скачать книгу бесплатно
Сара краснеет. Она знает о судьбе Дены Десальво, как все в нашем штате. Кажется, на ее минивэне есть та самая наклейка.
– О боже, простите меня! Я не имела в виду…
– Мистер Александер, когда вы в последний раз говорили со своей клиенткой?
– Вчера утром, Ваша честь. Она была у меня в кабинете, когда ее мать звонила мне, чтобы сказать, что все это произошло от недопонимания.
У Сары отвисает челюсть, что вполне предсказуемо.
– Этого не могло быть. Она отправилась на пробежку.
Я смотрю на нее:
– Вы в этом уверены?
– Предполагалось, что она на пробежке…
– Ваша честь, – говорю я, – хочу обратить на это особое внимание как на причину, по которой прошение Анны заслуживает удовлетворения. Ее мать не знает точно, где находится дочь в каждое конкретное утро. Медицинские решения, касающиеся Анны, принимаются так же необдуманно…
– Советник, постойте. – Судья поворачивается к Саре. – Дочь сказала вам, что хочет отозвать исковое заявление?
– Да.
Он смотрит на меня:
– А вам она заявила, что желает продолжать процесс?
– Именно так.
– Тогда я должен побеседовать с самой Анной.
Судья встает и выходит из кабинета, мы идем следом.
Анна сидит на скамье в коридоре вместе с отцом. Шнурок на одной кроссовке развязался.
– Я вижу что-то зеленое[14 - «Я вижу что-то зеленое». – Анна с отцом играют в игру: один игрок загадывает предмет из тех, что видит вокруг, и называет его цвет, другой отгадывает, что это.], – слышу ее слова, а потом она поднимает взгляд.
– Анна… – произносим мы с Сарой Фицджеральд в один голос.
Это моя обязанность – объяснить Анне, что судья Десальво хочет переговорить с ней с глазу на глаз. Я должен подготовить ее, чтобы она отвечала правильно и судья не закрыл дело, прежде чем она добьется желаемого. Она – моя клиентка и по определению должна следовать моим советам.
Но когда я называю ее по имени, она поворачивается к матери.
Анна
Не думаю, что кто-нибудь придет на мои похороны. Родители, может быть, тетя Занни и мистер Оллинкотт, учитель по обществознанию. Я мысленно представляю то кладбище, на которое мы ходили, когда хоронили бабушку, хотя это было в Чикаго, так что вспоминать его довольно нелепо. Там будут холмы, переливчатые, как зеленый бархат, статуи богов и ангелов и еще огромная коричневая яма в земле, похожая на разорванный шов и ждущая, когда она сможет поглотить тело, бывшее мною.
Представляю свою всхлипывающую мать в черной шляпке с вуалью. Поддерживающего ее за локоть отца. Кейт и Джесса. Они таращатся на блестящий гроб и пытаются выпросить прощение у Господа за все те мелкие пакости, которые сделали мне. Возможно, придет кто-нибудь из моей хоккейной команды, сжимая в руке лилии и стараясь не терять присутствия духа.
– Вот Анна, – скажут они и не станут лить слез, хотя им и захочется всплакнуть.
На двадцать четвертой полосе газеты поместят некролог, может быть, его увидит Кайл Макфи и придет на похороны, его прекрасное лицо омрачится при мысли о том, что было бы, если бы у него была такая девчонка, которой, вообще-то, никогда не было. Думаю, там будут цветы – душистый горошек, львиный зев и голубые шары гортензии. Надеюсь, кто-нибудь споет «О, благодать, спасен Тобой», не один известный всем первый куплет, а весь гимн целиком. Когда минует осень и выпадет снег, мой образ то и дело будет приливной волной всплывать у них в голове.
На похороны Кейт явятся все: медсестры из больницы, ставшие нашими друзьями, и другие больные раком, продолжающие считать свои счастливые звезды, и жители города, которые помогали собирать деньги на ее лечение. Придется отгонять плакальщиков от ворот кладбища. А траурных корзин с цветами принесут так много, что некоторые раздадут бедным. В газете напишут историю короткой и трагической жизни Кейт.
Помяните мое слово, она появится на первой полосе.
У судьи Десальво на ногах шлепанцы, как у футболистов, когда они снимают бутсы. Не знаю почему, но мне от этого становится спокойнее. Хватает того, что я нахожусь в суде и меня ведут в его кабинет где-то в глубине здания. Приятно думать, что не я одна не вписываюсь в обстановку.
Судья вынимает из карликового холодильника банку и спрашивает, чего я хочу выпить.
– От колы не откажусь.
Он открывает банку.
– Ты знаешь, что, если положить в стакан с колой молочный зуб, через несколько недель он полностью растворится? Угольная кислота. – Судья улыбается. – Мой брат работает дантистом в Уорике. Каждый год показывает этот фокус в детском саду.
Я делаю глоток колы и представляю, как мои внутренности растворяются. Судья Десальво не садится за стол, вместо этого он устраивается на стуле рядом со мной.
– Есть она проблема, Анна. Твоя мама говорит мне, что ты хочешь сделать одно. А твой адвокат утверждает, что ты намерена поступить иначе. При обычных обстоятельствах я бы решил, что мама знает тебя лучше, чем человек, с которым ты познакомилась пару дней назад. Но ты никогда бы с ним не встретилась, если бы не искала этой встречи, чтобы воспользоваться его помощью. И это наводит меня на мысль о необходимости услышать твое мнение обо всем этом.
– Можно мне кое о чем спросить вас?
– Конечно.
– Обязательно должен состояться суд?
– Ну… твои родители могут просто согласиться на медицинскую эмансипацию, и на этом дело закончится, – отвечает судья.
Как будто именно так всегда и происходит.
– С другой стороны, если кто-то подает иск, как ты, например, тогда ответчики – в данном случае твои родители – обязаны явиться в суд. Если они действительно уверены, что ты не готова принимать такие решения самостоятельно, то должны представить мне свои доводы, в противном случае я могу вынести вердикт в твою пользу по умолчанию.
Я киваю. Я сказала себе, что сохраню спокойствие, как бы ни сложилась ситуация. Если развалюсь на куски, судья сразу посчитает меня не способной ничего решать. Намерения были прекрасные, но вид Десальво, подносящего к губам банку с яблочным соком, как-то меня расслабил.
Не так давно Кейт привезли в больницу для проверки почек, новая медсестра дала ей какую-то склянку и попросила сдать мочу на анализ.
– Лучше подготовить все к тому моменту, когда я вернусь, – строго сказала она.
Кейт, которая не приходит в восторг, получая резкие приказания, решила, что эту тетку нужно проучить. Она послала меня к торговому автомату и попросила купить такой же сок, какой пил судья, перелила содержимое банки в выданную ей посудину и, когда медсестра вернулась, подняла ее к свету.
– Гм… – задумчиво произнесла Кейт. – Выглядит немного мутной. Лучше отфильтровать ее еще раз. – С этими словами она поднесла склянку к губам и выпила все до дна.
Медсестра побледнела и вылетела из палаты. Мы с Кейт хохотали до рези в животе. До самого вечера нам нужно было только встретиться взглядами, и мы растворялись в веселье.
Как зуб, а потом ничего не осталось.
– Анна? – Судья Десальво подталкивает меня к ответу, ставит на стол эту дурацкую банку с соком, и я бросаюсь в слезы.
– Я не могу отдать почку сестре. Просто не могу.
Не говоря ни слова, судья подает мне пачку бумажных платочков. Я сминаю один в комок, вытираю глаза и нос. Некоторое время Десальво молчит, давая мне передышку. Когда я поднимаю голову, то вижу, что он терпеливо ждет.
– Анна, ни одна больница в этой стране не станет брать органы у донора, который не желает их отдавать.
– А кто, по-вашему, подписывает согласие? – спрашиваю я. – Разумеется, не ребенок, привезенный в операционную на каталке, а его родители.
– Ты не ребенок и, безусловно, можешь открыто высказать возражения, – заверяет меня судья.
– О, это верно, – произношу я и снова заливаюсь слезами. – Когда ты жалуешься после десятого укола иглой, тебя утешают, мол, ничего страшного, это обычная процедура. Взрослые переглядываются с фальшивыми улыбками и говорят друг другу: никто не станет напрашиваться, чтобы ему воткнули побольше игл. – Я сморкаюсь в платок. – Почка – это сегодня. Завтра потребуется что-нибудь еще. Всегда нужно что-нибудь еще.
– Твоя мама сказала, что ты хочешь прекратить дело, – говорит судья. – Она солгала мне?
– Нет. – Я с трудом сглатываю.
– Тогда… почему ты солгала ей?
На этот вопрос есть сотня разных ответов. Я выбираю самый простой.
– Потому что я люблю ее. – (Слезы снова катятся из глаз.) – Простите. Мне и правда очень стыдно.
Десальво в упор глядит на меня:
– Знаешь что, Анна, я, пожалуй, назначу кого-нибудь, кто поможет твоему адвокату разобраться и подскажет мне, что лучше для тебя. Как тебе такой выход?
Волосы свешиваются на лицо, я убираю их за ухо. Сижу вся красная и опухшая.
– Хорошо, – отвечаю я.
– Ладно. – Судья нажимает кнопку переговорного устройства и просит, чтобы сюда прислали всех остальных.
Первой в кабинет заходит мама и сразу направляется ко мне, но ей отрезают путь Кэмпбелл и его пес. Адвокат приподнимает брови и показывает мне большие пальцы, но это вопрос.
– Я не вполне понимаю, что происходит, – говорит между тем судья Десальво, – поэтому назначаю опекуна – представителя по судебному делу, который проведет с Анной две недели. Нет смысла упоминать о том, что я ожидаю полного содействия от обеих сторон. Опекун представит мне отчет, и тогда мы устроим слушания. Если к тому моменту выяснится нечто такое, о чем мне необходимо знать, захватите эти сведения с собой.
– Две недели… – произносит мама, и я знаю, о чем она думает. – Ваша честь, со всем уважением к вам, должна заметить, что две недели – это очень долгий срок, учитывая тяжесть заболевания моей старшей дочери.
Мама совсем на себя не похожа, я ее не узнаю. Раньше она казалась мне то тигрицей, которая борется с медлительностью медицинской системы, то каменной скалой, за которую могли цепляться мы все, то боксершей, готовой принять очередной удар судьбы. Но в роли адвоката я еще ни разу не видела ее.
– Хорошо, – кивает судья Десальво. – Тогда мы проведем слушания в следующий понедельник. А пока я хочу, чтобы медицинскую карту Кейт доставили в…
– Ваша честь, – вмешивается Кэмпбелл Александер, – как вы прекрасно знаете, в связи с необычными обстоятельствами этого дела моя клиентка проживает вместе с адвокатом противной стороны. Это вопиющее нарушение закона.
Моя мать резко втягивает ноздрями воздух:
– Вы что же, предлагаете, чтобы у меня забрали ребенка?
Забрали? Куда же я пойду?!
– Я не могу быть уверенным, Ваша честь, что адвокат противной стороны не попытается использовать факт совместного проживания с истицей к своей выгоде и оказать давление на мою клиентку. – Кэмпбелл, не мигая, смотрит на судью.
– Мистер Александер, я ни при каких условиях не стану забирать девочку из дома, – отвечает Десальво, но потом поворачивается к моей матери. – Тем не менее, миссис Фицджеральд, вы не должны говорить об этом деле со своей дочерью без ее адвоката. Если вы не согласны или мне станет известно о каком-либо нарушении запрета переступать эту домашнюю Китайскую стену, я могу прибегнуть к более решительным действиям.
– Все понятно, Ваша честь, – отвечает мама.
– Тогда, – судья Десальво встает, – увидимся с вами на следующей неделе. – Он выходит из кабинета, шлепанцы, причмокивая, глухо стукают по кафельному полу.
Как только судья удаляется, я поворачиваюсь к матери. Хочется крикнуть: «Я все объясню!» – но слова не идут с языка. В руку тычется влажный нос. Джадж. И мое сердце – сбежавший поезд – сбавляет ход.
– Мне нужно поговорить с моей клиенткой, – заявляет Кэмпбелл.
– В данный момент она моя дочь, – отвечает мама, берет меня за руку и сдергивает со стула.
На пороге я оглядываюсь. Кэмпбелл кипит от ярости. Я могла бы и раньше сказать ему, что все закончится именно так. Дочь козырем бьет любые карты, какая бы ни шла игра.
Третья мировая война разгорается немедленно, не из-за убитого эрцгерцога или сумасшедшего диктатора, но из-за пропущенного левого поворота.
– Брайан, это не Северная Парк-стрит. – Мама выгибает шею.
Отец моргает глазами, выбираясь из тумана мыслей.
– Надо было сказать раньше, пока я не проехал мимо.
– Я сказала.
– Я не слышала, – встреваю я, не успев оценить, чего мне будет стоить вмешательство в чужую битву.
Мама поворачивает голову:
– Анна, твое участие мне сейчас нужно меньше всего.
– Я просто…
Она выставляет руку, как перегородку между водителем и пассажиром в такси, и качает головой.
Я заваливаюсь на бок на сиденье и поджимаю под себя ноги. Смотрю в заднее стекло, чтобы видеть только темноту.
– Брайан, ты снова его пропустил, – говорит мама.
Когда мы заходим в дом, мать на всех парах пролетает мимо открывшей дверь Кейт, мимо Джесса, который смотрит какой-то засекреченный канал «Плейбоя» по телевизору. На кухне она открывает дверцы шкафчиков, хлопает ими. Достает еду из холодильника и с грохотом швыряет ее на стол.
– Привет! – говорит отец Кейт. – Как ты себя чувствуешь?
Та, не обращая на него внимания, быстро идет на кухню.
– Что случилось?
– Что случилось? Ну… – Мама пришпиливает меня к месту взглядом. – Спроси лучше у своей сестры, что случилось.
