Иллюзия Реальности

– Ни за что не поверю, что он отпустил тебя одну в Диалон. И, судя по платью, ты пыталась сойти за местную.

– Это не важно. Главное, я добралась.

Мужчина сузил глаза и чуть наклонился.

– Ты сама, да?.

– Нет, не сама. Я… Эбен, я рада, что ты здесь и ты в порядке. Мне очень нужна твоя помощь!

– Значит я прав.

Я пожала плечами и осмотрелась. Говорить о наших с Адамом отношениях я не хотела. Слишком это странно, учитывая то, что было между мной и Эбеном.

– Где мне найти временный госпиталь?

– Он здесь, недалеко. Хочешь я провожу тебя?

Мужчина протянул руку, и я засомневалась, имею ли право я прикоснуться?

– Здесь тебе не Андарион, – подметил Эбен, – Никто не осудит за прогулку в обществе мужчины.

– Уверен?

– На сто процентов. В Пустоши почти не найти сестер Дома Мира. Они взращивались исключительно для города.

– Деметра сильно проклевала мне мозг, – попыталась отшутиться я, – Хорошо. Я постараюсь забыть о городе. Но и ты не подумай, что мы… В общем, мы теперь друзья.

Эбен улыбнулся и потянулся к сумке Ханы.

– Я возьму это. Продукты?

– Ага. Одна женщина попросила передать их дочери. Та трудиться в госпитале.

– Ты всегда найдешь кому помочь.

Но я еще никому не помогала. Просто Эбен видит во мне только хорошее. Мы прошли вперед. Недалеко от разрушенного центра находился госпиталь, который именовали «временным». Он расположился прямо под горой и был похож на огромный белый шатер, растянутый вдоль отвеса скалы. Сверху вдоль камней протянута металлическая сеть, прибитая огромными кольями внизу у земли. Она служит защитой от камнепада. Рядом с шатром расставили фонари и мелкую медицинскую технику. Жизнь здесь кипела. Людей много, большая часть – лекари.

К госпиталю просто так не подойти. Здесь тоже имелось ограждение и сканер. госпиталем стоит все та же система сканирования. Но на этот раз я получила отказ, образовав очередь из желавших выйти за пределы территории лечебницы в Диалон.

– Как я и думал, ты не зафиксирована в системе, – выдохнул Эбен, взглянув на панель, – Отойдем в сторонку.

Народ пошел вперед, а Эбен оттянул меня к ограде. Мужчина наклонился к уху и прошептал, – Эмбер, нельзя приезжать тайно. Что будет, если Адам узнает?

– Он не узнает, – я сердилась. Лекарь будто нарочно поднимал эту тему, – Если ты не расскажешь.

– Почему не рассказала ему?

– Потому что времени не оставалось. Я соврала во благо, Эбен.

Лекарь выждал, когда пройдут все желающие и подошел к панели. Брюнет набрал новый код, ввел мои данные в поле «пациент». В этот раз мне не составило труда разобрать код. Я разбиралась в нем без усилий.

– Тебе должно быть знакомо.

– Что знакомо? – не оборачиваясь, переспросил лекарь.

– Врать близкому человеку во благо.

Эбен застыл, система запиликала, и стеклянная дверь уехала в сторону, открыв нам путь.

– Ты все еще сердишься из-за тайны о твоем появлении в городе?

– Нет, – ответила я, стараясь говорить спокойно. Внутри же все бушевало. Я смотрела в эти карие глаза и ждала, что он сам расскажет или хотя бы попытается, – Все в прошлом, да? Теперь между нами нет никаких секретов.

– Ага.

Эбен улизнул. Он поджал губы, отвернулся и поменял тему.

– У тебя есть список лекарств?

– Да.

– Когда ты уезжаешь?

– С попутным обозом. Завтра вечером.

– А где будешь находиться до этого времени?

Я покачала головой и прошла к широким тканевым дверям госпиталя.

– Ты можешь остаться в моей комнате. Я буду на ночном дежурстве и не побеспокою тебя. Смоешь выспаться.

– Я не думаю, что это хорошая идея. Сам понимаешь, прошлое… Лучше останусь спать под звездами.

– Здесь нет звезд, – процедил лекарь, – Только станции. Не сюда. Идем!

Мужчина подхватил меня за плечо и повел в другую сторону от центрального входа.

– Куда мы?

– Главный вход тебе не нужен. Лучше не светиться. Помни о том, что ты прибыла сюда тайком.

– Но ты ввел мои данные?

– Пока не пройдешь через двери клиники, система не запишет тебя как пациента. А если пройдешь, Адам получит оповещение. Если твой муж в полях, подобная новость его расстроит.

Предусмотрительно. Я прошла за Эбеном вдоль шатра и высоких клиньев, удерживающих сеть, направо. В той стороне стояли строительные леса, а за ними спрятан арочный вход. Вместо двери у него висели лоскуты ткани и подавался теплый воздух, пахнущий йодом.

Лекарь вошел туда первым, я следом. Лицо обдало теплом и госпиталь внутри оказался довольно светлым, сухим и комфортным. Прямо под высоким потолком шатра были протянуты длинные полосы со светодиодами. Секции разделены тканевыми стенами, и каждая палаточная дверь была подписана по назначению.

Эбен не останавливался. Он держал меня за руку и вел куда-то вперед по узкому коридору, пока мы не дошли до большого помещения. Это была комната отдыха для служащих в госпитале. И вид ее соответствовал общежитию. Хаотично расставлены столы, брошены вещи, расстелены спальники прямо на полу. Мужчина прошел вперед к дальнему правому углу. Бросил свою сумку у крохотного стола, включил планшет и присел.

– Эмбер? Ты чего стоишь? Подойди.

Поначалу я считала, что все будут смотреть на постороннего человека, но до меня никому не было дела. Мужчины и женщины, присутствующие в комнате, были уставшими и вымотанными. Казалось, они не спали несколько дней.

– Так тихо, прошептала я, присев на табурет рядом с Эбеном, – Люди настолько устают на работе?

– Нет, дело в другом. Вчера нас обстреляли, – лекарь произнес это очень обыденно и продолжил рассматривать список на экране планшета.

– Мне жаль.

– Я знаю, – Эбен посмотрел на меня, – Еще по утру привезли пятнадцать военных с тяжелыми ранениями. А наш госпиталь пока не оборудован, да и человеческих ресурсов не хватает. Работаем в несколько смен подряд, а потом меняемся. Но, как видишь, уснуть сложно.

Теперь я поняла откуда взялись ссадины на лице.

– Соболезную.

– Спасибо, Эмбер. Я знал, куда еду, – он вновь посмотрел на меня. Карие глаза изучали меня, – А ты? Ты знала?

– Нет. Я ничего не знаю о Диалоне и о Пустоши. Эбен, я ведь память потеряла.

– Да, – произносит он незаинтересованно и вновь обращается к экрану, – Какие лекарства нужны?

Я запустила руку в карман юбки, достала сверток и передала лекарю. Тот изучил каждую позицию, вывел в программу и даже подобрал замену отсутствующим позициям, полагаясь на свой опыт. Рецептному сбору был присвоен уникальный код, а по подписи Анны верификация прошла без моего участия.

– Адам не узнает кем был создан запрос?

– Нет, – Эбен свернул окно, – Готово. Сегодня в полночь на складе соберут коробку, и ты можешь отвезти ее тому, кто болен.

– Томас, – ответила я, – Это сын одной хорошей женщины. Ему три.

– Рискуешь ради малыша. Благородно! А для себя лекарства не возьмешь?

– Ты хочешь потянуть время? – прямо спросила я и не встретила реакции, – Прости, но мне нужно идти. Я должна найти Бри.

– Не найдешь.

– Почему? Она…

– Нет. Она в полях, помогает раненным. Несколько лекарей заступает на смену каждый день. Сегодня ее очередь.

– Тогда ты можешь передать ей это? – я указала на сумку, оставленную Эбеном у входа.

– Передам.

– Спасибо! Я… Лучше пойду.

Наверняка Хана расстроится, узнав, что с дочерью не увидится. Но это уже не в моих силах. Дело сделано. Мне больше нечего делать в госпитале. Тем более находится рядом с человеком, которого когда-то любила. Без лишних слов я поспешила удалиться. Эбен хоть и попрощался, но уже у выхода из госпиталя окликнул меня.

– Постой!

– Что-то случилось?

Мужчина открыл рот, но сказать ничего не смог.

– Нет, Эбен, – прошептала я, разворачиваясь к дверям, – Лучше все закончить как есть… Зря я… Нельзя нам видеться.

– Нельзя же уйти вот так?

Что я могла сказать? Только уйти.

– Глупая, – ругнулся лекарь, сократив расстояние в пару шагов. Не церемонясь, Эбен схватил меня за запястье и потащил прочь из госпиталя. Это было грубо и импульсивно. Мы вышли за дверь арки и повернули в крохотный тупик за строительными лесами. Здесь никого не было и нас никто не увидит. Мужчина все еще крепко держал меня за руку.

– Мне больно! Отпусти!

– Знаешь, все могло бы быть гораздо хуже, решись я на большее, – Эбен преградил мне выход назад и настойчиво удерживал за плечи, – Что ты делаешь? Почему ты так рискуешь?

– Что я делаю? Я приехала за лекарством, только и всего.

– Не только. Ты думаешь я не вижу? Ты хотела этой встречи! Хотела?

– Ты правда хочешь это знать?

– Хочу, – ответил брюнет, загородив собой все пространство, – Я же вижу, что-то не так. Ты была другой в Андарионе. Да что там в Андарионе, даже в Гарнизоне! Я не видел в твоих глазах столько… обиды? Что произошло?

Я шумно вздохнула, сжала руки в кулаки, отчего боль ссадин прошлась током по телу.

– Ладно! Ладно, я скажу. Мы были детьми. Тебя готовили к городу. И та женщина… Она возилась с нами. Она сказала, что я и ты будем вместе и поженимся, когда станем взрослыми.

– Нэн, – ответил лекарь, разжав ладони и отпустив мои плечи, – Ты помнишь ее?

– Ты мне врал!

– Эмбер, нет, я не…

– Подлец! – прошипела я, замахнувшись и отвесив лекарю пощечину с такой силой, что ладонь загорелась огнем. Но я забыла о том, что он волк и этот удар всего лишь поцелуй ветра. Эбен не сдвинулся с места, пристально смотря в глаза, – Ты соврал мне дважды! Дважды, Эбен! А говорил, что больше нечего скрывать!

– Стой, – брюнет схватил меня, скользнувшую под его рукой к выходу, но я попыталась вырваться. Не вышло, – Постой, теперь нельзя уйти.

– Можно! Уйду и не стану говорить. Не хочу слушать очередную ложь.

– Я не стал говорить, чтобы не навредить тебе, глупая. Если бы Андарион знал правду, тебе не жить.

Глава 4. Эбен

Истина, как вода, рано или поздно просочиться сквозь пальцы. Мое прошлое не исчезло, оно спряталось где-то на задворках памяти и постепенно вспыхивает бессвязными обрывками. Если Эбен пытался меня спасти, то должен был в определенный момент все объяснить. Но даже исчезая из моей жизни, он ничего не сказал.

Я не ушла. Стояла и молчала, пытаясь успокоить внутреннюю бурю. Эбен терпеливо ждал. И когда мои плечи опустились, а взгляд стал спокойным, мужчина заговорил.

– Эмбер, если ты действительно готова узнать прошлое, я все расскажу. НО ты должна понимать, что таким образом потеряешь ту безопасность, к которой пришла. Ты должна выбрать: знать и все изменить или забыть и спокойно жить дальше.

– Выбора нет. Я уже вспоминаю. Думаю, это не остановить.

– Процесс восстановления памяти долгий. Если ты не будешь на этом фокусироваться, прошлое не вернется.

– Это странно, Эбен, жить так, будто ничего не было. Не помнить детства, юности, не помнить нас.

– Ничего особенного. Есть только настоящее, все остальное либо еще не случилось, либо давно завершилось. Ты переехала в новое место, у тебя есть муж и перспективы. Фокусируйся на этом и создавай новое прошлое.

Лекарь был так спокоен. Он смотрел на меня с теплом и заботой и это после того, как я залепила ему пощечину. Об этом я успела пожалеть, особенно когда лучше рассмотрела лицо Эбена. Мужчина будто скитающийся зверь, потерянный, уставший, без блеска в глазах. Совсем не такой, каким был в Андарионе.

– Я хочу помнить родных. Родителей. Они ведь лежат в Черных топях?

– Район массовых захоронений? Ты вспомнила их?

Я припала спиной к каменной стене и коснулась рукой виска. Нажала на него, чтобы подавить пульсирующую боль. Она пришла ко мне, как только попыталась вспомнить.

– Это место называют скорбным в Пустоши. Теперь я знаю. А воспоминания… Все случилось на пути к Витруму. Наша машина остановилась. Вроде проблемы на дороге, я точно не знаю. Все остались в кузове, а я нет. В том месте много могил, они взбудоражили память.

– Что ты сделала? – Спросил Эбен.

– Сошла вниз и побежала вперед по болотам. Адам ринулся следом, пытался меня остановить, а потом… Он чуть было не погиб из-за меня.

– Об этом слышал. Его подстрелили повстанцы. Твоей вины в этом нет.

– Конечно есть. Если бы я не сбежала…

– Возможно его бы убили у машины. Поэтому вы встали на дороге, это диверсия.

– И все же я не могу избавиться от чувства вины. Гадать что было и чего бы не было, все равно, что оправдывать глупый поступок. Но, Эбен, в тот момент я не могла мыслить адекватно. Сбегать не собиралась, однако отчетливо помню, как на короткий миг возненавидела Андарион и военных. Мне кажется, я презирала даже Адама.

– Ты любишь его? – Эбен произнес это шепотом и без надежды. Он будто хотел убедиться в том, что, итак, понятно.

– Люблю. А раньше…

– Любила другого человека, – закончил за меня Эбен. Он сдержанно улыбнулся, зажав уголки губ.

– Я этого не помню. Но ты должен знать, в Андарионе все было по-настоящему. Может я полюбила тебя, потому что помнила это чувство?

– Мне было восемь, когда тебя привели к старушке Нэн, – без моего согласия, Эбен начал рассказывать. Я не противилась, – Решение приняли родители, если не ошибаюсь, твоя мама. Я помню, как она выглядела – молодая, красивая и глаза большие, добрые. Вы очень похожи.

– Не помню ее лицо.

– Ты видишь ее в зеркале, – усмехнулся Эбен, – С появлением маленькой шестилетней Эмбер моя жизнь изменилась. Я влюбился, представляешь? Держал тебя за руку, дарил свои игрушки, защищал.

– Прям влюбился?

– Сложно было не влюбиться в наивные глаза голубого цвета. И ты не была испугана, как другие дети. Ты всегда спорила с другими, отстаивала свое и умела дружить.

Лекарь улыбался, вспоминая прошлое.

– А Нэн?

– Нэн ты любила. Она была хорошей, доброй женщиной.

В памяти не было образов, но ее голос я помнила даже сейчас.

– Дом Нэн не был домом няни. Туда попадали особенные дети и некоторое время оставались для обучения. Так жители Пустоши пытались нас защитить, – Эбен опустил глаза, как будто вспомнил что-то важное, а затем сухо добавил, – И не только Пустоши. Были некоторые потомки из семей Андариона, чьи родители сообразили отправить своих сыновей подальше от Хельги.

– Адам?

– Нет. Адам не был среди детей. Ему не посчастливилось иметь связи в Пустоши. Чтобы спрятать особенного ребенка в городе, где система отслеживания граждан на высоком уровне, его матери пришлось выбирать меду будущим в проекте Рыцарей и военным делом.

– А я? – до меня дошло то, о чем пытался сказать Эбен, – Ты сказал, в дом Нэн попадали особенные дети. Я тоже особенная?

Стало тяжело дышать. Нутро протестовало тому, чтобы я вспоминала. Эбен не замечал борьбы, я старалась маскировать панику, чтобы он не остановился, не передумал говорить.

– У тебя есть способность, – подтвердил брюнет, – И я был очень удивлен, когда ты не распознала код после амнезии. Ты даже не поняла, что это.

– Так в чем моя особенность?

– В коде, – развел руками Эбен, – Ты обладаешь способностью не просто запоминать сложные числа и разбираться в кодах и шифрах системы Андарион. Ты можешь писать их, выстраивать сложнейшие логические цепочки и менять под нужные комбинации. И пока опытные программисты будут разбирать язык и кодировку, ты справишься с поставленной задачей, не погружаясь в процесс.

– Нет, я так не умею.

– Умеешь, – настаивал брюнет, – Ты гений кода.

– Меня этому обучали?

– Достаточно с тебя того, что ты знаешь почему была у Нэн. С кодом история сложная и, прости, но рассказать могу только о нас. Я не буду рассказывать о твоем обучении и потенциале.

– Нет, нет! – я заметила, что лекарь занервничал и схватила его за рукав куртки, – Почему?

– Твои умения причина всех бед. Станешь вспоминать, разорвешь все связи с Андарионом, – Эбен взял меня за руки и убрал их от себя. Где-то рядом зазвучали голоса. Лекарь осмотрелся и заговорил тише, – Так ты точно потеряешь Адама.

– Эбен, – я проигнорировала его предостережения, – Меня ведь нашли в комендантский час?

– Да, верно.

– Я помню, смутно.

– Эмбер… Я предупреждаю тебя, не копайся в прошлом.

Этот умоляющий взгляд. Но на меня он не действовал. Мотор внутри заработал, и я не могла избавиться от интереса к прошлой Эмбер. Воспоминания рвано пробирались в сознание. Я вспомнила, как по огромному мосту к рычагу. У меня была задача, я волновалась. Кто-то пытался отговорить меня. Это был мужчина, но не Эбен. Над мостом стояла стена звукового воздействия. После я вспоминаю сильный ветер, удар, темноту и голос Розмари на дороге.

– Архитектор говорил, что я готова…

Этого человека я тоже вспомнила, но только внешне. Ему около сорока пяти. Волосы с проседью, очки, и приятный бархатный голос. Архитектор относился ко мне с теплотой и даже уважением. Как будто отец. Он восхищался мной.

Воспоминания о мужчине четкие, но образные. Никакой конкретики и даже имени. У него нет имени. Только странное прозвище или это мог быть позывной?

Из раздумий меня вытащил Эбен. Мужчина прикоснулся ладонью к щеке и наклонился, обеспокоенно рассматривая мое лицо.

– Эй, ты побледнела. Все в порядке?

– Не знаю. Голова сильно кружится.

– Так, хватит. Для человека, пережившего амнезию, подобные разговоры могут быть травмирующими. Идем, – Эбен крепко взял меня за руку повел за собой, – Тебе нужно прилечь. В моей комнате.

– Я не могу.

– Не паникуй, я тебя не трону. Знаю, ты замужем и любишь блондина. Но я ведь лекарь! Моя обязанность заботиться о больных.

– Я не болею.

– Может и так. Но тебе надо поспать и прийти в себя. Я ведь не спросил, сколько времени ты без сна после Витрума.

– Ничего со мной не будет, – прошептала я. Но он был прав. Усталость после поездки присутствовала.

Брюнет провел меня вдоль коридора, мимо палат и приемных. Я видела раненых солдат, видела женщин и даже стариков. Эбен сказал, что многие из Пустоши. Эти люди живут отдельно, вне поселений. У них свои фермы и сады. Удивительно, как удается хоть что-то вырастить на пустынной земле? Хотя я видела огромные пшеничные поля, располагавшиеся под экранами гарнизона. Им ведь удавалось это, почему бы и здесь не вырастить овощи?

– За что страдают жители Пустоши?

– Ведутся ожесточенные бои. Диверсанты продвигаются к нейтральным зонам. Им нет дела до простых граждан.

– Разве те, кто разжигают войну, не часть Пустоши?

– Гражданская война делит людей на своих и чужих и на тех, кто попал под каток. Всегда будут невинные жертвы.

– И как давно это происходит?

– Так как сейчас, не было много лет. Все усложнилось.

Эбен провел меня в самый конец временного госпиталя к белому боксу. Идентичные комнаты-дома стояли в ряд под шатром друг напротив друга. Примерно три на шесть метров в длину, около девяти штук. Домики для элитных лекарей с защитой. Даже в Диалоне присутствовало классовое разделение, выделявшее элитных жителей подкупольного города. Простые мед работники ютились в общих комнатах под шатром.

Я снова вижу код на двери и уже разглядываю его, опираясь на информацию о великом даре. Действительно, мне не составляет труда распознать его. Такие коды применяются медиками и военными, с двойным шифрованием и сканом. Серьезная защита, а значит и человек, его использующий, не пешка в игре системы Андарион.

– Понимаешь данные?

– Да, – кивнула я, застигнутая врасплох, – Начала понимать несколько дней назад. Но теперь классифицирую их. И ты прав, это не составляет труда.

– Класс, – с досадой выдал Эбен, – Способности так просто не сотрешь из памяти.

– Наверное.

– Проходи, – брюнет открыл тяжелую дверь. Внутри все засветилось голубой подсветкой, а затем лекарь щелкнул основной свет, – Здесь сможешь отдохнуть. А если голодна…

– Нет, я не буду есть. Просто нужно посидеть. Видимо ночь без сна и усталость.

– Могу дать тебе лекарство. Оно поможет.

Я подхватила мужчину за руку, прежде чем он отошел. Эбен вопросительно посмотрел на меня и, похоже, даже смутился. Наша дистанция постоянно не соблюдалась.

– Я передумала. Хочу знать все, – отпустив руку лекаря, я присела на стул и прошептала, – Не о способностях или обучении. Я хочу знать о нас.

Брюнет кивнул. Он вдруг задумался и прошелся вдоль светлой комнаты. Внутри временного дома почти не было мебели. Небольшая подвесная кровать, столик, шкаф и пара стульев. А еще подобие вешалки у входа. Конечно же присутствует большой монитор и средства связи, наподобие тех, что я видела в Витруме. Мужчина поставил свою сумку и снял куртку горчичного цвета. Он выпросил минуту, скрывшись за дверью в крохотной ванной. Нужно было смыть с себя пыль и подумать. Уверена, на самом деле Эбен просто подбирал верные слова и обдумывал, о чем лучше умолчать, чтобы обойти острые углы. Лекарь снял с себя кофту и вышел ко мне, оставаясь в белой футболке. Его темные глаза горели интересом, и я не могла справится с чувством смущения. Как будто я вновь зависима от действий лекаря, от его слов и выбора, как было в Андарионе. Плюс эта крохотная комната и отсутствие свидетелей… Смущает. Но я держалась как могла, чтобы сохранить внешнее спокойствие.

Эбен взял второй стул и поставил его напротив, а сам сел так, чтобы облокотить руки о спинку впереди себя.

– О нас, так о нас. Чтобы ты вновь не влепила мне пощечину, я расскажу все как есть. Что делать дальше – решать тебе.

Я сама уже ничего не решала. Моя жизнь страница за страницей открывала прошлое и остановить это, как и отказаться от этого, невозможно. Я опустила глаза, не силах смотреть на Эбена. Он заговорил.

– Мы дружили не только в детстве. Это продолжалось очень много лет. Сначала писали друг другу тайные письма, когда в десять меня отправили под купол. Ты ведь знаешь, Хельга усыновила меня.

– Да, знаю. Но если ты был в Пустоши, то как ей это удалось?

– Хельге подвластно многое. Заприметила меня в сиротском приюте еще до того, как я попал к Нэн. Потом наводила справки. Ей ничего не мешает покидать город, чтобы решать насущные проблемы. Как и мне. Теперь.

Я посмотрела на Эбена с непониманием, но тот пожал плечами. Выбор в пользу помощи Пустоши не был его первой поездкой за пределы города.

– В пятнадцать я попал в новое подразделение наряду с другими мальчишками моего возраста. До этого мы все учились в общий классах. Там же я познакомился с Адамом. Ты знаешь об этом. Как только меня отобрали для защиты Андариона, сразу ввели чип. Это маленькое устройство…

– Знаю, – перебила я, – В голове. Оно связывает тебя с волком.

– Верно, – невесело улыбнулся лекарь, постучав по спинке стула, – После этого Хельга решила, что теперь я точно никуда не сбегу и дозволяла покидать город. Она знала, что я скучаю по родным краям, хоть и воспитывала в соответствии с правилами Андариона. Я старался быть образцовым сыном ради этих дней в Пустоши, ведь там меня ждала ты.

– Мы встречались?

Эбен потянулся к шее и выправил из-за футболки серебряную нитку с крохотным кулоном. Обычная капля металла, размером с рисовое зернышко, висело на крохотной петле.

– Помнишь эту вещицу?

Лекарь расстегнул замок и вложил цепочку мне в руки. Удивительно, но я узнала ее сразу и вспомнила свой первый дом. Мы жили там с родителями. Без подробностей, только детали, которые вряд ли запомнит взрослый, но всегда увидит ребенок. Белые стены и все изборождены дырками от пуль. Мой мир утонул в войне, но воспоминания казались светлыми.

– Я нашла этот кусок в стене дома после обстрелов.

– Да, – улыбнулся Эбен, – А петлю ты припаяла сама. Ты помнишь, что случилось в тот день, когда ты подарила ее мне?

– Нет, Эбен, я не помню тех событий. Совсем.

Наверняка он рассчитывал на другой ответ. Радость на лице сменилась досадой, а голос прозвучал сдавленно.

– Может я сентиментален, но я запомнил. В тот день мы впервые поцеловались. Тебе было семнадцать. Наши новые, взрослые отношения только зарождались. Помню, ты даже дала клятву, что будешь ждать меня. И ты ждала. Год за годом. Каждая наша встреча была настоящим раем. Мы были близки во всех смыслах – духовно, физически…

– Ого, – выдохнула я, почувствовав, как щеки загорелись огнем, – Так значит в клинике все случилось…

– Нет, не впервые, – подтверждает парень, – Наши отношения были серьезными, настоящими. Мы даже разработали план, чтобы и дальше оставаться вместе. Хотели пройти распределение и получить совершенно невозможное в рамках Андариона, разрешение на союз.

– Разве можно сломать систему? Я слышала, что распределение неподкупно и абсолютно случайно?

Эбен протянул руку и коснулся моей ладони.

– Да, но ты ведь гений программирования.

– Ах да, точно, – я закусила губу, задумавшись на тем, как много я утратила. Ничего не помню. Даже сейчас, когда Эбен эмоционально обрисовывал события, – В таком случае, почему ты ничего не сделали? Или сделали?