скачать книгу бесплатно
Летопись голодной стали. Ростки зла
Илья Полетаев
В Миндхарде окончилась очередная война между двумя государствами и на континенте наконец воцарился мир.
Дункан – опытный наёмник, профессионал своего дела. За его плечами смертельно опасные контракты, реки пролитой крови. У него особо важное задание: сопроводить государственного посла до столицы. Живым и невредимым. А на дорогах огромной страны буйствуют мародёры, различные мерзкие и жестокие твари, сама смерть таится за каждым их поворотом.
Путь оказался нелёгким. Посол добирается до столицы в самый разгар крупного празднества. Казалось, задание выполнено успешно и Дункан может спокойно отдохнуть в одном из столичных трактиров. Однако он невольно становится свидетелем жестокого заговора против царской семьи. Обстоятельства разыгрываются самым неожиданным образом, возлагая на плечи наёмника тяжёлое бремя ответственности. Выдержит ли он новое испытание, когда на кону стоит не только его жизнь, но и, возможно, судьба всего государства?
Содержит нецензурную брань.
Илья Полетаев
Летопись голодной стали. Ростки зла
Тысячу лет назад с Запада, со стороны Океана Вечных Слёз на нашу землю прибыли люди. Их было несметное полчище. Разношёрстые племена смертных. Все они разные были по природе своей внешней и натуре внутренней, но нахлынули на Мидлэнд огромной тучей, неся за собой хаос, шторм и напасть на наши народы. Бились мы с ними долгие века. Их вожаки выжигали наши поселения, города, оставляя на их местах пепелища и руины. Мы отступали, ибо с такой ненавистью доселе не встречались ни мы, ни гномы, ни иные создания природы. Некогда бывшие хозяевами этих земель, стали мы теперь загнанными в горы отшельниками и изгоями, ненавистниками простых смертных. И победили они нас в той долгой войне. И будучи едиными, люди стали возводить свои границы и строить стены своих городов. И разобщились они. И когда воевать было не с кем – стали убивать друг друга. Но спустя долгие века вновь сплотились мы, дабы вернуть свой родной дом – наш континент. И пошли мы войной новой на них от Дилимбриума – нашего последнего оплота перед нескончаемыми горными вершинами Хардбора на севере. И поход этот последний принёс много жертв нашим народам. Вождь людей, Валдислав Хейвор, железным мечом установил безоговорочное господство людей на континенте. Он разрушил наш оплот, обратив некогда величественные белоснежные стены старинного города в руины, и залил долину кровью наших сородичей. И наступила с тех времён Вторая Эпоха, установившая господство людей во всём Мидлэнде, что зиждется на насилии и ненависти друг к другу.
Эльфья «Летопись»
И наступит час волков, когда родная кровь предаст забвению братскую любовь и встанет против своей родной крови. И грядёт Великая Смута, что погрузит Миндхард в пучину хаоса. И вновь люди встанут с оружиями друг против друга в битве за своё верховенство. А с севера, с сумрачных гор Хардбора пойдёт Великое войско нелюдей в свой последний поход. И погрузится мир наш во мрак. И проблеск света нести будет невинное дитя, что должно явиться одним из двенадцати ангелов Все-Создателя в человеческом обличии. И только вера поможет выстоять в грядущие тяжёлые времена…
Пророчество преподобного Костилиана. 1168 г., 2Э.
Царский пир
Власть, лежащая в руках, развращает. А кто стремится к ней – развращается ещё сильней.
Неизвестный
Если где-либо и существует мерзопакостное утро, что является твёрдым законом каждого дня, то только здесь, в центральной части континента. В Венерии…
Да уж, не всем легко сдерживать порыв сквернословия из своих уст. Некоторые рождены, чтобы поносить словами на каждом издыхании. Это что-то вроде врождённой уникальности, но только отрицательной. Однако даже самые сдержанные из всех интеллигенты, тщательно выбирая каждое слово в своей изысканной и монотонной речи, способны изменить своим принципам не сквернословить. И делают это они не через силу, попадая в раннее утреннее марево, что сгустком оседает на полустепных равнинах Венерии, что пронизывает тело противной влажностью и ненавистной прохладой, заставляя плотнее укутываться в плащёвку; самые что ни на есть «правильные» и «высокоморальные» выплёвывают словесное дерьмо как болт выплёвывает арбалет.
– Сука… – Посол плотнее укутался в свою сливового цвета плащёвку, что неаккуратно свисала на конце деревянного сидения повозки, то и дело пошатываясь от медленной езды по окаменелой дороге. – Ну и поганая же погода…
Пробурчал он угрюмо, шмыгая своим влажным носом. Одобрения от остальных не последовало. Все ехали молча. И лишь до определённого момента можно было уловить звуки пробуждающейся природы ранним утром: пение полевых сверчков, отрывистое карканье ворон вдали, за завесой серого густого тумана, лёгкий вой утреннего ветерка и колыхание покрова ржавого цвета травы под колёсами и копытами лошадей, подгоняемых извозчиком.
Повозка ехала медленно и конвой, сопровождавший её, тянулся ленивой гусеницей.
Впереди всей линии ехал посол – важное лицо королевства Торсиваль. Восседая рядом с извозчиком, что сжимал поводья двоих тёмных коней, стиснув табачную трубку в пожелтевших зубах, он лениво оглядывал здешнюю окрестность. Точнее тот радиус, который можно было увидеть, ибо туман осел плотный. Достав платок, посол громко высморкался, вытер влажный нос, чихнул, снова вытерся.
Ехали они уже довольно-таки долго. Четырьмя днями раннее на границе западного государства Торсиваль их встретил отряд посланных в качестве охраны наёмников из крупнейшего синдиката Соколов. Без лишних церемониальных представлений они сразу двинулись в путь, пересекая лесополосы и степные тундрические просторы Венерского государства. Останавливались на привал только ближе к вечеру. Разжигали костёр большой, и все ложились спать практически вокруг него, теснясь поближе к теплу. Огонь, треская дровами и хворостом, полыхал всю ночь, ибо были назначены дежурные, которые в определённое время поддерживали горение пламени, дабы посреди ночи оно не потухло. Тогда все путники просто бы перемёрзли от ночного холода и на пир к царю в столицу доехали бы одни раскисшие от сильного озноба угрюмые сопливые мины.
Царь Демитрий – правитель венерского государства. Свою власть он получил в ранней молодости, когда его отец, Георг, умер от долгой и мучительной болезни в пятьдесят четыре года. Вернувшись с охоты, правитель подхватил тяжёлую хворь. Долго боролись лекари с его недугами, которые, впоследствии, проявляли себя всё острее. Молодой Демитрий видел, как развивается болезнь отца – единственного оставшегося в живых родителя. Мать наследника, Миранда, умерла двумя десятками лет ранее от родов. И когда отец почил, к юному царевичу перешло его наследство – огромное государство, растирающее свои владения на центральной части континента Миндхард: от опустелой Долины Мясника на севере и до бассейна реки Оркарт на юге; от предгорного хребта Мансур на востоке до окраин города Винсальт на западе.
Демитрий был не единственным сыном семьи. Был у него младший брат Ярген. Его появление на свет тяжело далось рожающей матери, а исход был роковым. Ярген понимал, что его рождение принесло много боли и первую в его жизни смерть – смерть собственной матери, которую убило собственное младенческое дитя. Но он всегда стремился показать отцу, что он более достойный наследник трона. Однако законы страны не позволяли ему прыгнуть выше табу. Трон занял его брат по праву старшинства, а сам он является по сей день прокуратором – помощником правителя, сильно ограниченный в использовании власти.
Власть Демитрию досталась в тяжёлые времена. Изнурительно тянулась долгая война с Торсивалем за обладание землями. Территориальные претензии западное государство предъявляло методом грубой силы: в определённые моменты шли непрекращающиеся дискуссии по поводу владения приозёрными поселениями к юго-западу, но острее всего шёл вопрос о владении торговым городом Винсальт. Этот клочок земли представлял собой небольшой город-государство, которое категорически заявляло о своей независимости от обоих государств, но его нахождение на перепутье границ ухудшало политическую ситуацию. Впоследствии конфликт перелился в горячую стадию. Венерия смогла отвоевать своё право на владение юго-западными поселениями, взять под контроль Винсальт, сместив неугодную правящую элиту и поставив у власти своих марионеток. Но и сама Венерия пошла на компромисс: торговцы Торсиваля в городе лишались уплаты всех налогов, и имели возможность самостоятельно управлять расценкой своих товаров. До предела разумного, естественно. Хоть гордость западного короля Сигизмунда и была подломлена, но условия его устроили, так как требовалось решение иной проблемы, связанной с территориальной целостностью Торсиваля.
И вот уже три года обе страны пребывают в мире между собой, достигнутым столь длинным путём проявления компромиссов и дипломатии: когда обе страны потеряли много ресурсов в войне, когда было пролито много крови и принесено много жертв – на смену грубой силе, опирающейся на мощь оружия, пришла сила слова и здравомыслия.
Царь Демитрий в качестве жеста доброй воли позвал торсивальского посла посетить торжественное пиршество, посвящённое окончанию сбора урожая, дата которого намечена на двенадцатое октября от Захода солнца. В этот день по всей стране происходят праздничные мероприятия, а в столице – в городе Оплот – проходят торжественные ярмарки, на которых собираются купцы, ремесленники и торговцы всех мастей не только со всех концов Венерии, но и приезжают из-за границы. В большинстве своём из Манисии – южного государства, с которым у Венерии исторически сложившиеся тёплые отношения.
До намеченной праздничной даты оставалось три дня. Конвой, сопровождающий повозку с яствами и подарками от недавно взошедшего на престол после смерти своего отца торсивальского молодого короля Кайзамира Третьего, пересёк степные равнины, изрезанные ржавыми холмами, прорезающимися словно кошачьими клыками каменными валунами и низкорослыми скалами. На горизонте утреннего небосвода, далеко на севере, сквозь бело-серый влажный туман прорезались тёмные контуры громадных каменных вершин – горы Хардбор перекрывали своими хребтами весь огромный север. За этими громадами растираются огромные ледяные поля, заснеженные просторы, скалы и каменистые скальные отвесы, покрытые инеем. Там, за завесой высоких тёмно-серых гор расположилось бескрайнее северное владение, безлюдное и неприветливое. А сам Хардбор словно граница между двумя мирами – миром живых существ, миром голосов, войн и зарождающихся государств и миром, окутанным тайнами и вечным молчанием, ибо единственным пением тех земель являются завывания зимних ветров в снежную пургу.
Ближе к полудню, когда морок рассеялся и тонкие лучи солнца пробились сквозь хмурое пасмурное небо, огромная повозка переехала длинный каменный мост через протекающую с севера на юг реку, скребя камень скрипящими большими деревянными колёсами, и тащилась вдоль лесного массива из высоченных хвойных деревьев.
Посол стал чувствовать себя уютнее. С отступлением утреннего морозящего холодка пришло небольшое дневное тепло, и его настроение заметно улучшилось. Раскинувшись на скамье, опёршись спиной об опоры навеса повозки, но всё ещё плотно укутываясь в свою плащёвку, посол с занимательным интересом оглядывал близлежащие окрестности, которые сейчас виднелись отчётливо. Вдалеке, по левую руку выступали строения большой деревушки. Из печных труб жилых домов ввысь уносились клубы серого дыма, растворяясь на фоне хмурых облаков, окутавших небо. Депрессивные тени поздней осени окутали эти земли. Погода стояла холодной, и это предзнаменовало приход ранней и сильной зимы. Поэтому уже сейчас во всех домах, во всех тавернах топили печи и держали очаг на постоянном огне.
Пробежав взглядом по горизонту, посол осмотрел протекающие в обратную сторону кроны толстых хвойных деревьев, что словно стеной лились на север в движении, противоположном повозки. Взгляд его остановился на всаднике, что поравнялся рядом и спокойно ехал, молча взирая на дорогу спереди. Посол с интересом осмотрел человека. Мужчине с виду было больше тридцати, его треугольное лицо, покрытое небритой светлой щетиной, было худым, скулистым и в некоторых местах изрезанным тоненькими полосками шрамов, оставленных от резаных ран – под правым глазом, на левой скуле и в районе переносицы. С первого взгляда этот мужчина выглядел старше своих лет.
Всадник этот внушал холод и даже немного отвращение. Его взгляд серых стеклянных глаз был хладнокровен, словно глаза эти не живого человека, а холодного трупа. Грубые, длинные светлые волосы спадали на кожаные наплечники. Его торс покрывал кожаный нагрудник, нацепленный поверх тонкой, уже потемневшей и в некоторых местах потёртой кольчуги. На левом боку, постукивая о толстое туловище бурого мерина при каждом стуке подкованного копыта, свисал в ножнах худой меч. Это было не единственное оружие. На груди и под боками на ремнях были закреплены ножны кинжалов, метательных ножей и боевые маленькие крюки из стали. Всадник с ног до головы был обвешан холодным оружием.
Такое лицо – странное, молчаливое и внушающее подозрение – было не единственным. Впрочем, такое описание под стать всем наёмникам. А их было тут не менее восьми. И все словно на одно лицо, у всех одинаковая броня, но разный тон взглядов. Был среди них и ещё совсем молодой и зелёный парень, что робко восседал на своём белом скакуне. Ехал он посередине колоны молчаливых воителей. Замыкал её очередь хмурый и русоволосый мужчина, лет тридцати пяти. Здоровый, с молотом за спиной наперевес и курящий табачную трубку.
Изучив внимательно рядом едущего человека, посол слабо ухмыльнулся. Тот даже не удосужился ответным взглядом, хоть и не обратил внимания на то, что его пристально разглядывают. Даже если бы и узнал это, то всё равно не ответил бы. Ибо к чёрту смотреть на человека в ответ. Наёмнику это дело совершенно не нравилось, не нравилось и общество таких вот высокочтимых ублюдков, задницу которых необходимо защищать вплоть до самой столицы, до конца их длинного и нудного пути. Вдоволь наёмник повидал подобных лиц. Ряженные в дорогие балахоны, корчащие из себя важных персон и превозносящие себя выше остальных. Эти честолюбивые морды уверены, что мир выстроен только для них, и что их положение и авторитет властвуют над сердцами и умами всех живущих, кто ниже их по статусной лестнице. Однако всё в мире решают обстоятельства. Они имеют реальную власть, ибо жизнь не прогибается под напыщенными холуями. Честолюбивые эгоисты, когда их иллюзии всемогущества и безнаказанности рассеиваются, как здешний утренний морок днём, падают дольше и бьются о дно больнее, чем те, кто проще взирает на жизнь.
Всадник ехал спокойно. Его острый боковой взор уловил внимание посла, но человек сохранил хладнокровную осанку, и лишь под видом сконцентрированной бдительности, как и подобает охраннику элитного королевского конвоя, перевёл взгляд на непрекращающуюся стену деревьев справа, что тянулась за расстилающейся небольшой полянкой, покрытой ковром желтоватой пышной травы.
Выдержав молчаливую паузу и переведя взгляд на горизонт уходящей вперёд дороги, посол спросил:
– Ты командир?
Наёмник осмотрел горизонт деревьев, после чего перевёл взгляд на дорогу.
– Отвечающий за отряд на время нашего задания. – Человек ответил без желания, низким хрипловатым голосом.
– Стоит признать, что задание весьма важное вам досталось – охрана важного лица в дороге, на которой может произойти всё что угодно. С самого начала пути вы все хмурые и чрез меру сконцентрированы. Никто и звука не проронил. Да, мать вашу, никто даже и не пёрнул у вас. Ну или просто не было слышно. – Посол усмехнулся. Говорил он с явным акцентом, иногда делая ударение не на тот слог и проглатывая некоторые окончания слов. – Это, конечно, достойно похвалы. Подчёркивает ваш, так сказать, профессионализм. Но, мать вашу, когда здесь так тихо, что аж на уши давит, особенно по ночам и утром, невольно начинаешь нервничать, ибо ваши хмурые морды сливаются с общей мрачностью здешних просторов. И не знаешь, чего больше опасаться: молчаливых и хмурых головорезов, которые, хоть и приставлены охраной, но не внушают оптимизма в душу, или того, что от всей этой серой и унылой картины можно свихнуться. А я-то тут всего четыре дня пробыл. Тут всегда так мрачно и тихо?
– Здесь некому разливать жизнерадостные краски и кричать от безудержного веселья, – ответил наёмник.
– Кое-где уж точно веселей, чем здесь. На кладбище, например, – сказал посол.
– На кладбище никто не задаёт глупых вопросов. – Наёмник перебрал пальцами поводья, вздохнул широкой грудью. – В этом его преимущество.
Посол взглянул на него, слегка раздосадованный равнодушным тоном всадника и обиженный резким и отрезанным ответом, ибо ему хотелось скоротать время за беседой. Однако посол не сдавался:
– Много ли вас таких бороздит по просторам этой страны?
– Везде работы находится, – ответил всадник. – Даже в самых отдалённых закоулках государства, в самых непроходимых трущобах.
– Ваш соратник имеет большой спрос, и наверняка услуги обходятся недёшево.
– Мы берёмся за работу, если плата достойна. И выполняем её до конца, как того требует наш кодекс. Мы не имеем права провалить задание, каким-бы оно не было нудным, ибо это попортит нашу репутацию. А она у нас весьма пространственная.
– А заказы как-то влияют на ваши принципы? – с интересом спросил посол, посмотрев на всадника. – Скажем так, если закажут убить обычного крестьянина, при этом устанавливая запрет на выяснение причин – грубо говоря, замочить без лишних вопросов, – вы стремглав бежите выполнять задание?
– Наёмник вопросы задаёт лишь тогда, когда дело касается оплаты. – Всадник наконец посмотрел на посла своими серыми впалыми глазами. – А всё остальное не имеет значения. Принципы… Они весьма переменчивы и неустойчивы, как здешняя погода. Да и смысл их придерживаться, если жизнь зависит от того, сколько ты заработаешь? Как долго продержишься и сможешь ли снова заработать? Здесь уж точно так заведено. На всём чёртовом континенте. Великие государи не придерживаются своих принципов, но и не отказываются от них. Они их меняют в угоду своим интересам. Так же поступаем и мы. Принципы – это своеобразный хамелеон, который может изменить цвет в любой момент.
– Ты весьма скептически и очень тонко размышляешь, наёмник. – Посол улыбнулся. – А я-то думал, что вы красиво говорите только на языке лязганья стали, когда выполняете заказ.
– У Вас, господин посол, весьма поверхностные суждения о людях, чьи умения оцениваются золотом. – Всадник вновь посмотрел на дорогу. – Но есть один нюанс. – Наёмник слегка вздохнул: посол всё же вывел его на чистую воду, разговорил, так сказать. – Если контракт касается кого-то из наших, то мы отказываемся его брать. А если заказчик не угомонится, то встреча с Молагом в его Преисподней ему обеспечена. Что же касается убийства крестьян, тот этот вопрос тоже был пересмотрен. Видите ли, это негативно сказывается на нашей репутации, хотя такая работа и оплачивается достойно. Но тогда заработок становится единичным, а другие заказчики попросту не захотят с нами сотрудничать из-за страха или отвращения к нам, от чего урезается работа. А это, как следствие, негативно сказывается на нашем заработке.
– Значит, одному принципу вы всё же не изменяете, Соколята.
Всадник молчаливо скривил губы в лёгкой ухмылке.
«Засранец, мать его».
– Да, есть принцип, который устанавливает наш кодекс – не брать заказы на своих. И мы не имеем право его нарушать. И не делаем этого со времён образования нашего синдиката.
Впрочем, было это очень давно. Крупный синдикат наёмников, именуемых в здешних окрестностях Соколами, некогда был обычным братством по оружию во времена далёкой войны между людьми и нелюдями. Ещё во время правления царя Валдислава Хейвора, первого царя венерского государства, одним из богатейших купцов того времени было основано военное содружество, куда входили самые прославленные бойцы из регулярной армии людей. Купец этот, Зигмунд Эрхауз, приобрёл старинный замок в окрестностях Бостпиля, что находится в тридцати милях от столицы государства, на северо-западе. Огромные владения окружают острые скалы, а сам замок был выстроен ещё «древними» – так люди звали тех, кто заселял континент до них, – у их подножий и отдалёнными коридорами уходил вглубь скальных пород.
После Великой войны за континент, содружество воителей, скреплённое на уставах братство стало распадаться, ибо новый государь отказался содержать его средствами из государственной казны. На то не было причин, ибо война окончена, враг отогнан за периметр северных гор и больше никогда не посмеет спуститься вновь. Так все думают и по сей день. Однако братство не распалось. Её оставшиеся немногочисленные члены, наиболее преданные скреплённой сталью и кровью дружбе, основали гильдию наёмников, что за плату бралась за самое опасное задание, ибо даже после войны не было покоя у людей. Различные природные твари бороздили ночью тракты и леса, разбойники грабили целые поселения, да и находились и те, кто кому-то просто не понравился. И гильдия бралась за работу, коли плата была достойна. И прославилась она на долгие лета за профессионализм её членов. И росла, крепла, став впоследствии крупным наёмничьим синдикатом, вступление в которое давалось не каждому, далеко нет. Ну а кому повезло оказаться в рядах Соколов, те получали уважение и почёт в стране.
Однако ничто не вечно. И тем более слава. Долго простоял синдикат на плаву, но в последнее время его преследуют тёмные времена: и заказов мало, и нынешние его главы лишились той чести, которая некогда озаряла синдикат доблестью. Погрязли они в авантюрах. А низшие чины, обычные наёмники, лишались чувства уважения к ним.
Но не умирает надежда и по сей день. Немногие верят ещё, что вернётся былое могущество, почёт и уважение к наёмникам, ибо с недавних пор возглавил синдикат один из последних прямых потомков первых родоначальников содружества воинского. Пожилой, стреляный ветеран – Харальд Милшевич, некогда профессиональный воин, прошедший не одну войну людскую. Теперь же он возглавляет древний синдикат. И с недавних пор дела идут в гору, но как повозка, запряжённая тонной камней, которую везёт ленивый вьючный мул.
Но надежда не умирает и по сей день.
Всадник это хорошо понимал, и поэтому пропустил унизительное «Соколята», что покрывают наёмников в крупных и маленьких деревнях и городах разной масти оборванцы и грязные проходимцы, мимо ушей, оставив без ответа.
А посол был рад тому, что смог всё-таки докопаться до ядра истины, скрытой за тёмными дебрями тайн. Он выпрямился, гордо показав свою важную осанку.
– А что же сейчас? Много ли заказов выпадает вам?
– Времена стали другими. Заказов стало меньше, и все они… – Всадник не захотел продолжать.
– Ты считаешь, что охрана важного лица по дороге в столицу – задание на манер дешёвой подачки?
– Что же может случиться по пути по главной государственной дороге? – спросил всадник.
– Эх, друг мой, ты не понимаешь, какая деликатная ситуация на самом деле. И какая опасная задача лежит на ваших плечах. Ведь конвой то королевский, а во главе сидит важное лицо государства, которого могут убить.
– Война окончилась три года назад.
– Это, поистине, не имеет никакого значения, – сказал монотонно посол. – Даже спустя три года после установления долгожданного мира, в здешних округах полно тех, кто желает смерти любому, на покрое одежды которого изображён герб нашего государства. Это самые ярые противники мира даже после победы, ибо бывают и те, кто готов убивать до последнего ребёнка вследствие своей врождённой ненависти к человеку. А такие тут, несомненно, есть. И в защите от подобных состоит смысл вашего задания.
Наёмник некоторое время молча глядел на дорогу. После тянущейся паузы он сказал:
– Да, Вы правы, господин посол. Человек остаётся последним, самым опасным зверем на нашей земле.
Они проехали невысокую холмистую насыпь, на вершине которой, медленно разваливаясь от наступающей гнилости и старости, стоял покорёженный заброшенный особняк. Его фасад значительно почернел, крыша то и дело буквально скатывалась с его оголённых остовов. Стены накренились до такой степени, что, казалось, один лёгкий ветерок и дом этот сложится, как гора карт на столе. Уж сильно древним он выглядел, даже на фоне окружающей депрессивной степи.
Проехали милю. Постепенно тучи захватывали небо и здешние округа вновь тонули во мраке. Посол был недоволен, ибо чувствовал сквозь свои бархатистые ткани кожей наступающую прохладу. В воздухе запахло дождём.
Свернули на очередном повороте направо, огибая скопившуюся группу высоченных сосен, растущих плотно друг к другу на небольшой поляне. Посол достал платок, наступил очередной приступ чихания. Только этого не хватало. Не подобает такому важному лицу привлекать настороженное внимание своими лёгкими недомоганиями на царском празднике. Хотя он и так всегда ловил на себе косые взгляды приближённых. Даже от своих друзей, которые, глядя ему в лицо, мило улыбались, показывая добрые намерения, а потом подсмеивались над ним в стороне, за спиной, ибо его статус не позволяет насмехаться над ним напрямую.
Никто не ожидал, что этот человек добьётся больших высот. Многие, даже его собственный отец, который никогда не любил его и презирал, не верил в его возможности. Родившись в грязи, в самих низах общества, посол не имел больших шансов выбраться из ведра, набитого дерьмом. Он старался, но все усмешки, которые он получал в лицо от знакомых, от его окружения, придавали сильный груз и тянули обратно на дно. Он часто опускал руки, часто сокрушался, но всё же пользовался любой возможностью, чтобы выбиться в люди, чтобы просто нормально жить. И в жизни каждого наступает такой момент, когда обстоятельства наконец играют свою добрую роль, когда ежедневная меланхолия разъедается от наступающей надежды и открытия новых возможностей. Глядя не в грязь, а сквозь неё, посол смог пробиться вверх, занять должность и те, кто некогда насмехался над ним, кто не верил в него, теперь же мило улыбаются и восхваляют, предлагают ему свою дружбу. Даже его родной отец теперь «считает его своим родным сыном». Но посол плевал на всех них свысока, с высоких стен огромных залов королевского дворца в Дорнбурге – столице Торсиваля. Нет в его жизни по истине родных и любящих людей. Не стало после смерти матери, которая единственная видела в нём возможности и по-искреннему любила.
Он чихнул, сильно зажмурив глаза. Вытер нос и, взглянув на дорогу, тянущуюся тёмно-серой лентой вдаль, изгибаясь меж поворотов, как змея, широко раскрыл глаза, зафиксировав платок возле раскрывающегося рта.
Повозка остановилась. Всадник, что ехал вровень, приказал конвоирам тоже остановиться. Подняв руку и замедлив своего коня, наёмник внимательно всматривался вперёд.
Их дорогу преграждала перевёрнутая повозка огромных размеров. Вокруг на многие метры были разбросаны вещи: сундуки, корзины, ширпотреб, рулоны тканей и ковров. Всё в ужасном беспорядке лежало вокруг перевёрнутой повозки со свисающими круглыми колёсами, что подгонял слабый ветерок, заставляя их медленно вращаться с тихим поскрипыванием.
Всадник молча проехал вперёд. Посол, поднявшись, не спускал взгляда с одной точки. Кроме бытовых вещей, вокруг повозки зияли кровяные следы, длинные тянущиеся кровавые линии. Конец её бокового деревянного парапета был измазан ярко-багровыми отпечатками человеческих ладоней.
Всадник молча объезжал повозку, хмуро рассматривая детали. Второй наёмник ехал следом за ним. Остальные оставались рядом с повозкой и тем, что ехало за ней – высоким закрытым вагоном, без окон и без любой выемки наружу, только узкие дыры пронизывали его по бокам.
Несколько всадников инстинктивно обнажили мечи. Молодой робко вынул свой клинок, кое-как успокоил взволнованного коня, натянув поводья, бегло осматриваясь.
Длинноволосый всадник спрыгнул с коня. Он медленно прошёл меж разбросанных вещей. Зайдя за край повозки, он резко отошёл, машинально опустив ладонь на эфес меча. На месте извозчика лежало тело. Точнее его половина. Верхняя часть, доходящая до живота, была изорвана толстыми следами когтей. Зияющие раны кровоточили, кровь стекала вниз по солнечному сплетению, доходя до торчащих багровыми лентами и свисающих вниз, как верёвки, кишок. Глаза трупа были распахнуты, лицо застыло в гримасе ужаса и отчаяния, а рот словно пытался выдавить из себя отзвуки страшной боли, вот только губы не шевелились.
– Дункан, – подозвал наёмника всадник, спешившись и осматривая небольшой клочок рыхлой земли за краем каменистого тракта. Длинноволосый подошёл. – Смотри-ка, след.
Всадник жестом указал на огромный след на земле. Дункан присел на одно колено. Посол, сгорая от интереса, прикрикнул:
– Что там?
Дункан ответил не сразу. Он провёл пальцем в перчатке по огромному следу лапы, внимательно изучая его радиус и контуры. Не дождавшись ответа, посол спрыгнул с повозки и подошёл. Хорошо, что он не посмотрел налево, иначе бы весь его внутренний мир в миг разбрызгал каменистую дорогу. Его внимание привлёк этот странный отпечаток на земле, оставленный неизвестным зверем.
– Что это? – спросил он снова, посмотрев в спину Дункану.
– Это след. Похожий на след медведя, но только в разы больше, – заключил наёмник.
– Значительно больше. – Всадник, находившийся рядом, изучил след. – Смотри, как выпирают когти. Они длинными полосами идут от лапы и, судя по контурам, кривые. Этот зверь был неимоверно огромным, судя по размеру лапища.
– Да, я это заметил.
– Разве у медведей такие огромные лапища? Здесь, в Венерии, такие водятся? – спросил посол с толикой испуга.
– Это не совсем медведь. – Дункан встал, посмотрел на посла. – Скорее всего альбьёрн – медведь-убийца, проще говоря. Очень похоже на его след.
– Что это ещё за хрень такая? – чертыхнулся посол.
– Огромная и опасная тварь, коротко говоря, – ответил Дункан. – Обитает в лесах к северу. Точнее, обитала. Очень давно, ещё когда эту землю бороздили разные твари: мутанты, стрыги, волколаки и прочая мразь.
– Я думал, это всё сказочки, дабы детей непослушных пугать. – Посол сделал жест, обозначающий знак Всевышнего – провёл круг двумя пальцами, указательным и средним, а затем снизу наискось поднял их вверх и отвёл вправо. Изобразив Святую руну в воздухе, посол вытер слегка вспотевший лоб платком.
– Сейчас так оно и есть, но век назад земли эти кишели разными созданиями природы, – сказал Дункан. – Люди охотились на них и истребляли, так как боялись за свою жизнь. Многие виды, такие как волколаки, вампиры и трупоеды были уничтожены. Многие из остальных переселились на север, скрывшись в сумрачных дебрях Чернолесья. Но некоторые до сих пор набредают на юге на тракты, снуют по полям ночами.
Дункан окинул взором близлежащую местность.
– Альбьёрн, по сути своей, обыкновенный медведь. Только раза в два больше обычного. Его чёрная бурая шерсть взбучена и суха, в некоторых местах облезшие пятна на теле. Когти как кинжалы – эта тварь ими разрывает плоть как тонкую ткань, на лоскуты. Даже самая прочная броня не сможет выдержать.
Он молча осмотрел место недавнего нападения. Почему недавнего? Потому что, то разорванное пополам тело ещё свежо, на его лице только-только подступают трупные пятна. Да и кровавые следы ещё влажные. Похоже, эта тварь напала сегодняшним утром, разорвав сопровождающих конвой на части, ибо крови пролито тут много. Уж слишком много на одно единственное оставшееся нецелое тело.
– Думаю, эта тварь настигла людей врасплох. Не уверен, что кто-то смог уцелеть. Уйти от неё бегом невозможно. Даже на быстрой лошади сделать это трудно. А их здесь нет, видимо, скакуны от испуга ринулись, кто куда. Эта тварь быстрее рыси, если разгонится. А если голодная и яростная, то тут вообще без вариантов.
