Соты. Попасть в сказку могут всякие, Угодить – многие, А вот вляпаться – единицы!

За окном начинало темнеть, и я было направилась к окну, но на плечо упала рука. Присев от ее тяжести, я обернулась назад. Таррин смотрел на меня черными, полными безумия глазами. Да что, в конце концов, здесь происходит?!

– Ты никуда не пойдешь! Все будет так, как никогда и не было в книгах, – он продолжал нести какую-то чушь, и мне становилось все больше не по себе.

Почему эти люди не дают мне выбраться из плотного круга тел, галдящих и смеющихся одновременно? Почему я вообще нахожусь в этом страшном месте, хотя все законы природы должны быть против такого отношения с адекватным (каким я себя когда-то считала) человеком в моем лице? Или я надышалась угарным газом от чадящей деревенской печи и сошла с ума? Нет, не хочу!

– Это неправильно! – кажется, последнее я выкрикнула вслух. В ужасе от происходящего я дернулась, вырвалась из клубка тел, так и норовивших схватить меня то за запястье, то за плечо, и перемахнула через подоконник.

Находись зал этажом выше, я обязательно что-нибудь себе поломала бы, но мне подфартило. Везение – штука странная: всего два метра – и здравствуй, земля! Когда я очутилась внизу и боль от жесткой посадки чуть притихла, ноги сами подсказали, что делать.

Перепрыгнув невысокую ограду, я отчетливо почувствовала, что за спиной несутся люди. Испугавшись снова очутиться в ловушке безумия, я даже не обернулась, чтобы не терять лишние мгновения. Моя физическая подготовка всегда оставляла желать лучшего, так что надежда была только на шоковое состояние. Дома мелькали один за другим, люди удивленно смотрели вслед, а в спину неслись крики и ругань, призывавшие остановиться. В изнеможении добежав до очередного дома, я замерла за углом и перевела дух. Толпа озверевших по непонятной причине мужчин пролетела мимо, а я с той же скоростью, с которой неслась от них, ринулась в противоположную сторону в надежде на несколько спасительных секунд.

Теперь нас разделяла максимум дюжина метров, а я с трудом приближалась к лесу, вплотную прилегавшему к деревне. Постепенно бег с препятствиями превратился в медленный шаг, а еще чуть позже я еле ползла, надеясь, что хотя бы не двигаюсь по кругу. В очередной раз споткнувшись и зацепившись за ветку, я с прискорбием констатировала, что больше не в состоянии сделать ни шага, и с глухим стуком свалилась под ближайшую ель, пытаясь отдышаться. Получалось довольно скверно: в висках стучала кровь, а мысли отчаянно пытались уцепиться одна за другую.

– Здравствуйте, меня зовут Федя, я работник архитектурной компании. Сижу в темном лесу и дрожу как осиновый лист.

– Поаплодируем Феде!

Похоже, я все-таки двинулась…

***

Сидеть тихо, зажав рот рукой и боясь пошевелиться, – занятие, вынуждена признать, увлекательное. И познавательное: блудный рассудок не сразу, но все же возвратился к легкомысленной хозяйке, громко оповестив ее, что неплохо бы дать старт оправданной панике. Очень кстати!

Слезы хлынули как из прорвавшегося пакета с молоком – крайне неожиданно и обильно. За время марафонных забегов по пересеченной местности солнце ушло за горизонт, и в лесу была тьма кромешная. Темные ветви трагично нависли над головой, закрыв и луну, и редкие звезды. Подул порывистый ветер, заставивший съежиться в дрожащий клубок. Вот тут-то мне стало совсем не по себе. Лихорадочно оглядываясь по сторонам, я попыталась сообразить, что же делать.

Первый приступ паники прошел, слезы высохли, и жалость к себе переросла в безучастность к происходящему. Еще с четверть часа я тихо икала от холода и долгого рева, но потихоньку пришло понимание, что нужно подняться и начать осторожно двигаться в противоположную от деревни сторону. Как же хочется пить!

Я раздвигала ветки руками, стараясь не наесться паутины. То тут, то там пролетали птицы, издали доносился рев неизвестных животных, отчего волосы вставали дыбом, и я замирала, с испугом вслушиваясь в звуки леса. После неизвестно скольких часов бессмысленного блуждания я уловила равномерный, еле различимый гул земли. Поначалу обрадовавшись хоть каким-то переменам, я рванула вперед в надежде на выход к очередному поселению или хотя бы одиноко стоящему дому. Но не тут-то было! Источником гула оказался ручей. Вода билась о камни, спадая проворными водопадами. Я подошла ближе, легла на живот и протянула руки. Зачерпнув ладонями черной жидкости и наплевав на все санэпидемические предупреждения, я с наслаждением напилась и умылась. Жуткая усталость немного отступила, и появилась надежда: идти вдоль ручья все же проще, чем на ощупь пробираться сквозь чащу.

Я шла вдоль береговой линии, пока не заприметила что-то похожее на водопад с пологим продолжением тропки. Идти было удобнее по другой стороне, но ручей с шумом бежал вниз, и я никак не могла решиться на переправу и плелась дальше вдоль берега. Но в очередной раз получив веткой по лбу, я перестала тратить время на софистические метания: подобрала юбку, разбежалась для верности и перепрыгнула на противоположную сторону, мысленно молясь, чтобы не поскользнуться при приземлении. Закрыв глаза и держав для верности дыхание, я уже растопырила руки, но падения не последовало.

В груди что-то замерло, в глазах потемнело, а тело отказалось слушаться. Будто бы разом избавившись ото всех чувств, я осознала, что не дышу, не вижу и не слышу одновременно.

Мгновение – и волна яркого света захлестнула все, что меня окружало. Первым, что удалось разобрать, был массивный деревянный стол и небольшое перышко, покрытое черным узором.

Глава 3

Да-да, конечно, вы можете писать настолько радужно, насколько сами того хотите… Правда, я бы не желал вечной жизни в сахарнице или банке варенья.

Заметки Жизнеписателя

Прости мне, жизнь, тоску и счастье,

Переступившие порог

Из сожалений, бурь и страсти, —

Все, от чего не уберег.

Прости мне дикий смех истерик,

Непонимание людей,

Мой остров и забытый берег

Души, не знавшей вкус потерь.

Прости мне ширму безразличий,

Скрывавшую безумный мир

Из одиночества, двуличий —

Смертей Варфоломея пир.

Простите, люди и Всевышний,

Что так живу – безумством, страстью,

За странность, что кажусь вам лишней,

За незаслуженное счастье.

Обхватив плечи руками и стараясь не трястись от холода, я настороженно огляделась. Уже знакомый туманный зал, за высокими окнами пушистые снежные хлопья носятся в причудливых водоворотах. Переминаясь с ноги на ногу, я дожидалась мальчугана, о котором вспомнила сразу же.

– Неужели снова сплю? – я засмотрелась на снежинки, кружившие в бешеном урагане, который, казалось, все больше набирал силы.

Мальчишка возник передо мной, словно отделившись от ткани тумана.

– Ну, это уже как сама пожелаешь. Может, и спишь, – он весело подмигнул и уселся на столе, задорно болтая босыми пятками. – Как считаешь, скоро исправишь то, что натворила, или на это потребуются годы? – после этих слов он с интересом уставился за стекло, заворожено любуясь клубами белого снега. Мы молчали, а я все ждала, что он добавит хоть что-то, что помогло бы ответить на вопрос.

– Нравится снег?

– Да, мне он нравится, – подумав, ответила я. – Даже очень. Вот только холодно, – зубы уже выстукивали явную дробь, и говорить спокойно становилось тяжелее.

Мальчуган повернул ко мне голову и медленно произнес:

– А знаешь, так даже интереснее. Я сделаю тебе подарок: ты сама обо всем догадаешься. Да! Так будет определенно веселее! – и снова его настроение сменилось, будто он сбросил маску. Лицо озарила радостная улыбка: – Я дарю тебе это! Ведь когда все не по написанному, это так забавляет! Запомни: я на твоей стороне. Давай, давай! – уже крикнул он, будто теленку, выбившемуся из стада, сопроводив крики взмахами рук. – Тебе пора, снег не любит ждать – он тает!

Я почувствовала дрожь под ногами и сильный толчок. Будто неведомая гигантская рука взвилась вверх и разбила стекло, загораживавшее нас от бури. Гонимые порывом стихии, на нас обрушились тонны снега, ветров и стужи, закружив все вокруг в безумном хороводе. Вой наполнил зал и отгородил от мальчишки. Стол исчез, а глаза залепило белым месивом.

Открыв глаза, я обнаружила себя в позе эмбриона, трясущуюся и дрожащую, окруженную все теми же деревьями. В шаге от места «посадки» был тот же ручей. Вот только ветви были в снегу, вода подо льдом, а я в сугробе.

***

Снег и стужа, промозглый ветер,

Мрачный лес, волшебство и скука.

Я завидую угольной завистью тем,

Кому в жизнь не страшна разлука.

Безразличие, сны и сказки

Я узнала, так тоже бывает, —

Вместе с кожей вживаемся в маски,

Сквозь ладони судьба уплывает…

Вопя в голос, я мучительно медленно выбиралась из снежного кокона, чертыхаясь при этом, как не выспавшийся сапожник. Стопы адски жгло, тонкие туфли, как и подаренная недавно одежда, не были рассчитаны на морозы. Подумать только: всего несколько минут назад я имела неосторожность задаться вопросом, что может быть хуже, чем блуждать по безлюдному лесу. Ответ не заставил себя долго ждать. У меня оставалось два варианта: больше вообще не вставать и навсегда уснуть в сугробе (говорят, это один из самых гуманных способов отойти в мир иной) или собрать остатки сил и попытаться пройти вдоль ручья столько, сколько получится. Я выбрала попытку выжить.

Боевой дух подпитывался жалостью к себе и злостью на неизвестного обидчика. Кому вообще могло показаться забавным учинить со мной такую шутку?! Пальцы рук и ног совсем онемели, нос уже не различал запахи, а в ушах стоял гул. Я начала вести подсчет шагам, параллельно делая в голове ставки, когда же все-таки упаду. Сто сорок восемь, сто сорок девять… Тут я более отчетливо услышала то, что поначалу приняла за бред переутомления: ко мне действительно что-то приближалось, и это «что-то» лаяло десятками псиных голосов.

За деревьями показался первый сгусток черноты, который начал стремительно разрастаться и разделяться на отдельных существ. Ближайшее из них оказалось собакой исполинских размеров, настроенной явно недружелюбно. Оскал второй псины намекал, что необходимо лезть на дерево. Но до спасительных веток требовалось добежать, а я уже около сорока шагов не ощущала ни рук, ни ног. Недавняя перспектива уснуть в снегу казалась теперь куда приятнее, чем быть заживо растерзанной на тысячи мелких кусочков.

Шум, гул и лай слились в единый противный звук. Свора разъяренных собак окружила меня плотным кольцом. Удивляясь, что ни одна из них еще не набросилась, я в ужасе остановилась. Кажется, тело еще не настолько замерзло, чтобы не почувствовать боль рваных ран. А жаль!

Время перестало течь в привычном режиме. Непроизвольно дернувшееся плечо запустило невидимый механизм животных рефлексов. Следующее мгновение растянулось в мутном желе. Ближайший из волкодавов ощерился, гулко зарычал и приготовился к прыжку. Вскинув руки, я попыталась закрыться, но собака уже сбила меня с ног.

– Стоять! – голос резанул уши, заставив вспомнить, что в мире есть не только животные, но и люди. Я ощутила тяжелое звериное дыхание возле шеи, услышала недовольный скулеж и судорожно сглотнула: обошлось.

Человек, которому принадлежал голос, разогнал стаю и подошел ближе. Я увидела кусок капюшона (cнег загораживал почти весь обзор), потом появился край лука. Деревянного, висящего за спиной. Когда он подал мне руку, чтобы подняться, я разглядела лицо спасителя. Само собой, оно выражало жуткое недоумение, но запомнилось не этим. Бывают лица – словно прожившие сотни лет, но сохранившие память о детстве.

– Да ты совсем не одета! Давай вставай, а то замерзнешь, – проговорил он и замер, видимо, ожидая, что я начну подниматься. Я попробовала, но получилось только поднять голову и опустить ее обратно.

– Да ты уже, сморю, того, – задумчиво промолвил охотник и многозначительно нахмурил брови.

Что я «того», я уже подозревала. Становилось все теплей и теплей, и мысли возникали совсем не радостные. Пробормотав что-то, незнакомец обошел меня по кругу, подхватил под руки и дотащил до стоящей поблизости лошади. Он даже несколько раз безрезультатно пытался посадить меня на нее – я сползала то вправо, то влево, что грозило переломом шеи, и в итоге оказалась перекинутой через седло. Тут же из чересседельных сумок было выужено одеяло, под которым я все равно чувствовала себя окоченевшей ледышкой. Человек понукнул лошадь, и в компании целой своры волкодавов мы поехали через лес.

Легкие, почки и печень— казалось, все внутренности разом слиплись в один мерзкий ноющий комок. Меня подбрасывало и сносило. Раз за разом я пыталась сползти, так как ехать в таком положении не представлялось возможным. На очередном подскоке воздух не дошел до легких, я почувствовала укол где-то в районе груди, и этот безумный мир наконец решил оставить меня в покое.

***

Несколько дней прошли в бреду. То просыпаясь, то проваливаясь в небытие, я изредка открывала глаза и видела каких-то людей. Не исключено, что они мне всего лишь мне грезились. В голове раздавались писклявые девичьи голоса, напевавшие что-то о небе и рыжем солнце. Одновременно казалось, что я заболела и лежу дома, в Москве. Изредка всплывали какие-то события.

На третий или четвертый день здравые мысли постепенно начали возвращаться. Вливая в себя литры лекарственных настоев, я постоянно спала, однако больше не видела мальчишку в белом зале. Видимо, ему стало не до меня. Когда сознание вернулось окончательно, я попыталась поговорить с женщиной, которая навещала меня и приносила еду.

– Послушайте, где я?

– Вы в доме Черговских, и, судя по вашему состоянию, здорово обморозились.

– И давно я тут отдыхаю?

– Не очень. Два дня вы слегка бредили да еще пару дней просто спали. Сейчас вам значительно лучше, так что лежите спокойно. Вам еще отдыхать и отдыхать, – женщина неторопливо вышла.

Белоснежная маленькая комнатка чем-то напоминала больничную палату – чисто убранную, с забавными ромашками на тумбочке у кровати. Я постаралась приподняться на локтях и выглянуть в окно. Никаких цветочков-лепесточков не наблюдалось, напротив, в стекла бились клубы поднявшегося снега. Верхушки деревьев едва доходили до уровня подоконника, а дальше, вплоть до самого горизонта, простирался снежно-мрачный хвойный лес.

Осторожно опустившись обратно, я почувствовала, как голова снова стала тяжелой. Вплоть до позднего вечера я так и пролежала, уставившись в потолок. Когда сумерки застелили комнату и в окне появились первые звезды, стало до тошноты скучно. Уснуть не выходило. Кожа и кости ныли, но при этом лежать без движения становилось все невыносимее. На свой страх и риск я аккуратно открепила пару дощечек, которые зачем-то фиксировали чуть ли не каждый сустав, освободилась от бинтов и рассмотрела просторную домашнюю пижаму, в которой находилась последнее время. Затем села на кровати и постаралась сфокусировать взгляд на двери, вроде как расположившейся напротив. Все плыло и шаталось. В конце-то концов, должна я разведать, куда в очередной раз занесло мое многострадальное тельце?!

В комнате не было ни ламп, ни свечей. Лишь один канделябр стоял на краю стола, но он, видимо, был установлен по эстетическим соображениям.

– Эй, народ! Где все?! Кто-нибудь!

Ползти вдоль стены было жутковато. В коридоре не было окон, и когда я наконец добралась до конца, оказалось, что это лишь один из поворотов. К стене был прикреплен большой, слегка чадящий факел, пламя которого было столь нестабильным, что могло затухнуть при малейшем дуновении, но вариантов не было.

Через пару-тройку поворотов я обнаружила лестницу, покрытую бордовой дорожкой и освещенную чуть ярче, чем остальная часть «дороги». Чем выше я поднималась, тем больше и искреннее раскаивалась в нелепой идее прогуляться по незнакомому зданию ночью, к тому же пребывая в столь плачевном состоянии. Но, наверное, в награду за все коридорные мучения рядом послышалось едва различимое бормотание. Что такое? Поднявшись, я поняла, что не дошла до обитаемого помещения буквально нескольких шагов. Дверь была приоткрыта, до меня доносились тихие разговоры. Просунув в дверь только голову, я негромко кашлянула.

– Стало быть, наша снежная гостья? – послышалось из глубины зала. Я прищурилась, пытаясь разглядеть, откуда прозвучал голос.

– Она самая, а где вы? – спросила я, еле протискиваясь и удивляясь, какой тяжелой оказалась дубовая дверь.

Просторный зал был завешан темными гардинами, ни один луч света не смог бы пробиться сквозь них. Мягкий зеленый ковер застилал все пространство. Несмотря на темноту и мрачность обстановки, создавалось ощущение уюта и покоя. Казалось, ничто не сможет потревожить тебя в столь тихом месте.

В противоположной части зала красовался огромный камин, завоевавший мои симпатии с первого взгляда. Больше в комнате ничего не было, кроме двух кресел, поставленных напротив огня, и небольшого столика, на котором лежали сложенные стопкой книги.

Языки пламени облизывали сухое дерево, будто стараясь вырваться на волю и поджечь мягкий теплый пол. Свечение варьировалось от солнечно-желтого до кроваво-красного. Создавалось впечатление, будто это не огонь вовсе, а живое существо, которое заключили за медные прутья. Оно ненавидело и любило: то яростно бросалось вперед, то, смирившись, подавалось назад, меняя свой цвет и тихо потрескивая.

– Подойди ближе, посмотри, он живой, – снова донесся знакомый голос. Дернув головой, чтобы прогнать легкое оцепенение, я подошла к одному из незанятых кресел. За высокой спинкой другого сидел человек, которого я тут же вспомнила.

– Не успела вас поблагодарить за то, что вытащили меня из белого ада, – улыбаясь, я медленно приблизилась к сидящему перед огнем. Переодетый в домашние плотные штаны и безразмерную теплую рубашку, новый знакомый казался старше, чем в нашу первую встречу. Задумчивое лицо озаряла отчасти безумная улыбка, в зрачках играли огоньки пламени, отражаясь веселыми красными бликами.

Обернувшись, я обнаружила, что на втором кресле лежит сложенный вчетверо плед. Недолго думая, я закуталась в него с ног до головы и села напротив огня.

– Как тебя зовут?

– Федька, полное имя Афеда.

– Что ж, Федька, рассказывай, как ты очутилась одна в темном лесу, или белом аду, – на последнем слове он повернулся ко мне лицом.

– Это довольно странная история, так как буквально за сутки я успела побывать один раз в лете и два в зиме, – дальше я подробно изложила хозяину необычного дома все перипетии путешествия.

Конечно, я опасалась повторения предыдущей истории, когда люди сошли с ума и решили поиграть в игру «Кто Федьку дальше в лес загонит». Однако внезапно на меня накатила такая волна спокойствия, что я говорила и говорила, украдкой подсматривая за огнем из камина. Когда я умолкла, мужчина подошел к столику и пролистал неприметную, оборванную с нескольких сторон книжку. Словно передумав читать, он вернулся к огню и присел на корточки, вороша угли кованой кочергой.

– Знаешь, я хочу рассказать тебе кое-что. Может, мои догадки будут неправдой, но все же, боюсь, я могу быть единственным, кто подскажет тебе верное направление.

Закутавшись в плед еще глубже, я превратилась в эталон внимания.

– Не хочу на тебя сразу вываливать то, о чем я начал догадываться с момента нашей встречи, так что лучше начнем по порядку. Как думаешь, где ты находишься?

Я хмыкнула и криво улыбнулась:

– Не поверите, до безумия хочется узнать ответ на этот вопрос. Для начала хотя бы часть света – от этого уже можно куда-то плясать.

– Сейчас ты находишься в моих владениях. Этот лес и поместье создавались для проживания в течение долгого периода времени – назовем это так, – мужчина замолчал на минуту, словно подбирая правильное слово. – Как думаешь, верно ли утверждение «каждому свой рай»?

– Может быть. Не проверяла, не знаю, – огонь словно притягивал, и мы разговаривали, не отрываясь от красно-желтых язычков.

– У каждого живущего на земле человека есть собственный идеал, место, обстоятельства. Как бы тебе объяснить… Ты любишь читать?

– Да, конечно! Не могу сказать, что прочитала все, что требуется для получения всестороннего образования, но всякие сказки-романы-детективы «заглотить» не прочь.

– Представь, что тебе выпадет возможность прожить жизнь главного героя одной из тех повестей, которые ты читала. Какую выберешь?

– Даже не знаю. Есть много героинь, жизнь которых я была бы не прочь примерить, но к чему это?

В комнату зашла пожилая женщина.

– Вам ничего не нужно? Я, пожалуй, пойду спать, – она вскинула брови, увидев меня. – А почему вы не спите? Вам же нельзя беспокоиться! – уперев руки в бока, она заворчала о том, какими непослушными бывают дети и юные особы. Меня ее речь безумно забавляла, но я кивала и делала вид, что безумно огорчена и раскаиваюсь.

– Мы еще немного посидим, и я прослежу, чтобы она спустилась в комнату, – мужчина мягко улыбнулся и пожелал ей спокойной ночи.

– Как же мне вернуться домой? – я ерзала на месте, пытаясь представить, как еду обратно, в свою знакомую и безумно любимую квартирку.

– Думаю, будет достаточно сложно, – слегка растягивая слова, сказал собеседник. – Так вот. Продолжим насчет любимых героев из книжек. Скорее всего, у каждого, кто умеет читать, есть свои представления о лучшем месте, описанном в любимом романе или рассказе. Неважно. Но после того как человек, – он сделал паузу, вероятно, чтобы подобрать необходимое слово или найти ему щадящую душу замену, – после того как человек умирает на земле, ему надо куда-то деться. Согласись, исчезать сразу после смерти и просто «не быть» – довольно скучно.

– Скучно?! Что за пургу вы гоните? – я начинала понимать, что мое присутствие (или, может, какие-то геомагнитные волны) действует на окружающих специфическим образом.

– Понимаю, звучит дико.

Я фыркнула и снова повернулась к огню. Мужчина продолжил:

– Ну, так представь. Большинство людей умеет мечтать. Без этого жизнь была бы однообразна. Те, фантазия которых в состоянии вообразить идеальную жизнь, моделируют «следующее» место обитания из нее. Личности, обладающие информацией, не доверяют обрывкам разума, который, может, и не задумывался никогда над таким вопросом. И тут помогает книга. Книги. Конечно же, тем, кто осилил достаточную часть библиотеки, везет больше: есть выбор, и возможность подбора идеального героя и обстановки возрастает в разы. К сожалению, бывают и такие случаи, когда нет ни книг, ни времени, чтобы вырасти.

– И вы хотите сказать, что я уже «того», и все, что смог сгенерировать мой воспаленный мозг, – это место, где я сейчас нахожусь? Не уверена, что пределом моих мечтаний было очутиться (между прочим, со второй степенью обморожения!) в ледяном заброшенном доме, где заблудится даже картограф! – дабы подтвердить свою гневную тираду, я протянула руки, на которых только начали подсыхать пузыри.

– Сомневаюсь, что у такой персоны, как ты, могут быть похожие мысли об идеальном времяпрепровождении. Однако, к сожалению или к счастью, ты сейчас находишься в моих владениях.

– Таки вы труп?! – глаза выпучились сами собой, и я уставилась на нового знакомого так, будто впервые его увидела.

– Ну, можно и так сказать, – с невозмутимым видом продолжил он. – А те, кто мне тут помогает, а также немногочисленные жители деревни – это ветры. Кстати, Гретта, та женщина, – тоже ветер. Они живут своей жизнью, но она у них первая, если можно так выразиться.

– Ага, а все, что вокруг, – это плод вашего воображения. Так? – я старалась вспомнить, как называется подобное расстройство психики или философское направление.

– Та-а-ак! – он внимательно посмотрел на меня и глубоко вздохнул: – объяснил, называется! Теперь ты считаешь меня психом.

– Нет-нет, все замечательно, – я отчаянно замотала головой, стараясь доказать, что все хорошо и я не представляю опасности.

– Ладно, попробую доказать иным способом. Естественно, я не смог бы понять, что происходит вокруг, если бы не одна интересная вещь. У меня была мечта, еще во время жизни, – иметь огромную библиотеку, в которой я бы смог найти ответы на все вопросы, существовавшие до момента моей кончины. Так как я не помнил, как жил, мне досталось лишь то, о чем я успел прочитать и вообразить в своих грезах. Ну, это я о том, что в итоге стало моделью места, где ты очутилась. Комнатой, в которой я оказался сразу после смерти, была библиотекой. Огромная, вмещающая бесчисленное количество трудов самых талантливых авторов.

Я чувствовал, что впереди у меня много времени, поэтому постепенно начал осваивать все, что там содержалось. Начал, естественно, с тех книг, где могло быть описание этого места. Так что теперь понимаю абсолютно все, что вокруг, за одним исключением: как ты могла очутиться в лесу не по моей и не по своей воле. Когда через несколько лет тут оказалась моя жена, я узнал ее с первого взгляда. Вспомнил, если точнее. Спасибо судьбе за то, что наши мечты оказаться вместе совпали и мне было интересно коротать сутки в нашем любимом заснеженном доме.