Загадай желание. Книга I. Дитя

– Не спи! – шикнул снизу Путята.

Дарёна с опаской подошла к лестнице, подняла и скомкала подол юбки, сунула его в одну руку с мешком. Свободной ухватилась за нарочно оставленную длинной поперечину и опустила ногу в пустоту, вслепую нашаривая первую ступеньку. Лестница зашаталась, благо Путята догадался её придержать, Дарёна только придушенно пискнуть успела. Получила в ответ ожидаемое «Рот закрой!», наконец-то нащупала ступеньку. Поставила на неё одну ногу, потом другую. Дарёне хотелось немного отдышаться, сердце в груди колотилось, как будто она полдеревни бегом пробежала, но дерево под ней опасно прогибалось, и девочка, не дожидаясь очередного «Не спи», полезла дальше. Две ступеньки она преодолела почти легко, приноровившись к расстоянию между ними, потянулась к третьей. Петух в мешке словно почуял скорую кончину, задёргался, забрыкался. А ступеньки там, где Дарёна ожидала её нащупать, не оказалось.

– Прыгай, твою мать, – запоздало рыкнул Путята.

Дарёна потеряла равновесие, взмахнула руками, выпуская и подол, и мешок. За её спиной была самая настоящая пустота. Взвизгнув уже в голос, девочка опрокинулась в эту самую пустоту… а потом пискнула ещё раз, больно ударившись попой о землю. Успела увидеть, как кренится в её сторону лестница, перевернулась на четвереньки и отползла прочь.

– А чтоб тебя! – ругался где-то правее Путята, прижимая к земле воинственно квохтавший мешок. Начал щупать его, пытаясь понять, где горловина.

Земля на дне ямы уже начала раскисать от сырости, Дарёнина ладонь погрузилась в неё чуть глубже и – напоролась на что-то острое. Девочка отдёрнула руку, потом сунулась посмотреть, что же это вообще могло быть?

В полутьме ямы, припорошенный землёй, белел осколок кости.

Человечья? Дарёна задохнулась криком, отшатнулась, осела на попу и, лихорадочно перебирая руками и ногами, поползла прочь, даже не подумав о том, что вся юбка будет в грязи. Из-под пятки, вспахавшей размокшую землю, на поверхность выкатился самый настоящий человечий череп.

Вот тогда Дарёна завизжала по-настоящему.

– Чокнутая? – вызверился Путята. Швахнул такой подзатыльник, что девочка клацнула зубами. А потом посмотрел поверх её плеча. – Богиня ма-а-ать…

Петух с шумом выпростался из мешка, захлопал крыльями, пытаясь взлететь на край ямы. Ни Путята, ни Дарёна не повернули головы.

Дом на человечьих костях! Да тут до Савелишны не надо ходить, и так понятно, нельзя дальше строить! В таком доме сама Смерть вместо домового поселится! Не будет богиня защищать того, кто на чужих костях живёт! Захоронить незнакомца на кладбище около деревни, справить всё чин по чину, чтобы обиженный дух не пришёл требовать отмщения, засыпать яму и начать стройку в другом месте, а тут всем предупреждение оставить, чтоб не строились. Вот тогда, возможно, несчастья получится избежать.

Путята медленно-медленно повернулся на Дарёну, девочка невольно подняла на него взгляд в ответ.

– Если ты, – с неожиданной злостью зашипел Путята, – хоть кому слово скажешь – рядом с этими костями и похороню!

У Дарёны вмиг пересохло во рту. Он хочет продолжить стройку? Тут? Прямо так?

– Поняла?! – повысил голос Путята, занося ногу для пинка.

Дарёна поспешно закивала, напряглась, ожидая удара. Бить её Путята не стал, сплюнул, шагнул туда, где скакал вдоль стены петух, похоже собираясь отловить заполошную тварь. Дарёна не верила своим глазам, неужели он хочет ещё и жертву принести? А не станет ли от этого хуже?

Хотя разве можно уже хуже? Может наоборот, жертва хоть немного от несчастий огородит?

Только петуха ещё надо было поймать. Он выпархивал у Путяты из-под самых рук, клевался, бил когтями и крыльями, грозно квохтал. Сдаваться явно не собирался.

– Да помоги ты! – гаркнул озверевший вконец Путята.

Дарёна только начала подниматься на негнущиеся, словно деревянные, ноги, как петух взвился в высоком прыжке, заполоскал крыльями, оттолкнулся от рук Путяты и взлетел на край ямы.

– Твою мать! – рыкнул Путята, бросаясь к лежащей на земле лестнице. Замер, не донеся руку.

Сверху, пока ещё в отдалении, послышались голоса. Путята выругался, оставил лестницу, метнулся к Дарёне. Схватил её за плечо, почти отшвырнул к стенке ямы, показал жестом, сиди, мол, на месте.

Дарёна не удержала равновесия, снова шлёпнулась на отбитую уже попу. Совсем рядом с ней в темноте белел череп, и отвести от него глаз она не могла. Путята тоже прислонился к стенке, мрачно погрозил девочке кулаком. Она снова поняла его без слов – пикнет, одним подзатыльником не обойдётся. Дарёна сжалась в комок, обняв себя руками за плечи. Череп словно смотрел в ответ и ухмылялся, предвещая беды.

Голоса приблизились, Дарёна узнала их. Дед Сидор, что жил у самых ворот и часто оставался днём сидеть сторожем при открытых створках, с ним Потап, частый собутыльник Путяты. Они явно оба были навеселе, то ли Новый год продолжали отмечать, то ли отца Немиры провожали заранее, дед Сидор другом ему был. Они, быть может, и прошли бы мимо, увлечённые нетрезвой болтовнёй, но петух решил, что пора ему честь знать, и порхнул от края ямы.

– Что это там, смотри, – всполошился дед Сидор.

– Что, где? – заволновался следом и Потап.

– Да вон, лови!

Путята ругнулся сквозь зубы, Дарёна сунула руку между застёжками душегреи, нащупала сквозь рубашку лежащую за пазухой птичку. Что загадать, она не знала, только твердила про себя: «Хоть бы обошлось, хоть бы обошлось, хоть бы обошлось».

– Смотри, петух! – победно крикнул дед Сидор. – Да жирный зараза!

– Точно не тварь какая? – уточнил Потап куда осторожнее.

– Сам ты тварь, – обиделся дед Сидор. – Петух как петух, себе его заберу!

– Откуда тут петуху быть? – икнул Потап, но дед его перебил:

– Да мало ли со двора у кого слетел! Теперь мой будет! А потому что надо за скотиной лучше следить!

Понемногу голоса стали удаляться, и Дарёна выдохнула и разжала пальцы на игрушке. Их не заметили. Только вот «обошлось ли всё», девочка была не уверена.

Домой они вернулись ни с чем, и там, при свете лучины, Дарёна обнаружила, что поцарапалась она об кость до крови. Наверняка хоть несколько капель, но в земле осталось! Вот тебе и куда уж хуже: дом не только на костях, а на костях и свежей крови. Как будто нарочно Смерть в гости позвали! Сказать об этом Путяте сразу Дарёна побоялась, а потом стало поздно. Он соврал тётке, что всё они сделали как надо, и стройка продолжилась. Боялся он гнева тётки или того, что денег на новую стройку Федот ему не даст, Дарёна не знала.

Несчастья на дом посыпались сразу, каждый день что-нибудь да случалось. То топор кто-то себе на ногу уронит и спасибо, если обухом вниз, то потеряют что-нибудь важное и ищут потом полдня.

Погребная яма всё-таки начала осыпаться, и подклёт ставили наскоро, его кое-где перекосило. Федот ругался на плотников почём зря, но оказалось, что настоящая беда ещё впереди. Когда возводили сруб, одно из брёвен сорвалось и зашибло неудачно стоявшего рядом артельщика. Его повезли то ли к попу в приход, то ли в город, Дарёна не поняла, уж больно долго взрослые спорили, но не довезли. Помер на середине пути. После такого соседи начали шептаться, что дом проклят, и только Дарёна знала, что это всего лишь начало. Не будет добра от дома на крови. Но Путята молчал, а Федот называл эти разговоры суевериями и не хотел слушать. Потому переждали короткий траур, досложили сруб и оставили его отстаиваться на год.

Сама Дарёна старалась держаться от стройки подальше. Нет, не потому, что от неё веяло какой-нибудь потусторонней жутью из Царства Смерти. Дарёне было до дрожи страшно – а ну как и её несчастье догонит? Это же она не рассказала про кровь. Да, Путята приказал ей молчать, но кровь! Её собственная кровь! Богиня наверняка её за это накажет! А ещё Дарёна знала, что беды продолжатся, что обязательно ещё кто-то поранится, может быть, даже умрёт. Но стоит ей об этом сказать взрослым, её тут же назовут ведьмой. Рассказывать правду про череп можно было даже не пытаться: никто не поверит, что Путята скрыл такое. Даже бабушка вряд ли воспримет всерьёз. Рассказать, что порезалась в яме и промолчала? Дарёна даже представить не могла, что тогда тётка с ней сделает. Скажет – специально прокляла и отправит в монастырь, и будет полностью права. Виновата Дарёна, как ни крути! Надо было сразу говорить и ничего не утаивать!

А теперь уже было поздно.

Год прошёл быстро, заполошно. Дарёна оглянуться не успела, как прилетели на поля птицы, как подошёл сенокос. Про новый дом было легко не думать: работников и жильцов сейчас там нет, ничего не происходит. Очень просто себя убедить в том, что и череп, и кровь ей приснились в каком-нибудь дурном сне и были предупреждением о смерти рабочего – чем не беда? Вот на ней всё и закончится, зачем себя изводить? После первых осенних дождей Федот с Путятой ходили перетягивать навес над срубом. Какой-то там угол отошёл, на брёвна попала сырость. Путята выпил перед этим, едва не упал с высокой приставной лестницы, повредил ногу и долго потом хромал. Дарёна убеждала себя, что всё это совпадение – пить ему просто меньше надо, кто ж пьяный на верхотуру лезет? Тем более что всю зиму до самого Нового года было тихо. Дарёна получила в подарок новую птичку, а поп не стал читать им с бабушкой нотаций – куда-то страшно спешил. Вынес из часовни новые семена для деревни, те, что, по легенде, из богининых садов, а на самом деле с общинного поля, и уехал. Год начинался хорошо.

К весне сруб отстоялся, но вовремя стройку не продолжили: доски для стропил на зиму укрыли как-то не так, Федот не проверил, и они прогнили. Путята из-за этого запил и однажды, пьяный в дым, кричал, что это Дарёна от зависти новый дом сглазила. Девочка ходила ни жива ни мертва: а ну как Путята придумает соврать, что она положила череп? А там и про кровь вскроется! Благо новые доски успели найти до дождей, и его слова забылись.

Стройка затянулась на несколько лишних месяцев, но всё-таки закончилась, только вот не закончились на этом беды. С новосельем тоже выходило негладко. День никак не могли выбрать: то на неделю зарядит проливной дождь, а когда выглянет солнце – церковный календарь не велит, после – луна на убыль пошла, какое тут начинание? Одна убыль и будет в доме, если под такой луной в него поселиться. Только вот за тот год Глашка успела понести и вот-вот уже должна была родить. Переехать нужно было до рождения младенца, а иначе потом ещё год ждать: кто его, беспомощного, без защиты богини, в новый дом понесёт? Да и то, что изба столько времени пустая стоит, тоже плохо: того и гляди в ней заведётся домовой, раз хозяина-человека нет. Путята знал – точно заведётся, дом-то от нечисти никак не защищён. Наверное, потому и опустошил отцовский погреб: всё, что было припасено на продажу, распил с дружками. Наутро тётка гоняла похмельного сына по избе кочергой, как не убила – только богиня знает. А после решила, что переезд будет ровно через неделю. И там хоть дождь, хоть град, хоть вестники богинины с небес спустятся, но выселит она сына в новый дом.

Дарёну снова накрыло муторным беспокойством. Не нужно было быть ведьмой, чтобы понимать: на новоселье обязательно случится какая-нибудь беда.

Глава 3. Соседи

За два дня до назначенного срока, когда Путята уже уехал в приход за попом, чтобы тот освятил новоселье, по соседям понёсся слух: совсем рядом с деревней, в ближнем лесу, видели ведьму.

Дарёна всё надеялась, что тётка примет это как дурной знак и, может, снова перенесёт новоселье или – ещё бы лучше! – поймёт, что с новым домом что-то не так. Позовёт батюшку Иннокентия или Савелишну, и вот уж они-то разберутся!

Чуда не случилось. Тётка, забористо ругаясь, обвинила Потапа в том, что он, болван скудоумный, спьяну слухи распускает и нет на самом деле в округе никакой ведьмы. Только вот к соседям пешком через лес на всякий случай отправила Дарёну. Так и сказала: тебя не жалко в случае чего.

Лес Дарёна любила. Сюда можно было сбежать, когда злятся взрослые или когда по пятам бежит Ванёк. Здесь можно было забиться под лапы огромной ёлки, что ниспадали до самой земли, и вволю поплакать – тётка не услышит и не станет ругать и обзывать бесполезной соплюхой. Здесь можно было вволю помечтать, что она героиня одной из бабушкиных сказок, идёт навстречу настоящим приключениям и ни капельки их не боится. Главное – соблюдать все правила и быть осторожной. Не идти туда, где слышится человечий голос, просящий о помощи, не шуметь и не топать, не забыть перед входом в лес осенить себя богининым серпом. И – самое важное – вернуться домой затемно, иначе молись, не молись богине, а спастись уже вряд ли выйдет. По дороге пройти ещё, может, получится, а вот если ночь застала тебя в чаще – точно станешь ведьминой добычей.

Обычно ходить в лес Дарёна любила, радовалась возможности сюда сбежать. Только вот сегодня с не меньшей радостью осталась бы дома.

Сухая ветка хрустнула где-то левее дороги, девочка мигом обернулась в ту сторону, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь в подлеске. Если придётся бежать, то лучше заранее, пока ведьма не подошла близко: в руках у Дарёны две корзины, в одной из них в том числе и яйца. Перебьются, что она сперва горшечнику, а потом и тётке скажет? А если горшечник без мзды посуду отдавать не захочет?

Движения между деревьев вроде бы не было, ничего больше не хрустело и не шуршало. Дарёна на всякий случай осмотрелась ещё раз, сдула выбившуюся из-под тонкого платка прядку и пошла дальше.

Конец первого летнего месяца выдался жарким, душным. Деревья по обе стороны от дороги стояли словно столбы в частоколе, не качали даже самыми макушками. Солнце жарило безжалостно, на небе не было ни единого облачка. Дарёнина рубашка давно промокла по спине и подмышкам, вот бы ухнуть в прохладную речку с разбега, там хоть какое-то облегчение! Но пока что сильнее жары Дарёну занимали тени. Девочка была точно уверена – они шевелятся. Она не знала отчего – может быть, верхушки деревьев всё-таки трогал лёгкий ветерок. Может быть, ветки колыхались, когда с них спрыгивали белки или птицы. Может, это и были тени белок или птиц. Дарёна знать не знала, что из этого правда, а присмотреться и попытаться определить духу у неё не хватало. Поэтому она на всякий случай старалась эти шевелящиеся тени обходить.

Дарёна остановилась, поставила тяжёлую корзину на землю, давая отдых руке. Идти в соседнюю деревню девочке пришлось из-за всё того же новоселья. Тётка заказала у тамошнего горшечника, Желана, посуду для нового дома. Желан пусть и был чужаком, всего-то два года назад приехал вместе с молодой женой, славу заслужить уже успел: вся округа хвалила его посуду. Мол, и сохраняется еда в ней долго, и в печи не пригорает, а если и пригорает, то отмывается на диво легко, и не бьётся почти. Тётка долго фыркала и смеялась, но после того, как Малуша, её подруга, начала такими горшками хвастать, сдалась. Вот и шла теперь Дарёна за горшками для нового дома и несла отдарки: какие-то соленья, свежие яйца, немного масла и – саму корзину бабушкиной работы. А во второй, сейчас пустой, понесёт назад горшки. Федот предлагал сговориться ещё и на миски, но тётка пожадничала и за мисками пошла к Некрасу, соседу из дома напротив. Пусть из дерева выдолбит, дешевле будет.

Рука ещё не отдохнула, но стоять Дарёне на месте больше не хотелось. Между лопатками зудело, словно в спину ей кто-то смотрел недобрым взглядом. Девочка подняла корзинку – эх, запретила тётка вес распределять, чтобы она не запуталась, какую корзину отдавать. Сказала, отдашь ещё старую вместо новой, вот позорище будет. Дарёна прониклась и перекладывать поудобнее даже за частоколом не стала. А то вдруг и правда перепутает!

Дорога перед девочкой изгибалась, пряталась. Вот была бы Дарёна смелой, как героини бабушкиных сказок, ей бы и сегодняшний поход у ведьмы под носом прогулкой показался. Сказала бы чудесной птичке: «Веди меня по дороге безопасной, от напасти обереги» – и шла бы себе да песенку напевала. А не кралась на цыпочках, боясь лишний раз вздохнуть.

Перед самым поворотом Дарёна ещё больше замедлила шаг. Оглядела подлесок, прислушалась. В лесу было тихо. Не перекликались птицы, не шуршала листва. Радоваться бы, никто не подкрадётся: малейшим шумом себя выдаст, но Дарёне отчего-то, наоборот, стало не по себе. Да и ощущение жалящего спину взгляда не пропадало. Девочка поняла, что медленнее уже идти не получится, только остановиться осталось, вдохнула поглубже, словно в омут собиралась прыгнуть, и шагнула за поворот.

Воздух перед Дарёной сгустился, хоть ножом его режь, тени – теперь совершенно точно! – зашевелились. Стало темнее, словно на солнце наползла чёрная туча. Дарёну сковало страхом: ни шагнуть даже. Спину жгло – сзади совершенно точно кто-то был, но Дарёна с малолетства выучила: оборачиваться нельзя. Обернулся – всё, пропал. Заплутал, потерял дорогу, стал ведьминой добычей. В том, что за спиной её ведьма, девочка уже ни капли не сомневалась. Бежать бы! Но она приросла к горячему песку на дороге. Может, если она не будет двигаться, её не заметят? Может, ведьма пройдёт мимо, ходят же слухи, что она слепа! Дарёна скинула пустую корзину из ладони дальше на локоть, схватилась дрожащими пальцами за птичку под рубашкой. Лишь бы пронесло, лишь бы пронесло!

Только вот, наверное, ведьма всё равно её услышит. Даже если Дарёна останется на месте и её не выдадут торопливые шаги, то очумелый стук сердца скрыть не получится. Несмотря на жару, пот на спине Дарёны стал ледяным, пальцы, сжимавшие дерево игрушки, свело. Вот сейчас ведьма протянет костлявую, усеянную бородавками руку, схватит её за плечо…

Ветка над Дарёниной головой закачалась, зашелестела, на голову девочке посыпались кусочки коры и листья. Дарёна взвизгнула и побежала вперёд по дороге, словно вспугнутый заяц. Вслед ей нёсся насмешливый сорочий стрёкот.

Пробежать с тяжеленной корзинкой девочка смогла немного, но благо до соседней деревни было уже рукой подать. Когда она перешла с бега на шаг, лес уже стал редеть, мельчать, превратился сначала в высокие кусты, поманил просветом, за которым начиналось поле. Миновав последние деревья, Дарёна остановилась, наконец давая себе полноценную передышку. Подула за ворот рубахи, прилипшей к телу, отряхнула юбку, сняла косынку, вытерла ею лицо и шею, снова аккуратно повязала на голову, подобрав все выбившиеся волосы. Пусть никто не скажет, что она неряха. А то ведь и тётке не поленятся передать, а она потом Дарёну отлупит за то, что позорит перед честными людьми.

Дарёна сделала несколько шагов, не выдержала, обернулась. Лесная дорога казалась лазом в чью-то огромную нору – тёмным, бесконечным. От одной мысли о том, что ей ещё как-то придётся возвращаться, по спине вновь пополз ледяной пот.

В доме горшечника Дарёна никогда не была, но соседнюю деревню знала неплохо, быстро разобралась, куда идти. Бабушка была отсюда родом и, пока у неё ещё не болели ноги, часто приходила – и к подругам, и к родне. Брала с собой и Дарёну. Девочке казалось, что любили её тут чуть больше, чем в тёткином доме, но, может, это потому, что не им она нахлебницей стала.

Перед калиткой нужного дома Дарёна замялась. Заходить или стучать? А услышат ли? В родной деревне и тут, у родни, все ходили друг к другу по-свойски, но как поступить сейчас, Дарёна не знала, калитка была не прикрыта, а заперта на засов. Подцепить его снаружи проще простого, но стоит ли?

Пока она сомневалась, от крыльца отделилась серая тень. С перепугу Дарёне показалось, что это волк, пёс был почти с него размером, но более худой, поджарый. Только потом девочка разглядела и вислые уши, и более лохматую и угловатую мордую. Пёс потянулся, встряхнулся и лениво потрюхал к калитке. Дарёна невольно попятилась. Перепрыгнуть невысокий забор такому кобелине раз плюнуть, что тогда делать? Прыгать пёс, хвала богине, не стал. Сунул между досок калитки кончик влажного носа, деловито пошевелил им, втягивая воздух, сел на попу. Посмотрел на Дарёну умными ярко-оранжевыми глазами и внушительно тявкнул.

И без того взбудораженная прогулкой у ведьмы под носом, девочка только каким-то чудом не выронила корзины и не бросилась бежать прочь. Повезло, что со двора почти сразу раздался мужской голос с несколько непривычным мягким говором:

– Кто там?

Дарёне бы ответить, чтоб скорее отозвали пса, но горло у неё сомкнуло. Благо хозяин показался из-за пристройки быстро. Высокий, широкоплечий – одним словом, огромный, но совсем не угрожающий. Может, Дарёна не успела испугаться ещё больше, потому что, увидев её, он сразу тепло улыбнулся.

– Здравствуй, малая, – сказал он. Глянул на корзины. – Ты от Марфы?

Дарёна кивнула, снова перевела взгляд на пса.

– А! – спохватился хозяин. Отпихнул пса от калитки, придержал за ошейник и отодвинул засов. – Проходи, не бойся. Айт не кусается. Он не на тебя лаял, меня так звал. Напугалась?

Как тут не напугаешься! Дарёна кивнула и тут же покраснела: пёс и правда ведь не выглядел злым. Дома кобель, которого держали на привязи во дворе, рвался бы, брызгал слюной и скалил зубы. Айт сидел спокойно у хозяйской ноги, только вывалил из пасти розовый язык и тяжело дышал – видать, ему тоже было жарко. А когда Дарёна двинулась к калитке, завилял-завозил по земле длинным, чуть изогнутым на конце хвостом.

– Я – Желан, – представился хозяин, захлопывая за девочкой калитку. Прищурился, помолчал и предположил: – А ты, должно быть, Дарёна?

Она кивнула, посмотрела на пса, тянувшего к ней любопытный нос, и не стала отступать.

– Ну вот и славно, – улыбнулся Желан. Отпустил пса, протянул руку к одной из корзин. – Давай, тяжело же. И пойдём в дом.

Спорить девочка не стала, покорно отдала корзину и пошла следом за хозяином. Интересно, откуда он родом? Раньше Дарёна не слышала, чтобы так разговаривали ни городские, ни купцы, что к Федоту приезжали со всех концов царства.

Дом этот ставил не Желан, это Дарёна знала точно. Раньше тут жила большая семья, но в одну злую зиму почти всю её выкосила лихорадка. Оставшихся в живых забрала к себе родственница, которая – говорят – хорошо устроилась в городе. Пяток лет дом простоял пустым, и, когда приехал Желан и примерился поселиться в нём, ему не стали мешать. Ясно было, что старые хозяева сюда уже не вернутся.

То, что дом не новый, буквально бросалось в глаза. Дерево сруба потемнело, ссохлось, крыльцо перебирали наново – вон, доски яркие и свежие. Новыми были и ставни, стоявшие под красными окнами. На одном из них была начата какая-то замысловатая резьба, второй был полностью чист. Видимо, хозяин вырезал сам, от случая к случаю.

Дом был старым и тёткиного совсем чуточку побольше, но ощущения у Дарёны вызывал совсем иные. Тётка не только складировала в сенях или, бывало, прямо в избе часть товаров для лавки, она ещё собирала и всякий не нужный никому хлам, который вроде выбросить жалко, но и починить не выйдет. В доме Желана было просторно, светло и дышалось как будто бы легче. Вот бы в таком доме пожить хоть чуток!

В избе оказалось прохладно, печь сегодня, судя по всему, не топили. Желан указал на лавку, и Дарёна села на самый краешек, помотала головой, когда он предложил ей квасу. Отказалась она только из смущения, пить ей хотелось. А теперь – захотелось ещё сильнее. Может, стоило всё-таки согласиться? Дарёна стушевалась, уткнулась взглядом в столешницу. Говорить, что она вдруг передумала, казалось ещё глупее. Тем более Желан не стал настаивать, может, он только из вежливости предложил: вот ещё потчевать её!

Желан поставил корзину с гостинцами на стол и, сказав, что сейчас принесёт горшки, вышел. В избе с Дарёной остался Айт. Пёс устало проследил, как хозяин снова выходит в жару, совсем по-человечьи вздохнул. Повертелся и плюхнулся на пол у Дарёниных ног. Сперва девочка замерла, но потом даже отважилась опустить руку на загривок и погладить жёсткую, серую с необычным золотистым отливом шерсть.

Одной в чужой избе было странно и неуютно. Дарёна огляделась, не зная, куда себя деть, зацепилась взглядом за полку на северной стене. Она была заставлена глиняными фигурками: там были и звери, и птицы, и даже какие-то рыбы. Но больше всего Дарёну заинтересовала фигурка жар-птицы с расправленными крыльями и длинным хвостом. Дарёне очень хотелось посмотреть на неё поближе, но в ногах её лежал пёс. Может, он затем и лежит, чтоб не ходила, где её не просили, и не украла чего. Дарёна невольно покраснела. Она бы никогда! Ни в жизни! Только посмотрела бы поближе и всё. Проверять, выпустит ли её пёс, девочка не решилась, и всё, что ей оставалось, – рассматривать жар-птицу издалека. К тому же в сенях послышались голоса. Хорошо, что никуда не пошла! Как бы объясняла потом?

Вернулся Желан не один. Следом за ним в избу вошла статная молодая женщина. Дарёна невольно засмотрелась на неё, такой стати не было даже у мельниковой жены Забавы, а уж её-то почти городской почитали, её родная деревня совсем недалеко от него стояла. У женщины была ровная спина, кожа, пусть и загорелая, как положено крестьянке, но даже на вид гладкая, Дарёне такая и не снилась с её веснушками. А уж коса! Не чета Дарёниным тонким, словно паутинка, волоскам.