Торговец дыма

– …и решил, что эта подделка сделана с моего одобрения, – закончил за него Варгас. – Теперь я понимаю, с чем связан твой тон… в письме и сейчас…

– Я надеюсь, ты можешь объяснить мне, как так вышло, Марио, – попросил Альбрехт. – Я все эти годы доверял тебе, но эта гравюра, пришедшая из Нового Света, будто… будто выбила у меня почву из-под ног!

– Понимаю, как это выглядит, Альбрехт. Понимаю, – со вздохом сказал Варгас. – Но объяснений у меня нет. Возможно… возможно, кто-то из слуг во время моего отъезда пускал в мой дом создателя этих копий? Не знаю, что и сказать.

Все то время, что банкир пытался сбивчиво объясниться, Дюрер смотрел на него с надеждой. Взгляд художника буквально вопил – ну же, старый друг, убеди меня, что ты тут ни при чем!

Но у Марио правда не имелось аргументов. Гравюра хранилась у него в кабинете, и скопировать ее, не побывав у банкира дома, не было никакой возможности.

– Слуга пускал кого-то… Ты не уверен в своих слугах? – спросил художник наконец.

– Уверен, но… Какое еще может быть объяснение? Ты волен мне не верить, безусловно, но подлость лжи в том и состоит, что ее нельзя заявить заранее!

Дюрер отступил к скамье и без сил опустился на нее. Повернув голову, художник посмотрел на «Мальчика в звездах», взял ее в руку, усмехнулся и бросил гравюру обратно на стол.

– Конкистадор говорит, что Колумб продал уже десятки, если не сотни, гравюр жителям Нового Света. Мой друг не уточняет, что на них изображено. Может статься, они подобны этому «Мальчику в звездах» – глупейший замысел, упакованный в мой узнаваемый стиль и подписанный моим именем. Но, может, там есть и копии других моих гравюр. Пока я могу только гадать об этом. Но я намерен пойти до конца.

– Что ты имеешь в виду? – выгнул бровь Марио.

Их с Дюрером взгляды встретились.

– Я хочу найти этого жалкого подражателя и судиться с ним, – тихо, но твердо сказал Альбрехт. – Хочу, чтобы он понял – если воруешь у Дюрера, жди апокалипсис. Я полагаю, мастер находится в Севилье или окрестных землях, поэтому прошу тебя помочь мне с поиском. Ты ведь не откажешь?

Под вопросительным взглядом художника Марио медленно кивнул и ответил:

– Помогу, чем смогу, старый друг.

Банкиру почудилось, что мальчик на гравюре, лежащей на столе, хитро улыбнулся на этой фразе, но в следующий миг стало понятно, что это лишь причудливая игра света.

Глава 19

Кошмар наяву

2024 г.

Утро выдалось нестерпимо жарким; на море царил штиль без любого, даже робкого намека на ветер, и выходить на веранду из прохладной виллы продавцу дыма совершенно не хотелось.

Пар от кофе и дым от сигары сплелись в причудливом танце над столом под мерное рычание кондиционера на стене, неустанно вырабатывающего спасительный холод. Расстегнув пуговицу рубашки, Санчес откинулся на спинку кресла и подумал, что сегодняшнее неторопливое утро решительно контрастирует со вчерашним днем, который выдался на редкость насыщенным.

Первую его половину Луис занимался оформление документов для Джонсона: стервятник постоянно торопил Санчеса, чем несказанно раздражал. После, порядком заведенный, Луис поехал на китайскую стройку и там долго ругался с высокомерным инженером Ксингом, который отчего-то решил, что его посредничество заслуживает большего вознаграждения. Санчес прямо сказал этому зарвавшемуся мандарину, что уже завтра он найдет еще с десяток людей на его место – причем за «гонорар» вдвое скромней нынешнего. Так же Луис подчеркнул, что Ксинг может быть самым талантливым инженером на свете, но это вовсе не значит, что его труд посредника между Никарагуа и Китаем должен оплачиваться по столь же высокой ставке.

Надо было видеть лицо азиатского засранца, когда Санчес высказал ему все это прямо в лицо. Продавец дыма в тот момент подумал даже, что Ксинг взорвется и наконец признается собеседнику, какого он на самом деле мнения о нем. Однако, поскольку перепалка их происходила на улице, и мимо туда-сюда сновали рабочие, инженеру хватило ума просто стиснуть зубы, попрощаться с Луисом и уйти восвояси.

Ничего, рассудил продавец дыма, отправляясь в обратный путь. Если Ксинг не совсем идиот, он больше не доставит Санчесу проблем.

Идти мимо столовой Джи и не зайти внутрь было странно, но Луис в очередной раз справился с этой вредной привычкой. Прошлому лучше оставаться в прошлом – это касается как мертвых, так и живых.

Глядя на окна столовой, Луис в очередной раз удивился, насколько же верно правило: «доведя женщину до оргазма, не думай, что ты ее удовлетворил». После того, как Санчес нашел хьюмидор с Чавесом на подоконнике Уго, Джи пару раз звонила ему, но он не брал трубку, и она перестала – видимо, к тому моменту майор уже все ей рассказал.

Будь Луис ей по-настоящему дорог, вероятно, китаянка поступила бы иначе.

На обратном пути со стройки Санчеса настиг звонок Джонсона, и пришлось вернуться в офис, чтобы доделать документы по отгрузке сигар в США – проклятые бюрократы из департамента FDА, контролирующий импорт табака в Америку, буквально вчера выплюнули очередную директиву, чтобы усложнить и без того несладкую жизнь сигарного бизнеса охапкой бесполезных документов.

Лишь когда поздно ночью Луис наконец вернулся домой, принял душ и, наспех поужинав, завалился в кровать, мироздание сжалилось над ним и позволило провалиться в сон практически сразу, как небритая щека коснулась холодной наволочки подушки.

Теперь, в жарком неспешном утре, вчерашняя суматоха казалась не более реальной, чем дым под потолком. Не более реальным, чем образы с картины Дюрера на стене – мальчик, лестница и летучая мышь.

Реальным была только сигара в руке и кресло под Луисом. Возможно, кофе в чашке, наполняющее комнату чарующим ароматом. Совершенно точно – дневники Марио Варгаса, дряхлая обложка которых практически сливалась с древесиной стола. Фоном играла опера «Кармен», которая контрастировала с картинкой безмятежного океана за стеклянной дверью террасы.

Казалось, ничто не может нарушить эту идиллию утомленного жарой утра… как вдруг из прихожей послышался стук.

Санчес бросил взгляд на часы. Кого это принесло в такую рань? Охранники и прочие службы отеля обычно пользовались телефоном или, реже, мобильную связь. Но телефонный аппарат на столе и наушник в ухе не подавали признаков жизни.

Возможно, это кто-то из соседей… например, Уго? Хотя он, как говорят знакомые, временно перебрался в Эстели, сигарную столицу Никарагуа, чтобы там найти сигарного простофилю для своей безумной затеи…

Когда стук повторился, Луис поднялся из кресла и отправился в прихожую.

Стоило открыть дверь, и поток жаркого воздуха ударил в лицо. Хуже того, на пороге стоял не сотрудник отеля или охранник, а самый настоящий офицер полиции в рубашке. Сквозь промокшую ткань проступала татуировка на плече но контуры были нечеткие. За спиной полицейского стояла, мерцая маячком на крыше, жандармская машина.

Внутри у Санчеса похолодело. Тут же ледяной волной накрыло прошлое – Мадрид, раннее утро, «здравствуйте, сеньор»…

– Здравствуйте, сеньор, – словно прочтя мысли Луиса, поприветствовал его полицейский. – Офицер Перес. Как я могу к вам обращаться?

– Дон… дон Санчес, – выдавил продавец дыма. – А что случилось?

– Пожалуйста, пройдемте со мной, – тихо, но твердо сказал офицер.

Ощущение тревоги только усилилось.

– А куда? Надо ли мне брать с собой какие-то… вещи? – глядя на лицо полицейского, покрытое испариной, спросил Луис.

– Разве что шляпу, – подумав, ответил полицейский.

Санчес кивнул и хотел закрыть дверь, но Перес придержал ее.

– Не стоит, сеньор.

Луис недоуменно уставился на раннего гостя. Он что, боится, что Санчес… сбежит?

Спорить с полицейским в столь непонятных обстоятельствах не хотелось. На негнущихся ногах Луис прошел в спальную и взял с полки парусиновую шляпу, чтобы хоть как-то защитить голову от палящего солнца.

Стоило на миг закрыть глаза, и перед внутренним взором появилась до боли знакомая картина – проклятый перрон проклятого мадридского вокзала…

Луис мотнул головой.

Паническая атака сейчас будет совсем уж лишней.

Обув мягкие туфли, Санчес вернулся в прихожую:

– Я готов. Документы брать?

– Пока не нужно.

Перес отклеился от дверного косяка, который подпирал плечом, и вышел. Луис последовал за ним.

Жаль, что едва начатую сигару пришлось оставить умирать в пепельнице, с грустью подумал Луис, щурясь от яркого солнца.

Во дворе перед главным домом «Мукуля» где располагались ресепшен и ресторан, толпились люди. Луису показалось, что он разглядел среди зевак лысеющую макушку Хосе, но он не был уверен в этом.

– Следуйте за мной, сеньор, – одернул продавца дыма полицейский.

Не обращая внимания на зевак, провожающих шепотом и тревожными взглядами, они дошли до обрыва и начали спускаться по каменной лестнице. Уже на полпути Луис заметил пятачок берега, огороженный по периметру ярко-желтой лентой. На песке в неестественной позе неподвижно лежал человек.

– Это кто? – дрожащим голосом спросил Луис.

– Его личность устанавливают прямо сейчас. Пока могу сказать только одно: на самоубийцу этот парень не похож.

Санчес про себя согласился, что довольно трудно убить себя со связанными за спиной руками и пакетом на голове.

– Сеньор, не отставайте, – поторопил его Перес. – Нас ждет детектив.

Санчес кивнул и прибавил шаг. С каждой преодоленной ступенькой чувство тревоги только усиливалась, но Луис старался не показывать этого офицеру.

Кто там, лежит, на песке? Кто-то из работников плантации? Охранник «Мукуля» (боже, хоть бы не Хосе!..)?

Рядом с трупом стояли несколько человек в распахнутых рубашках, красные от жары – видимо, это были другие постояльцы отеля, которых выдернули из уютной прохлады их домов, чтобы опросить на месте преступления. С некоторыми из них беседовали полицейские, одетые точь-в-точь, как Перес, сопровождающий Луиса на берег. Казалось, что Бог, пораженный случившейся трагедией, поставил время на паузу – зеркальная гладь океана идеально ровная, ветра по-прежнему нет, а чайки с пеликанами в своем беззвучном парении превращают звенящую тишину в зловещую.

Чем ближе был очерченный лентами полиции алтарь, тем сильней удары пульса в висках напоминали Санчесу набат. Вот они остановились в нескольких футах от покойника. Не успел Луис перевести дух, как под ленту поднырнул мужчина в рубашке с медицинскими шевронами на плечах и медицинской маске. Наверное, это судмедэксперт, успел подумать Санчес, прежде чем мужчина наклонился, взмахом руки согнал ленивых от жары мух и стянул пакет с головы покойного.

Земля пошатнулась под ногами Луиса, когда он увидел окровавленное лицо убитого, перекошенное гримасой боли и ужаса.

Это был Ксинг, китайский инженер, которого Санчес вчера был готов прибить за непомерную жадность.

Готов был прибить… но не прибил. Ведь правда? Правда?

Луис точно уехал вчера и ничего не делал китайцу! Черт, он даже руки ему не пожал перед уходом!

– Здравствуйте, дон Санчес, – послышался сбоку знакомый голос.

Повернувшись, Луис растерянно уставился на Франко. Он стоял рядом с подтянутым смуглым парнем с коротко стриженными темными волосами.

Наверное, это и был детектив, о котором говорил офицер.

– Здравствуй, Франко, – вяло ответил продавец дыма. – Что произошло?

– Никто… ничего толком не знает, сеньор, – тяжело дыша, ответил охранник. – Этого парня нашли тут на рассвете. Один из постояльцев вышел на утреннюю пробежку и сразу сообщил нам… мы вызвали полицию.

– Позвольте, сеньор, – вклинился в разговор Смуглый. – Так это вы – дон Санчес? Луис Санчес?

– Да, это я.

– Детектив Домингес. – Смуглый прищурился и мотнул головой в сторону трупа. –Вам случайно не знаком этот человек, дон Санчес? Его имя… – Офицер сверился с планшетом в руке. – Ксинг. Он работает… работал на строительстве канала. Был инженером.

– Знаком, – одними губами ответил Луис.

– Вы ведь вчера заезжали на стройку, верно?

– От… откуда вы знаете? – цепенея от удивления, пробубнил Санчес.

– Это я им сказал, сеньор, – вставил Франко. – Вчера, выезжая из отеля, вы обмолвились, что поедете туда.

– Ну, допустим, я там был.

– Допустим, были. – Смуглый сделал пометку в своем планшете. – Далее. Сменщик Франко, Хосе, сказал, что вы приехали в «Мукуль» довольно поздно и были как будто… чем-то расстроены.

– Чем-то расстроен? Это Хосе так сказал? – удивился Санчес.

Смуглый проигнорировал вопрос продавца дыма и спросил:

. Согласно журналу, это было в одиннадцать ноль семь, верно?

– Да, возможно… Я не помню настолько точно.

– А во сколько вы покинули стройку?

– Не помню. Около четырех.

И снова палец Смуглого заскользил по планшету. Судмедэксперт, вынырнув из-под ленты, подошел к офицеру и, наклонившись к уху, что-то прошептал. Смуглый исподлобья посмотрел на Луиса:

– Сеньор, наш криминалист хотел бы осмотреть вашу машину, если вы не против.

– За… зачем? – растерянно спросил Санчес.

– Он считает, что этого мужчину убили в другом месте, а потом сбросили сюда. При этом от него пахнет бензином и… табаком. А вы, насколько я знаю, являетесь табачным магнатом?

Франко закивал, будто вопрос был адресован ему, и промокнул вспотевший лоб платком. Луис же украдкой ущипнул себя за ногу через подкладку брюк. Не помогло: проклятый кошмар все не кончался.

Кто бы мог подумать, что утро, начавшееся кофе, сигарой и «Кармен», закончится вот так – пляжным допросом рядом с трупом, под беспощадными лучами солнца?..

– Лучше вам, конечно, сотрудничать со следствием, дон Санчес, – доверительно сказал Смуглый. – В конце концов, вы ведь знали этого парня и были на стройке вчера, когда он еще был жив.

– Как будто я один был на той стройке!.. – с трудом сдерживая раздражение, сказал Луис. – Да там работают тысячи китайцев!

– Но не у всех из них есть машина и доступ в «Мукуль», сеньор, – пожал плечами офицер. – Так что, сеньор, вы позволите нам осмотреть пикап?

– Да… да, конечно, – вздохнув, ответил Луис. – Пойдемте наверх.

Они – смуглый офицер, судмедэксперт, Франко и Луис – медленно побрели обратно к вилле, с трудом преодолевая ступеньку за ступенькой раскаленной каменной лестницы. Мысли, одна темней другой, словно всадники Апокалипсиса с гравюр Дюрера, несли его к чему-то неведомому, но точно не сулящему ничего хорошего.

Ксинг мертв. Его убили. Убили где-то за территорией отеля, привезли сюда и сбросили с обрыва.

Но кто? И зачем? И почему именно здесь?

Чтобы подставить… меня?..

И, черт возьми, конечно, от Ксинга пахнет табаком – он ведь его курил и продавал! Но стоит ли об этом говорить полицейским? Вопрос на миллион…

Четверо поднялись наверх и подошли к пикапу Луиса, припаркованному у его дома.

– Вы можете убрать брезент с багажника? – тут же попросил Смуглый.

Просьба была немедленно выполнена. Луис откинул брезент в сторону… и замер, увидев на дне багажника засохшие пятна крови.

Луис сунул дрожащую руку в карман, чтобы достать платок и промокнуть пот, струящийся из-под шляпы на лоб и шею.

Смуглый офицер отреагировал на действия Санчеса странно и резко – выхватив пистолет, он направили его на продавца дыма и сказал:

– Пожалуйста, держите руки на виду, сеньор!

Санчес медленно поднял руки вверх.

Судмедэксперт подступил к багажнику и, прищурившись, стал изучать кровь на металле через увеличительное стекло.

– Дон Санчес, – испуганно пробормотал Франко. – Скажите, что это неправда. Пожалуйста, скажите, что это не то… что это не его кровь у вас в пикапе! Молю вас, сеньор!

Санчес не успел ответить охраннику: Смуглый, подойдя, завел руки продавца дыма за спину и надел на него наручники.

– Вы задержаны по подозрению в убийстве, сеньор, – сказал офицер. – Вы имеете право хранить молчание…

Он говорил что-то еще, но Луис быстро перестал слушать. Шагая к полицейской машине, Санчес думал лишь о том, как бы проснуться.

Ведь творящийся вокруг бред не мог происходить на самом деле.

Ведь правда же?..

Глава 20

Подделка

1506 г.

– Заседание суда объявляю закрытым, – монотонно пробубнил испанский судья Милиато, почтенный старец в засаленном парике и серыми усталыми глазами стукнул молоточком по трибуне.

В Севилье был июнь – чудесная пора, время обильных солнечных ванн, когда легкий ветерок доносит до усталого горожанина желанную прохладу.

Тем странней было проводить столь чудесный летний день на площади, созерцая суд между мастером и талантливым ремесленником, которым возомнил себя равным ему.

По крайней мере, в вопросах получения прибыли.

Оппонентом Альбрехта Дюрера был некто Гарсия Рухес – малоизвестный севильский гравер, человек, не особенно похожий на художника. Лощенный, манерный, с щегольской бородкой и вечной полуулыбочкой, он больше смахивал на севильского модника-горлопана, привыкшего больше рассказывать о своих талантах, чем применять их в деле.

Однако же его руки выдавали ремесло Рухеса – они были покрыты мелкими шрамами и царапинами, как и приличествует настоящему граверу. Но каждая отметина окупилась сторицей: Марио слышал, что Гарсия продал не менее трех сотен гравюр с инициалами Дюрера, а сколько их было всего, банкир и представить не мог.

Загадкой осталось и то, каким образом к нему попала гравюра из дома Марио – «Ведьма, сидящая на козле задом наперед», которую банкир хранил в своем кабинете. Никто из слуг так и не сознался в том, что «продал» ключ от дома Варгаса, да и улик у банкира не было.

Суд внимательно изучил копию и оригинал гравюры, оценил все доводы Дюрера и Рухеса… и вынес неоднозначный вердикт: Рухесу отныне и впредь запретить подписывать гравюры инициалами «А. Д.» – а Альбрехту отказать в компенсации.

Само собой, что такое решение Милиато вызвао совершенно праведный, на взгляд Варгаса, гнев.

– Это немыслимо! – прорычал немец, после закрытия заседания подойдя к Марио. – Получается, он может и дальше копировать мои гравюры, только не подписывать их моим именем? Уму непостижимо!

– Не знаю, что и сказать, – честно признался Варгас.

Решение суда действительно казалось странным. А глумливая улыбочка Рухеса наводила на мысль, что Фемида в лице судьи Милиато на сей раз была не так уж и беспристрастна.

Впрочем, опротестовать решение суда тем же днем все равно не представлялось возможным, и потому Марио утащил Альбрехта в ближайший пристойный трактир и стал поить вином, чтобы отвлечь от грандиозного фиаско. Уже сидя за столом, художник продолжал хаять нечистого на руку гравера:

– Подумать только, а ведь когда-то этот мерзавец Рухес гостил у меня дома! – воскликнул художник. – Причем дважды! Видел бы ты Агнес, когда она узнала, кто именно скопировал мои гравюры!.. Будь она здесь, видит Бог, она бы просто… просто убила бы этого негодяя на месте!

– В мире, где торжествует справедливость, жадность стала бы кратчайшим путем к бедности, – грустно заметил Марио.

– Как жаль, что в нашем мире торжествует жадность! – в сердцах сказал Альбрехт.

Несмотря на то, что Альбрехт явно находился не в лучшем расположении духа, наблюдать за ним Марио было приятно. Во-первых, они не виделись около двух лет. А, во-вторых, меланхолия, которая губила Дюрера, с годами практически сошла на нет или, по меньшей мере, стала почти незаметна. Из субтильного напуганного жизнью юноши он превратился в уверенного в себе мужчину, хотя телосложение его практически не претерпело изменений. Да, руки немного окрепли, спина выпрямилась, но главную метаморфозу хранили в себе глаза.

Некогда затянутые маревом сизого дыма тоски, теперь они горели жизнью, и это несказанно радовало Марио.

Выплеснув гнев, связанный с несправедливым решением судьи, художник пригубил вина из бокала. Варгас воспользовался заминкой и спросил:

– Ну что, может, наконец расскажешь, как ты сумел разоблачить Рухеса?

– Тому виной, мой друг, все та же пресловутая жадность, – с кривой улыбкой ответствовал Альбрехт. – Прежде всего я нанял одного севильского пройдоху, чтобы поспрашивал, где можно приобрести гравюры известного Нюрнбергского мастера. То, что ищу поддельного Дюрера, я, разумеется, не уточнял. – Художник сморщился в негодовании и отпил вина. – Денег пообещал выше, чем умеренно, но не слишком – чтобы не спугнуть. В итоге пройдоха свел меня с некоей Мартой, которая и продала мне еще одну мою-немою картину Святого Иеронима в келье. Стиль был идентичен фальшивкам, которые я демонстрировал в твой приезд в Нюрнберг…

Марио уважительно хмыкнул – он и подумать не мог, что Альбрехт обладает таким недюжинным умом. Впрочем, банкир тут же предположил, что идеи могли исходить от севильского пройдохи, который явно поднаторел в скупке и продаже краденных вещей и фальшивок.

А Дюрер тем временем продолжал:

– Поняв, что это тот же самый мошенник, я попросил пройдоху разузнать про эту Марту. Выяснилось, что она является кузиной Гарсии Рухеса… а не его супругой, как я сначала предположил, решив ненароком, что мерзавец решил повторить мою жизнь до деталей! И после этого я вспомнил, что Гарсия дважды бывал у меня проездом и много расспрашивал об искусстве работы с медью.

– Надо же. И что ты предпринял? Подал в суд?

– О, не сразу. Сначала мой слуга наведался домой к Гарсии и застал его в мастерской, среди гравюр, очень похожих на мои собственные. Две из них он убедил продать якобы для своего хозяина – не спрашивай, за какие суммы, они даже тебя, уверен, повергнут в шок. Эти гравюры я впоследствии передал суду для сравнения с моими. И они, как видишь, признали факт копии… но ничего не стали делать. Возможно, потому, что Рухес отдал им полученный от меня гонорар. Такая вот злая ирония, мой друг.

Альбрехт снова выпил вина, а Марио, нахмурившись, пробормотал:

– История невероятная, признаться. Но ты, похоже, так и не смог узнать, кто пустил их в мой дом?

– Ты знаешь, я впоследствии отказался от этой мысли – когда узнал, что речь идет о Гарсии, – признался Альбрехт. – Если мне не изменяет память, во время его последнего визита в мою мастерскую я как раз работал над «Ведьмой». И, вполне возможно, что он украдкой скопировал ее, когда учился у меня мастерству.

– Каков негодяй, – только и сказал Варгас.

Дюрер усмехнулся, кивнул и, грохнув бокалом о стол, сказал:

– Ладно, пусть с ним, с Рухесом. Скажи лучше, что нового происходит у вас в Севилье? У тебя самого? Сколько мы не виделись? Два года? Три?

Торговец дыма лишь тяжело вздохнул. Со времен их последней встречи в Нюрнберге он погрузнел еще больше и обленился настолько, что в последнее время практически не покидал Севилью. Последним путешествием Марио стала поездка в Вальядолид, где Варгасу довелось в последний раз пообщаться с еще одним старым другом…

– Колумб умер, – негромко сказал банкир.

Дюрер, заслышав это, на несколько мгновений превратился в персонажа с одной из своих гравюр – сидел неподвижной, с бокалом в руке, и оторопело взирал на Варгаса.

– Как… – выйдя из оцепенения, прошептал художник. – Когда?

– Буквально две недели назад. Ты, верно, слышал, он был сильно болен…

Альбрехт закивал.

– И вот, примерно в середине мая его не стало. Я думал написать тебе, но быстро понял, что ты все равно скоро окажешься в Севилье, и мы с тобой поговорим об этом, так или иначе.

– Я понял, – произнес Альбрехт. – Прискорбно слышать.

– Увы, это было, пожалуй, неминуемо, – вздохнул банкир. – Перед четвертой экспедицией он по-прежнему считал себя великим первооткрывателем, хотя давно уже не совершал путешествий более продолжительных, чем от дома до ближайшего трактира. Притом обратная дорога после нескольких кувшинов вина вполне могла сравниться со странствием к далеким берегам Нового Света.

– Все так, – кивнул Дюрер. – Когда мы виделись с ним в последний раз – тогда, у тебя в кабинете, он показался мне… призраком.

Марио медленно кивнул. Примерно те же мысли посещали банкира, когда он сидел у ложа Христофора и с болью в сердце смотрел на умирающего старого друга. Колумб уже ничем не походил на того неуемного мечтателя, с которым банкир в свое время отправился в Нюрнберг. Четыре экспедиции в Новый Свет начисто смыли с лица усталого путешественника задор былой жизни. А ведь Марио хорошо помнил, с каким воодушевлением его друг рассматривал карту Тосканелли и мечтал найти короткий путь в Индию.

В те мгновения Христофор напоминал ребенка, который рассматривал новую желанную игрушку. Сейчас же на кровати перед Марио лежал немощный старик. Высохшие бледные пальцы путешественника вцепились в простынь – так утопающий в море цепляется за обломок мачты, чтобы не пойти на дно.