Однажды на Украине

В Красное заезжаем, и сразу цель – укропский танк на горизонте. Километра три с половиной. Птуристов расстояние не смутило, зайчатся: да мы этому слону сейчас подпортим шкуру. Но хороши охотники за слонами, так собирались на охоту, что лазерный дальномер забыли. На глаз прикинули расстояние, шмальнули. ПТУРы ещё советские, ракета управляется по проводу. Первая не долетела. Вторая оторвалась и чуть беды не натворила – прямиком в огород юркнула… Забор снесла, хорошо, мимо дома прошла…

Люди были ещё наивные, не пуганные войной, мы стреляем, а вокруг мирная жизнь, будто война в кино, а не под боком – тётки ходят, дети на велосипедах гоняют. Танк возню птуристов заметил, а принцип железный: или ты завалишь, или тебя. Парни матами на мирняк орут, гонят в укрытие:

– Сматывайтесь! Вы что здесь так-перетак делаете? В ответ недовольное:

– Мы здесь живём.

Дескать, не вам, приезжим, указывать, что нам, хозяевам, делать, как себя вести.

– Уматывайте, – кричим, – сейчас танк шмалять начнёт! Не видите, вон укропский стоит!

Посмотрели, увидели, заблажили:

– Куда бежать?

Танк тем временем выпустил облако выхлопной гари и забежал в лесополку. Он прикрывал пехоту, что находилась вне нашей видимости, по балке обходила село с другого края, двигалась по направлению к нам, то есть по наши души.

Про пехоту мы не знали, командиры посчитали лишним забивать наши светлые головы такой мелочью, в них должна пребывать одна мобилизующая мысль – уничтожение укропских танков. Тем временем наша цель – Т-54 – нырнул в лесополку, пересёк её и выехал на высотку. Как и предполагалось, первым делом он нацелился уничтожить ПТУР и нас вместе с ним. Оказавшись на высотке, резво повернул башню и стрельнул. Ориентировался на автобусную остановку, рядом с которой мы стояли. Я увидел вспышку выстрела, потом звук пошёл. Снаряд прилетел в остановку. Сашка Студент и ещё двое наших птуристов имели неосторожность укрыться за ней. Что запомнилось, троица эта о чём-то горячо спорила. Ругались, когда собирались завалить танк, убегая за остановку, тоже громко перепирались. Двоих спорщиков откинуло взрывной волной, Студента задвухсотило. Остановка ещё советская, из белого силикатного кирпича. Взрыв, пыль столбом… Тут же наши «грады» заработали, но не по танку. «Грады», мы об этом не знали, стояли рядом в леске. Не самые приятные минуты пережил, когда оттуда загрохотало и полетели ракеты над головой. Били через дома в балку по наступающей укропской пехоте.

Станок ПТУРа стоял на открытом уазике, зарядить птуристы успели, выстрелить помешал танк. Первым пришёл в себя Костя, позывной Питер. Костя не побежал за остановку с другими, поэтому после прилёта снаряда проворно запрыгнул к ПТУРу. Как уже говорил, ПТУР не такой, что выстрелил и забыл, это когда ракета самонаводящаяся, наш птурист вёл ракету до самой цели. Скажу вам, азартно наблюдать за полётом. Костя ведёт ракету, ведёт… Вспышка – есть попадание. Танк загорелся, Костю интенсивность горения не удовлетворила.

– Добиваем! – кричит.

Ещё одну ракету зарядили. Костя и вторую точно вывел на цель.

Танк полыхнул, разгорелся.

– Ура! – кричим. – Костя, ты лучший!

Разведчики потом взяли командира танка, один из экипажа уцелел, но руку оторвало по плечо.

После танка нас отправили держать мост. Небольшая речушка, по берегу высоченные заросли камыша, из огнемёта «Шмель» пальнули, пустили огонь по камышу, чтобы пехота не вздумала лезть в нашу сторону. Она, слава богу, не дошла до моста, в балке встретил её отряд чеченцев. Совместными усилиями мы укропов подавили, село зачистили, взяли море пленных. Сдавались пачками.

Был момент, дед из ближайшего дома выходит. На соседней улице стрельба, мы залегли, ждём, вдруг на нас выскочат укропы. И тут дед нарисовался, выходит из калитки в затрапезных шортах, майке, тапочках, в руках трёхлитровая банка.

– Ложись! – орём на него. Даже не пригнулся.

– Спасибо, ребятки, что отстояли! У меня брат на украинской стороне живёт, у него сволочи бандеровские весь дом разграбили! Телевизор, стиральную машинку, насос из колодца достали – всё уволокли. Самогонный аппарат и тот забрали…

Банку подаёт:

– Возьмите, сынки! Сам солил!

Банка под крышку набита большими кусками сала.

– Не надо! – кричим. – Куда, дед, лезешь? Жить надоело? Слышишь – стрельба!

Пока сало не отдал, не ушёл. И плачет…

Обратно из Красного ехали на базу по темноте. Я в пикапе с двухсотым. Почти не знал его. Парни говорят, Сашка Студент погиб, а я не могу вспомнить, кто это. В морге при свете понял, кто. Всего-то надо было упасть в придорожную канаву, не стоять столбом за остановкой, да попробуй угадай. На следующий день парни поставили крест на месте бывшей остановки.

Костя Питер погиб через неделю. Был из тех, кто приехал на Донбасс начать жизнь сначала. Костя занимался в Питере бизнесом, говорил, неплохо получалось, а потом стало неинтересно: «Жить ради извлечения прибыли, когда в голове одни доллары, – не моё, мелко всё это». Вдумчивый, рассудительный, невозмутимый, смелый. Заглянем, бывало, в пивбар, сухой закон соблюдали неукоснительно, даже пиву – нет. Заходили посидеть в жару под кондиционером, попить холодную газировку, новости посмотреть, канал «Россия-24» там шёл. С Костей, бывало, заглядывали в пивбар.

– Какие книги читаешь? – спрашивал. Я отдаю предпочтение мемуарам.

Он выделял фэнтези, а ещё читал жития святых.

– Не зря в девятнадцатом веке любили в России житийное чтение. Поднимает над суетностью. Нельзя зарываться в то, что под ногами, хотя бы на краткое время подними голову к небу…

Была у Кости странность – любил ходить в ночную разведку. Один. Сказать, не хватало острых ощущений, так нет – более чем при выезде на операции. Птуристы имели дело с танками, бэшками. Дуэли в пределах видимости. А он по собственной инициативе ходил в одиночную ночную разведку. Порядки в подразделении были едва не партизанские, можно было уйти, не предупреждая командира. По темноте Костя отправлялся в тыл к укропам. Зрение имел ненормальное.

– Я вижу в темноте, – уверял, когда говорили, опасно шарашиться вслепую.

И вправду, видел, как никто другой, днём вдруг скажет:

– Парни, похоже, кто-то движется в степи.

Смотришь невооружённым глазом – ничего, в бинокль – точно, пылит дорога, а по ней колонна.

Ты ещё только коробки различаешь, он уже говорит: укропы, «вилы» на броне.

Однажды ночью обнаружил разведгруппу противника, идущую к нам. Доложил командиру. Мы выдвинулись навстречу, предложили сдаться. Укропы отказались. Отогнали их огнём на минное поле. Двое подорвались, двоих задвухсотили в перестрелке, один смылся.

Через два дня Костя ушёл по темноте и не вернулся. Разведчики наткнулись на него в лесополосе, истёк кровью. Его подранили, сам жгут наложить не смог. Был бы напарник. Я однажды попытался напроситься:

– Костя, возьми, вдвоём лучше.

– Нет, – отказал, – не хочу тебя подставлять.

Жалко парня. Не похож был на того, кто ищет смерти. И такие встречались. У одного в автокатастрофе погибла семья – жена, двое детей, он за рулём был… Лез в самое пекло…

Два месяца мы хорошо работали, рвались вперёд, думали весь Донбасс освободить, да нас стали тормозить, активные действия сходили на нет, начались непонятки. Поговаривали о договорняках наших политиков с укропами. Мы с другом Игорем заскучали и в середине августа вернулись в Омск, я продолжил работать в школе.

На Донбассе впервые услышал о ЧВК «Вагнер».

Сирия

Второй рассказ Кургана

На Донбассе впервые услышал о ЧВК «Вагнер». Наши птуристы, кроме Кости Питера, были оттуда. Друг Игорь, с которым ездили в ДНР, ещё там взял телефоны для связи и поехал в Сирию. Моя первая попытка с «Вагнером» сорвалась. Это шестнадцатый год, позвонил, так и так, хочу к вам. Меня расспросили, что из себя представляю, рассказал подробно, в ответ: подходишь, срочно приезжай в Молькино на базу ЧВК, что под Краснодаром. Загранпаспорта у меня не было. Спрашиваю – оформлять? Заверили: не парься, не теряй время, оформим на месте. И надо такому случиться, а может, Бог отвёл, одним словом, пока я добирался, правила изменились – должен быть на руках загранпаспорт. Меня так просто не свернуть с задуманного, побежал по командирам, пытаясь достучаться и добиться своего, ответ один: да, позавчера работал этот вариант, сегодня нужен загранпаспорт и никаких исключений, извините за накладку. Вернулся домой несолоно хлебавши. Устроился инструктором по стрельбе в тире. Давно мечтал серьёзно заняться стрельбой, тут предложили. Сделал загранпаспорт, полгода названивал в «Вагнер», в ответ звучало разными голосами – пока нет. Стал привыкать к этому «пока нет», вдруг – приезжайте. Снова Молькино. Так называемый фильтр, ходишь с бегунком, в котором десятки позиций, сдаёшь нормативы физо, стрельбу… Хотя и возрастной боец, но оценки получил хорошие. Потом медкомиссия с резолюцией – годен. Надо сказать, служба безопасности «Вагнера» чётко работала, пробили на полиграфе. Наконец контракт подписан, получил жетон, на нём позывной «Курган» выгравирован, и вперёд – на Сирию.

Летели из Москвы с военного аэродрома Чкаловский. Нас под сто человек, одеты по гражданке, по легенде мы строители. Тогда «Вагнера» официально не существовало. У нас даже шутка была: нас здесь нет. Всё скрывалось. Получаешь правительственную награду, сразу говорят: ребята, в военкомат с ней не суйтесь, светиться нельзя. И подписку давали о неразглашении факта работы в компании. Никто нигде не проявлялся, что мы имеем отношение к «музыкантам». Одним словом, нас здесь нет. Аэродром военный, все вокруг в погонах, стриженые, бритые, мы, как бичи, кто во что горазд одет. Рюкзаки, укутанные в чёрные мешки для мусора, чтобы не привлекать внимание любопытных, добавляли колорита разношёрстной компании.

На Ил-76 прилетели в Дамаск. Я припал к иллюминатору, любопытно, как выглядит древнейший город, после Всемирного потопа кто-то из потомков Ноя построил первую городскую стену. В иллюминаторе диковинный мир – красные горы, красная земля. Из самолёта вышли, нашу разномастную компанию сразу отделили от остальных, рассадили по машинам и повезли на базу. Не один раз видел по телевизору репортажи из экзотической Сирии – военная колонна с машинами прикрытия, сопровождаемая вертолётами, те грозно несут установки НУРС. И вот сам еду в такой колонне, у машин прикрытия пулемёты на станках, автоматчики в бронежилетах и касках. На базе нас полностью экипировали – броники, разгрузки, автоматы, патроны, гранаты, аптечки, спальники.

Впечатлил момент. В медпункт идём, стоят морские рефрижераторные контейнеры, а рядом картина маслом – гора окровавленной одежды. Почти полотно Верещагина «Апофеоз войны». Не знаю, что живописец брал за образец своего «Апофеоза», но один к одному сирийский пейзаж на картине – красно-жёлтая пустыня, горы на горизонте, на втором плане разрушенный восточный город, деревья с безжизненными ветвями отжили своё под палящим солнцем, всё мёртвое, из живого – вороньё вокруг огромной пирамиды черепов. А тут гора окровавленной одежды. Штаны, куртки, носки, футболки. Что-то в хлам разорванное, и вдруг просто отличные ботинки… Окровавленные брюки, одна штанина разрезана, похоже, полоснули ножом, снимая, а хозяин брюк истёк кровью. Вонь. Апофеоз современной войны. Рядом морские рефрижераторы, в них двухсотые… Не за этим парни летели в Сирию… Отвоевался я в Дерике – Дейр-эз-Зоре. «Вагнер» участвовал в деблокировке, зачистке города. Нас под эти штурмы набирали. Город в семнадцатом году полностью освободили, но уже без меня. Шли туда колонной почти пятьсот километров. Ехал в кузове пикапа с замполитом нашего отряда. Все в снаряге, в любой момент будь готов к бою. Дорога хорошая… Во все глаза смотрел по сторонам – библейские места… И зазвучала во мне духовная песня:

Как ходил жа грешный человече, он по белому свету…

По сторонам бескрайняя пустыня, редкие деревья, горы закрывают горизонт, всё величественное, будто застывшее во времени…

Приступили к грешну человеку, к яму добраи люди…

Колонна прошла мимо остатков древнего города-крепости… Может, сам Александр Македонский брал его…

– Что тебе надо, грешный человече, ти злата, ти серебра?

Апостол Павел, призванный Иисусом Христом на проповедь Евангелия, ходил этой дорогой, обращая в христиан язычников. Ефрем Сирин подвизался на этой вечной земле, Иоанн Дамаскин…

– Ничево не надо грешну человеку, ни злата, ни серебра.Ни злата, ни серебра, ни залатова одеяния.

Горячий пустынный ветер бьёт в лицо, чужой, неприветливый…

Только и надо грешну человеку один сажень земелики.Один сажень, да сажень земелики, да и чатыре досыки.

Во второй раз песня пришла на память, когда летел с ранением на вертухе обратно. Пацаны-десантники фоткались, возбуждённые, скоро они будут дома, будут показывать девчонкам эти фотографии из далёкой Сирии, а я лёжа пел про себя:

Только и надо грешну челове-е-е-ку по-ка-я-я-я-ни-я.

Когда мы прибыли в Дерик, правобережная его сторона была полностью зачищена, левую в большей части держал ИГИЛ. Стояла задача выбить фанатов. На базе в Дерике попал в свой отряд и в оборот. Это не Донбасс. Не послоняешься без дела, постоянно тренировки, занятия, свободного времени самый минимум. Что сразу понравилось – вооружение взвода. Лежит гора патронов. В ДНР надо было бежать на склад, выпрашивать, доказывать. В первый раз, когда выдали автомат, получил два магазина, больше, дескать, нет. Иду с ними, в голове: как я буду воевать? Это же начать и кончить, а дальше что – камнями отбиваться от укропов? Возвращаюсь. Кладовщик с честными глазами:

– Нет у меня, нет! Найдёшь где-нибудь.

– Да где я их найду, дурья твоя башка? Они на дороге не валяются! Вскипел не на шутку: на войну приехал или на игру «Зарница»? Автомат без магазинов, как тот деревянный. Говорю со зверским видом:

– Хоть что делай, не уйду отсюда, пока не выдашь!

Короче, выдавил из него ещё четыре магазина. Со скрипом дал и с условием, верну потом.

А в Сирии полог расстелен, на нём гора патронов, рядом гора гранат, ящики с запалами. Берёшь, что надо и сколько надо.

Командиры все настоящие вояки, в прошлом контрактники, многие прошли Чечню, Донбасс… Званий нет, только должности – командир отряда, взвода, расчёта, отделения. Идеальный вариант. Без всяких понтов – ты лейтенант, а я капитан. Командир не сидит в кабинете. Все знающие, все воюют, все на передовой. С бойцами в атаку ходят. Замполит на штурмы с нами выезжал, командир отряда, у него триста человек в подчинении, не из тылового бункера руководил.

Не все бойцы выдерживали постоянного напряга. Случалось, крышу рвало. В нашем отделении Рашад был. Хороший снайпер и дебилоид. Начал делать парням подлянки. В конце концов от греха подальше, могли ведь и обнулить, в Россию отправили. Я в первую неделю, как приехал в Дерик, стираю носки, он заходит, метров пять между нами, в руках пистолет.

– Помочь? – бросает с ухмылкой.

С чего бы, думаю, такая щедрость.

– Как-нибудь сам, – отказался нейтральным тоном.

С невозмутимым видом, будто это детская пукалка, нажимает на курок. Целится мимо, но всё одно приятного мало, пули мимо тебя в закрытом помещении летят. Раз, да другой, да третий выстрелил…

Сразу скажу, не пьяный, не накуренный. В «Вагнере» был строжайший закон – никакого алкоголя, наркотиков. Держись, если не хочешь вылететь с треском.

Рашад идёт на меня и стреляет. У меня автомат под рукой, да не успею схватить… На стрельбу в дверном проёме появился командир отделения, стоит, смотрит за развитием событий.

– И чё, – говорю Рашаду, – хочешь этим сказать? – Он опустил руку с пистолетом:

– Ладно, Курган, проехали.

Командиру понравилось моё самообладание, не струхнул, за автомат не стал хвататься, не спровоцировал на прицельную стрельбу.

Затрёхсотило меня без пуль и осколков… Поехали на штурм. С вечера совещались все командиры. После чего командир отделения нас собрал, поставил задачу – рано утром выезжаем на зачистку Дерика, показал на карте, какие дома за нами… По темну подъехали к понтонному мосту, встали в ожидании отмашки. К тому времени установили нормальную переправу через Евфрат. Поначалу, рассказывали, на лодках пробивался десант. Евфрат поболе Иртыша, не позавидуешь парням в лодках. Но отжали у ИГИЛа берег, понтонный мост навели, войска нагнали на охрану, арту поставили.

Переехали Евфрат засветло, солнце большим шаром вставало на востоке. Выдвинулись к месту, технику оставили, дальше пешком. Жилой сектор. Сирийская армия начала зачистку, но буксонула. Ещё те вояки. Он может с одним магазином в бой идти. Отстрелялся и с чистой совестью идёт в тыл на перезарядку. Любили с нами воевать, приветливые: о, рус садык. Русский друг, значит, русский воин. Знают, садык прикроет. Хороших сирийских вояк за три года войны выбили, им на смену пришли вот такие… Парни рассказывали, могли продать игиловцам свои позиции. А чё не продать – долларами платят. Продали, разбежались, ищи ветра в поле. Кроме сирийцев, воевали их союзники афганцы. В тот день подходим к месту старта, а там афганцы, поначалу приняли их за сирийцев, хотя чувствовалось что-то не то в облике… У нас был пулемётчик татарин Ренат, возрастной, даже войну в Афгане зацепил, он разъяснил: это афганцы. Ренат поговорил с ними. Улыбчивые. Угостили нас консервами. С их позиции понаблюдали пару часов за домами, которые предстояло зачищать, а потом пошли на штурм. Справа от нас двигались сирийцы, слева – афганцы. Зачищали дом за домом, кувалдой стену пробиваешь, проникаешь вовнутрь и медленно помещение за помещением проходишь. ИГИЛ – противник серьёзный. Фанатики, конечно, и воины замотивированные, уверены (не вышибешь из него) – правда на их стороне, а неверных надо убивать. Много было потерь у «Вагнера» в Сирии, постоянная карусель – двести, триста шли в Россию, на пополнение потерь прилетали новые «музыканты». На той операции я работал со снайпером Михой, прикрывал его. Он первый засёк коллегу-духа, показал рукой:

– Парни, в той стороне СВД лупит! Снайпер!

А нам именно туда идти. Патроны душара не жалел. Мы перед этим дом зачистили, готовились делать бросок к следующему, и вот незадача, идти в зону работы снайпера. Надёжнее найти и уничтожить или координаты передать арте, хотя бы спугнуть с удобной позиции. А он долбит и долбит, и не понятно, где засел. Решили повыше точку найти, понаблюдать за окрестностями. Взводный указал на недострой, дом из литых блоков, типа шлакоблоков, первый этаж выведен, второй частично. Не до строительства, когда ИГИЛ в городе.

С первого на второй этаж лестничный марш, причём открыт, стены нет. Или ещё не достроили, или такая архитектурная задумка, южный вариант. Мы втроём – Миха, я и взводный – оперативно друг за другом вбежали по лестнице, встали за небольшую стену, где только-только втроём разместиться. Часть отделения осталась внизу. И вдруг сирипупы, сирийцы, повалили. Духи зажали их, они к нам, увидели нас, обрадовались – садыки помогут. И зачем-то повалили гурьбой на второй этаж. Мы втроём еле укрываемся за стеной, они человек десять ломанули. Как оказалось, лестничный марш дух-снайпер держал под прицелом. Мы проскочили, а тут групповая цель. Он один за другим несколько выстрелов сделал. Сирийцы завизжали, закричали, мы троих к себе взяли, что первыми по лестнице бежали, двое за лестницей укрылись, остальные скатились вниз. Я одного сирипупа на себя положил. Он весь в крови, в плечо ранило. У него с собой никакой медицины – ни бинта, ни жгута, ни обезбола. Спрашиваю: есть? Стонет: нет. Да что вы за бойцы? Придётся своё расходовать, и значит, остаться без медицины при штурме. Обезбол вкалываю, жгутом плечо перетягиваю. Он визжит, плачет.

А душара фигачит. Пули долбят по стенам. Десять патронов засадит, смена магазина, снова за своё. Держит, носа не высунешь. Взводный по рации подмоги запросил:

– Парни, выручайте!

Те:

– Да мы тоже под минами сидим, вылезайте как-нибудь сами. Конец связи.

Короче, они в заднице, мы там же, и надо выбираться, пока хуже не стало. Командир взвода позаботился перед операцией, всем дымы раздал. Стоим за стенкой, я говорю: давайте разом дымы бросим, как разгорятся, сразу вниз. Так и сделали, дымы разгорелись. Взводный кричит:

– Раз, два, три, пошли!

Сирийцы поняли, ума много не надо, раз садыки дымы бросили, значит, сваливают, и раньше нас ломанулись. Взводный не успел «три» сказать, они проход забили, кто-то споткнулся, упал, на него другой свалился. Мы определились перед броском – первым скатывается Миха, за ним взводный, я третьим пробегаю линию огня. Выныриваю из-за стены, а в проходе куча мала, сирипупы визжат. У меня дилемма: бежать вперёд – у завала окажусь под пулями, стоять наверху – тоже цель, и обратно за стену – не выход. Оставалось одно – прыгать, чтобы оказаться впереди завала… На мне броник, рюкзак, автомат, РПГ «Муха», каска, и своего веса более восьмидесяти килограммов. Приземляюсь и чувствую, лодыжка не выдержала – перелом. Останавливаться нельзя. Знаю, на горячую можно пробежать какое-то расстояние. Бегу, кости хрустят, кость о кость трётся. Метров двести пробежал, сворачиваю направо, чётко знал – наши там, но взводный и остальные почему-то налево ломанулись, кричу:

– Не туда!

Развернулись. Парни увидели наши гонки, прикрыли огнём, без потерь финишировали. Я вторым прибежал. Весь в крови. Санинструктор кинулся с обезболом ко мне.

– Не надо, – торможу, – не моя кровь.

– Как не твоя, – удивился, – вся грудь залита!

– Сирипупа, – объясняю, – лечил раненого.

Шину санинструктор примотал с моей помощью к перелому и настоял обезбол вколоть. А мины летят. Я к забору отполз, смотрю, взводный ходит, голову обхватил руками, глаза чумные – подконтузило.

– Ложись! – кричу. – Не торчи столбом!

Послушался. Тут мина прилетает. Метрах в пятидесяти от меня парни у забора сидели. Ближе к ним легла. Ренату осколок в голову угодил. Забегая вперёд, скажу, слава богу, ничего серьёзного, оклемался быстро. Замполиту хоть бы что, ни царапины, а пулемётчика наглухо. Рядом были, всем по-разному досталось. Чуть утихли прилёты, наши подхватились уходить. Рената на носилках понесли, двухсотого забрали, взводный своими ногами пошёл, все уходят, меня оставляют. Кричу:

– Э, вы куда, а я?

– Вернёмся, не шуми, этих унесём.

И ушли. Скажу честно, жутко стало. Пусть зачистили район, но духам ничего не стоит снова просочиться. А я неходячий. На пузе далеко не уползёшь, и куда прятаться, в какой подвал. Если фанатики набегут – кранты… Недолго печалился, вскоре за мной вернулись. Двое повели, третий прикрывает. С боков поддерживают, я скачу на одной ноге. Возвращались по нашему пути, который до духовского снайпера зачищали. Подходим к дыре в стене, что кувалдой пробили. Понятно, мы кирпичи не убирали с прохода. Когда ты на двух ногах, прыг-прыг, нырнул и никаких проблем, а попробуй на одной. Проход узкий, вдвоём не пройти, не то что втроём. Говорю парням: отпускайте, идите сначала вы. Они проходят, я делаю кувырок вперёд через плечо, стараясь не задеть переломанной ногой о край пролома, они меня подхватывают. Идти далеко, скакал километра два, в самом конце на закуску ров, наподобие противотанкового, недавно вырытый. С одной стороны Миха-снайпер поддерживал меня, крепкий парень, а с другой – хилый парнишка. На дно рва по склону опустились, наверх поднимаемся, парнишка под моим весом по колено в песок проваливается.

Умаялись мы, все гружёные. Наконец, добрались до носилок. Сирипупов на помощь позвали. Те, расталкивая друг друга, кинулись к носилкам. Почему такое рвение – это же в тыл с передовой идти, подальше от пуль. Вшестером схватились, один командует: Аллах Акбар! – подняли меня. У нас – раз, два, три, у них – Аллах Акбар. Носилки тоже не сахар тащить, я рукой подгребаю, стараюсь помочь садыкам. Наконец вышли к «мотолыге» – МТЛБ, транспортёр-тягач, загрузили нас, трёхсотых, и в сирийский медпункт тут же, в Дерике. Должен сказать, хорошие врачи в Сирии. Грех жаловаться. Потом отправили в отряд в госпиталь за Евфрат.

Если скаламбурить – мне повезло, потому что большому вагнеровскому командиру не повезло – подорвался на мине, осколками нашпиговало, за ним вертуху прислали. Мне бы так быстро не подали, а тут вместе с ним полетел. Кстати, всё нормально с ним, по сей день большой командир. Вертухи в Дерике на стадион садились, оттуда на базу ВКС полетели.

Вот тогда я во второй раз пел, глядя на сирийскую пустыню:

– Что тебе надо, грешный человече, ти злата, ти серебра?Ти злата, ти серебра, ти залатова одеяния?

На базе ВКС нас перегрузили в небольшой самолёт, на нём полетели в Химки, так Хмеймим перекрестили. Здоровенный навес, под ним пункт приёма раненых. Сестры, врачи опрос делают, записывают, как ты ранение получил. Начал я раздеваться, ё-моё, у меня граната в кармане. Заготовил, когда своих ждал под забором, чтобы, если фанаты придут, подорваться, и забыл. Медсестру прошу, возьми гранату, на кой ляд в госпитале. Она испугалась – нет-нет-нет, побежала за военным специалистом. Тот приходит: