– У всех обед. За десять минут управлюсь.
– Не управитесь.
– Спорим?
– На спор кто угодно управится.
– Тебе, старик, не угодишь, – усмехнулся Пафнутьев.
Он хотел поговорить с родителями Светы. Год назад они виделись мельком, и единственное, что он запомнил, – это сжавшиеся от горя мужчина и женщина. Они не плакали, ни о чем никого не спрашивали, пребывая в каком-то оцепенении, словно до конца не веря еще в случившееся. Они, казалось, боялись произнести хоть слово, чтобы не сорваться, не потерять самообладания, чтобы не вырвалось, не выплеснулось из них горе. Пафнутьев сам тогда пришел к ним и рассказал, как все произошло. Они выслушали его молча, не задав ни одного вопроса. Пафнутьев хорошо их понимал и не стал терзать подробностями. А сейчас, увидев в дверях Сергея Николаевича, он сделал над собой усилие, чтобы узнать этого человека. Да, это был он, отец Светы.
– Здравствуйте! – громким голосом Пафнутьев хотел всколыхнуть Сергея Николаевича, да ему и самому надо было избавиться от неловкости, убедить себя в том, что поступает правильно. – Моя фамилия Пафнутьев. Павел Николаевич. Следователь. Если помните, мы встречались с вами в прошлом году.
– Как же, припоминаю. – Сергей Николаевич отступил в глубину квартиры: – Проходите. А вы изменились.
– Вы тоже, – брякнул Пафнутьев неосторожно и тут же пожалел о своих словах.
– О нас и речи нет, – чуть улыбнулся Сергей Николаевич, – давние знакомые не всегда узнают. А напомнишь – неловкость... Слушаю вас. – Он показал на стул.
– Начальником вот стал, – Пафнутьев произнес это извиняющимся тоном, словно что-то непотребное совершил.
– Это, наверно, по результатам того дела?
– Не только. – Пафнутьев чертыхнулся про себя: опять сказал что-то некстати. – Я к вам на несколько минут... Вернулся Андрей, его почти год здесь не было.
– Да, он звонил мне.
– И вы поговорили с ним довольно круто?
– Для крутого разговора у меня нет ни оснований, ни духа... Попросил его больше нас не тревожить. Мне кажется, я сделал это достаточно мягко.
– Сергей Николаевич... Послушайте меня, – Пафнутьев положил ладони на колени. – Вы вправе относиться к нему, как сами того пожелаете. Тут я вам не советчик. Но для полноты картины могу сказать – он вел себя достойно. Во всех смыслах этого слова.
– Да? – вежливо удивился Сергей Николаевич. – Надо же...
– Он сделал то, на что ныне способен один человек из миллиона.
– Что же он такого замечательного совершил? Уехал к тетке на черешню?
– Он уничтожил всех прямых виновников... То есть преступников. Он бы и с остальными расправился, да я его остановил.
– И много этих... остальных?
– Трудно сказать... Но троих бы он на тот свет отправил. Это уж точно.
– И это было бы правильно? Справедливо?
– Вполне.
– Зачем же вы его остановили? – Сергей Николаевич сидел бледный, с напряженно выпрямленной спиной, на Пафнутьева старался не смотреть, вопросы задавал мертвым, бесцветным голосом, словно до сих пор боялся выдать свои чувства или опасался, что они выплеснутся наружу помимо его воли.
– Четверых вам мало? – негромко произнес Пафнутьев.
– Простите, я не то говорю.
– Сергей Николаевич, скажу вам еще... Был момент, когда Андрей сам хотел отправиться вслед за Светой. И опять я остановил. Удалось схватить за руку в последний момент. Поймите, у вас нет оснований упрекать его в самом малом. Если вам это не очень тяжело, позвоните ему, снимите камень с его души. Он до сих пор в шоке. Я опасаюсь, что он до сих пор не вполне отвечает за себя. Не хотите звонить – не надо. Но просьба моя такая. – Пафнутьев поднялся.
– Вы полагаете, я должен это сделать.
– Это было бы хорошо. Все, что произошло... Это очень печально... Но жизнь продолжается. И схватка продолжается.
– Вы имеете в виду... оставшихся троих?
– И их тоже.
– Если это вам поможет... Я готов. Извинюсь.
– Я пришел сюда не за помощью, – жестковато сказал Пафнутьев. Последнее время стал ловить себя на этом – он говорил людям достаточно жесткие слова, не испытывая в этом большой надобности. Если раньше он легко пренебрегал словами обидными, снисходительными, насмешливыми, то теперь не желал делать вид, что прост и непритязателен, что готов все выслушать и все проглотить. В ответе Сергея Николаевича был укол, и он не стал делать вид, что не заметил его.
– Простите, – несколько растерялся хозяин. – Мне показалось, что это вам нужно для дела...
– Нет. Все, что мне требуется для дела, я нахожу в другом месте. Я позволил себе дать вам совет. Как вы поступите... Решайте.
– Я действительно не знал, что Андрей... Что он так вел себя. Он пытался поговорить со мной еще тогда, но я не нашел в себе сил. Во всем винил его.
– Значит, и вам надо снять камень с души, – мягко сказал Пафнутьев, как бы извиняясь за слишком уж суровые слова, которые вырвались у него. – Всего доброго, Сергей Николаевич. Рад был вас повидать. Надеюсь, еще увидимся.
– Да, конечно, – нескладно поднялся со стула хозяин. – Это надо помнить... Живые тоже нуждаются и в поддержке, и в признательности.
– Вот именно, – улыбнулся Пафнутьев.
На улице его встретил дождь. Мелкий и плотный, он мягко шуршал в желтой листве деревьев, обещая скорые холода. Пафнутьев постоял под навесом подъезда, поднял воротник плаща и побежал к поджидавшей машине. Пока он разговаривал с Сергеем Николаевичем, ее крыша успела покрыться большими красноватыми листьями клена.
* * *
Общение с китайцем Чаном научило Андрея многому, в том числе – чувствовать себя спокойно и уверенно не только на улице или в ночной электричке, но и в самых неожиданных житейских положениях. Назревающий скандал, затухающая драка, оскорбления, которые выкрикивают прямо в лицо, стараясь задеть больнее, – везде он оставался невозмутимым, или, говоря точнее, у него хватало сил сохранять невозмутимость.
– Человек может тебя обидеть только в том случае, если ты сам обидишься на него, – говорил Чан. – Человек слаб и злобен, и не все его слова надо слышать.
– Что же, молчать? – спрашивал Андрей.
– Да. Молчать.
– Но он меня оскорбляет!
– Если ты идешь мимо забора, а там беснуется и лает на тебя собака, ты что же – остановишься, станешь на четвереньки и начнешь отвечать ей лаем? – улыбнулся китаец. – А завтра козел тебя боднет, а послезавтра ворона уронит на тебя свой помет...
– Но это же животное, птица!
– А ты можешь сказать, где кончается животное и начинается человек? Где кончается человек и начинается птица? Я этого сказать не берусь. Но знаю твердо: пока молчу, я человек.
И Андрею ничего не оставалось, как согласиться.