Дни освобожденной Сибири

7. Новые власти. Таинственные харбинцы

Надо заметить, и это очень важно, что подчинение самого Иванова-Ринова, а также людей из его ближайшего окружения ЗСК Временного правительства автономной Сибири считалось на тот момент фактом чисто формальным. Дело в том, что организационные структуры омского подполья были созданы в марте 1918 г. при непосредственном участии специального уполномоченного Добровольческой армии юга России генерала В. А. Флуга, мягко говоря, весьма сдержанно относившегося к министрам-социалистам из ВПАС*. Да и вообще в Омске, в отличие опять же от вечно соперничавшего с ним в тот период Томска, не очень симпатизировали эсерам, меньшевикам и прочим приверженцам любых левых взглядов. Руководство омского подполья в большей своей части негласно ориентировалось на так называемых харбинцев или, точнее сказать, таинственных харбинцев, на политиков и общественных деятелей правоконсервативного толка, проживавших в столице КВЖД, в китайском городе Харбине и создавших в начале текущего года организацию под названием Союз защиты Родины и Учредительного собрания. Сначала во главе её стоял адвокат Владимир Иванович Александров, но постепенно руководство организацией перешло к бывшему управляющему КВЖД генералу Дмитрию Леонидовичу Хорвату. Усилиями начальника штаба подпольных вооруженных формирований Западной Сибири А. Н. Гришина-Алмазова, специально приезжавшего в Омск за месяц до начала мятежа, местных нелегалов во главе с Ивановым-Риновым с трудом, но всё-таки удалось уговорить подчиниться единому руководству в лице министров Временного правительства автономной Сибири. Но всё это было лишь чисто формальным компромиссом.

_______________

*Подробнее см.: «День освобождения Сибири», глава «Миссия генерала Флуга в Сибирь».

Для того чтобы омские повстанцы не вышли из-под контроля, распоряжением Западно-Сибирского комиссариата, выполнявшего, как мы уже отмечали функции официального представителя ВПАС в Сибири, в противовес полковнику Иванову-Ринову своего рода временным гражданским диктатором в столицу Степного края был назначен правый эсер А. А. Кузнецов. За подписью именно этих двух лиц и стали выходить в первые дни после победы восстания все распоряжения новой власти. Вот одно из таких постановлений, датированное седьмым июня:

«Временным Сибирским правительством я назначен командиром Степного корпуса. Вся полнота власти с сего числа принадлежит мне и уполномоченному Временного Сибирского правительства А. А. Кузнецову впредь до передачи власти земским и городским общественным управлениям.

Командир Степного корпуса полковник Иванов.

Уполномоченный Временного Сибирского правительства Кузнецов».

По всей видимости, все те, кто читал это постановление, в зависимости от своих политических взглядов и пристрастий, делали упор на абсолютно

разные по смыслу, но так или иначе ключевые с их точки зрения фразы того воззвания. Одни перечитывали по нескольку раз: «вся полнота власти принадлежит мне… полковник Иванов». Другие вчитывались совсем в другое: временно «до передачи власти земским и городским общественным управлениям».

Далее последовали приказы о назначениях на ключевые военные и гражданские административные посты. Начальником гарнизона Омска по умолчанию стал сам полковник Иванов-Ринов; комендантом города назначили подполковникп Андреева; должность начальника штаба городского гарнизона занял поручик Ячевский; омскую милицию возглавил эсер Бородкин. Не так давно (ещё при большевиках) освобождённый из тюрьмы Х. В. Коршунов, занимавший до ноября 1917 г. должность прокурора Омской судебной палаты, вновь вернулся на своё прежнее место работы, то же самое произошло и с бывшим прокурором Омского окружного суда Филипповым. На ключевые, а точнее наиболее жизненно необходимые посты в управлении, а именно: финансы, продовольствие и судоходство, были назначены представители военно-промышленного комитета, функционировавшего ещё при царской администрации, соответственно – А. П. Мальцев, М. Н. Ваньков и Н. П. Двинаренко. 13 июня состоялось общее собрание служащих управления Омской железной дороги, на котором в присутствии комиссара ВПАС А. А. Кузнецова была принята резолюция, одобрившая произошедший переворот и постановившая вернуть к исполнению своих обязанностей уволенных большевиками начальника дороги И. А. Козырева и его первого помощника Г. М. Степаненко.

Таким образом, всё постепенно возвращалось, что называется, на круги своя, т.е. как бы ко временам старорежимного уклада, лишь слегка потревоженным двумя столичными революциями. Вспоминается почему-то в связи с этим многим известная из истории XIX века фраза, сказанная императором Александром-I после отстранения от власти (путём убиения до смерти) его отца, полусумасшедшего, как считается, реформатора Павла-I, что «теперь всё будет как при бабушке», т.е. при Екатерине II, которая, как известно, вольнодумца-демократа Радищева называла «бунтовщиком, хуже Пугачёва».

Город Омск вновь объявлялся на военном положении, опять запрещалось свободное передвижение в ночное время, собрания и митинги без особого на то разрешения тоже категорически воспрещались, любое сопротивление властям должно было немдленно пресекаться, причём самым жестким образом, вплоть до расстрелов на месте. В тот же день 7 июня полковник Иванов-Ринов отдал приказ об аресте всех активных деятелей советской власти, а людей, так или иначе сотрудничавших с ней он распорядился уволить из всех гражданских и военных учреждений. Точно так же как и в Томске под аресты в первые дни попало очень много народа, причём задерживались не только большевики и лица активно им помогавшие, но также и некоторые члены оппозиционных при советской власти партий – меньшевиков и эсеров, из числа так называемых интернационалистов. Так уже вскоре в одной из омских тюрем оказались такие известные в городе общественные деятели, как А.П.Оленич-Гнененко и Б. Н. Автономов, участники, между прочим, областнического движения Сибири последнего революционного года. А некоторое время спустя за решетку угодил, пожалуй, самый авторитетный в Омске политический деятель из числа умеренных левых – меньшевик К. А. Попов. Он принимал, хотя и косвенное, но всё-таки участие в подавлении ноябрьского 1917 г. юнкерского мятежа в Омске. Однако одновременно с этим Константин Андреевич в январе 1918 г. одним из немногих открыто выступил против разгона большевиками Всероссийского Учредительного собрания.

Политпреступников рангом пониже вообще хватали на первых порах всех подряд без всякого разбора, их приводили в Дом республики, здесь с ними в пожарном порядке разбирались наскоро назначенные кем-то люди. Совсем уж мелкую «рыбёшку» отпускали по домам, однако тех, на кого имелся хоть какой-то более или менее серьёзный компромат, отводили в тюрьму на отсидку, в целях проведения дальнейшего дознания. Но так было лишь в первые два дня, потом аресты и обыски стали производиться только на основании ордеров, выданных комендантом города подполковником Андреевым. А уже через неделю всеми этими вопросами начала заниматься специально созданная следственная комиссия. Многих, скрывавшихся от возмездия деятелей советской власти отлавливали по деревням крестьяне, привозили в Омск и сдавали куда следует, порой требуя, точно также как и в Томске, оплаты за своё усердие и проявленную политическую сознательность.

Вечером 7 июня в Доме республики начали выдавать оружие всем без исключения желающим выступить на борьбу с большевиками, однако, уже на следующий день, когда стало ясно, что никакого сопротивления со стороны красных внутри городских кварталов не происходит, винтовки стали выдавать только по письменному разрешению начальника милиции Бородкина или по рекомендациям, полученным от лояльных к новым властям политических партий; у людей, не имевших такого разрешения, оружие, напротив, начали изымать. По городу расклеили объявления, призывавшие граждан сдавать в управление милиции, находившеейся на Ядринцевской улице, незаконно полученные ими огнестрелы. Однако таких добровольцев нашлось, видимо, совсем немного (за винтовки и наганы давали очень хорошие деньги на базарной толкучке), поэтому патрулировавшие улицы дружинники проверяли у граждан не только удостоверения личности, но и при необходимости – разрешение на ношение оружия.

Ну и, наконец, последнее, опять же по счёту, но не по значению, о чём уже поздним вечером 7 июня успели известить горожан Иванов-Ринов и Кузнецов, явилось объявление о том, что на 10 часов утра следующего дня назначается собрание членов городской Думы, а также представителей всех политических партий антибольшевистского направления. В указанное время 8 июня в здании городской Думы, как и ожидалось, собралось очень много народа, кроме изрядного скопления политических и общественных деятелей здесь присутствовала также и любопытствующая публика. На столь важное общественно-политическое мероприятие прибыл А. А. Кузнецов и объявил, что он назначен уполномоченным Временного правительства автономной Сибири в Омске и будет руководить исполнительной властью до полного восстановления работы городского и земского самоуправления. За ним от имени фракции меньшевиков выступил с декларацией по текущему моменту гласный Гладышев. После этого, ввиду того, что остальные фракции думы не успели приготовить свои заявления, был объявлен перерыв до восьми часов вечера.

На вечернее заседание опять собралось очень много народа. Вёл собрание временный председатель Думы Н. Д. Буяновский. Объявленная им повестка предполагала оглашение деклараций всех думских фракций о поддержке новой власти, а также осуществление довыборов гласных на те места в Городской думе и управе, что освободились после прекращения полномочий депутатов из числа большевиков и левых эсеров. В конце заседания Николай Буяновский со знанием дела, как бывший управляющий омским отделением Русско-Азиатского банка, заявил по текущему моменту о крайне скудном финансовом положении в городе и области. На всё про всё, что называется, у городской администрации, по его словам, осталось лишь 34 миллиона рублей*, остальное, по словам Буяновского, было похищено большевиками («Омский вестник», №115 от 11 июня 1918 г.).

_______________

*На самом деле в Омске осталось немного больше денег, не 34, а 42 миллиона рублей, об этом доложил 16 июня на собрании торгово-промышленников заведующий отделом финансов ЗСК А. П. Мальцев, по его словам большевики увезли с собой 280 миллионов, 38 они оставили в Центральном банке и 4 в казначействе («Сибирская речь», №22 от 23 июня 1918 г.).

Следующим по очереди, но не менее важным по значимости общественно-политическим событием в жизни освобождённой столицы стала конференция представителей восставшего Сибирского казачьего войска. Собравшиеся в Омске казаки заседали с 8 по 11 июня и рассмотрели целый ряд наиважнейших вопросов, призванных ответить на самые последние требы дня. Во-первых, решено было уже через месяц, в соответствии с издревле существующим положением об автономии казачества, созвать большой войсковой круг для выборов своих собственных органов самоуправления, разогнанных большевиками в январе 1918 г. и заменённых Советами казачьих депутатов. На переходный период казаки утвердили временные органы власти. В Войсковое правительство вошли несколько членов старого правительства, избранного на большом круге в сентябре прошлого года, а также – шесть новых, выборных от самой конференции. Исполняющим обязанности войскового атамана стал генерал-майор И. С. Еф-тин.

Для борьбы с большевиками решено было в самое ближайшее время сформировать из казаков младшего призывного возраста (20—23 года) три

отдельных полка по шесть сотен в каждом и один конноартиллерийский дивизион из шести орудий. Ответственным за мобилизацию был назначен генерал-майор Ефтин. Казачьи офицеры, годные к строевой службе, моби-лизовывались в обязательном порядке все, а не только объявленного для рядовых казаков двадцатилетнего призывного возраста; им сохранялись их прежние чины и звания, давались гарантии строгого соблюдения всех уставных дисциплинарных норм, отменённых двумя последними революциями. Однако вне службы все военнослужащие – и офицеры, и рядовые казаки – признавались абсолютно равными в правах гражданами. Вне строя конференция даже разрешила станичникам носить штатскую одежду, что раньше запрещалось категорически.

Кстати, командиром одного из формирующихся полков, а именно: элитного 1-го Ермака Тимофеевича Сибирского казачьего был назначен войсковой старшина Вячеслав Волков. Его, в связи с нашумевшим делом о бесследном исчезновении эсеровского комиссара Чекушина-Шаньгина, приказом Иванова-Ринова (по настоянию Гришина-Алмазова) отстранили должности начальника Петропавловского гарнизона и отправили, как бы в наказание, в действующие части на противобольшевистский фронт.

Ещё до приезда в Омск большинства членов Западно-Сибирского комиссариата, то есть ещё до 14 июня, по всему городу были расклеены воззвания от имени четырёх верховных эсеровских комиссаров, в которых говорилось (немножко повторимся опять для пользы дела), что вся полнота власти в освобождённых от большевиков районах переходит в руки «Сибирского временного правительства, избранного Сибирской областной думой», для которого важнейшей задачей является защита начал народоправства, как единственной гарантии «полной гражданской свободы, как единственное условие самосознания и самоорганизации всех сил труда». И на этом пути главной целью «Временного Сибирского правительства является созыв Всесибирского Учредительного собрания, дабы народы Сибири смогли не по указке сверху, а по указанию всего населения Сибири определить дальнейшие судьбы родной страны, – части великой Российской федеративной демократической республики…»

В ответ на эти выдержанные в народническом духе заявления в «Омских вестях» за 12 июня появилась, что называется, разгромная статья под общим смысловым разворотом: «А кто же это такие Временное Сибирское правительство и его уполномоченные, находящиеся на данный момент в Томске и от имени которых действует сейчас власть на местах?». И далее разъяснялось: «В лице особо уполномоченных Временного Сибирского правительства, как, впрочем, и в лице самих членов Временного Сибирского правительства к власти снова возвращается главенствовавшая с февральского переворота и до октябрьского партия так называемых правых эсеров». И «таким образом, – завершала в явно неготивном тоне свои выводы газета, – как политические деятели, это всё хорошо знакомые лица». В той же статье, пожалуй, впервые в сибирской печати зашла тогда речь и о таинственных харбинцах, уже упоминавшихся нами; о тех харбинцах, которые как-то так, мягко говоря, не совсем были согласны с претензиями Правительства, избранного Сибирской думой, на власть и от того заинтересовавших омских правых в качестве возможной альтернативы этой власти. Борьба началась…

В ответ на такой дерзкий выпад по постановлению комиссара А.А.Кузнецова весь номер газеты изъяли из продажи, а редактор «Омских вестей» Иван Гаврилович Кузнецов (однофамилец) 15 июня был арестован. Беспартийный «Омский вестник» выходил даже при большевиках, правда всегда держал, что называется, нос по ветру, и тут вдруг такой казус. Редактора Кузнецова почти сутки продержали в Доме республики, и лишь 16-го числа отпустили на поруки. На общем собрании служащих торгово-промышленных предприятий также поднимался в те дни вопрос о составе Временного Сибирского правительства, и присутствующие выразили крайнее недовольство тем, что подавляющая часть министерских постов занята представителями эсеров и меньшевиков и лишь два портфеля досталось кадетам («Омский вестник», №124 от 22 июня 1918 г.).

Преследованию со стороны властей подвергся и редакционный коллектив газеты «Пролетарий», орган омских меньшевиков-интернационалистов. Последние, в отличие от правых, повели атаку с совершенно противоположной стороны и первыми посмели назвать чехословацкий мятеж ни больше, ни меньше, как спланированной провокацией против русской демократии. Они так же высказались против ликвидации Советов всех уровней. Но их голос не был услышан, как он не был услышан пол года назад, в январе 1918 г., когда те же самые меньшевики-интернационалисты вместе с представителями других демократических партий протестовали против разгона большевиками местных органов власти и Учредительного собрания. «Пророков нет в отечестве своём, да и в других отечествах не густо». Как против «Омского вестника» так и против «Пролетария» были возбуждены судебные тяжбы.

Николай Демьянович Буяновский, исполнявший в тот период обязанности председателя Омской городской думы и ведший её расширенное заседание 8 июня, одновременно с этим последние три военных года являлся ещё и председателем Омского биржевого комитета. Видимо поэтому ему было поручено организовать и провести одно из самых важных, по меркам консервативного Омска, мероприятий – собрание городских торгово-промышленных кругов. Оно состоялось в воскресенье 16 июня в помещении коммерческого училища. Это совещание, также как и многие другие политфорумы той поры, объявили расширенным, то есть открытым для посещения всеми желающими, более того, для участия в нём пригласили и иногородних гостей, представителей от Урала и Башкирии. На собрании, таким образом, присутствовало около тысячи человек («Сибирская речь», от 23 июня 1918 г.), рекордное, по всей видимости, количество в те дни.

Основной политический костяк собрания составили люди, очень близкие и практически идентичные таинственным харбинцам, то есть, главным образом, представители бизнес элиты Омска, а также члены местного отделения кадетской партии («партии народной свободы», как её иногда называли). На открытую конфронтацию с новой эсеровской властью участники совещания пока не пошли, однако поставили главной целью своей конференции выработку рекомендаций политического и экономического характера членам Западно-Сибирского комиссариата или тем людям, которые, возможно, их вскоре сменят у руля краевой власти. Собрание торгово-промышленников в качестве гостя посетил комиссар ЗСК Михаил Линдберг, который, так, видимо, на всякий случай, взял с собой ещё и командующего Западно-Сибирской армией полковника А. Н. Гришина-Алмазова.

Линдберг в своём приветственном слове, характеризуя новую сибирскую власть, отметил, что она не партийная и не групповая, а носит, прежде всего, деловой характер. В качестве доказательства Михаил Яковлевич заверил собравшихся, что большинство постановлений советской власти будет вскоре отменено и, в частности, – закон о национализации банков и предприятий. А в экономической сфере всем – и частным предпринимателям, и кооперативам, а равно с ними и государственным организациям – даны будут равные возможности в развитии своей комерческой деятельности.

После ухода представителей Сибирского правительства (которые, смеем предположить, почувствовали себя не совсем комфортно в зале) председатель собрания Николай Буяновский предложил приступить к деловой работе и выступил от имени Биржевого комитета с обширной речью, в которой призвал своих коллег как можно скорее включиться в дело экономического и политического возрождения Сибири. «Надо отбросить недоверие, забыть пережитое, надо начать работать. Работы масса. Класс торгово-промышленный и сельскохозяйственный, то есть крестьянство одни только могут спасти Сибирь и Россию», – резюмировал он. Выступивший вслед за Буяновским управляющий отделом финансов ЗСК А. П. Мальцев призвал собравшихся добиваться отмены хлебной монополии и введения полной свободы в осуществлении торговых операций. Наконец, в ряду всех заранее запланированных ораторов, последним выступил некто Лотаков, которому, собственно, и было поручено озвучить проект постановления собрания по текущему моменту. В нём-то как раз и содержались рекомендации властям по организации государственного строительства на ближайшую перспективу.

Чтобы долго не ходить вокруг да около приведём главное положение предложенного проекта постановления. В нём говорилось (см. например «Омский вестник», №120 от 18 июня 1918 г.):

«Вследствие чрезвычайных обстоятельств вся власть в Омске и в Западной Сибири вверяется одному лицу – диктатору, от которого и зависит назначение лиц на все административные и судебные должности в крае. Порядок этот продолжается до полного конструирования и укрепления на местах Всесибирской правительственной власти. В губерниях и областях немедленно назначаются управляющие таковыми и их помощники». В диктаторы, надо полагать, намечался полковник Иванов-Ринов, но ни никак не правительственный комиссар эсер Кузнецов.

Существующее городское самоуправление, по мнению составителей проекта, необходимо было немедленно распустить, а новое избрать на основе хотя и всеобщего голосования, но, как в старые добрые времена, с введением цензов: возрастного (до 25 лет) и осёдлого (до 2-х лет проживания в той или иной местности). Далее предлагалось отменить все без исключения постановления советской власти и на период до начала работы нового Учредительного собрания вернуться к законам, действовавшим на территории России до большевистского переворота. Исключение из последнего списка, по мнению омских торгово-промышленников, должно было составить лишь положение о выборах в Учредительное собрание; его признали несовершенным (от того, видимо, что депутатами прежнего Собрания стало слишком много большевиков, левых эсеров и эсеров-черновцев) и нуждающимся в доработке специально созданной комиссии. Взаимоотношения с Центральной Россией определялись по схеме: пока в Москве большевики, Сибирь обособляется и управляется самостоятельным правительством*. Отношения с государствами Антанты должны были строиться на добрестстких основах, с сохранением прежних союзнических обязательств, в том числе и по долгам; в обращении к союзникам содержалась просьба оказать белой России неотложную финансовую, экономическую и военную помощь для организации борьбы с германо-большевизмом. Далее, все Советы народных депутатов, за исключением профессиональных союзов, подлежали немедленному роспуску без каких-либо надежд на возрождение. Такова была политическая программа проекта постановления.

_______________

*Ещё 9 июня командующий Степным корпусом П. П. Иванов-Ринов совместно с уполномоченным А. А. Кузнецовым направил телеграмму в адрес Совета народных комиссаров, в ней он сообщил о переходе власти в Сибири в руки Временного Сибирского правительства. Это правительство, говорилось в телеграмме, не стремиться к отделению от России и будет продолжать снабжение центральных районов продовольствием. Однако если Совнарком попробует при помощи своих войск вторгнуться в пределы Зауралья, то эти попытки, предупреждал полковник Иванов-Ринов, «я встречу вооруженной силой и тогда движение продовольственных грузов в Россию будет приостановлено».

В экономическом блоке содержались рекомендации Сибирскому правительству по полной денационализации предприятий и возвращении их прежним владельцам, за исключением тех, которые были переданы под государственный контроль вследствие финансового банкротства. Проект постановления также предполагал отмену государственной хлебной монополии и введение свободных цен на продовольственные продукты.

Ну и, наконец, последнее, на чём стали настаивать омские правые, это – формировать национальную Сибирскую армию на основе прежнего, царских времён, дисциплинарного устава, предполагавшего полное и

беспрекословное подчинение нижестоящих чинов вышестоящим командирам.

Справедливости ради нужно отметить, что в прениях по проекту постановления, который был принят большинством голосов, не все выступавшие выразили единодушное согласие с выдвинутыми в нём положениями. В конечном итоге, сам председатель собрания Буяновский, а с ним и ещё группа в 30 человек проголосовали против принятия проекта в целом, выразив своё особое мнение по двум пунктам: введение единоличной диктатуры и ликвидация государственной монополии на торговлю хлебом. Появление такой оппозиции, ставшей для некоторых достаточно неприятной неожиданностью, было, впрочем, вполне объяснимо. Дело в том, что Николай Буяновский всегда числился в среде омских кадетов за белую ворону и считался представителем левого крыла в партии, более того в пору своей беззаветной студенческой молодости Николай Демьянович даже увлекался, было время, идеями эсеров, но потом стал управляющим банка и о своих социалистических взглядах ему пришлось надолго забыть. Являлся он приверженцем и великих потанинских замыслов по поводу автономии Сибири, что в кадетской партии всегда считалось не комильфо, то есть немного дурным тоном. А однажды, несмотря на опасность угодить в опалу и лишиться хорошо оплачиваемого банковского «соцпайка» от царского колониального режима, Буяновский в числе немногих общественных деятелей нашего края даже выступил против так называемого Челябинского тарифного перелома*.