Не надейтесь на князей, на сынов человеческих

Летом часто коров пасли. Пастуха не было, деревенское стадо гоняли по очереди, сегодня один двор, завтра другой… Частенько к бабушке придёт кто-нибудь из соседей: «Анна Степановна, выручайте, за нас попасите, пожалуйста». За день платили три рубля. Человеку, бывает, проще заплатить, чем день терять. Или отпроситься на работе не может. Бабушка соглашалась. Три рубля невелики деньги, но если у неё пенсия двенадцать рублей, три очень даже неплохо. Целый день стадо пасёшь, вечером пригоним обратно, бабушке сразу деньги заплатят, бывало, ещё и поужинать пригласят, корову свою встречают у ворот, скажут: «Анна Степановна, приходите с внуками-помощниками». Накормить пастухов считали своей обязанностью.

Хорошо запомнил одну семью, часто за них пасли: Александр Васильевич и жена его тётя Лида. Любил у них ужинать. Люди хлебосольные, приветливые. Жили в достатке, еда разнообразная, вкусная, лучше, чем у нас. Деньги дадут и ещё накормят. Брат никогда не ходил. Мы с бабушкой пойдём, он насупится: «Не хочу». Считал, унизительным. Как подаяние. Бабушка скажет: «Саша, пойдём, люди от души приглашают, ты работал, они хотят отблагодарить». В какой-то раз поддастся на уговоры, да и есть охота, пойдёт. По лицу видно, через силу идёт, но шагает с нами. И всё равно – или с полдороги убежит, а то и до крыльца дойдёт, но развернётся и даст дёру. Не мог себя пересилить. Принципиальным рос. С голоду умирать будет, не попросит. А я мог. Не значит, совсем не совестно, пересилю себя, предложу свои услуги. Давайте, что-то сделаю, а вы покормите. В детстве, молодости не один раз такое случалось. И помогало в жизни. Мог приспособиться к окружающему, Саша нет.

У него всё по-честному. Отец говорил: «Саша у нас усидчивостью берёт». Экзамен сдавать, он добросовестно учил все вопросы до единого. Не по нутру со шпаргалками сдавать. Не мог верхушек нахвататься, определения выучить, остальное списать. Всё учил. В Московский госуниверситет один балл не добрал.

Я при случае давал себе поблажку, мог придумать какую-то хитрость. Запомнилось, в классе пятом дали ученикам задание сдать сколько-то веников. Наломать берёзовых веток, связать в веник-голик. Я домой пришёл, брату говорю:

– Чё я буду лазить по лесу, ноги бить, у лесника на заднем дворе целая гора этих веников, тихонько возьму штук несколько и сдам.

Может и не сделал бы так, но мысль в голову залетела.

Брат ну меня стыдить:

– Так нечестно.

– А чё нечестно! Почему мы должны за кого-то делать?

И тут отец выходит. Я думал, его дома нет, он в соседней комнате сидел. Мою предприимчивость не одобрил, пару раз прошёлся ремнём по мягкому месту. Мог всыпать при случае. Саше реже, мне чаще доставалось.

***

Батюшка считает, гибкости не хватало брату. Окончил Уральский политехнической институт, поехал в Минусинск на всесоюзную ударную комсомольскую стройку – энергетический комплекс. Сначала строил, потом работал инженером, конструктором. А когда в девяностых годах всё стало закрываться, решил, раз не нужен как инженер и конструктор, будет рабочим. И устроился кочегаром. Там и здоровье потерял.

– Разные мы с ним, – говорит батюшка, – но путешествовать оба в молодости любили. В последние годы они с женой Наташей стали ездить в паломнические поездки. В основном по Красноярскому краю, надолго Саше не мог оторваться от своих работ. А в студенчестве ко мне в Новосибирск несколько раз приезжал.

Запомнился его визит, когда я первый курс окончил, практику проходил. Он только-только демобилизовался и приехал. Мы два года, пока он в армии служил, не виделись. Приезжает, а у меня практика. После первого курса у нас была геодезическая практика, а после второго гидрологическая. У института имелась учебная база в селе Мочище, на берегу Оби, в лесу. Сейчас там всё разрушили. А при социализме было отлично организовано. Студенты и работали, и отдыхали. Столовая, отличное питание. На первом курсе жили в фанерных домиках, на втором – в деревянном более комфортном корпусе. Рядом с нашей базой институтский дом отдыха. Красивейшее место.

Нас разбили на бригады. На первом курсе в нашей бригаде были я, Казанцев, Егор Назаров, Миша Норкин, Руслан Бойко, Таня Лосева, Люда Новичкова, Лена Николаенко, Витя Краско, Фарид Ризаев, Миша Ложкин, Люба Ушкова… У каждого бригады свой полигон, стояла задача – заснять местность на карту, рельефы все отобразить. Нам выдавали лодки, ялики были. Всё успевали. На остров на яликах плавали, купались. Вечером пойдём на берег, костёр разожжём, вина выпьем, если у кого день рожденья. Егор Назаров рыбак заядлый, вечером уплывёт на остров, утром с рыбой вернётся. Поваров попросим, сделают нам. За это с ними рыбой поделимся.

Мочище – место бойкое, курортное. От нашей базы по крутому берегу сплошь стояли дома отдыха, пионерские лагеря, дачи властных структур. Один забор заканчивается, другой начинается. Где-то колючая проволока. Берег высоченный, обрыв – лететь и лететь. От заборов до обрыва узкая, метра в два полоска, по ней тропинка.

По тропке ходили в пионерский лагерь. На первой практике жили втроём в домике: я, Казанцев и Руслан Бойко. Руслан новосибирец, везде у него знакомые, в Мочище тоже нашлись. В пионерском лагере работали воспитателями девчонки из пединститута, мы подружились с ними. Хорошие девчонки, у меня была Света, я вообще думал – всё, на всю оставшуюся жизнь. В группе смеялись: «Шура снова женится». Было такое, познакомлюсь, и, всё – женюсь, лучше ни за что не найти. Если со мной встречается, значит, доверяет, надеется на мою порядочность. Всем говорю – женюсь. Сам верил, так и будет. Со Светой аналогичный случай. Спортивная была девчонка, хорошо плавала, в настольный теннис даже Казанцева обыгрывала. С девчонками мы на лодках катались, ездили на остров, жгли костры. По вечерам они воспитанников уложат спать и убегут из лагеря…

Саша приехал ко мне в гости, я попросил разрешения, чтобы пожил на базе дня три-четыре. В тот вечер мы собрались к девчонкам в пионерский лагерь. Саша не пошёл. Робкий был с женским полом и однолюб. Это не я, раз пять в институте собирался жениться. Саша познакомился со своей Наташей на втором курсе, после этого на других женщин не смотрел. В тот вечер договорились с ним, мы с подружками вернёмся, заберём его и поедем на лодках на остров. В пионерский лагерь пошли я, Казанцев и Руслан. Пока девчонок дождались, совсем стемнело. С нами увязалась парочка воспитателей из пионерлагеря, моей Светы подружка со своим парнем. А вечер прохладный, пасмурный. По берегу идём попарно на расстоянии друг от друга. Вдруг за моей спиной крик. Да нехороший. Последней шла парочка воспитателей, что увязалась за нами. Я метнулся к ним. Луна как раз выглянула, что-то мелькнуло передо мной на уровне пояса. Инстинктивно схватил. Девушка была в джинсовом комбинезоне. Тогда в моде были широкие расклешённые брюки, я за штанину схватил. Хорошо, материал крепкий и комбинезон с лямками, брюки не съехали, за брючину ухватился, сначала одной, потом двумя руками, а девушка орёт…

Они затеяли дурачиться на этой узенькой полоске, у парня нога соскользнула, он, падая с обрыва, вцепился обеими руками в девчонку, на ней куртка была, плечи куртки зажал в кулаки. Ухватился утопающий за соломинку. «Соломинка» не из пушинок, сбитая девчонка, килограммов шестьдесят, и в нём семьдесят не меньше, а во мне всего шестьдесят три. Она бёдрами на краю берега, большая часть тела над пропастью, он, держась за неё, как на турнике повис, я всю эту композицию держу из последних сил. И съезжаю к краю, грунт хоть и сухой, но я в туфлях, они не держат. Света вовремя подскочила, схватила меня за ремень брюк. Со стороны посмотреть – инсценировка сказки: дедка за репку, бабка за дедку тянут-потянут… Жаль, за «бабкой» ни внучки, ни Жучки, ни кошки с мышкой. И «репка» не без дела ждёт-пождёт своей участи – в пропасть всю цепочку утягивает.

Я парню ору:

– Отпусти, не то все полетим!

Он-то вниз ногами висит, ему проще, ну переломает конечности, а девчонка головой вперёд нырнёт в кромешную темень. Шею сломать ничего не стоит.

Парень в истерике вцепился в неё мёртвой хваткой, не отпускает. Своя рубаха ближе к телу.

Девчонка истошно кричит:

– Отпусти! Отпусти!

Мы со Светой, как ни упираемся, миллиметр за миллиметром уступаем «репке», съезжаем к краю. Мне впору разжимать руки, иначе будет сказочный полёт всей честной компании в тартарары. Кричу во всё горло:

– Казанцев, сюда! Скорее!

Володя подбежал в качестве внучки и Жучки, с его помощью вытащили «репку». Девчонка обхватила меня, лицом в грудь уткнулась, плачет навзрыд, её всю колотит. На рыцаря своего набросилась:

– Дурак, иди отсюда! Уходи!

Утром мы с Сашей и Казанцевым пошли осмотреть место происшествия. Жуткий обрыв, лететь и лететь, а внизу не соломка – коряги, ветки, мусор, вывороченный пень с корнями. Сверху кидают всякий хлам. Казанцев мне:

– Ну, ты молодец!

Повезло, среагировал на автомате – не думая, схватил за брючину. Прибеги секундой позже, а там высота в несколько этажей…

В тот Сашин приезд показал ему Новосибирск, познакомил со всеми особенностями моей студенческой жизни. Даже одно дежурство на пару с ним отработали на кирпичном заводе. Проходя практику, я продолжал подрабатывать сторожем в столовой кирпичного завода. Тайком уезжал в Новосибирск, а ребята прикрывали мои отлучки. По правилам внутреннего распорядка, надо было находиться на территории базы.

Дежурил я в столовой на пару с дедком – Кириллом Фёдоровичем, на кирзаводе звали его дед Кирюха. Любил повторять: «Виталя, в жизни главное бабу, которая есть жена, хорошую найти. Остальное приложится». – «Ты-то нашёл?» – спрошу. «Отчасти да, – скажет, – отчасти поторопился, можно было ещё поискать. Моя-то генерал, а практичнее пониже званием брать. Генералы они слишком командиры большие! Слова поперёк не скажи. Ты, Виталя, лейтенанта бери, не ошибёшься!» – «Тогда лучше ефрейтора!» – «Беда, Виталя, в том, что ефрейторов среди женщин не водится! У них с лейтенантов начинается счёт! Родилась и, как минимум, лейтенант! А моя сразу в звании генерал-лейтенант появилась на свет!»

Что за генерал у деда Кирюхи – не видел, только мой напарник не очень страдал от генерал-супруги. За её генеральской спиной чувствовал себя вполне. Мы с ним договоримся, он по будням дежурит, я – в субботу-воскресенье за всю неделю отдуваюсь. Дед Кирюха тем временем на даче от своего генерала отдыхает. «Вот где я генерал, так на даче. Моя не любит в земле ковыряться, не генеральское это дело, а моя душа на земле поёт!»

Многие у нас в группе подрабатывали. Люда Новичкова по ночам пирожками на железнодорожном вокзале торговала. Так и пошла после института по торговой части. Женщина умная, хваткая, была директором ресторана в Новосибирске, потом уехала в США, свой ресторан в штатах открыла. А начинала с тех пирожков. Я с кирзавода утром еду, на вокзал зайду, Люда пирожком угостит, вместе первым автобусом едем в Мочище. У нас были тайные тропы, чтобы через вахту не идти. Приходим, все ещё спят, а мы будто и не уходили никуда. Казанцев тогда работал в молочном магазине сторожем и грузчиком. Тоже ездил на дежурства. Друг друга подстраховывали, и никто нас не застукал.

А вообще, мы не уважали тех, кто не работал. Считали их маменькиными сынками. Ты работаешь – значит, самостоятельный, у тебя свои деньги, ни от кого не зависишь. Я с первого курса начал подрабатывать.

Чем отличались соседи по комнате на первом курсе – все работали. Парни, с которыми в одной комнате жил, против нас школяров взрослые, после армии в институт поступили и учились на третьем курсе. Работали не от случая к случаю, постоянно. У Володи Сидоренко в торговом институте брат преподавал, в сфере обслуживания везде знакомые, помогал нам устраиваться. По его наводкам работали сторожами в самых разных торговых точках: магазины, столовые, кафе, рестораны. Как-то ужинаем, Володя мне:

– Молодой, ты у нас не медаль на шее, иди-ка уже копейку зарабатывай.

Я и сам просился, без стипендии тяжко жилось.

– Появилась вакансия, – Володя говорит, – на должность ночного директора столовой кирзавода. Тебя берут без конкурса.

Через пару дней я вступил в должность сторожа столовой кирпичного завода. Располагался он на краю города, это по дороге, что в аэропорта. Не близко, но место отличное. Сердобольные повара первым делом, как придёшь, кормили. Суп останется, щи, картошка, котлеты. Иной раз с собой в общежитие возьму, ребят обрадую. Сейчас думаешь, вот молодость – всю дорогу есть хотеть, в студенчестве никогда не отказывался, если предлагали что-то в себя забросить.

Володя Казанцев устроился сторожем в молочном магазине. Вообще была красота – молочный рядом с институтом. Володя, как ему понадобится на соревнования ехать, просил меня за него подежурить. Придёшь, продавцы угостят творогом, сметаной. С сочувствием к нам, студентам, женщины относились. В столовой кирзавода была тётя Клава, сын в армии служил. Та мне всегда что-нибудь вкусненького припасёт – пару-тройку пирожков, булочек или ватрушек.

– Как ты на моего Гену походишь, – скажет.

Сын в Гаджиево в морфлоте служил.

Иногда я в дежурство Казанцева приходил в молочный. Помогу молоко принять, он мне по начертательной геометрии поможет. В магазине кабинетик был, сядем в нём (это не общага с постоянны гвалтом, здесь никто не мешает), домашние задания делаем, задачи-примеры решаем. Потом завалимся спать, утром поднялись, институт рядом, дорогу перебежали. Удобно. Ночью машина молоко привезёт, примем его… Разгружали каким образом: наклонная плоскость (дощатый помост, оббитый оцинкованным железом), по ней крюками затаскивали ящики с молоком в стеклянных бутылках, а также фляги с молоком и сметаной.

В институте не приветствовалась наша подработка. У работодателей существовало правило: устраиваешься – принеси справку из института с разрешением совмещать работу с учёбой. Так было поставлено, чтобы работа не мешала учёбе. Доставили справки правдами и неправдами. Декан, Павел Николаевич Орлов, с неохотой выдавал, факультет серьёзный, предметы сложные. В советское время жёстко было: два экзамена завалил, вовремя не пересдал, выгоняли без разговоров. Понятия не было, как сейчас сплошь и рядом, за деньги сдавать. Во всяком случае – я такого не слышал ни разу. Паша-декан, считал, подработка во вред учёбе. Одно дело разгружать вагоны от случая к случаю, поработал день, получил деньги и свободен, другое – сторож, которому постоянно приходится отвлекаться от учёбы.

Официальный механизм получения справки выглядел следующим образом: берёшь в канцелярии бланк, пишешь заявление, подписываешь у декана, вторую подпись ставила наша незабвенная секретарша Клавдия Фёдоровна, после неё с четвёртого на второй этаж спускаешься, заходишь в канцелярию, ставишь печать – готово, работай на благо страны и студенческого кошелька. Прежде чем подписать справку, декан обязательно начнёт смотреть, как у тебя с учёбой, нет ли хвостов? Обнаружит: ты троек нахватал, долги по зачётам – ни за что не даст. Умолять бесполезно.

Да уж если голь на выдумки хитра, тем паче бедный студент. По сей день помню замысловатую подпись Паши-декана. Я наловчился делать её один к одному. А Люда Новичкова лихо копировала росчерк с вензелем Клавы – Клавдии Фёдоровны. Ребята бланк возьмут в канцелярии, а «обходят» с ним не Пашу с Клавой, а меня с Людой, потом идут в канцелярию печать ставить. Девчонки из канцелярии, конечно, не будут делать экспертизу, подделана подпись или истинная, не будут звонить Клаве, был у неё студент или нет, хлопнут печать – иди, работай.

Володя Сидоренко истопником работал на почте. Отличное место. Неподалёку от Красного проспекта, в самом центре города, стоял обычный домик с печным отоплением, а в нём почта. Володя скажет:

– Молодой, у меня сегодня дела срочные, подмени.

Я с удовольствием – место спокойное, лучше не встречал, печку углём натоплю и спать. Я на сон никогда в институте не жаловался, но всё равно, когда в общаге семь человек в комнате, раньше двенадцати не уснёшь, а тут тебе никто не мешает.

Немало мест за пять лет сменил, даже монтировщиком сцены в театре был. С актёрами перезнакомился. Был актёр, фамилию запамятовал, Бармалея в сказке играл, здоровый парняга, мордатый. Сейчас часто в кино снимается.

Работой дорожили. Я после первого курса, после практики поехал на каникулы домой и потерял место на кирзаводе, только через полгода туда вернулся. Поэтому на каникулы после второго курса никуда не поехал. Давид Извеков по той же причине остался в Новосибирске. Он работал сторожем на строительстве ресторана «Садко».

Давид был старше меня курсом, а я учился с его братом Мишей. Они пришли из института инженеров железнодорожного транспорта. Обоих выгнали оттуда за драку. Наш Паша-декан взял их, несмотря на чёрное пятно в биографии. Парни умные и боксёры отличные. Давид и Миша секундировали классно. У обоих был этот талант. Мне выпал однажды жребий биться с Виктором Сысоевым, приличный боксёр и левша. Так-то он по жизни был добрейшей души, но боксировал отлично. Давид секундировал, я даже в нокдаун Витю послал. Он сильнее меня и боксировал грамотно, но тут я, благодаря подсказкам Давида, выиграл. На курсе и факультете много было боксёров. Олег Затонский красиво смотрелся на ринге. Скажу ему при встрече: «Олег, любовался тобой, когда ты выходил на ринг». Он улыбается: «Да брось ты». Искренне считает, ничего в нём особого не было – дрался и дрался. Мы с ним время от времени встречаемся, он всю жизнь в Омском пароходстве работал. Настоящий интеллектуал в боксе. Будто не боксировал, а на шпагах сражался. Красивый, аристократичный бокс.

Давид на уровне кандидата в мастера дрался. И упорный. Никогда не забуду один бой. Был у нас Саша Инякин, до семидесяти килограммов выступал. У Давида родная категория до шестидесяти семи, а тут он вес набрал и пришлось против Саши выходить. Тот высокий, а Давид ростом ниже среднего. Оба страшно упёртые. Бойня у них была… Бокс спорт жесткий. Один на один выходишь, и никто тебе не поможет. Давид выиграл по очкам, но до того трудно пришлось. Я заглянул после боя в раздевалку, Давил один сидит и у него слёзы по щекам. Нервное напряжение выходило. Увидел меня, поспешно отвернулся…

Давид в девяностых и нулевых годах руководил крупной строительной компанией в Москве, а его брат Миша – проектной в Новосибирске.

Строящийся ресторан, который сторожил Давид, находился рядом с институтом и его вот-вот должны были открыть, Давид хотел зацепиться за ресторан, чтобы дальше в нём работать и ребят наших туда устроить. Всё получилось удачно, человек пять сразу приняли, Казанцева – вышибалой. Понятия «охранник» тогда если и существовало, только на режимных объектах. Это сейчас сотни тысяч здоровых мужиков чего только не охраняют. Если раньше в школе хватало технички, которая могла половой тряпкой уладить любой конфликт, а конфликтов серьёзнее уровня половой тряпки и не возникало (никаких терактов, наркоторговцев и т.д., и т.п.), то сейчас нужно обязательно ставить охранника, вертушку с металлоискателем. В ресторан в наши времена следить за порядком брали в штат крепкого мужчину. Основная его задача, если кто из посетителей переберёт, тихонечко выпроводить за дверь. Казанцев с полгода в этой должности состоял.

Давид звал и меня в «Садко», я подумал, и не стал переходить с кирпичного завода. Посчитал, к чему от одного добра другое искать. И правильно сделал, как показало время. Новый ресторан приобрёл статус модного, народ повалил, каждый вечер аншлаг. Случалось, любимцы Новосибирска, хоккеисты «Сибири» заглядывали. Нарушали режим спортсмены. В тот раз защитник хорошо нарушил. День рождения у него или что, лишка принял на широкую грудь. Сначала тихо сидел, вдруг начал куражиться: да я вас всех поувольняю. Дело к закрытию, а он вразнос. Парень здоровый. Товарищи по команде разъехались, а он разгулялся. Как раз в дежурство Казанцева. Володя незаметно в уголке за пальмой сидел с журнальчиком. Сразу не стал ввязываться в ситуацию, прибегать к крайним мерам. Вопрос деликатный, хоккеист известный в городе человек, нельзя с ним как с рядовым посетителем обращаться.

Официантки растерялись, все исключительно женского пола, не знают, что с буяном делать. Тот, поднимаясь из-за стола, смахнул пару тарелок на пол, бутылку. Грохот, звон, визг официанток. Сторожем в тот вечер был дедок-пенсионер, который свои сто граммов уже принял, официантки его вытолкнули к хоккеисту, дескать, ты мужик, разберись с ним. Казанцев слышит из-за пальмы, страсти накалились, пора выходить, тихонько вынырнул из своего укрытия и принял радикальное решение – коротким ударом отправил хоккеиста в нокаут. Тот на колени рухнул, головой в пол уткнулся. Казанцев тут же обратно за пальму скользнул, будто его и не было. Нельзя афишировать рукоприкладство, пойдёт слух – хоккеиста в «Садко» избили, реноме ресторана надо блюсти. Дедок-сторож не заметил, кто поверг хоккеиста на пол, только что был на ногах, а уже в отключке. Но желая получить ещё порцию водочки, пошёл козырем перед официантками: это я его запрещённым приёмом уложил. Есть у меня, дескать, в арсенале, один запрещённый приём, любого бугая секретным ударом могу обесточить.

Хоккеист в себя пришёл, понять ничего не может. Посчитал – резко поплохело с перепоя, вот и рухнул, как подкошенный. Поплёлся к выходу.

Рестораны, кафе места искусительные. Если ты к алкоголю пристрастен, лучше не работать, где выпивка дармовая. Ваня Рымаренко, тот самый Фан, устроился в «Садко» сторожем. Казанцев спиртное почти не употреблял, а Фан, хотя был отличным боксёром, не отказывал себе. Раз загулял с официантками после закрытия ресторана. Да так, что море по колено, закуски не хватило – вскрыли холодильник. Наутро протрезвели, замок у холодильника раскурочен, самым варварским способом – следы взлома не скроешь. Казанцев всех выгнал и сам пошёл к ресторанному начальству отдуваться. Умел убедительно говорить. Сказал, что к официанткам пришли чужие, кто-то залез в холодильник. Убедить он убедил, дело на тормозах спустили, в милицию заявлять не стали. Но постепенно наших всех по одному уволили. Так что правильно я не позарился на злачное место, остался на кирзаводе.

…С братом Сашей мы в тот его первый приезд в Новосибирск всю ночь на кирзаводе проговорили. Рассказывал про армию. Вспоминали детство, бабушку, маму, как она нам леденцы приносила. Осиротел он со смертью мамы. Рана эта осталась у него на всю жизнь…

Как молоды мы были

В тот день по дороге к батюшке я вспомнил слова протоиерея Андрея Ткачёва. Речь в проповеди шла о взрослении человека, вхождении в старость. И утверждалось: все, кто старше сорока, обязаны трудиться на ниве христианского просвещения общества, его духовного возрастания. Каждый христианин по мере сил должен вносить свою лепту в прославлении Христа, трудиться во славу Божью. Трудиться в семье, на приходе, где только есть возможность.

У батюшки Виталия так и получилось. В тридцать три года, поехал в Одессу в Свято-Успенский монастырь, был на распутье – его ли дело священническое служение? Будущий старец схиархимандрит Иона, а тогда обыкновенный инок посоветовал: «Виталий, ты попроси Кукшу. Если он благословит, всё получится». Святой преподобный Кукша Одесский будет прославлен через семь лет, мощи его торжественно перенесут в храм монастыря, а тогда Виталий пошёл на могилку к старцу. «Отец Кукша, – попросил, – благослови служить Богу. Грешен я, наверное, не достоин, помоги определиться: быть мне иереем или нет». Как говорит сам батюшка, попросил да и забыл, но прошли годы и выяснилось – святой Куша благословил его. В сорок лет стал раб Божий Виталий иереем.

Ещё вспоминает, через два года после рукоположения снова поехал в Одессу в монастырь и посетовал старому знакомому, эконому архимандриту отцу Виталию, что не силён в богословии, плохой из него миссионер. На что отец Виталий сказал: «Кому благовестить, а кому крестить. С тебя и «Отче наш» хватит. На всё воля Божья. А благодать не зависть от количества святой воды, важности нашего внешнего вида. Служи, молись за своих прихожан, помогай им».

В тот мой приход к батюшке увидел в его келье сумку с болгарским перцем. Перец один к одному. Перчины крупные, мясистые. Разбираюсь в этом овоще. Тесть и тёща, Царствие им Небесное, русские болгары и перец выращивали отменный. Тесть рассказывал, раньше старики на базаре купят бутылку, а стакана нет под рукой, не долго думая, верхушку у перчины срезают и – наливай, поехали. В хороший плод граммов двести входит. Выпил, «стаканом» закусил…

Рассказал батюшке.

– Не пробовал, – засмеялся. – А с этим перцем целая история с географией.

И поведал историю с перцем и географией.

– Проблема из проблем для граждан – банковские кредиты, – начал рассказ батюшка. – Народ наш юридически тёмный, его и держат в безграмотности умышленно. Мало того, тёмный, ещё и наивный. Особенно молодёжь. В голове ветер, одним днём живут, понадобились деньги и рассуждают: а возьму кредит, как-нибудь потом выкручусь. Банкам только дай заманить в свои жульнические сети. Формула известная: без лóха жить плохо, без лохá жизнь плоха. Раньше ещё и на счётчики бандиты ставили. У Марата так и получилось. Он татарин, но сибирский, и то лишь на одну половину – отцовскую, по матери – самый что ни на есть русский. Михаил в крещении. Самого в церкви только на Пасху видел, а мать ходила и ходит на службы.