Толковый

В задумчивости Катя пожала плечами, будто пытаясь саму себя убедить, что всё будет в порядке, когда Иван решил её успокоить.

– Не бойтесь, я не завезу вас в какую-нибудь лесополосу. Мы здесь у вас на набережной копаем. Там кругом дома и река – очень красиво.

– Я не знала, что у нас на набережной есть что-то такое интересное… – медленно сказала Катя, а потом всё-таки с готовностью кивнула.

Июль 2009

Они шли по оживлённым улицам к реке. Солнце уже светило совсем вскользь, не мешая смотреть друг на друга. Иван, заложив руки за спину, просто шел по тротуарам рядом и так увлеченно и интересно рассказывал о черепках, которые они раскапывают, что Катя заслушалась.

– Всё-таки женщины вносят неоценимый вклад в историю, – сказал Иван с очень серьёзным лицом, но глаза его лукаво блестели. – Только представьте, женщины обустраивают жилище, поддерживают очаг, готовят еду, бьют посуду. А мы потом всё это радостно откапываем.

Катя никак не могла перестать улыбаться. Она понимала, что Иван подшучивает над ней, но ласково и по-доброму. Первая неловкость совсем пропала, как и страх оказаться с незнакомцем вечером где-то далеко. Потому Катя даже не заметила, как они с Иваном прошли людные улицы и спустились к частному сектору. Широкая асфальтированная дорога сменилась узкими грунтовыми тропками мимо цветущих за забором палисадников. Огромные яблони свешивались тяжелыми ветками за заборы, Ивану приходилось постоянно наклоняться, чтобы не получить яблоком по лбу.

Сразу за частными домами дорога сужалась и ныряла за крутой обрыв. Наверняка тут должна быть пологая дорожка, не прыгают же местные в речку прямо так. Но Иван уже спустился на два шага вниз и протянул руки, чтобы помочь. Катя только секунду помедлила, краем сознания подумав, что впервые сейчас до него дотронется, когда тело всё сделало само. Она сделала шаг, но на мягком грунте нога подвернулась. Катя вскрикнула, налетев прямо на Ивана. Тот качнулся, но удержаться не смог, и они вдвоём под громкие визги покатились по склону вниз. Через несколько секунд безумной круговерти они приземлились прямо в реку. Ворох брызг мгновенно осел на лице, на губах, на волосах. Катя открыла глаза, сморгнув капли воды и поняла, что лежит прямо на груди Ивана. Он крепко обнимал её, Катя чувствовала его руки на талии, взволнованная волна воды пробегала по ногам, забираясь под платье.

– Катя! – изумлённо выдохнул Иван, оказавшись настолько близко, что дыханием сдул пряди волос над ухом.

По коже пробежали мурашки, голову закружило. Катя с трудом вдохнула, ощутив, как его руки сильнее сжались на её талии. Показалось, он сейчас чуть-чуть приподнимется и поцелует её, пока она не опомнилась. Пока её волосы и ладони лежат на его груди. От этой мысли горячая волна мгновенно ударила в голову и подняла на ноги. Катя отшатнулась шагнула назад, но не удержалась и плюхнулась на попу прямо в воду. Вода тут же окатила её с ног до головы, смывая фантазии о поцелуе, Иван вскочил на ноги с криком: «Катя, всё в порядке?!». И таким это всё показалось ей глупым, неловким и смешным, что она не сдержалась и рассмеялась. Иван услышал её смех и тоже расслабился.

– Вот это экстремальный спуск у нас получился, да? – улыбчиво сказал он, снова протягивая Кате руку.

– И мягкое приземление.

– Я старался, – с улыбкой сказал Иван, помогая подняться.

Намокшая юбка сразу же облепила ноги, будто обнажая. Иван так и застыл перед ней. Не зная, что еще сказать, он стоял молча, но взгляда от её лица не отрывал. Чтобы не молчать, Катя сжала мокрую юбку в кулак, отжимая. Вечерний ветерок пробежался по мокрым плечам, она вздрогнула – прохладно. Иван будто очнулся.

– Катя, вы совсем промокли…

– И после этого вы просто должны показать мне наследие женщин древнего Котельнича, – сказала она быстрее, чем он предложил бы ей после всего этого уйти домой.

Теперь уже Иван громко рассмеялся. Он расправил плечи и как будто стал еще выше, а потом взял Катю за руку «чтоб больше не упала» и повёл вдоль берега в сторону. Она совсем забыла о том, зачем они сюда на самом деле пришли. Хотелось просто идти с этим симпатичным парнем вдоль берега и думать только о его руке.

Солнце почти село, но Катя не чувствовала вечернего холода. От пальцев Ивана, сжимающих её ладонь, по руке поднимался жар и дрожью пробегал по плечам. Катя прикусила губу – казалось, губы тоже дрожат. Наверное, надо что-нибудь сказать, не молчать…

Катя вскинула голову и увидела, что Иван обеспокоенно смотрит на неё сверху.

– Катя, вы дрожите… – сказал он, остановившись. Катя хотела сказать, что совсем нет, но задрожала еще сильнее. – Совсем вы замёрзли! Вечер на дворе. Вам нужно согреться. Завёл я вас в глушь, в реке искупал и теперь мы мокрые и замёрзшие тут… о!

Он вскрикнул, указав рукой вперёд. Катя пригляделась и увидела в прибрежных кустах свод туристической палатки. Кто-то из группы студентов решил не сворачиваться на выходные полностью, а просто припрятать зелёную палатку в зелёных кустах. Иван потянул её прямо в палатку, а Катя ему совсем не противилась.

– Но это же чужая палатка, – шёпотом сказала она, Когда Иван усадил её внутри на спальный мешок.

– А мы будем вести себя в ней прилично… – Иван хотел сказать это весело, но к концу фразы голос его стал глуше, мягче.

Он медленно взял плед, развернул его и накинул на Катю, задержав ладони на её плечах. Свет в палатку почти не проникал через плотные брезентовые стенки, лёгкий зеленоватый полумрак сглаживал углы. Иван был слишком высокий, места ему не хватало, наверное, поэтому он наклонился к Кате близко-близко. Катя смотрела в его лицо и тоже чувствовала, как мир вокруг них сужается, палатка становится всё меньше и меньше. Она глубоко вдохнула, а выдохнула уже в губы Ивана. Он так низко наклонился, что заполнил собой весь мир вокруг. Едва коснулся губами её губ, руки на плечах сильнее стиснули плед.

Катя почувствовала, как её притягивает к нему. Как руки сами собой скользнули вверх по мокрой рубашке, как пальцы запутались в воротничке, как жар его сначала робкие и осторожные губы теперь настойчиво, почти жадно её целуют. Голова закружилась. Катя закрыла глаза, отдавшись нежной и ласковой волне.

Они целовались так долго, что, когда очнулись, в темноте не увидели друг друга. Катя кончиками пальцев чувствовала, как безумно бьётся вена на шее Ивана. Он с трудом оторвался от Катиных губ, провёл носом по щеке и легко-легко поцеловал в висок, у самых волос. В этом поцелуе было столько нежности, что Катя чуть не расплакалась от навалившегося восторга и невероятной теплоты. Она почти ничего не видела, только чувствовала, как руки Ивана всё сильнее обнимают её, всё еще закутанную в плед, прижимают к его груди. Ближе. Ближе. Чтобы между ними совсем не осталось пространства. Чтобы она могла делать только то, что действительно хотела – ощущать, как под пальцами бьётся его сердце, как он обнимает её, всё еще закутанную в плед. Прижимает к себе, оставляя в пустой голове только одну мысль: Катя никогда не чувствовала себя такой счастливой.

– Катя, вы такая… невероятная девушка. Катя!

Она подалась навстречу этому голосу, как вдруг в сумочке зазвонил телефон. Слишком резкий звук разрушил тёплый, нежный морок. Иван растерянно глянул на Катю, руки его соскользнули с её плеч и Катя вдруг вспомнила, что обо всё забыла. Мама наверняка с ума сошла от беспокойства. Так оно и было. После нескольких сообщений, мама решила позвонить.

– Всё хорошо, – быстро протараторила в трубку Катя, сбоку глянув на Ивана. Тот неловким жестом взлохматил себе волосы и шепотом извинился и перед Катей, и перед мамой.

– Нужно домой… – сказала ему Катя, после того, как выслушала все волнения и требование вернуться сейчас же: «ночь на улице! Темнота! Ужас какой-то».

– Я вас провожу, – улыбчиво сказал Иван.

Катя совсем не возражала. Ей хотелось подольше побыть рядом с этим удивительно тёплым и ласковым парнем. Она спустила с плеч плед, но Иван её остановил. Он снова заботливо её в него укутал – ночью прохладно, а платье еще не высохло.

– А плед я потом свой верну. У меня в общежитии не холодно.

Катя ничему не возражала. Её губы жгло от одного только воспоминания о поцелуе, а все мысли крутились только вокруг того: поцелует ли её Иван на прощание, когда проводит, или нет? Или, может, ей самой его поцеловать?

Они снова пробрались мимо яблонь, где Иван в потёмках всё-таки получил яблоком по лбу. Катя рассмеялась и разбудила дремлющую за забором собаку. Пришлось убегать по ночным тихим улицам. Иван тянул Катю за руку и что-то весело рассказывал. Она смеялась, растворяясь в потрясающем чувстве счастья, которое укутывало её так же, как плед. Но назад они шли почему-то гораздо быстрее. Нырнули в арку между домов, прошли мимо лавочки под рябиной и остановились. Всего несколько шагов осталось до подъездной двери. Катя глянула на Ивана, внутри у неё снова задрожало. Она повела плечами, Иван будто её мысли прочитал – снова коснулся её, повёл ладонями по рукам вверх, чтобы обнять. Сердце оглушительно застучало где-то в висках, она ничего не слышала из-за этого гула, кроме крика «Катя!» откуда-то издалека.

Иван вздрогнул и обернулся. Катя тоже обернулась и в свете фонаря увидела, как к ней бежит Вика, босая, в одной ночнушке. Когда она подбежала ближе, Катя увидела, что длинные волосы были мокрые и растрёпанные.

– Катя! – закричала она, чуть ли не наскочив на неё. А потом глянула на Ивана и сразу же узнала его. Сначала замерла, окинув их обоих взглядом, нахмурилась и на одном дыхании выпалила: – Вы тут гуляете, а там ваш студент, дурак этот Шахов напился! Приставать ко мне начал, идиот! Еле убежала! Трусы мне порвал!

– Что?! – в один голос спросили Катя и Иван.

Вика тут же скуксилась и засопела. Иван несколько секунд стоял прямо, как столб, и такой же изумлённый. В свете фонаря Кате показалось, что он смертельно побледнел. Она тронула его за плечо, и тогда он отмер. Сразу же засуетился.

– Катя, простите, пожалуйста, не смогу вас проводить до квартиры. Вика, пойдёмте. Простите, пожалуйста. Пойдёмте, я его сейчас… Пойдёмте!

Иван бросился в сторону по дороге, Вика, не поспевая за ним, перешла на бег, а Катя осталась стоять под рябиной. Она смотрела-смотрела-смотрела, пока ночь, как время, не растёрло их фигуры.

Сентябрь 2023

Иван крепко держался за руль, чтобы машину никуда не повело. Анна Владимировна и Гриша сидели на заднем сидении, смотрели каждый в своё окно молчаливые и прибитые горем. Никто больше не сказал ни слова. Да и что тут скажешь? Вечно Ивану не хватает слов. Столько лет прошло, а он так и не научился говорить сразу о том, что думает. О том, что болит. Столько статей и книг написал, а слов ему как будто всё еще не хватает. Хоть словарь бери… Иван еще раз глянул на мальчишку. Тот хоть и не рыдал, но лицо у него было совсем растерянное. Занять бы его чем-нибудь. Да хоть тем самым словарём, о котором ему мама говорила. Катя.

От одной только этой мысли Ивана передёрнуло, а дома короткой улицы впереди расползлись перед глазами. Хорошо, что они уже доехали и Анна Владимировна с Гришей вышли из машины.

– Анна Владимировна, вы мне звоните, пожалуйста, если…

Иван хотел сказать «если еще раз поедете в Киров к Кате», но женщина таким взглядом на него посмотрела, что все слова встали поперёк горла. Гришу снова перекосило, ну нет… Иван набрал воздуха в грудь и быстрее, чем смог бы передумать, выпалил:

– Позвоните мне, пожалуйста, когда в следующий раз поедете к Кате.

Анна Владимировна немного смягчилась. Посмотрела на него, как на дурака, покачала головой и вдруг пригласила на ужин. Картошки предложила нажарить. Помидоры с луком покрошить… Иван улыбнулся и неожиданно для самого себя согласился. Вот только появилось у него здесь одно дело, минут на пятнадцать. Анна Владимировна кивнула и вместе с Гришей они зашли в подъезд, а Иван пошел в сторону библиотеки. Может, чтение словаря парня немного утешит и хоть на день, хоть на час приблизит Катино пробуждение. Она проснётся, а они уже всё исправили.

За пятнадцать лет тут многое изменилось, деревья подросли, вывески поменялись, разбитую дорогу худо-бедно залатали. Но он всё равно ни разу не ошибся. Дважды свернул и вот уже оказался перед библиотекой. Та же самая, только вывеску обновили, да окна поменяли на пластиковые. Наверное, и внутри давным-давно ремонт сделали, чтобы у него не было ни одной возможности провалиться в воспоминания. По спине Ивана всё равно пробегала дрожь от одной только мысли, что он снова туда войдёт. Может, проще «Читай-город» найти и там купить?

Может быть. Но не сейчас. Иван расправил плечи и дёрнул на себя дверь.

Библиотека внутри изменилась точно так же, как и снаружи. Но больше всего порадовала библиотекарь. Обычная женщина предпенсионного возраста в накинутой на плечи вязанной кофте. Быстрее, чем она успела бы как когда-то Катя спросить, чем может помочь, Иван попросил толковый словарь.

Библиотекарь принесла словарь в современной издательстве, с глянцевой бело-синей обложкой. Иван повертел его в руках – не тот. Хотя, казалось бы, какая разница? Он даже не для себя его берёт. Но всё равно: быть здесь и держать в руках совсем другую книгу казалось ужасно диким.

– Извините, а, может, есть издание постарше?

Женщина в раздумьях помотала головой, но через несколько минут всё-таки вынесла потрёпанный коричневый том толкового словаря Ушакова.

– Вот такой имеется, очень бывший в употреблении. Со следами былой славы, – сказала она, положив книгу на стойку и забрав из неё формуляр.

У Ивана руки задрожали от одного только вида книги. Он перевернул её задним корешком к себе и открыл посеревший форзац. На следующий вдох воздуха резко не хватило – там, на самом верху страницы его рукой были выписаны цифры-страницы. Немного, всего несколько слов на обозначенных страницах. «Прости меня», – решил он зашифровать, потому что не мог эти простые слова сказать вслух. Иван пролистнул страницы, на букве П сразу два слова были обведены ручкой: «пожалуйста» и «прости». А на букве Л нервным овалом много-много раз: "люблю-люблю-люблю-люблю".

Иван наконец судорожно втянул в себя воздух, моментально вернувшись в тот проклятый вечер, когда он в отчаянии не знал, как ему поговорить с девушкой, которая видеть его не хочет. Может, нужно было поймать её, схватить за руку и всё объяснить? Может…

Он захлопнул книгу, убирая с глаз эти полные боли слова, и наткнувшись взглядом на свою глупую мальчишечью шифровку. Только сейчас он увидел, что на форзаце под ней были какие-то надписи. Разными ручками, разными почерками:

«Ну ты шпион, братан»

«А чего, самому слабо было сказать?»

«Надеюсь, она тебя простила»

Ивану показалось, что его сегодняшний мир растушевался, будто был наброском. Будто последнее реальное он написал в этом словаре ручкой, а остальное: вся эта его жизнь в Питере, неудавшаяся глупая женитьба, диссертация и работа на кафедре были просто наспех начёркани угольным карандашом. И сейчас он стирался, обнажая только зашифрованную в толковый словарь мольбу.

– Эта книга вам подойдёт? Будете брать?

Иван вздрогнул, очнувшись, и вспомнил, что стоит с книгой в руках в библиотеке и еле дышит. Библиотекарь вопросительно посмотрела на него, повторила вопрос. Пришлось кивнуть и очень быстро убраться оттуда. На улицу, на воздух. Чтобы осенний холод вернул в реальность и заставил впервые за эти долгие годы осознать: ну какой же он был дурак! Ну какой же он и сейчас дурак! Это же его Катя! И это его – его! – сын! Он не может быть чужим, у него такая же светлая челка, он такой же высокий и такой же разбитый, опустошённый, как и сам Иван.

Взлетев на второй этаж Катиного дома, Иван ворвался в незапертую квартиру будто боялся что-то потерять. Удивлённый Гриша вышел в коридор, глянул на него из-под чёлки.

– Гриша, я!.. – Иван задохнулся, не сумев договорить. В горле всё болезненно сжалось.

Анна Владимировна выскочила в коридор с деревянной лопаткой и таким видом, будто хотела Ивана треснуть.

– Нет, Иван Николаевич!

Она посмотрела на него безумными глазами, а потом помотала головой: нет.

Что нет?! Нельзя ему ничего сказать? А вдруг и этого парня – его сына! – точно так же смажут, вымарают из его жизни… но он-то не грошовый набросок! Вот он! Рядом. Настоящий. И это единственное настоящее, что у Ивана есть.

– Иван Николаевич… я прошу!.. Пойдёмте ужинать.

– А чего такое-то? – спросил Гриша, смотря на них по очереди.

Ивану было тяжело молчать точно так же, как бывает тяжело сдерживать рыдание. Горло разрывало от невысказанного. Он всё никак не мог оторвать взгляда от Гриши, но Анна Владимировна сделала несколько шагов вперёд и полностью его собой закрыла. Всё её лицо и фигура говорили: не надо, не сейчас. Без Кати, да?..

– Да чего происходит-то?! – снова спросил Гриша, голос его задрожал.

– Ничего, – наконец сказал Иван после мучительной паузы, глядя прямо в глаза Анны Владимировны. – Я тебе толковый словарь принёс.

Это уже потом, после ужина, когда Гриша ушел в комнату, Анна Владимировна, наконец, заговорила, разглаживая ладонью складки на кухонной скатерти.

– Не нужно этого, Иван Николаевич. Ты сегодня тут, завтра там, а мальчишка ведь живой. Он и без того всё никак оправиться не может. Не надо вот этого… лишнего. А мы завтра в Киров переберёмся, учебный год во всю, да и к Кате ближе. Так что подвозить нас более не нужно.

Иван резко вскинул голову, будто от удара. Подвозить не нужно? То есть, он им больше не нужен? Может идти вон по своим чертовым важным делам?

– Но как же так, Анна Владимировна! Я же ничего не знал! Я же… я должен поговорить с Катей.

Анна Владимировна свела брови. Иван тут же замолчал, чувствуя в этом молчаливом взгляде всё, что она могла бы ему сказать за долгие пятнадцать лет. Всё, что она должна была сказать тогда, когда он как трусливый заяц сбежал от Кати и бросил её с ребёнком.

– Ты ведь скоро уезжаешь?

– Да… – Только через долгую паузу смог произнести Иван. – Завтра у меня последний день конференции, и я должен вернуться в Петербург в университет. У меня там студенты…

Противное, липкое, как мокрая одежда чувство безысходности сжало ему грудь. Он вспомнил, что и правда командировка в Киров для него заканчивается.

– Позвольте мне хотя бы помочь вам переехать? Анна Владимировна, я всё понимаю про себя и про своё место в вашей жизни. В жизни Кати и Гриши. Наверное, она бы никакой помощи от меня не приняла. Но пожалуйста. Я вам обещаю, что Гриша от меня ни о чем не узнает. Простите, если я вас в коридоре напугал, просто я чуть с ума не сошел от осознания, что у меня есть… сын.

Анна Владимировна порывисто встала и отвернулась от стола к плите. Начала переставлять туда-сюда кастрюли и по их стуку о поверхность Иван понял, что руки пожилой женщины дрожат. Его и самого всего колотило от невозможности говорить о самом потрясающем чувстве, какое он только испытывал.

Очень долго женщина еще гремела посудой в полной тишине, а потом разлила по кружкам чай и поставила одну из них перед Иваном.

– Скажи, Иван Николаевич, а ты женат?

Иван глубоко вдохнул и как будто вместе с воздухом протолкнул вглубь иголку. Она встала в горле поперёк, раздирая его обоими концами. Он мог сказать что угодно, но врать этой женщине как своей собственной матери не мог и не хотел.

– Я был женат. Очень давно, очень недолго и очень неудачно.

– А ребёнок-то у тебя родился?

– Нет, – резко сказал Иван, чувствуя, как лицо его вытягивается от удивления и неприятных воспоминаний. Не было никакого ребёнка. Только его тупость непроходимая была.

Но Анна Владимировна-то откуда об этом знает?.. Смотрит, будто все его мысли, как мысли ребёнка читает. И Иван как будто перед собственной матерью, которой никогда не умел врать, сидел перед ней.

– Знаешь, Иван Николаевич, – наконец сказала Анна Владимировна через долгую паузу, – а ведь Катя никогда не рассказывала, кто Гришин отец. Родила и всё. Из роддома его сюда привезли, весна еще такая холодная была… Это потом Катя с ним в Киров переехала, работала, ребёнка в первый класс собирала. Тогда к ней и привязался… этот… Григорий, – Анна Владимировна сердито поджала губы, и Иван сразу же к этому неведомому Григорию почувствовал неприязнь. – Пристал к Кате, давай, говорит, поженимся, мальчика вместе будем растить. Торгаш несчастный. Лавку со шмотками в торговом центре держал, только называл её как-то… бутик что ли. Тоже мне, Слава Зайцев. И они вроде жили-то поначалу неплохо. А потом нет-нет, да привезут Гришу на выходные. А то и на каникулы. Потом забирать – а он упирается, не хочет. А один раз, Гриша в третьем классе учился что ли… он сбежал и на электричке ко мне приехал. Ребёнок! Вот мы страху натерпелись. Приехал, говорит: бабушка, я к нему не поеду, с тобой жить буду. А вечером его я в ванную отправила, а там…

Анна Владимировна прижала ладонь к губам. Иван сидел, не дыша, и не мог оторвать взгляда от женщины. Он будто не просто слушал, а впитывал кожей каждое её слово. И казалось, сейчас, когда она замолчала, он мог бы продолжить за неё.

– Он что?.. Он…

– Ремнём воспитывал. Гад. Тогда-то Гриша и сказал, что даже одно имя с ним носить не будет. Сказал, лучше буду как все ходить Ваней. Катя тогда сразу же и развелась.

Ивану захотелось тут же вскочить с места и куда-то идти. Казалось, он так ужасно, безнадёжно опоздал. Какой-то мерзавец решил, что может издеваться над его сыном и даже называться отцом. А он сидел в своём Питере на своей кафедре и ничего не знал, ничего не чувствовал. Да как он мог не почувствовать?! Обжигающая волна запоздалой ярости поднималась к голове. Вместе с ней Иван поднялся на месте и огляделся, чувствуя, что ему прямо сейчас нужно пойти и поговорить или с Катей, или с Гришей. Хоть с кем-нибудь! Поговорить, объяснить, что он ни о чём не знал. Но Анна Владимировна, не вставая, подняла на него голову, глянув холодно и жестко:

– Так что ты, Иван Николаевич, уезжай. Хватит с Гриши отцов.

Иван захлебнулся вдохом и собственной яростью. Он сотни раз именно таким тоном отправлял двоечников-прогульщиков доучивать материал, и никакие уговоры, или даже мольбы его не трогали. Как не тронут замершую в своём горе женщину.

Ему нужно прямо сейчас встать и уйти, не причиняя этой семье еще больше боли. Анна Владимировна медленно и даже понимающе кивала, мол, ничего теперь уже не поделаешь. Иван стоял на ватных ногах, в одну минуту почувствовав, как на него навалился весь ужас последних дней. Плечи сами собой сгорбились. Он хотел вежливо попрощаться, но слова застряли в горле, вместо прощания получилось только сдавленно кивнуть.

– Не переживай, Иван Николаевич, – почти ласково сказала ему на прощание Анна Владимировна, – всё у нас у всех еще будет хорошо. И у тебя, и у Кати, и у Гриши. Авось, переживём.

Иван молча пошел по коридору, растерянный взгляд сам собой зацепился на приоткрытую дверь комнаты. Через узкую щель он увидел Гришу, сидящего на диване с книгой. Если он не может сказать этого мальчику о том, что он его отец, то уж хотя бы попрощаться ему никто не запретит. Иван осторожно толкнул дверь и остановился в косяке, когда Гриша поднял на него голову. Раньше, чем Иван успел что-либо сказать, он выпалил:

– Мама точно проснётся, когда я дочитаю.

Иван, едва улыбнувшись, кивнул. Пусть лучше Гриша книгу читает, чем будет рыдать и себя винить. Может, это будет для него такая интересная игра. Дети ведь любят всякие необычные задания… Почему бы не придумать для него такое?

– А пока мама спит, ты можешь ей даже записку написать. Выбери какую-нибудь одну букву и из слов на эту букву напиши. Мама удивится, обрадуется. Например, букву П…

– Почему «п»?

– Говорят, на неё больше всего слов. «Помнить», «прощать»… «Подождать», »проснуться», «поцеловать»…

Иван судорожно выдохнул, давя в себе безумное желание обнять этого мальчишку. Гриша не отрываясь смотрел на него, и что-то в лице его переворачивалось точно так же, как в душе Ивана. Несколько минут они молча смотрели друг на друга, казалось, в наступившей тишине даже мысли стали слышны.

«Какой же ты хороший парень», – думал Иван.

«И чего этот мужик так на меня смотрит?» – наверное, думал Гриша.

– Мы вам позвоним, Иван Николаевич. Езжайте с богом, – оглушающе громко сказала Анна Владимировна, смешивая все мысли и чувства, заставляя вынырнуть на поверхность.

Иван опустил голову под такой невероятной тяжестью, какую он никогда не чувствовал. Даже в тот проклятый июль.

Сентябрь 2023

9. Сентябрь 2023

На следующий день Иван опять сидел в огромной аудитории кировского вуза. По преподавательской привычке он мог только краем сознания следить за выступлением участников, фоном думая о другом. Вопросов от него никто не требовал, так что он мог просто сидеть и привыкать к ужасной мысли, которую ему сказала Анна Владимировна, пока он зашнуровывал ботинки.