Последняя Хранительница

Выдержав недолгую паузу, он, подмигнув мне глазом, сказал:

– Лýна, я составлю тебе компанию…

Мужчина не успел еще договорить, как я уже бросилась ему на шею и благодарно обняла. От неожиданности Эйтон замер, но потом, я все же почувствовала его руки у себя за спиной.

– Я очень тебе благодарна! – мои губы коснулись теплой щеки Эйтона, почувствовав, как он улыбнулся.

Разжимая руки, я ненароком посмотрела за спину парня и встретилась взглядом с темными омутами знакомых глаз. Лицо Соловья будто окаменело. Попыталась быстрее освободиться из объятий Эйтона, чтобы окликнуть мужчину, однако успела заметить лишь его спину, мелькающую среди толпы.

Глава 14

Соловей

Что я ощутил? Удивление? Злость? Или это была боль? Скорее всего, все вперемешку, потому что эти чувства были незримо связаны между собой – в тот момент я не смог бы определить, что первично. Но я точно мог сказать, что картина, увиденная мной, была совершенно очевидна и потому резче отдавалась внутри, способствуя необдуманным поступкам.

Лýна заметила меня и, наверное, хотела позвать, я видел это в ее глазах. Но сейчас мне нужно было побыть наедине: с самим собой и со своими мыслями. Я быстро развернулся и направился в сторону таверны. Для меня праздник на сегодня был окончен.

Мне нужно было остыть и взять себя в руки, но внутри все кипело и бурлило, требуя выхода. Мой мозг стал подкидывать идеи, как мне умерить свой пыл. Одна показалась мне наиболее привлекательной.

Надо бы навестить Королевскую темницу и разведать насчёт Дрозда. В городе праздник, и была большая вероятность, что стража поддастся всеобщему настроению и потеряет бдительность.

Понимал ли я, что это безумие? Конечно! Могло ли это меня остановить? Нет!

Я думал сподвигнуть своих друзей на это сумасшествие, но заметил их на углу таверны: Ласточка держала в руках зажженный подсвечник и светилась от радости, а Фил стоял к ней непозволительно близко, держа в опущенной руке потухшую ветку.

– К демонам всех!

Я справлюсь и сам!

Все шло как по маслу, стража была навеселе и больше уделяла внимание болтовне друг с другом, чем охране заключённых, и мне не составило никакого труда проникнуть в тюрьму незамеченным. Более того, я смог прочитать книгу прибывших и… Удача! Дрозд был тут. Наши поиски не прошли напрасно. По–хорошему, я должен был вернуться к друзьям и обговорить тактику спасения, но азарт в крови заставил попытаться встретиться с другом и увидеть, в каком он состоянии. Я боялся, что Дрозду было не сладко и мое беспокойство не было беспочвенным.

Когда я увидел его на полу темной камеры, свернувшегося клубком, то не сразу смог распознать своего друга. На синей из–за гематом спине отчётливо проступал позвоночник, и его тело сотрясалось от сильной дрожи. В темнице было очень холодно, а с Дрозда сняли всю одежду, оставив только лёгкие кальсоны.

«Надо будет показать его Луне» – подумал я, отчего мой разум сразу нарисовал лицо снежной красавицы. А следом и картину, где она счастливо обнимает Сокола и целует его в щеку. Этот образ настолько захватил мое сознание, что я не сразу понял, что стою у клетки друга не один.

Боковым зрением я заметил летящий в меня серебряный предмет, и если бы не годы тренировок, скорее всего, я бы был уже мертв или сильно ранен.

– Сюда! – закричал стражник, доставая из ножен длинный меч. – У нас посторонний!

Ухмыляюсь и не двигаюсь с места. Давай же, иди ко мне! Разозленный моим бездействием, стражник замахивается и бежит в мою сторону, однако в тесном помещении с тяжеловесным оружием он мне не соперник.

Три. Два. Один. Делаю быстрый шаг в сторону, и стражник удивлённо проносится мимо меня. Он пытается развернуться, но действует слишком медленно. Одним четким и молниеносным ударом в затылок, я отправляю его в глубокий обморок, но расслабляться нет времени. Больше всего сейчас меня волнует даже не топот ног, слышный из арочного проема, а то, что Дрозд так и не отреагировал на шум борьбы и волей–неволей, я стал задумываться, не повредился ли он умом за время тюремного заключения.

– Дрозд! – мне нужно было убедиться в ложности своих мыслей. – Это я, Соловей!

Остальные заключенные стали выглядывать из своих клеток, пытаясь обратить на себя внимание. Но спасти всех, точно не могу, да и не за этим я сюда пришел.

Я стоял на своем месте, готовый к сражению с толпой тюремщиков, но то и дело кидал взгляд за решетку, где мой боевой товарищ вместо ответа, сильнее сжался, словно старался стать меньше и незаметнее.

Плохой знак.

– Дружище… – закончить мне не дали, в арке один за другим стали появляться тюремщики. На секунду все замерли, оценивая ситуацию, и вид товарища у моих ног, явно был сигналом к активным действиям. Мне же этой заминки было достаточно, чтобы посчитать противников и продумать возможный исход событий. Их было семеро – дела мои были плохи, но не безнадежны.

Спрятанные в рукавах острые металлические звездочки нашли сначала две цели, затем третий тюремщик упал замертво, четвертый отделался царапиной. На этом эффект неожиданности себя исчерпал, и я достал из–за спины два легких кинжала, которые идеально легли в мои руки. Сейчас все зависело только от моей ловкости и их умений. Оставалось надеяться, что в тюремные надсмотрщики шли не шибко умные увольни, которые гордились только своей силой, не отдавая предпочтения каждодневным тренировкам.

– Ну, кто тут самый смелый? – начал дразнить их, пытаясь разбить строй. – Или вы спрятались здесь как крысы, потому что трусы и на большее не способны?

Даже в тусклом свете факелов я заметил, как гневно заблестели их глаза.

– Нас больше, так что сложи оружие и сдавайся. – гаркнул один из них. – Все равно живым тебе отсюда не выбраться!

Стражник подался вперёд. Его правый глаз чуть косил, но, тем не менее, он пытался казаться грозным соперником. Смешно!

Не выбраться, говоришь? Это мы еще посмотрим! Сделав вид, что покорился судьбе, я опустив голову, сказал:

– Да, должен признать, что вариантов у меня на самом деле нет.

Косоглазый, что до этого, вел со мной переговоры, распрямил спину и явно захорохорился:

– Вот–вот! Не глупи, и мы тебя не убьем…на месте, – его губы исказились в некоем подобии улыбки, правда, актер он был плохой и любой дурак смог бы услышать в его словах фальшь. «Ты бы еще подмигнул своим товарищам» – мысленно закатываю глаза, сам же начинаю медленно присаживаться с вытянутыми руками, всем видом показывая, что собираюсь положить свое оружие на пол.

Окончательно потеряв бдительность, стражники сами отпустили свои клинки вниз, поверив моей капитуляции. Чего я и ждал. Делаю быстрый рывок руками, и кинжалы летят к потолку, описывая идеальные круги. Свой пируэт они прерывают в моих ладонях, откуда дальше летят в сторону моих противников. Косоглазый и пискнуть не успел, как повалился на пол, куда мгновение спустя упал еще один его товарищ. И так, нас осталось трое.

«Давай! Давай!» – со всех сторон слышаться крики заключенных, которые неотрывно наблюдают за боем.

– Кис–кис–кис! – ухмыляясь, говорю стражникам, и два бугая не сговариваясь, срываются с места. Я же направляюсь в их сторону, но резко меняю траекторию и, уцепившись за решетку, перекидываю свое тело через головы стражников. Мою ногу опекает жгучая боль. Один оказался куда проворнее, чем я мог ожидать, и, приземляясь на корточки, чуть не падаю. Отскакиваю в сторону и слышу скрежет клинка по камню. Медлить нельзя. Делаю подсечку – один из стражников падает спиной к одной из камер, где его тут же хватают протянутые руки пленников. Один даже впивается зубами ему в ухо, и стражник от боли орет. Это позволяет легко обезоружить его и успеть повернуться и отразить удар второго тюремщика.

Надо признать, техника у него была неплохая, но после паруминутного лязга металла о металл, тюремщик пропускает удар и с хрипами падает к остальным своим товарищам. Поворачиваюсь к последнему. Он все еще пытается вырваться из рук, но, заметив, что последний его сотоварищ повержен, перестает брыкаться.

– Пощади! – чуть ли не хнычет он.

– Где ключи от камер? – с отвращением бросаю ему.

– Я покажу! – восклицает. – Скажи, чтобы меня отпустили, и я всех выпущу.

Неужели он считает меня настолько тупым? Хромая подхожу и начинаю его ощупывать. Связка обнаружилась у него на поясе. Сегодня явно мой счастливый день. Вырубаю стражника одним ударом, как самого первого и иду к камере Дрозда.

– Эй, а нас освободить? – раздаются недовольные крики. – Мы вообще–то тебе подмогли!

– Парни! Всему свое время. Я забираю своего друга и ключи полностью в вашем распоряжении.

И больше не обращая внимания на причитающих, начинаю поочередно всовывать ключи в замочную скважину, пытаясь найти нужный. Наконец, раздается щелчок и дверь со скрипом открывается. Не обращая внимания на боль в ноге, я опускаюсь к Дрозду, чтобы повернуть к себе лицом и замираю. По моему телу пробегают мурашки ужаса и отчаяния.

– Соловей, это и правда ты? – такие знакомые глаза, подернутые мутной пеленой, смотрят мне в душу. Но я не могу в них смотреть, потому что мой взгляд зацепился за то, что когда–то было ушами моего друга. Кровавое месиво и больше ничего.

– Да, это я!

– Как странно, – Дрозд накаляет голову в бок, будто пытаясь что–то понять. – Твои губы двигаются, а звука не издают.

Я не знаю, что делать, поэтому просто обнимаю друга со всей силы и шепчу, скорее для себя, чем для него:

– Я вытащу тебя отсюда! Чего бы мне это не стоило.

За спиной слышится гул, но от потрясения я сначала не обращаю на него никакого внимания, а потом в мою голову врывается крик:

– Стражники!

Но уже поздно, о мой затылок ударяется что–то очень тяжелое, и я падаю в тьму.

Лýна

Мы прогулялись с Эйтоном ещё немного, но после скоропалительного бегства Соловья, мое настроение заметно снизилось. Шумная толпа давила, яркий огонь резал глаза, да и рана на шее, умело спрятанная шарфом, снова дала о себе знать.

Эйтан заметил мое состояние, не стал задавать вопросов, просто проводил до комнаты и, пожелав спокойной ночи, скрылся за соседней дверью.

Ещё один решил побыстрее от меня сбежать, но я так устала, что мечтала поскорее оказаться в мягкой кровати, которая твердо стоит на полу, а не качается в такт волнам.

В комнате было темно, и только свет луны освещал помещение, в котором, как оказалось, я была совсем одна. Кровать Ласточки пустовала, и я только сейчас осознала, что она так меня и не нашла, после расставания у лавки. Надеюсь, она сейчас в более приятной компании.

Наспех умывшись из ведра с холодной водой, я наконец–то могла погрузиться в блаженный сон. Эта ночь пощадила мой рассудок, отогнав от меня кошмар во главе с Соловьём. Однако утром я все равно проснулась с чувством тревоги.

Возле соседней кровати стояла Ласточка, и в спешке шнуровала свой корсет. Кинжал на боку явно говорил о боевом настрое рыжеволосой девушки.

– Что–то стряслось? – с беспокойством спросила я.

Девушка выглядела уставшей и взволнованной.

– Соловей сегодня ночью не вернулся в таверну. Ты его не видела?

Мою грудь кольнула резкая боль.

– Мельком. Он куда–то очень спешил.

– Он выглядел встревоженным?

– Не более чем обычно – чуть покривила душой я.

– Во сколько это было?

– Думаю, спустя час, как мы с тобой виделись.

– И это был последний раз? – девушка смотрела пытливо, стараясь докапываться до истины.

– Да. Но почему вы так всполошились? Может, он немного загулял? – на последнем слове мой голос стал чуть тише, а щеки запекло.

– Исключено! – уверенно воскликнула девушка. – Ещё ни разу, он не оставался ни у кого до самого утра.

Такие подробности смутили меня ещё больше. Но Ласточка знала своего друга очень хорошо и если она забила тревогу – значит, на то были действительно веские причины.

– И куда ты собралась? – мне нужно было знать. – Я могу тебе помочь?

– Мы с Филом пройдемся по городу и попытаемся, что–то разузнать. Если ты займешься тем же, я буду тебе благодарна.

Я быстро соскочила с кровати и начала одеваться.

– Конечно!

– Однако, зная твою специфическую особенность находить всех встречных демонов, я бы тебе посоветовала далеко от таверны не отходить.

Я сначала ошарашенно посмотрела на Ласточку, готовая вспылить из–за такого нелестного высказывания, но толика правды в нем все же была. Поэтому поумерив свой пыл, я лишь сказала:

– Ладно.

Ласточка кивнула и вышла из комнаты. За дверью послышался знакомый бас Филина, который стал удаляться, сопровождаемый быстрыми шагами. Я тоже не стала задерживаться. Оделась, обмотала кретч вокруг руки, как браслет и спустилась вниз. Запах готовой горячей еды ударил мне в нос, и мой живот отреагировал характерным звуком, а рот наполнился слюной. Но я решила, что на еду нет времени – лучше я перекушу в городе на ходу. Любая задержка, и я могу упустить что–то важное.

Несмотря на раннее утро, улицы уже гудели, как пчелы в улье. Слышны были крики, разговоры, детский смех. Казалось, не этот город гулял всю ночь напролет. Он был полон энергии, и оставалось только догадываться, где же находится неиссякаемый источник, откуда он черпал свою силу. Эйтан был неправ, говоря, что в этом городе нет души. Скорее она настолько была огромная, что он просто не мог полностью ее объять.

Решила пройтись по самым оживлённым улицам, навострив свои уши. Больше всего меня интересовали заядлые сплетники и сплетницы, другими словами купцы, торговки и их постоянные покупатели – любители поведать на всю округу о самых нашумевших историях.

Я двигалась в сторону рынка. Можно было бы спросить у прохожих, как к нему пройти, но я заметила пару телег с провизией, которые не спеша катили вглубь города и решила просто последовать за ними. По нарастающему шуму я поняла, что не ошиблась.

Рыночная площадь оказалась огромной. Всю правую сторону занимал торг. Торговцы расположились на скамьях, лотках, между ними сновали разносчики товаров, а за ними возвышалось здание каменных торговых рядов. Справа – огромный каменный постамент с лестницей, с которого зачитываются приказы, относительно казни провинившихся. В подножье постамента устанавливали виселицу, а значит, городским зевакам сегодня будет на что посмотреть. Меня же от такой перспективы передернуло. Я не могла понять, как людям может нравиться вид гибнущего в муках человека, какое бы преступление он не совершил.

Чуть поодаль можно было заметить невысокие деревянные кельи бога Хроноса и богини Бааш, для желающих принести им дары и замолить свои грехи. Эти кельи всегда строили отдельно, дабы боги не видели, кому люди отдают большее предпочтение и не гневались на людей. Однако ходили слухи, что в королевском замке келья всего одна и кому из богов она принадлежала, доподлинно не было известно. Было много возмущенных, но так как никто не решался подтвердить этот слух – все оставалось на уровне городского недовольства.

Мне было так интересно, и я бы хотела рассмотреть все повнимательнее, но мой взгляд то и дело возвращался к торговым рядам, отчего мой живот настойчиво заурчал. Я решила больше его не мучить и побаловать себя свежей выпечкой. Так сказать, совместить приятное с полезным: вкусно поесть и послушать, о чем люди судачат.

Разговоров велось много, но большей частью все обсуждали ночные гуляния: кто к кому посватался, кто кого побил и, кто кому изменил. Возле одной из лавок я услышала серьезный разговор торговцев, о столичном корабле, на который напали пираты, никого, не оставив в живых. Я же грустно улыбнулась, зная, что все же одного молодого мужчину спасти удалось.

В мыслях сразу возник образ красавца. В утренней суматохе и моем желании помочь своим друзьям я совершенно забыла про Эйтана.

Вчера мы не успели обсудить ни когда начнется наше путешествие, ни что нам для этого нужно. Мы лишь договорились обсудить все за завтраком. На который я благополучно не явилась. Оставалось надеяться, что он также, как и я, помогает Ласточке с Филином, если, конечно, они доверяли ему настолько, чтобы поделиться своими переживаниями.

Так я и ходила вдоль рядов, но, к сожалению, ничего путного не узнала. От вслушивания в каждый разговор моя голова стала предательски побаливать. Протискиваясь между толпой, я искала глазами проход на улицу, по которой я сюда пришла – смысла оставаться на рынке не было. Однако округу заполнили звуки труб и рожков.

Люди неуправляемым потоком двинулись на шум, и я не стала сопротивляться силе толпы. Упёршись в чью–то спину, я поняла, что люд встал, но как на зло я все равно ничего не видела и не слышала. Подпрыгнув пару раз, я смогла рассмотреть мужчину в разноцветных одеждах, который увлеченно, что–то рассказывал, и люди неотрывно следили за каждым его словом. А потом толпу охватил гул и со всех сторон до меня, наконец, донеслись обрывки слов. «Предатели короны». «Пытались бежать из Королевской темницы». «Казнь в полдень через повешение».

Продлилось это недолго, и после повторного звука трубы и рожка, все стали расходиться. Последовав их премьеру, я направилась к выходу с площади, погруженная в свои мысли.

– Надо быть сумасшедшими, чтобы пытаться бежать из Королевской темницы! – неосознанно произнесла я.

И подпрыгнула от неожиданности, когда сбоку прозвучал старческий женский голос:

– Это ещё что, милочка! Глашатай сказал, что эти дурни называли себя птицами, представляете?

– Птицами? – до меня стал доходить весь ужас происходящего. – Извините, я спешу! – отмахнувшись от женщины, я быстро стала пробираться сквозь толпу.

Шаг. Ещё шаг. И я бегу со всех ног к таверне, боясь не застать там никого из знакомых. Я ожидала от сегодняшнего дня чего угодно, и уж лучше бы Соловей загулял и забылся в объятьях девицы, чем своей неосмотрительностью завел себя прямо на эшафот.

Все вокруг покрылось пеленой и поплыло, затрудняя мой путь, и только дотронувшись руками до лица, я чувствую влагу. Плачу. Быстро провожу рукавом по глазам и, стиснув кулаки, пытаясь держать свои чувства в узде. Сейчас не время расклеиваться. Филин и Ласточка точно, что–нибудь придумают. Не могут не придумать!

Добралась я до таверны в некоем забытьи. Оглядела первый этаж в надежде увидеть знакомые лица, но заметила только недовольные взгляды. Не обращая на них внимание, я бросилась наверх, в свою комнату, но она была пуста, как и соседняя. Я была готова кричать и чувствовала, как паника накатывает на меня откуда–то изнутри. До казни оставалось совсем немного времени, а я только что и могла ходить из угла в угол, не способная никого предупредить и тем самым обрекая Соловья и его друга на верную смерть.

Почему же я такая беспомощная? Как я могу спасти мир от тьмы, если я даже друга спасти не могу!

– А–а–а! – не сдержавшись закричала я.

На мой крик в комнату вбегает служанка.

– Простите, я просто увидела мышь, – вру и глупо улыбаюсь.

Спасибо девушке, что она не покрутила пальцем у своей головы, но лицо все–таки подвело ее, отчетливо показав, что она обо мне думает. Плевать я на нее хотела!

– Мышь убежала. Можете идти, – говорю я, протискиваясь мимо девушки. Я сбежала вниз и подошла к Кройеру, который разговаривал с одним из постояльцев.

– О–о–о, снежная дева, вы сегодня удивительно прекрасны… – начал он в своей излюбленной манере, но я жестом головы заставила его перестать говорить.

– У меня срочное сообщение для Ласточки и Филина.

Кройер сразу посерьезнел. Я наклонилась к его уху, и чтобы никто больше не мог услышать, произнесла свое сообщение.

– Вы все поняли?

– Да! Передам сразу!

Я кивнула и кинулась к выходу, где у самых дверей услышала:

– Удачи тебе, Лýна!

Не знаю, что насчет удачи, но чудо мне точно понадобится.

Глава 15

Лýна

Бездушность. Безжалостность. Беспощадность. Есть множество синонимов к слову жестокость. Можно ли ее оправдать? Возможно, во время войны, когда или ты, или тебя. Но в мирное время? Порой люди все же проявляют крайнюю степень жестокости и в моменты, когда их жизнь вне опасности, когда они не держат оружие и ни с кем не сражаются.

Но я бы хотела выделить еще одну грань жестокости – равнодушие. Когда огромная толпа стоит перед эшафотом и просто наблюдает за тем, как на шеи людей набрасывают петлю и затягивают. Они даже не задаются вопросом, за что с ними так – они лишь рады, что это не их выставили один на один с толпой. И я надеюсь, что каждого из толпы, кто безучастен, за их нейтралитет, ждет самое раскалённое место в царстве Бааш.

Эти мысли крутились в моей голове всю дорогу до рыночной площади, и уже на подступе внутри меня вместо страха загорелась решимость любой ценой прервать казнь. Я не буду стоять и смотреть, как моего друга лишают жизни. Да, мы знакомы недолго, но за это короткое время я успела за черствостью и суровостью увидеть человека с хорошей душой, человека, готового прийти на помощь. Он спасал меня ни один раз – я должна отплатить ему тем же.

Повозки с заключенными нигде не было видно, а значит, у меня еще было время выстроить в своей голове хоть какой–нибудь план. Беда заключалась в том, что я ничего не могла придумать. Я была совершенно одна, вырванная из своего привычного мира, где все легко и просто, в мир, где нужно принимать решения, от которых могла зависеть не только твоя собственная, но и чья–то жизнь.

Солнце пекло. Я, как и утром, решила укрыться в торговых рядах, где уже второй раз за день рассматривала товары, но то и дело кидая свой взгляд на виселицу, на которой в такт ветру шевелились пустые петли. На прилавках можно было найти все: еду, одежду, оружие, украшения, ткани и множество разнообразных банок и склянок, заполненных различными жидкостями. От текучих, до тягучих. Бочки с сосновым варом источали знакомый древесный запах, от которого мне стало очень тоскливо. Я скучала по нашему деревенскому домику, где все было пронизано запахом сушеных растений и смолы, где все поддавалось логическому объяснению.

Воспоминания о недавнем прошлом прервали знакомые звуки инструментов, и сердце мое сжалось. На площадь въехала тяжелая повозка–клетка, с запряженными в нее двумя гнедыми конями. Издалека рассмотреть, кто в ней сидит и какое количество – было невозможно. И я, ведомая надеждой, начала пробираться между людьми. Недовольные, что–то кричали мне в спину, но я продолжала настойчиво работать плечами, пробивая себе путь, словно маленькая речка, через неотточенные временем камни. Наверное, я все еще тешила себя верой, что все неправильно поняла. Что увижу незнакомых людей и превращусь в тех, кто равнодушен. Но мои ожидания в считанные мгновения рухнули.

Соловей сидел облокотившись о решетку: бледный, измученный, с фиолетовым синяком, разлившимся на его виске. А на руках он держал другого мужчину – скорее всего, это и был Дрозд. И хоть Соловей и выглядел изрядно потрепанным, но все равно дышал внутренней энергией. Тогда как про его друга такого сказать было нельзя – он не подавал никаких признаков жизни.

Послышались первые крики разъяренной толпы. Обвинения и оскорбления, унижающие достоинство заключенных. Мне так хотелось закрыть свои уши руками, но я продолжала идти за медленной повозкой, не смотря ни на что – просто, чтобы быть рядом. Мне хотелось верить, что боги дадут мне знак. Намекнут в нужный момент, как я смогу спасти Соловья и Дрозда на виду у всех.

Лошади остановились, и двое стражников отворили клетку, силком выволоча мужчин наружу. Соловей шел с гордо поднятой головой, но при этом сильно хромал на одну ногу, штанина которой была полностью залита кровью. Дрозд же идти не мог. К нему подбежали стражники, взяв с одной и другой стороны. Однако заключенный даже с их помощью не мог переставлять ноги. Тогда стражник стал хлестать его по щекам, пытаясь привести мужчину в чувства. Не выдержав такой кровожадности по отношению к своему другу, Соловей вырвался из–под стражи. Руки его были связаны, но это не помешало ему протаранить обидчика своей головой. Мгновенно последовал ответ – его повалили другие и стали с жестокостью диких животных избивать ногами.

Я не могла смотреть на это издевательство и вопреки всем здравым рассуждениям, кинулась бежать прямо к ним. Внезапно кто–то схватил меня за руку и резко втянул обратно в толпу. Я попыталась вырваться, но подняв глаза, перестала, потому что мужчина был мне хорошо знаком Эйтан дернул меня к себе, прижался к моей щеке и гневно зашептал:

– Лýна, что ты творишь? Тебе что ли жить надоело? Идем отсюда!

Не дав мне и секунды на ответ, мужчина стал тащить меня в противоположную сторону от Соловья, чему я стала яростно сопротивляться.

– Отпусти!

Но Эйтан продолжал идти, не обращая внимания на заинтересованные взгляды людей. Обиднее всего, что никто даже не попытался помочь кричащей девушке. Женщины в нашем мире мало чего стоили и права голоса не имели.