скачать книгу бесплатно
– Хватит! – обрываю я общее веселье.
– Ну чего ты, Фиц, согласись, это смешно…
– Не для родителей того парня. Не для его семьи.
Наступает неловкая тишина, до всех быстро доходит смысл моих слов. Наконец Паули, знающий меня дольше других, подает голос:
– Опять что-то с Кейт, Фиц?
С моей старшей дочерью всегда что-то происходит. Проблема в том, что этому не видно конца. Я отодвигаюсь от стола и ставлю свою тарелку в раковину.
– Пойду на крышу.
У каждого из нас есть увлечение: у Цезаря – девочки, у Паули – волынки, у Рэда – готовка, а у меня – мой телескоп. Я установил его много лет назад на крыше пожарной станции, оттуда лучше всего наблюдать ночное небо.
Если бы я не был пожарным, то стал бы астрономом. Для моих мозгов там слишком много математики, я это знаю, но меня всегда влекло к составлению карт звездного неба. В самые темные ночи можно видеть от тысячи до полутора тысяч звезд, и есть еще миллионы других, пока не открытых. Так легко думать, что мир вращается вокруг тебя, но стоит взглянуть на небо, и сразу понимаешь, что это не так.
Настоящее имя Анны – Андромеда, оно написано в свидетельстве о рождении. Созвездие, в честь которого она названа, связано с легендой о царской дочери, отданной в жертву морскому чудовищу и прикованной к скале в наказание ее матери Кассиопеи за похвальбу своей красотой перед Посейдоном. Пролетавший мимо Персей влюбился в Андромеду и спас ее. На небесных картах изображают девушку с распростертыми руками, соединенными цепью.
В моем представлении у этой истории счастливый конец. Кто не пожелал бы такой участи своему ребенку?
Когда родилась Кейт, я воображал, какой красавицей она будет в день свадьбы. Потом ей поставили диагноз – ОПЛ, и я стал представлять, как она идет по сцене, чтобы получить школьный аттестат. Когда болезнь обострилась, все эти фантазии вылетели в окно: я рисовал себе картину, как мы отмечаем ее пятый день рождения. Больше я ничего не жду, Кейт разметала в прах все мои мечты.
Кейт умрет. Мне потребовалось немало времени, чтобы собраться с духом и произнести эти слова. Мы все умрем, если разобраться, но все должно быть не так. Это Кейт должна сказать мне последнее «прощай».
Кажется каким-то жульничеством, что после стольких лет борьбы ее убьет не лейкемия. Но опять же, доктор Чанс давным-давно сказал нам, что так обычно и бывает – тело пациента просто изнашивается от бесконечной схватки с болезнью. Постепенно, частями, оно начинает сдавать. У Кейт отказывают почки.
Я направляю телескоп на Петлю Барнарда и М42, сияющую в Мече Ориона. Звезды – это костры, пылающие тысячи лет. Одни – красные карлики – горят медленно и долго. Другие – голубые гиганты – сжигают свое топливо очень быстро, свет от них доносится до нас из невероятной дали. Когда горючее начинает иссякать, они переходят на гелий, разогреваются, происходит взрыв, и рождается сверхновая звезда. Сверхновые ярче самых ярких галактик. Они умирают, но их уход виден всем.
Дома, после того как мы поели, я помогал Саре убраться на кухне и, ставя в холодильник кетчуп, спросил:
– Тебе не кажется, что с Анной что-то происходит?
– Потому что она сняла подвеску?
– Нет. – Я пожал плечами. – Вообще.
– В сравнении с почками Кейт и социопатией Джесса, я бы сказала, с ней все неплохо.
– Она хотела, чтобы обед закончился до его начала.
Сара обернулась ко мне от раковины:
– Как ты думаешь – почему?
– Гм… мальчик?
Жена покосилась на меня:
– Она ни с кем не встречается.
Слава богу!
– Может, кто-нибудь из подруг сказал ей что-нибудь обидное?
Почему Сара спрашивает меня? Что, черт возьми, я могу знать о перепадах настроения у тринадцатилетних девочек?!
Жена вытерла руки полотенцем и включила посудомоечную машину.
– Может, у нее просто подростковый возраст?
Я попытался вспомнить, какой была Кейт в тринадцать лет, но в голову пришли только очередное обострение болезни и связанная с ним трансплантация стволовых клеток. Обычная жизнь Кейт тонула в тумане, отодвинутая на задний план и затененная периодами болезни.
– Завтра я везу Кейт на диализ, – сказала Сара. – Когда ты вернешься домой?
– К восьми. Но я дежурю и не удивлюсь, если наш поджигатель снова даст о себе знать.
– Брайан, как тебе Кейт?
«Лучше, чем Анна», – подумал я, но жена спрашивала не об этом. Она хотела, чтобы я сказал, изменился ли желтый оттенок ее кожи в сравнении со вчерашним днем; она хотела, чтобы по тому, как Кейт опиралась на локти, сидя за столом, я прочел, насколько трудно ей держать тело в вертикальном положении.
– Кейт выглядит отлично, – солгал я, потому что так мы поддерживаем друг друга.
– Не забудь пожелать им спокойной ночи перед уходом, – напомнила Сара и принялась собирать таблетки, которые Кейт нужно принять перед сном.
Сегодня вечером тихо. Недели имеют свой ритм: безумие пятничных и субботних ночных смен прямо противоположно скучным дежурствам по воскресеньям и понедельникам. Могу с уверенностью сказать, что сегодня вечером завалюсь на койку и усну.
– Папа?.. – Открывается ведущий на крышу люк, и оттуда вылезает Анна. – Рэд сказал, что ты здесь.
Я обмираю. Уже десять вечера.
– Что случилось?
– Ничего. Просто я… хотела заглянуть к тебе.
Когда дети были маленькие, Сара часто приходила с ними сюда. Они играли в гараже между огромными спящими машинами; засыпали в моей каморке под лестницей. Иногда, в самую жаркую пору лета, Сара приносила старое одеяло, мы расстилали его на крыше, ложились на него с детьми и следили, как наступает ночь.
– Мама знает, где ты?
– Она подвезла меня.
Анна на цыпочках идет по крыше – она всегда побаивалась высоты, а тут вокруг бетонной площадки барьер высотой всего в три дюйма – и, прищурившись, наклоняется к окуляру.
– Что ты видишь?
– Вегу, – говорю я и пристально гляжу на дочь, чего давненько не делал. Она уже не прямая, как палка, появились некоторые выпуклости. Даже ее движения – то, как она заправляет волосы за ухо, смотрит в телескоп – проникнуты грацией, которую я приписал бы взрослой женщине. – Ты хочешь о чем-то поговорить?
Анна закусывает верхнюю губу и смотрит на свои кроссовки.
– Может, лучше ты поговоришь со мной? – предлагает она.
Я усаживаю ее на свою куртку и показываю ей звезды. Говорю, что Вега – это часть созвездия Лира, лиры, принадлежавшей Орфею. Я не слишком хороший рассказчик, но помню легенды, связанные с созвездиями. А потому излагаю Анне историю этого сына бога Солнца, который музыкой очаровывал животных и размягчал камни, человека, который так любил свою жену Эвридику, что не позволил Смерти забрать ее.
Когда я замолкаю, мы оба лежим на спинах.
– Можно, я останусь здесь с тобой? – спрашивает Анна.
Я целую ее в макушку:
– Как хочешь.
– Папа, – шепчет дочка, когда я думаю, что она уже крепко спит, – у него получилось?
Не сразу понимаю, что она говорит об Орфее и Эвридике.
– Нет, – признаюсь я.
Она вздыхает:
– Фигуры речи.
Вторник
Гори с двух концов, свеча моя,
Сгори до начала дня.
Эх, враги мои, ах, друзья,
Смотрите, сколько огня!
Эдна Сен-Винсент Миллей. Первая шишка. Перевод М. А. Родионова
Анна
Для меня обычное дело – притворяться, что я прохожу сквозь эту семью на пути к своей настоящей. Это не так уж трудно, правда: здесь есть Кейт – точная копия моего отца, Джесс – точная копия матери и я – собрание рецессивных генов, сложившееся непонятно как. В больничном кафе, поедая резиновую картошку фри и красное желе, я перевожу взгляд со столика на столик, думая, что мои настоящие родители могут находиться совсем рядом. Они расплачутся в умилении, что нашли дочурку, и увезут меня в наш замок в Монако или Румынии, и дадут мне горничную, которая будет пахнуть, как свежее постельное белье, и купят бернского зенненхунда, и обеспечат личной телефонной линей. Первой, кому я позвоню, чтобы похвастаться своей новой счастливой судьбой, будет Кейт.
Кейт делают диализ три раза в неделю, каждая процедура длится два часа. Ей ставят катетер, который повторяет линию подключичной вены и торчит всегда из одного и того же места в груди. Его подключают к аппарату, который выполняет работу вместо почек Кейт. Кровь Кейт (точнее, моя кровь, если вам интересно вникать в детали) покидает тело через одну иглу, очищается и затем вливается обратно через другую. Сестра говорит, что это не больно, просто скучно. Кейт обычно берет с собой книгу или CD-плеер с наушниками. Иногда мы играем с ней в игры. «Иди в коридор и расскажи мне про первого красивого парня, которого встретишь, – инструктирует она, или: – Проследи за вахтером, который шарится по Интернету, и узнай, чью фотку в голом виде он скачивает». Когда Кейт прикована к постели, я – ее глаза и уши.
Сегодня она читает журнал «Аллюр». Не знаю, замечает ли моя сестра, что прикасается пальцами к моделям с V-образными вырезами в тех местах, где у нее катетер, а у них нет.
– Ну, – вдруг произносит мама, – это интересно. – Она машет взятым со стойки в коридоре буклетом. – «Вы и ваши новые почки». Оказывается, старую почку не удаляют! Просто вставляют новую и присоединяют ее к системе.
– Какая мерзость, – говорит Кейт. – Представьте, что ваше тело вскрывают и патологоанатом видит вместо двух почек три.
– Думаю, тут важно то, что патологоанатому не придется вскрывать твое тело в ближайшее время, – отзывается мама.
Воображаемая почка, которую она обсуждает, в данный момент находится в моем теле.
Я тоже прочла брошюрку.
Донорство почки считается относительно безопасной хирургической операцией, но, если вы спросите меня, тот, кто это написал, должно быть, сравнивал упомянутую процедуру с пересадкой сердца или удалением опухоли головного мозга. По-моему, безопасная операция – это такая, когда, войдя в кабинет врача, ты все время находишься в сознании и вся процедура занимает не больше пяти минут, как при удалении бородавки или прочистке кариозной полости. Когда отдаешь почку, приходится провести ночь перед операцией в больнице, голодать и принимать успокоительное. Тебе делают анестезию, а это риск возникновения инсульта, сердечного приступа и проблем с дыханием. Четырехчасовая хирургическая операция – это не прогулка в парке, к тому же у вас есть один из трех тысяч шансов умереть на операционном столе. Если этого не случится, вы проведете в больнице от четырех до семи дней, а на полное восстановление уйдет от четырех до шести недель. К тому же тут не учитываются отдаленные последствия: увеличение риска возникновения проблем с давлением, сложностей с протеканием беременности; при этом вам будет рекомендовано воздерживаться от занятий, при которых ваша единственная оставшаяся почка может пострадать.
Кроме того, когда вам удаляют бородавку или лечат кариес, выигрываете от этого только вы.
В дверь стучат, и в палату заглядывает знакомое лицо. Верн Стакхаус – шериф, а значит, член того же сообщества людей, служащих обществу, что и мой отец. Он часто заходит к нам домой сказать «привет» или оставить для всех нас рождественские подарки: недавно он спас задницу Джесса – вытащил его из передряги и привел домой, вместо того чтобы отдать в руки судебной системы. Когда живешь в семье, где есть умирающий ребенок, люди относятся к тебе снисходительно.
Лицо Верна похоже на суфле – прогибается в самых неожиданных местах. Кажется, он не уверен, можно ли ему войти.
– Гм… – призноосит он. – Привет, Сара!
– Верн! – Мама встает. – Что ты делаешь в больнице? Все в порядке?
– О да, в порядке. Я тут по делу.
– Оформляешь бумаги, наверное.
– Мм… – Верн переминается с ноги на ногу и засовывает руку за полу пиджака, как Наполеон. – Мне очень неприятно, Сара, – бормочет он и вынимает какой-то документ.
Кровь покидает мое тело, как у Кейт. Я не могу пошевелиться, даже если бы хотела.
– Что за… Верн, меня привлекают к суду? – Мама говорит очень тихо.
– Слушай, я сам их не читаю. Только раздаю. И твое имя, оно появилось в моем списке. Если… гм… я чем-нибудь… – Он не заканчивает фразу и, сжав в руке головной убор, ныряет обратно за дверь.
– Мам? – спрашивает Кейт. – Что происходит?
– Понятия не имею. – Она разворачивает бумаги.
Я стою достаточно близко и читаю через ее плечо: «ШТАТ РОД-АЙЛЕНД и ПРОВИДЕНС ПЛАНТЕЙШНС, – написано в верхней строке официальнейшим образом. – СУД ПО СЕМЕЙНЫМ ДЕЛАМ ОКРУГА ПРОВИДЕНС. ПО ДЕЛУ АННЫ ФИЦДЖЕРАЛЬД, ТАКЖЕ ИЗВЕСТНОЙ КАК ДЖЕЙН ДОУ[7 - Именование Джейн Доу используется в американском судопроизводстве для обозначения неизвестной женщины или девушки, а также для защиты личности известной женщины или девушки. В данном случае его употребление наряду с реальным именем истицы не вполне понятно.].
ХОДАТАЙСТВО О МЕДИЦИНСКОЙ ЭМАНСИПАЦИИ».
«О черт!» – думаю я. Щеки у меня горят, сердце колотится. Чувствую себя, как в тот раз, когда директор прислал домой дисциплинарное уведомление, потому что я нарисовала на полях в тетради по математике карикатуру на миссис Тухей с огромной задницей. Нет, вычеркните это, на самом деле в миллион раз хуже.
Что в будущем она сама будет принимать все медицинские решения.
Что ее не будут принуждать к прохождению медицинских процедур, которые не в ее интересах и не идут ей на пользу.
Что от нее не потребуют проходить медицинские процедуры ради благополучия ее сестры Кейт.
Мама поднимает лицо и шепчет:
– Анна, что это такое?
У меня живот будто сжался в кулак. Вот оно! Я мотаю головой. Что ей сказать?
– Анна! – Она делает шаг ко мне.
За спиной у нее вскрикивает Кейт: