Толковый

Иван прошел мимо мальчика прямиком к бабуле. Она уже села на кровати и шарила ногами под ней в поисках тапочек.

– Вы ведь меня узнали? Я Иван Пшённый.

Бабуля не ответила, но он сразу понял по её выражению лица, что не ошибся. Обычно никто не запоминал его простое лицо, светлые волосы и не особо выдающуюся физическую форму при высоком росте. А фамилию запоминали везде, где он представлялся.

– Где же ты был… Иван Пшённый.

Иван глубоко вдохнул и почувствовал, как воздух комом встал в горле. Он не знал, что ответить на этот вопрос. Где он был?

Сентябрь 2023

Утром поспавший всего три часа Иван еле встал. На чистой силе воли с трудом продрал глаза и принял неизбежное – этот день будет очень тяжелым. Ему еще в Киров ехать два часа, а потом что-то связное на конференции читать. Единственное что радовало, это то, что текст он по привычке заготовил заранее, а не оставил на последний момент.

Он сидел на отведённом ему диване, прижав руки к лицу и надавив пальцами на глаза, когда в маленькую комнату просочился Гриша и сказал, что бабушка зовёт к столу. За ночь парень как будто повзрослел и стал спокойнее. Отёк от рыданий спал, и Иван смог разглядеть в нём тонкий, как у матери, нос, изогнутые под острым углом брови и голубые глаза под длинной, давно не стриженной светлой челкой. Он уже сейчас был выше бабушки, наверняка будет высоким. Только б сутулиться не начал, как… – Иван поймал собственную мысль за хвост и закончил её нейтрально: – как все высокие.

Вчера он так и не осмелился спросить у Анны Владимировны сколько лет этому мальчику. Он и теперь молча смотрел на Гришу все время завтрака. Смотрел, как тот держал кружку, как мешал сахар в чае, как свернул блинчик в трубочку, а не треугольник. Иван Пшённый с детства был уверен, что трубочкой макать в клубничное варенье вкуснее. И почему он представился Иваном, если зовут его Гришей?.. Может, Катя что-то ему рассказывала… такое?

Иван растёр глаза ладонями. Это что же, получается, если б тот дурак-водитель не въехал в маленькую хонду, он бы никогда не узнал ни про Катю, ни про Гришу?.. Проехал бы себе мимо Котельнича в Киров, а потом вернулся в Питер и всё. И жили бы все как жили.

Или если б он пересилил себя и полетел самолётом… Его бы не оказалось на той трассе и Катю бы никто не вытащил из машины… По спине прокатилась ледяная волна и забралась под загривок. Вдруг стало до отчаяния страшно от одной только мысли, что Катя могла бы не выжить в той аварии.

О том, что она может не выжить и сейчас, Иван старался не думать. Всё будет хорошо, её спасут. А он приедет и… И что? Ну вот и что?! Кто он ей? Случайный знакомый. Трусливый подонок, который не нашел слов поговорить с девушкой и сбежал. Практика у него тогда закончилась. Возможности у него тогда не было. Чего еще не было?! Всё было! Кроме совести.

С раскалывающейся от чувства вины и боли головой Иван едва плёлся по мокрой трассе в Киров. На месте, куда улетела вчера Катина хонда всё еще была примятая трава и валялись пластиковые осколки, как бесстрастное напоминание, что всё это не кошмарный сон. Ощущение разбивающейся реальности не отпустило его даже после горячего душа в гостиничном номере и надетого идеально выглаженного пиджака.

К двенадцати часам Иван уже сидел в аудитории вузовского корпуса и ждал, когда начнётся его секция. Раз за разом перечитывая свой доклад, он пытался отогнать от себя воспоминания страшного вчерашнего вечера. Надо успешно выступить и через два дня уехать. Ивана будто молнией прошибло. Как так уехать? Разве он теперь может уехать?! Ни разу на Катю не взглянув, ни разу не поговорив. И Гриша! Не может этот парень оказаться чужим. Ему обязательно нужно всё разузнать и дождаться, когда Катя очнётся.

Конференция прошла нормально. Иван отчитал свой доклад, ответил на пару вопросов. Нужно было еще посидеть ради приличия, но в семнадцать часов он вышел из главного корпуса вуза. Перед ним раскинулась огромная серая площадь, зажатая в тиски двух огромных учебных корпусов. До завтрашнего дня он был абсолютно свободен и теперь совсем не понимал, что ему нужно делать. Или что хочется… Погода испортилась, снова поднялся ветер, накрапывал дождь. В тонком пиджаке было холодно, но прятаться в тёплой машине не хотелось. Иван глубоко вдохнул, проталкивая в лёгкие порыв холодного осеннего ветра, повертел головой и вдруг на информационном табло над входом в корпус увидел огромную надпись: «Поступай правильно».

Правильно. Так, как больше всего хочется.

А хотелось прямо отсюда шагнуть через площадь и поехать к Кате в больницу, плюнув на все сомнения. Вдруг она очнулась. Вдруг он сможет ей всё объяснить. Сейчас он это точно сможет сделать. За четырнадцать лет он научился говорить так, чтобы его понимали. Иван перебежал через площадь, прыгнул в машину и, стараясь не нарушать, поехал в больницу.

Огромный зелёный корпус вырос перед ним эмблемой сломанного и подвязанного к колышку деревца. Надо же, какое точное изображение… Он и сам был сейчас похож на это сутулое больное деревце. Теперь ему надо самого себя починить и спасти Катю.

Иван вошел и окинул взглядом холл приёмного покоя. Кем ему нужно представиться, чтобы к Кате в реанимацию всё-таки пропустили? Может… мужем? Полно народу без штампа в паспорте живут. Лицо просто понаглее сделает, голос погромче, глядишь и пропустят. Расправив плечи, Иван шагнул вперёд, когда боковым зрением увидел смутно-знакомую сгорбленную фигуру. Он сразу же узнал этого долговязого подростка со вздрагивающими плечами. Он опять впивался зубами в ворот толстовки, и Иван понял – парень снова рыдает. Наверное, он был у матери.

Когда они успели сюда приехать? И ему не позвонили… А с чего вдруг они должны ему звонить, – тут же сам себя осадил Иван, чувствуя, как эта мысль его неприятно уколола. Странно, как за один он из разведённого одинокого мужика, ухаживающего только за докторской диссертацией, превратился чуть ли не в отца такого взрослого парня. И что на его месте сделал бы отец? Растерянно повертев головой, Иван сколько ни старался, Анну Владимировну не увидел, так что никого рядом с парнем не осталось. Ничего не оставалось, кроме как подойти к нему.

– Гриша, привет.

Мальчишка вскинул голову. Весь красный и зарёванный, он громко втянул в себя сопли со слезами.

– Вы с бабушкой приехали? А где бабушка?

– Там, – парень кивнул в сторону двери на лестницу, – с мамой осталась… А меня выгнали, – он закусил губы, чтобы снова не разреветься. Но вдруг не сдержался, и выпалил: – это я виноват, что мама там так лежит!

– Гриша… – растерянно протянул Иван, понятия не имея, как в такой ситуации надо детей успокаивать. – Причем тут ты? Это же не ты в вашу машину врезался…

– Это на меня мама отвлеклась! Мы в машине поругались… из-за ютуба этого! Учебный год, говорит, начался, а я двух слов типа связать не могу, видосы типа смотрю. А я, говорю, по делу смотрю. А она так повернулась и говорит, что не будет тогда толка от меня никакого. Хоть бы, говорит, словарь читал, вместо ютуба. И тут как шарахнет!

– Толка, говоришь, не будет…

Иван почувствовал, будто грудь его сжали стальным раскалённым тросом. Мгновенно он всё понял и про Катю, и про этого парня даже без подтверждений Анны Владимировны.

– Гриша… – протянул он.

– Не надо меня этим именем называть, – шмыгнул носом парень и раздраженно засопел.

– А почему, кстати, ты Иван, когда Гриша?

– Нипочему, – резко ответил парень и от злости окончательно успокоился.

Июль 2009

Грише хватило только одного взгляда на мать в палате реанимации. Он сразу же побледнел, как простыня, и впал в истерику. По-детски отчаянную, со слезами и всхлипами, будто задыхается. Медсестра отделения его тут же отправила вниз прогуляться да успокоиться, и осталась Анна Владимировна одна. Она бы, может, тоже разрыдалась от жуткого запаха больницы, от страшных звуков в мёртвой тишине, от дикости всей этой ненастоящей картины, но слёз не было. Она вся застыла, как восковая свеча, и всё никак не могла оторвать взгляда от дочери.

Катюша лежала недвижимая и такая маленькая, совсем как кукольная со всеми этими трубочками будто верёвками. Всё здесь было какое-то ненастоящее, не про её золотую улыбчивую девочку. Только вчера ведь она её провожала, она ведь говорила ей: будь осторожнее на дороге, будь осторожнее! Горло распёрло горьким комком. Анна Владимировна прижала платок к задрожавшим губами и часто-часто задышала. Медсестра на неё посмотрела сбоку, а потом в полголоса, но очень строго сказала, что рыдать тут никому не позволит. Только говорить, читать и негромко петь песни. Весёлые, желательно.

– А она меня слышит?

– Она в медикаментозной коме, мозг живой. А уж слышит или не слышит – это каждый для сам для себя решает, – сказала медсестра и отошла в сторону.

Анне Владимировне и без того было до ужаса не по себе. Приборы пищали резко и нестройно, ни на секунду не давая забыться. Анна Владимировна присела рядом с дочкой, погладила по бледной тонкой ручке, боясь задеть катетер.

– Катя-Катя… Как же так случилось… – Анна Владимировна тихо всхлипнула, но тут же утёрла навернувшиеся слёзы и бодрым голосом продолжила. – Ты не поверишь, Катюша, кто к нам приехал! Ты не поверишь, кто на той дороге тебе встретился. Вот бы ты глазки свои открыла, девочка моя, как бы ты удивилась… А как я удивилась! Сам-то приехал… тот самый, Катюша, должник твой. Пшённый.

Катя в своей черной, гулкой пустоте, накаченной обезболивающими, ничего не видела и не чувствовала. Слова доносились до неё как будто ветром из-за дальнего береги реки через шум и плеск. И из этого шума, как из прибоя, родилась единственная фамилия, которую она помнила, но уже столько лет не произносила вслух.

***

В среду в библиотеке был как всегда санитарный день, так что они должны быть работать вместе: Катя и её сменщица Вика. Вика была красотка невероятная. Еще в школе научилась рисовать красивые черные стрелки на глазах, и была похожа с ними на лесную кошку. Такая же лёгкая, стройная и длинноногая. С красивыми зелёными глазами и длинным, до самого пояса, светлым хвостом. На уборку она, как всегда, опоздала. Ввалилась в библиотеку, разогнав запах книг и дерева своим парфюмом, и с порога начала кричать.

– Вот ты тут сидишь, как мышь под веником, а там такое!..

Катя выглянула из картотеки со стопкой книг, которые нужно было разложить по правильным полкам.

– Что случилось?

– Что случилось… Наше с тобой будущее случилось! Слышала, что к нам целая группа из Питера приехала?

– Ааа… из Питера, – протянула Катя, сразу же поняв, к чему этот разговор и ей это не понравилось: ну начнутся сейчас раскладки на счастливое замужество с питерцами. Она сердито передёрнула плечами и вернулась к картотеке.

– Из Питера, из Питера. Один из них у матери комнату снял. Так что бросай этого своего длинного, который на тебя запал. И не сказала, главное, ничего… – так протянула Вика, что Катя не сдержалась и снова на неё взглянула. Почему у неё всегда такая раздражающая манера разговаривать! Намёки эти, подколы…

– Что ты имеешь ввиду?

Прислонившись к книжному стеллажу спиной, она сложила руки на груди и сердито на сменщицу посмотрела. Вика уже сидела в их рабочем мягком кресле и крутилась на нём из стороны в сторону.

– Да приходил тут какой-то длинный, худой. Меня увидел и застрял на входе, как столб. А здесь, говорит, другая девушка была… Ага, говорю, нет её, приходите завтра. Ну он как дурак потоптался, зачем-то словарь взял и ушел.

– Словарь? – спросила Катя только для того, чтобы перебить горячую волну смущения, заливающую щеки и поднимающуюся к ушам.

Она взволнованно прикусила губу, чтобы ничего больше не сболтнуть. Спросить хотелось совсем не про словарь, хоть она и догадалась, что заходил тот самый, «толковый» парень со странной фамилией Пшённый. Развернувшись, Катя быстро прошла между стеллажей к словарям – книги не было. Неужели он и правда к ней пришел?.. Ерунда какая, ну с чего бы… С чего бы ей так радоваться, что парень, которого она один раз видела, пришел еще раз. Да, может, он вовсе и не к ней пришел, а по делу. Книгу вон взял… А кстати!

– И что, ты ему просто книгу взяла и отдала?

– Отдала, – крикнула Вика, – а что такого? Он спросил, я и отдала.

– У него прописка не наша. Где мы потом будем его искать, – Катя постучала пальцами по пустому промежутку на полке и закусила губы – улыбаться было почему-то неловко.

– Да я даже не глянула… Ой, да забей ты на этого длинного, Кать! Ты представь, как повезло, это не кировские. Слушай! – Вика вскочила с кресла, хлопнув ладонями по столу. – А поехали к ним на раскопки? Глеб говорит, у них там прямо палатки стоят, они в них, пирушки закатывают по вечерам, как в лагере, представь? Поехали, потусим с парнями, классно будет.

– Ты с ума сошла?

Катя вышла к столу, не поверив в то, что услышала. Совсем Вика очумела в поисках жениха получше да побогаче.

– А чего нет-то? На них там сейчас столько дур колхозных сиганет, надо брать, пока тёпленькие! Нет, правда, поехали!

Грише хватило только одного взгляда на мать в палате реанимации. Он сразу же побледнел, как простыня, и впал в истерику. По-детски отчаянную, со слезами и всхлипами, будто задыхается. Медсестра отделения его тут же отправила вниз прогуляться да успокоиться, и осталась Анна Владимировна одна. Она бы, может, тоже разрыдалась от жуткого запаха больницы, от страшных звуков в мёртвой тишине, от дикости всей этой ненастоящей картины, но слёз не было. Она вся застыла, как восковая свеча, и всё никак не могла оторвать взгляда от дочери.

Катюша лежала недвижимая и такая маленькая, совсем как кукольная со всеми этими трубочками будто верёвками. Всё здесь было какое-то ненастоящее, не про её золотую улыбчивую девочку. Только вчера ведь она её провожала, она ведь говорила ей: будь осторожнее на дороге, будь осторожнее! Горло распёрло горьким комком. Анна Владимировна прижала платок к задрожавшим губами и часто-часто задышала. Медсестра на неё посмотрела сбоку, а потом в полголоса, но очень строго сказала, что рыдать тут никому не позволит. Только говорить, читать и негромко петь песни. Весёлые, желательно.

– А она меня слышит?

– Она в медикаментозной коме, мозг живой. А уж слышит или не слышит – это каждый для сам для себя решает, – сказала медсестра и отошла в сторону.

Анне Владимировне и без того было до ужаса не по себе. Приборы пищали резко и нестройно, ни на секунду не давая забыться. Анна Владимировна присела рядом с дочкой, погладила по бледной тонкой ручке, боясь задеть катетер.

– Катя-Катя… Как же так случилось… – Анна Владимировна тихо всхлипнула, но тут же утёрла навернувшиеся слёзы и бодрым голосом продолжила. – Ты не поверишь, Катюша, кто к нам приехал! Ты не поверишь, кто на той дороге тебе встретился. Вот бы ты глазки свои открыла, девочка моя, как бы ты удивилась… А как я удивилась! Сам-то приехал… тот самый, Катюша, должник твой. Пшённый.

Катя в своей черной, гулкой пустоте, накаченной обезболивающими, ничего не видела и не чувствовала. Слова доносились до неё как будто ветром из-за дальнего береги реки через шум и плеск. И из этого шума, как из прибоя, родилась единственная фамилия, которую она помнила, но уже столько лет не произносила вслух.

***

В среду в библиотеке был как всегда санитарный день, так что они должны быть работать вместе: Катя и её сменщица Вика. Вика была красотка невероятная. Еще в школе научилась рисовать красивые черные стрелки на глазах, и была похожа с ними на лесную кошку. Такая же лёгкая, стройная и длинноногая. С красивыми зелёными глазами и длинным, до самого пояса, светлым хвостом. На уборку она, как всегда, опоздала. Ввалилась в библиотеку, разогнав запах книг и дерева своим парфюмом, и с порога начала кричать.

– Вот ты тут сидишь, как мышь под веником, а там такое!..

Катя выглянула из картотеки со стопкой книг, которые нужно было разложить по правильным полкам.

– Что случилось?

– Что случилось… Наше с тобой будущее случилось! Слышала, что к нам целая группа из Питера приехала?

– Ааа… из Питера, – протянула Катя, сразу же поняв, к чему этот разговор и ей это не понравилось: ну начнутся сейчас раскладки на счастливое замужество с питерцами. Она сердито передёрнула плечами и вернулась к картотеке.

– Из Питера, из Питера. Один из них у матери комнату снял. Так что бросай этого своего длинного, который на тебя запал. И не сказала, главное, ничего… – так протянула Вика, что Катя не сдержалась и снова на неё взглянула. Почему у неё всегда такая раздражающая манера разговаривать! Намёки эти, подколы…

– Что ты имеешь ввиду?

Прислонившись к книжному стеллажу спиной, она сложила руки на груди и сердито на сменщицу посмотрела. Вика уже сидела в их рабочем мягком кресле и крутилась на нём из стороны в сторону.

– Да приходил тут какой-то длинный, худой. Меня увидел и застрял на входе, как столб. А здесь, говорит, другая девушка была… Ага, говорю, нет её, приходите завтра. Ну он как дурак потоптался, зачем-то словарь взял и ушел.

– Словарь? – спросила Катя только для того, чтобы перебить горячую волну смущения, заливающую щеки и поднимающуюся к ушам.

Она взволнованно прикусила губу, чтобы ничего больше не сболтнуть. Спросить хотелось совсем не про словарь, хоть она и догадалась, что заходил тот самый, «толковый» парень со странной фамилией Пшённый. Развернувшись, Катя быстро прошла между стеллажей к словарям – книги не было. Неужели он и правда к ней пришел?.. Ерунда какая, ну с чего бы… С чего бы ей так радоваться, что парень, которого она один раз видела, пришел еще раз. Да, может, он вовсе и не к ней пришел, а по делу. Книгу вон взял… А кстати!

– И что, ты ему просто книгу взяла и отдала?

– Отдала, – крикнула Вика, – а что такого? Он спросил, я и отдала.

– У него прописка не наша. Где мы потом будем его искать, – Катя постучала пальцами по пустому промежутку на полке и закусила губы – улыбаться было почему-то неловко.

– Да я даже не глянула… Ой, да забей ты на этого длинного, Кать! Ты представь, как повезло, это не кировские. Слушай! – Вика вскочила с кресла, хлопнув ладонями по столу. – А поехали к ним на раскопки? Глеб говорит, у них там прямо палатки стоят, они в них, пирушки закатывают по вечерам, как в лагере, представь? Поехали, потусим с парнями, классно будет.

– Ты с ума сошла?

Катя вышла к столу, не поверив в то, что услышала. Совсем Вика очумела в поисках жениха получше да побогаче.

– А чего нет-то? На них там сейчас столько дур колхозных сиганет, надо брать, пока тёпленькие! Нет, правда, поехали!

Июль 2009

В пятницу Катя ждала чего-то с самого утра. Она пришла в библиотеку сильно заранее, едва не подпрыгивая от внутренней дрожи. Хотелось сразу же чем-то занять руки и не вскидывать голову на дверь каждую секунду. Крутанувшись на каблучках, она прошлась вдоль стеллажей, снова бросила взгляд на пустой прямоугольник на месте словаря. Не может же это место пустовать… – подумала Катя, чувствуя, что улыбается. Щеки её тут же запылали. Она приложила к ним ладони, но сдержаться не могла. Ну что за глупость! Надо было еще в среду спуститься и строго спросить, чего этот Пшенный под рябиновым деревом забыл.

Но Катя не спустилась. А Иван не поднялся. Она почти пропустила ужин, играя с ним в гляделки. Потом совсем стемнело, парень растворился в тени раскидистого дерева. А сегодня с самого утра казалось, что он материализуется прямо здесь, в библиотеке. Катя ждала и саму себя ругала. Всего полтора раза виделись, а она уже думать ни о чём другом не может. Казалось, до того она никогда так… не переживала. На ум, правда, приходило совсем другое слово, но Катя его от себя отгоняла. Да не может быть! И не должно быть. И совсем она не влюбилась вот так, с первого взгляда. И почти до самого вечера ей удалось саму себя в этом убедить, когда Иван всё-таки пришел.

Очень высокий, в голубой рубашке с закатанными к локтю рукавами. Она удивительно шла к его светло-серым глазам и пшеничным, как его фамилия, волосам. Катя замерла в кресле, и только носочки туфелек так плавно опустила, чтобы они ни один лишний звук не смог спугнуть это наваждение.

– Здравствуйте, – наконец сказал Иван. – А я вам книгу принёс.

Не отрывая взгляда от Кати, он положил словарь на стойку, задержав ладонь на корешке. Катя по привычке протянула руку, и пальцы их соприкоснулись. Быстрее, чем она успела отдёрнуть руку, Иван взял её пальчики в своё ладонь и быстро, будто боялся не успеть, проговорил:

– Катя! Если вы не заняты сегодня вечером, давайте с вами куда-нибудь сходим?

– Что?

Это прозвучало так неожиданно, что Катя сначала даже не поняла, о чем речь. Она растерянно хлопнула ресницами и отняла у него руку. Целый день она ждала, что Иван придёт, но почему-то думала, что они будут молча смотреть друг на друга, как в окно. А он взял и так просто её пригласил. Совсем растерявшись, Катя свела брови над переносицей и постучала пальцами по обложке книги.

– Куда? Зачем? Я никуда идти не могу.

– Совсем не можете?.. – протянул Иван.

Было видно, как он сник, не ожидав такого ответа. Катя и сама не знала, что сказать, поэтому просто кивнула. От смеси растерянности и разочарования не понятно в ком, захотелось спрятаться. Чтобы не молчать и не сидеть истуканом, как дурочка, Катя стянула книгу из-под ладони Ивана, и он понял это по-своему. Покивав каким-то своим мыслям, он неловко пригладил волосы к голове, а потом коротко извинился и ушел. Катя даже встала, будто хотела посмотреть, не остановился ли он у самой двери.

Но Иван действительно ушел. Хлопнувшая за ним дверь вывела из глупой растерянности. Стало понятно, что целый день Катя ждала именно его, но так и не смогла придумать, зачем. Ну что за дурочка, почему не согласилась? Чего испугалась? Надо было согласиться, да и всё. Не украдёт же он её в самом деле, и не закопает, как Вика сказала… Обидевшись на саму себя, Катя простонала вслух, чтобы не расплакаться, и машинально открыла словарь. Пролистала, проверяя целостность, и среди страниц вдруг заметила обычный, сложенный вдвое тетрадный листок. Закладку кто-то оставил? Катя его развернула и вдруг увидела собственное имя. Ничего себе, письмо!

«Катя! Я по неловкости своей мог сказать что-нибудь не так… Но прошу вас – давайте всё же встретимся? Я буду ждать вас вечером до темноты у магазина. Иван».

Вся обида от этих нескольких строк сразу же улетучилась, будто кто-то быстро и легко всё починил и ей больше не нужно переживать. Катя еще раз пробежалась глазами по этим строчкам: какой он молодец, что оставил записку. Может, конечно, и подумал, что она дурочка и потому надо обо всём по нескольку раз спрашивать. Да ну и пусть!

До конца работы оставался какой-то час. Катя не терпелось закрыть библиотеку пораньше и сбежать, как это иногда делала Вика, но она так и не решилась. Только выглядывала то в одно большое окно, то в другое. Магазина через дорогу не видно было ни через одно из них. Интересно, почему именно там? А не у дома под рябиной?.. Ведь так она легко может выскользнуть и сбежать домой, а он её и не увидит, не догонит.

Иван действительно ждал у того самого магазина. Катя перебежала узкую дорогу между дворами, он оттолкнулся от стены, у которой стоял, и протянул ей руку, помогая запрыгнуть на бордюр.

– Катя! Как я рад, что вы пришли…

Катя опять почувствовала, как у неё теплеют уши и щёки.

– Вы мне целое письмо написали…

– Иногда мне проще говорить на бумаге. Думаю я хорошо, а говорю… не так хорошо.

Это признание было таким искренним, что Катя не сдержалась, рассмеялась по-доброму. Ей сразу же показалось, что знакомы они давно-давно и у этого магазина виделись тысячу раз. Ну почему же не так хорошо… вон как у него получилось своего наглого студента к порядку призвать!

– Мне положено! – рассмеялся Иван. – У меня первая выездная практика со студентами… Приходится строжиться, а то разбегутся по кустам, я их не соберу потом.

– Ооо, это очень интересно! А что вы делаете на практике? Кисточками обмахиваете черепки?

– Да если бы кисточками. Лопатами яму копаем.

Иван снова рассмеялся и прикрыл один глаз от назойливого солнечного луча. Катя невольно парнем залюбовалась, такой он был простой и весёлый, высоченный, что голову приходилось задирать. Вечерний ветерок слегка тревожил его выгоревшую на солнце челку. Парень улыбчиво смотрел на Катю, а потом вдруг сверкнул глазами и предложил:

– А хотите, я вам покажу? Это интересно. Вы когда-нибудь бывали на раскопках?

На раскопках она конечно же никогда не бывала. Только в кино видела, как группа отчаянных выкопала мумию, и та всех поубивала. Вряд ли у них в Котельничах когда-нибудь хоронили таких опасных проклятых парней… Наверняка ей ничего не грозит, они просто посмотрят и вернуться. Ничего ведь нет в этом такого, правда? Еще пару дней назад она точно отказалась бы. такая мысль мелькнула и сейчас: ехать с полузнакомым парнем куда-то далеко. Катя живо представила, как сейчас помотает головой в сомнениях, и Иван как вежливый молодой человек уйдёт точно так же, как уже ушел из библиотеки. И ей снова будет до слёз обидно.