Под звон мечей

Морские девы взмолились к нему тотчас же:

– Не уноси, не уноси! Мы все исполним, чего ты потребуешь!

– Так вот же: если хотите выручить от меня ваши сорочки, то откройте мне, что ждет меня и моих спутников в близком будущем? Да смотрите: предсказывайте так, чтобы я был доволен вашим предсказанием!

И лукавые девы, действительно, чтобы угодить Хагену, предсказали ему благополучный исход предпринятого бургундцами похода.

Но едва только успел Хаген возвратить им лебединые сорочки, как они тотчас бросились врассыпную, и одна из них, удаляясь, прокричала Хагену:

– Мы обманули тебя: предсказали не то, что с вами должно случиться!.. Гибель грозит вам всем до единого! Один только из вас спасется – тот капеллан, что с вами едет в дальний путь…

И морская дева исчезла вместе со век ми своими подругами, к великой досаде Хагена, раздраженного обманом, который был почти вынужден… Взволнованный этой встречей с морскими девами, Хаген однако же продолжал свои поиски и, наконец, успел-таки привлечь с той стороны Дуная какого-то перевозчика, насулив ему всевозможные награды, если он переправит его с товарищами за реку. При этом он назвался чужим именем. Но перевозчик, много видавший людей на своем веку, сразу понял, с кем он имеет дело, и, в то время, когда Хаген готов был уже вступить в его судно, он вдруг отказался его переправить за Дунай. Хаген вскочил на борт его ладьи, а дюжий перевозчик, рассчитывая на свою силу, задумал его тотчас же столкнуть в воду… С веслом в руках, он устремился на Хагена. Завязалась борьба отчаянная, но длилась недолго: Хаген нанес перевозчику смертельный удар, выбросил его в воду, и, овладев его судном, сам переправил всех бургундцев на ту сторону Дуная. При этом ещё раз Хагену пришло в голову испытать судьбу…

Во время одного из переездов через широкий Дунай, на середине реки и на самой её быстрыне, Хаген вдруг схватить капеллана, и, несмотря на его вопли, мольбы и сопротивление, бросил несчастного в воду. Капеллан, после долгой и трудной борьбы с волнами, все же кое-как успел достигнуть жсланного берега и кое-как на него выкарабкаться…

– О, теперь я верю в то, что нам всем суждено погибнуть! – воскликнул Хаген и тотчас же рассказал своим спутникам о зловещем предсказании морской девы.

Затем, совершив последний переезд, Хаген мощным ударом ноги оттолкнул от берега судно, на котором переправлялись бургундцы, и долго смотрел, как волны рекп уносили его вдаль…

Вскоре после переправы бургундцам пришлось выдержать нападение братьев-баронов, Эльзы и Гельфрата. Те ожидали их с войском на пути, так как до них дошел уже слух об yбиении их вассала-перевозчика. Произошла кровавая схватка, во время которой грозный Гельфрат все рвался вперед, ободряя своих воинов лпчным мужеством и восклицал:

– Вперед, вперед! Не щадите этих Нибелунгов! (Так стали все называть братьев-королей и самого Хагена с тех пор, как они умертвили Сигфрида и завладели принадлежавшим ему кладом Нибелунгов).

Но грозный Гельфрат сам пал от руки Хагена, и все войско баронов было рассеяно дружным натиском бургундцев.

Дальнейшее странствие их, однако же, совершалось беспрепятственно и, по-видимому, было обставлено такими благоприятными условиями, которые способны были рассеять всякие мрачные мысли о будущем… Так, в Нассау, братья-короли были чрезвычайно радушно приняты своим родственником, епископом Пассаусским, который угощал их и чествовал не менее, нежели сестру их Кримгильду, когда она проезжала в землю гуннов. Еще приветливее и ласковее были они приняты маркграфом Рюдигером, который устроил целый ряд пиршеств и празднеств, по поводу прибытия королей-братьев, и празднества эти заключились тем, что юный Гизелер был обручен с дочерью маркграфа Рюдигера. Когда же бургундцы изготовились в путь и собирались уже покинуть гостеприимный кров маркграфа, приотившего их на несколько дней, – он всем им поднес подарки на память.

Немного спустя, Нибелунги прибыли ко двору Этцеля. Их встретил знаменитый богатырь Дитрих Бернский с товарищами и предупреждал их об угрожающей им опасности и гибели, которая им готовится.

– Берегитесь! – говорил он братьям-королям. – Вы сюда приехали не на радость. И хотя сам могучий владыка гуннов ничего дурного не замышляет, но зато его супруга таит в груди своей непримиримую злобу против вас.

Но Кримгильда, – как бы в явное опровержение этих предостережений дружественного Нибелунгам богатыря, – приняла братьев-королей дружелюбно и с подобающим почетом. Этот прием, однако же, не мог скрыть от Нибелунгов той ненависти, которою дышало каждое слово Кримгильды, и они заметили, что она уже с первого дня их пребывания при дворе Этцеля, начала строить козни против них, – особенно против Хагена. Но Хаген говорил им прямо:

– Я знаю, что мне не избежать судьбы моей – а потому и презираю всякие предосторожности.

И, как бы в подтверждение этих слов, он, действительно, смело идет навстречу своей судьбе, выказывая явное пренебрежение и ко всем придворным обычаям гуннов, и ко всем козням и замыслам Кримгильды.

Начинается с того, что она подговаривает 400 преданных ей гуннов убить Хагена. Гунны приступают к нему в то время, когда он, с певцом Фолькером, сидит на страже, в сенях замка, и громко, не стесняясь приближением Кримгильды, рассказывает о том, как он убил Сигфрида. Гунны приближаются к нему, готовые на него устремиться, но пугаются его грозных и пламенных взглядов и не дерзают подступиться к нему.

Хаген и Фолькер на страже.

Но это неудавшееся покушение на жизнь Хагена ещё не нарушает общего спокойствия: бургундцы весь день беззаботно пируют во дворце Этцеля. Первый день пребывания Нибелунгов при дворе короля гуннов проходит без кровопролития. Ночью однако же Кримгильда вновь подсылает к зале, где ночуют бургундцы, новых убийц с приказанием тайно умертвить Хагена… Но и на этот раз её замысел оканчивается неудачей: Хаген и Фолькер не спят, а стоят на страже у входа в зал, и гунны, подосланные Кримгильдой, опять-таки не решаются даже и приблизиться к обоим богатырям.

Видя всё это, Хаген на другое утро убеждает королей не снимать с себя оружия… В боевых доспехах короли-братья со свитой отправляются в церковь, и после службы между их служилыми людьми и гуннами завязалось было ссора, которая не обошлась без кровопролития. Но сам Этцель принял меры к тому, чтобы восстановить спокойствие между враждующими сторонами, и как-нибудь замять неприятное столкновение, поспешив пригласить Бургундских королей со свитою к себе на пир.

Но Кримгильда не оставляет своих замыслов: она подстрекает брата своего мужа, чтобы он во время пира перебил всю прислугу бургундских рыцарей. Брат Этцеля с 9000 гуннов отправляется, чтобы исполнить её поручение, в ту часть города, где разместились бургундцы. Он нападает на них, начинает их избивать, и сам убит один из первых, на стороне гуннов; озлобленные этим гунны с яростыо нападают на бургундцев, одолевают их своею численностью и они гибнут все, кроме одного… Брат Хагена, Данкварт, успевает пробиться сквозь ряды гуннов; весь в крови, он прибегает в залу пиршества и приносит братьям-королям весть о том, что вся их прислуга предательски перебита. Тогда уже бешенство Хагена не знает границ! Он выхватывает меч, взывает к братьям-королям о мщенш и начинает рубить гуннов направо и налево… Фолькер, певец-воин, следует его примеру. Благородному Дитриху Бернскому с болыпим трудом удается уговорить Гунтера, чтобы он дозволил выйти нз залы Кримгильде, Этцелю и всем спутникам Дитриха. Между тем все бургундцы следуют примеру Гунтера и Фолькера и с неистовым криком: «Смерть гуннам!» – набрасываются на своих недавних собеседников. Кровь льется рекою; гунны гибнут сотнями под мечами своих грозных противников, которые тащат трупы убитых из залы и сбрасывают их с лестницы, чтобы очистить себе место в зале. При виде этого зрелища, ужас нападает на Гуннов, толпами окружающих залу пиршества – и никто из них не решается подать помощь своим избиваемым собратьям: – тщетно пытается Кримгильда возбудить в них мужество, тщетно предлагает она и золота, и земли, и замки тому, кто принесет ей голову Хагена… Никто не трогается с места и не дерзает вступить в неравный бой с свирепыми бургундцами, руки и мечи которых обагрены ещё неостывшею гуннскою кровью.

Наконец, Иринг, маркграф датсюй, вступает со своею воинскою дружиною в залу и завязывает битву с Нибелунгами. Первый натиск его удачен – бургундцы поколебались; но Иринг, ободренный успехом, рвется вперед и падает от руки Хагена… Тогда бургундцы, в свою очередь, с яростью набрасываются на его дружину и всю её беспощадно избивают.

Следом за Ирингом в залу являются его друзья с воинами, – готовые мстить за него – Хаварт, король датский, и Ирнфрид, ландграф Тюрингский. Во главе своих воинов, они устремляются в залу, бьются насмерть с Нибелунгами, – но никто из них не уходит живой из залы, в которой вновь водворяется мертвое молчание, нарушаемое только воплями толпы, окружающей залу.

Но Кримгильда, неутомимая в своем мщении, посылает на своих братьев новые и новые толпы гуннов, которых те, однако же, ещё успевают отразить с успехом. Но их уже начинает одолевать утомление; их мучит страшная жажда – и короли-братья решаются предложить Кримгильде мир.

– Мир только на одном условии: если вы мне выдадите Хагена головою!

– Никогда! – отвечают ей короли-братья и готовятся к новым битвам.

Тогда Кримгильда приказываешь зажечь залу с четырех концов. Пламя охватывает её стены, врывается красными языками внутрь полопавшихся окон, наполняет едким дымом всю залу – но стены её толсты, своды прочны, и зала выдерживает натиск пламени… Однако же бургундцы выносят тяжкую муку: задыхаются от дыма, пьют кровь, чтобы утолить снедающую их жажду; многие из них падают от изнеможения: только 600 человек ещё способны владеть оружием и биться с врагом; но приступы гуннов все же отбиты с большим уроном…

Тогда ужь Кримгильда и Этцель обращаются с мольбами к маркграфу Рюдигеру, убеждая его вступить в борьбу с Нибелунгами и сломить их упорное сопротивление. Благородный и великодушный Рюдигер всеми силами старается отклонить от себя эту тяжкую необходимость борьбы с королями-братьями; но он – вассал Этцеля и связан с ним клятвою верности. Затаив в сердце грусть и досаду, он весьма неохотно выступает со своими воинами против Нибелунгов… Следя за его движением, Нибелунги даже начинают думать, что Рюдигер идет к ним на помощь.

Когда Рюдигер с воинами своими вступает в залу, между обеими сторонами происходят весьма трогательные сцены. Так например Гизелер, помолвленный с дочерью Рюдигера, заключает с ним договор, в силу которого они друг другу дают слово – избегать встречи во время предстоящего боя. Затем, когда Рюдигер, вступив в битву с Хагеном, расколол его щит ударом своего меча, и уступает ему свой щит, – Хаген, тронутый его великодушием, дает ему слово не касаться его даже и в том случае, если бы он перебил всех бургундцев. Но Гернот не может равнодушно видеть, как Рюдигер побивает его дружину; он устремляется навстречу маркграфу, они бьются долго и упорно – и оба падают мертвые. Вскоре после того и все воины Рюдигера падают, один за другим, в битве, и победа вновь остается на стороне грозных Нибелунгов.

Рюдигер умирает на руках Гильдебранда.

Слух о гибели Рюдигера разносится всюду и вынуждает Дитриха Бернского выйти из бездействия. Он высылает старого богатыря Гильдебранда и своих родичей – разузнать, справедлив ли слух о гибели Рюдигера? Старый Гильдебранд и Амелунги все разузнают в подробности и решаются мстить за Рюдигера, тем более, что и насмешки Фолькера возбуждают их к мести.

Завязывается последняя, ожесточенная, беспощадная битва. В ней гибнут все: и Нибелунги, и Амелунги. В живых остается только Гильдебранд, который и приносит Дитриху печальную весть о гибели Амелунгов. Тогда Дитрих вступает в битву сначала с Хагеном, а потом с Гунтером (только они одни и уцелели из всех бургундцев) – побеждает их обоих и связанных передает Кримгильде.

Кримгильда приносит Хагену голову Гунтера.

Кримгильда сажает всех врагов в отдельные темницы и начинает настаивать на том, чтобы Хаген возвратил ей клад Нибелунгов, некогда принадлежавший Сигфриду. Но тот отвечает ей:

– Пока жив хоть один из господ моих, никто никогда не узнает, где этот клад хранится.

Тогда, по приказанию Кримгильды, к нему приносят голову Гунтера и бросают к его ногам… Но это побуждает его ещё более упорствовать в сохранении тайны.

Видя бесплодность дальнейших расспросов, Кримгильда в изступлении отрубает Хагену голову мечом Сигфрида; а вспыльчивый Гильдебранд, возмущенный её злодействами, не может терпеть их долее – выхватывает меч и поражает им Кримгильду.

Этцель и Дитрих горько оплакивают гибель стольких храбрых витязей и восхваляют их доблести. Этим «плачем» и заканчивается поэма о Нибелунгах.

4. Сказание о Беовульфе

Мы ознакомились с содержанием древней «Эдды», песни которой зародились на суровом скандинавском Севере и сохранились среди населения Исландии; мы передали в кратком изложении любопытное содержание этих песен, сложенных на древне-северном (скандинавском) наречии. Заглянем теперь в другой уголок древнегерманского мирa, заселенный пришлым племенем англо-саксов, – в Британию – и ознакомимся с другим чудным сказанием, о дивном богатыре Беовульфе, которое сохранилось нам в древнем пересказе на англо-саксонском наречии.

В Дании некогда правил так рассказывается в начале этого древнего сказания – славный род Скильдингов. Один из королей этого славного рода, по имени Хродгар, особенно счастливый в войнах с соседями и накопивший от этих войн большие богатства, задумал ознаменовать свое царствование достойным памятником. Он решился выстроить для пиршеств своей дружины такую залу, которой бы не было и не могло быть подобной во всем свете. Задумано – и сделано. Собрав отовсюду искусных строителей, Хродгар не пожалел ни труда, ни издержек на дорогую и громадную постройку, и здание это, как по внешней своей красоте, так и по внутреннему убранству, оказалось в самом деле бесподобным. И чуть только эта дивная, богато-, изукрашенная зала была закончена, Хродгар перешел в нее со своими витязями, и вся окрестность огласилась шумными кликами его пиршества, звоном дорогих чар, ковшей и кубков, и громкими песнями королевских певцов, которые услаждали пирующих, щедро награждаемые из королевской казны. Но – увы! – это шумное веселье длилось недолго: – недолго звучали в той дивной зале чары и кубки, недолго раздавались веселые песни и клики, недолго рекою лилось пенистое пиво и золотисто-прозрачный мед… Шум пиршеств короля Хродгара каждый вечер доносился по ветру в мрачное жилище страшного и громадного чудовища по имени Грендель, который, невдалеке от дивной залы Хродгара, укрывалось в обширных прибрежных болотах. Людское веселье тревожило Гренделя и возбуждало в нем непримиримую злобу… И вот, однажды ночью, это чудовище неслышно подкралось к зале Хродгара. Там после долгого и веселого пиршества расположились на ночлег беспечные сподвижники Хродгара… Грендель набросился на них среди сна, выхватил разом из их среды тридцать витязей и быстро повлек их с собою, в свое мрачное жилище, жадно терзая и пожирая их на пути.

Вопли ужаса сменили на утро клики веселья – и никто не знал, и не мог объяснить, откуда стряслось такое страшное бедствие? Куда подевались Хродгаровы витязи, и кто их похитил из дивной залы пиршеств? После многих сокрушений и догадок, беспечность взяла верх над опасениями и страхом. Хродгар и его витязи снова стали собираться для пиршеств в той же зале, стали в ней оставаться и на ночь – и то же страшное бедствие постигло их снова: чудовище Грендель стало являться каждую ночь, и каждую ночь уносить с собою по нескольку Хродгаровых витязей и приближенных. Скоро все уже догадались и даже убедились в том, что в залу пиршеств вторгается чудовищный Грендель, что именно это страшное чудовище похищает и пожирает королевских витязей; но никто из приближенных Хродгара не дерзал и подумать о борьбе с грозным Гренделем. И напрасно сокрушался добрый король Хродгар, напрасно молил он богов об избавления его страны от нежданного и тяжкого бедствия… Пришлось покинуть дивную залу: пиры в ней прекратились, смолкло веселье, и только Грендель изредка все ещё посещал её по ночам, отыскивая добычу и распространяя кругом себя ужас и тишину смерти…

Слух об этом страшном бедствии распространился широко и далеко. Он донесся и в землю геатов, где жил в то время славный витязь Беовульф, знаменитейший из богатырей короля Хигелака. Он заявил королю своему о желании подать помощь престарелому королю Хродгару, вступив в борьбу с чудовищным Гренделем. Как ни старались старые и опытные люди отговорить его от такого благого намерения, он снарядил свой корабль к плаванию и отплыл к берегам Дании. С ним вместе поплыли на том корабле четырнадцать храбрейших воинов, избранных им из всей его дружины.

Ободряемый счастливыми предзнаменованиями, Беовульф благополучно переплыл за море, к берегам Дании. Едва успели они причалить и выйти на сушу, как к ним уже выехал навстречу береговой сторож, расспросил их о цели прибытия и поехал оповестить короля Хродгара о приезде гостей. Беовульф и его товарищи, тем временем, вооружились и по дороге, вымощенной пестрыми камнями, направились к зале пиршеств короля Хродгара.

Береговая стража завидела корабль Беовульфа.

И все любовались крепким сложением и мужественным видом этих иноземных воинов, у которых головы были прикрыты блестящими шлемами с изображением вепрей, крепко закаленных в огне, для защиты головы от ударов в бою; любовались и их светлыми, крепкими доспехами, надетыми поверх кольчуг, звонко бряцавших при каждом их шаге; дивились и тем широким мечам, которые были у них привешены сбоку, и тем тяжелым копьям, которые они легко, без малейшего усилия, несли в своих могучих руках, облеченных в железные рукавицы. На встречу приезжим гостям вышел из залы Вульфгар – один из приближенных короля Хродгара. Расспросив гГеатов, он вернулся в залу к Хродгару и сказал:

– Сюда прибыли по морю богатыри из далекой страны геатов. Я слышал, как они называли своего предводителя Беовульфом. Они просят о дозволении повидаться с тобою, король, и вступить с тобою в беседу. Не откажи им в этом, ибо они, судя по их внешнему виду и по доспехам, достойны вести с тобою речь и заслуживают уважения людей благородных.

– Знаю я этого Беовульфа, – отвечал Хродгар. – Не раз слыхал я о нем от гостей-корабельщиков, привозивших нам дары и товары из земли геатов: – они говорили мне, что в мощных руках Беовульфа заключается сила тридцати витязей. Чует моё сердце, что эти заезжие богатыри пришли сюда биться с Гренделем. Зови их скорее!

Вульфгар передал приветствие короля приезжим гостям и его желание видеть их у себя на пиру. Тогда они тотчас, отстегнув от пояса мечи, отложив щиты и составив копья в угол, в одних шлемах и бронях последовали за Вульфгаром, оставив двоих воинов стеречь их оружие.

– Здравствуй, Хродгар! – сказал Беовульф подойдя к королю. – Я – родной племянник короля геатов Хигенака. От заезжих гостей-корабельщиков прослышал о тех бедствиях, какие вы терпите здесь от Гренделя; мне рассказывали, будто зала твоя, лучшая в свете, стоит без всякой пользы для твоих богатырей. И вот я пришел сюда – избавить тебя от чудовища, по совету людей, которым известна моя сила, и которым часто случалось видеть, как я, весь в крови возвращаясь с поля сражения, разом вязал по пяти врагов. Но, решаясь на этот новый подвиг, прошу тебя об одном: чтобы только мне и моим товарищам дозволено было очистить твою залу от чудовища; в случае же, если я паду в битве с Гренделем, – перешли королю Хигенаку мою броню, лучшую из всех броней в свете, выкованную некогда вещим кузнецом Виландом».

Хродгар поблагодарил Беовульфа за его готовность помочь ему и рассказал ему подробно о том, как Грендель вторгался в его залу, и сколько его витязей загубил. Затем король пригласил Беовульфа и его спутников к участию в общей пирушке и предложил им подкрепиться мёдом.

По велению короля, для геатов тотчас была очищена скамья за столом, и слуги стали их потчивать пивом и медом, поднося напитки в кружках с прекрасной резьбою. И в то время, как они пили, в зале пиршества весело пел певец, услаждая слух пирующих витязей.

Видя, с какою честью король Хродгар принимает приезжих из-за моря геатов и их вождя, многие из датчан стали смотреть на них с завистью и недовольством. Один из них, Гунфред, любимец короля Хродгара, постоянно сидевший на пирах у его ног, дерзнул даже обратиться к Беовульфу с задорными и заносчивыми словами: ему неприятно было видеть у себя на родине и даже за столом короля этого заезжего богатыря, который должен был вскоре затмить славою всех его земляков:

– Не тот ли ты Беовульф, – так начал задорный Гунфред, – который некогда плавал с Брекою взапуски по обширному морю? Помнится, слышал я, что тогда родные и близкие тщетно пытались вас обоих отклонить от выполнения вашего безрассудного намерения – измерить глубины и мели грозного, многошумящего моря! Никому не внимая, вы уже устремились в море с высокого берега, и разводя руками, рассекая ими поверхность моря, уже пробивались вперед сквозь бурный и пенистый прибой. Достоверные люди мне сказывали, что Бреки тогда одолел тебя в искусном умении плавать… И сколько бы ты ни рассказывал о своей опытности и неустрашимости в боях, я все же за тебя стану опасаться, когда ты останешься здесь на ночь и станешь выжидать прихода Гренделя.

– Я думаю, любезный друг Гунфред, – так отвечал ему Беовульф, – что выпитое тобою за нынешним пиршеством туманит тебе голову… Иначе ты, конечно, не говорил бы так о моем состязании с Бреки… Действительно, был с нами такой случай в ранней юности: – друг мой Бреки и я, мы оба задумали однажды вплавь пуститься за море, с обнаженными мечами в руках, ради защиты от морских чудовищ. Задумано, и сделано: – пять ночей сряду плыли мы так вместе по морю, пока буря с туманом не разлучила нас – не разогнала в разные стороны. Тогда ободрились морские чудовища: стали они на меня нападать и старались лишить меня бодрости духа; но крепкая кольчуга и броня защищали мое тело от их когтей и зубов, а я неустанно и смело работал мечом моим, беспощадно их поражая, нанося им направо и налево удары… И вот на рассвете увидел я, как волны морские носили их множество окровавленных и бездыханных: с той поры они, дерзновенные, не преграждали уже путь морякам по пенистым волнам. Как видишь, наше состязание с Бреки совсем не могло состояться, но мне при этом пришлось выдержать на море такую борьбу с морскими чудовищами, о какой я ещё и не слыхивал… А ты между тем ни единым словом и не вспомянул о ней! Я же, в ответ на твои задорные речи, только одно и скажу тебе: не себя ли ты считаешь храбрейшим из храбрых? Если так, то скажи, отчего же допускаешь ты, чтобы в этой зале могло так сильно злодействовать алчное чудовище? И зачем же ты дозволяешь, чтобы геат для борьбы с ним приехал из-за моря?

Такими и тому подобными словами Беовульф заставил Гунфреда умолкнуть, и изумил своею мудростью самого короля Хродгара, который ещё более проникся доверием к славному гостю. И снова смех и веселье наполнили залу пиршества, а затем королева, супруга Хродгара, по обычаю датчан, обошла всех гостей с кубком мёда в руках и с приветливым словом…

Долго бы ещё продолжался шумный и веселый пир и верно затянулся бы далеко за полночь, если бы король Хродгар не вспомни л вовремя, что страшный бой ожидает храбрых в этой же зале в тот час, когда скроется солнце, и темная ночь опустится на землю и прикроет её своими тенями. Вспомнив о предстоящей битве с Гренделем, король Хродгар поднялся в тревоге, а за ним и все стали прощаться с гостями.

На прощанье, Хродгар, обратясь к Беовульфу, сказал:

– Тебе, первому из богатырей, поручаю я охрану моей залы. Знай, что если ты точно избавишь нас от бедствия, то можешь потребовать из моего имения то, что тебе придётся по вкусу.

Оставшись наедине со своими товарищами, Беовульф приказал затворить двери залы и запереть их крепким засовом. Потом он снял с себя броню и кольчугу, отцепил и меч с бедра, и сказал:

– Отлагаю opyжиe в сторону, ибо знаю, что в борьбе с Гренделем никакое оружие не поможет. Надеюсь только на силу свою, и пусть судьба решит между нами битву, к которой я готов.