скачать книгу бесплатно
– Совсем небольшой, – обещаю я.
Когда в кабинет заходит медсестра с подносом, шприцами, пробирками и резиновыми жгутами, Кейт начинает кричать. Я набираю в грудь воздуха.
– Кейт, посмотри на меня. – (Крики стихают и превращаются в легкую икоту.) – Это будет всего лишь небольшой укол.
– Обманщица, – бурчит себе под нос Джесс.
Кейт расслабляется, совсем немного. Медсестра укладывает ее на кушетку и просит меня подержать девочку за плечи. Я смотрю, как игла пронзает белую кожу, слышу резкий крик, но кровь не течет.
– Прости, дорогая, – говорит сестра. – Я попытаюсь еще раз. – Она вытаскивает иглу и снова колет Кейт, которая вопит громче.
Пока наполняются первая и вторая пробирки, Кейт борется, к третьей обмякает. Я не знаю, что хуже.
Мы ждем результаты анализа крови. Джесс лежит на животе на ковре в приемной и подцепляет бог весть какую заразу от всех больных детей, которые прошли через это помещение. Я хочу, чтобы вышел педиатр, сказал, что я могу забрать Кейт домой, порекомендовал поить ее апельсиновым соком и махнул перед моим носом рецептом на «секлор», как волшебной палочкой.
Проходит час, прежде чем доктор Уэйн снова вызывает нас в свой кабинет.
– С анализами Кейт возникли небольшие проблемы, – говорит он. – В особенности с количеством белых кровяных телец. Их меньше нормы.
– Что это значит? – В этот момент я проклинаю себя за то, что училась на юриста, а не на медика. Пытаюсь вспомнить, за что отвечают белые кровяные тельца.
– У нее может быть какой-то вид иммунодефицита. Или произошла лабораторная ошибка. – Он трогает волосы Кейт. – Пожалуй, чтобы точно все проверить, я пошлю вас к гематологу в больницу, там сделают повторные анализы.
Я думаю: «Вы, наверное, шутите». Но вместо этого автоматически протягиваю руку и беру листок бумаги, который дает мне доктор Уэйн. Не рецепт, как я надеялась, а имя.
Илеана Фаркад, больница Провиденса, гематология/онкология.
– Онкология. – Я качаю головой. – Но это же рак.
Я жду, что доктор Уэйн заверит меня, мол, это всего лишь часть названия специальности врача, объяснит, что лаборатория крови просто располагается в онкологическом центре, ничего больше.
Он этого не делает.
Диспетчер пожарной станции сообщает, что Брайан уехал по медицинскому вызову с машиной службы спасения минут двадцать назад. Я медлю, смотрю на Кейт, которая вяло сидит на одном из пластиковых стульев в больничной комнате ожидания. Медицинский вызов.
В нашей жизни наступают переломные моменты, когда мы принимаем важнейшие решения, сами того не понимая. К примеру, остановившись на красный свет, просматриваем газетные заголовки и упускаем момент для перехода, когда на зебру выскакивает шальной грузовик и сбивает пешеходов. Входим в кафе просто так, по капризу, и встречаем там человека, за которого потом выходим замуж, но в тот момент он стоит у кассы и выуживает из карманов мелочь, чтобы расплатиться. Или как сейчас: я вдруг решаю попросить мужа, чтобы он срочно приехал, когда много часов убеждала себя, что беспокоиться не о чем.
– Свяжитесь с ним по рации, – говорю я. – Скажите, что мы в больнице.
Мне спокойнее, когда Брайан рядом, как будто мы с ним теперь пара часовых, двойная линия обороны. В больнице Провиденса мы проводим три часа, и с каждой минутой становится все труднее обманывать себя и верить в то, что доктор Уэйн ошибся. Джесс уснул на пластиковом стуле. Кейт перенесла еще один травматический забор крови и рентген грудной клетки, потому что я упомянула о ее простуде.
– Пять месяцев, – осторожно говорит Брайан сидящему перед ним врачу-стажеру с планшетом, потом смотрит на меня. – Тогда она упала?
– Думаю, да.
К этому моменту врач расспросил нас обо всем, начиная с того, во что мы были одеты в тот вечер, когда зачали Кейт, до того, в какой момент ей впервые удалось правильно взять в руку ложку.
– Ее первое слово? – спрашивает врач.
– Папа, – улыбается Брайан.
– Я имею в виду когда.
– Ох! – Муж хмурится. – По-моему, ей тогда было чуть больше года.
– Простите, – вмешиваюсь я, – не могли бы вы объяснить, какое все это имеет значение?
– Это просто медицинская история, миссис Фицджеральд. Мы хотим узнать о вашей дочери как можно больше, чтобы разобраться, что с ней происходит.
– Мистер и миссис Фицджеральд? – К нам подходит молодая женщина в белом халате. – Я флеботомист. Доктор Фаркад хочет, чтобы я сделала Кейт анализ на свертываемость крови.
При звуке своего имени сидящая у меня на коленях Кейт моргает, глядит на белый халат и прячет кулачки в рукава кофты.
– А вы не можете просто уколоть ей пальчик?
– Нет, это, вообще-то, самый простой способ.
Вдруг я вспоминаю, как, когда была беременна Кейт, она икала. Тогда у меня часами дергался живот. Каждое производимое ею движение, даже едва заметное, вызывало у меня мышечный ответ, который я не могла контролировать.
– Вы думаете, я хочу это услышать? – тихо говорю я. – Когда вы заходите в кафетерий и просите кофе, приятно ли вам будет получить вместо этого колу, потому что это проще? Если расплачиваетесь кредитной картой, понравится ли вам предложение выгрести из карманов наличные, потому что с картой слишком много возни?
– Сара… – Голос Брайана как дующий вдалеке ветер.
– Думаете, мне легко сидеть здесь с ребенком и не иметь представления, что происходит и зачем вы делаете все эти анализы? Думаете, это легко для нее? С каких пор у кого-то есть право делать то, что проще?
– Сара… – Только когда на мое плечо ложится рука Брайана, я понимаю, как сильно дрожу.
Еще мгновение, и женщина быстро уходит, каблуки стучат по кафельному полу. Как только она скрывается из виду, я сникаю.
– Сара, что с тобой? – спрашивает Брайан.
– Что со мной? Я не знаю, Брайан, потому что никто не говорит нам, что случилось с…
Он обнимает меня, зажав между нами Кейт, как вздох, и говорит:
– Ш-ш-ш.
Он шепчет мне, что все будет хорошо, и впервые в жизни я ему не верю.
Вдруг в комнату заходит доктор Фаркад, которую мы не видели несколько часов.
– Мне сказали, что возникли некоторые проблемы с коагуляционной панелью. – Она ставит перед нами стул. – Полный анализ крови Кейт дал аномальные результаты. Уровень лейкоцитов очень низкий – 1,3. Гемоглобин – 7,5, гематокрит – 18,4, тромбоциты – 81 000, нейтрофилы – 0,6. Такие показатели иногда свидетельствуют о наличии аутоиммунного заболевания. Но у Кейт также отмечено двенадцать процентов промиелоцитов и пять процентов бластов, и это вынуждает предполагать лейкемический синдром.
– Лейкемический, – повторяю я.
Слово студенистое, скользкое, как яичный белок.
Доктор Фаркад кивает:
– Лейкемия – это рак крови.
Брайан молча смотрит на нее, не отрывая взгляда:
– Что это значит?
– Представьте, что костный мозг – это центр детского здоровья, ответственный за развитие клеток. В здоровом теле клетки крови остаются в костном мозге, пока не созреют для того, чтобы выйти наружу и бороться с болезнями, свертываться, нести кислород и делать все прочее, для чего они нужны. У человека с лейкемией двери центра детского здоровья открываются слишком рано. Несозревшие клетки крови циркулируют по телу, не способные выполнять свою работу. Бывает, промиелоциты обнаруживаются в анализе крови, но когда мы посмотрели на кровь Кейт под микроскопом, то увидели аномалии. – Она смотрит по очереди на каждого из нас. – Нужно будет провести пункцию костного мозга, чтобы подтвердить это, но, похоже, у Кейт острый промиелоцитарный лейкоз.
Мой язык пригвожден к месту тяжестью вопроса, который через мгновение выдавливает из себя Брайан.
– Она… она умрет?
Мне хочется встряхнуть доктора Фаркад. Сказать, что я сама выдавлю кровь из руки Кейт для коагуляционной панели, если после этого она возьмет свои слова обратно.
– ОПЛ – очень редкая подгруппа миелоидной лейкемии. За год такой диагноз ставят примерно тысяче двумстам больных. Из них выживают от двадцати до тридцати процентов, если лечение начать немедленно.
Цифры я выкидываю из головы, а вместо этого вцепляюсь зубами в окончание фразы.
– Есть лечение.
На прошлой неделе я стояла в дверях спальни Кейт и смотрела, как она прижимает к себе во сне игрушечное атласное одеяльце – кусочек ткани, с которым почти никогда не расставалась. «Помяни мое слово, – шепнула я Брайану, – она никогда его не бросит. Мне придется вшить этот клочок в ее свадебное платье».
– Нам потребуется сделать забор костного мозга. Мы дадим ей легкий общий наркоз. И сделаем коагуляционную панель, пока девочка спит. – Доктор сочувственно наклоняется к Кейт. – Ты должна знать, что дети преодолевают трудности. Каждый день.
– Ладно, – говорит Брайан и потирает руки, будто разогревается перед футбольным матчем. – Хорошо.
Кейт поднимает голову с моей груди. Щеки у нее горят, выражение лица настороженное.
Это ошибка. Нет, не ее несчастливую пробирку с кровью исследовали врачи. Посмотрите на мою девочку, как сияют ее пушистые кудряшки, как порхает на губах, будто бабочка, ее улыбка. Разве так выглядит умирающий ребенок?
Я знала ее всего два года. Но если взять все воспоминания и выстроить их одно за другим, получится бесконечная линия.
Они свернули простыню и положили ее под живот Кейт. Они прилепили мою дочку к операционному столу двумя длинными полосками пластыря. Одна сестра гладит Кейт по руке, хотя девочка уже заснула под наркозом. Ее поясница обнажена, чтобы игла вонзилась в подвздошный гребень и вытянула костный мозг.
Когда лицо Кейт аккуратно поворачивают в другую сторону, бумажная салфетка под ее щекой мокра. От своей дочери я узнала, что плакать можно и во сне.
По дороге домой меня поражает мысль, что весь мир – надувной; деревья, трава и дома могут лопнуть, стоит кольнуть их иглой. Появляется ощущение, что, если я сверну влево и врежусь в ограду детской площадки, сделанную из пластикового штакетника, то она откинет нас назад, как резиновый отбойник.
Мы обгоняем грузовик. На борту написано: «Похоронная компания Батшелдер. Води аккуратно». Это ли не конфликт интересов?
Кейт сидит в своем автомобильном креслице и ест крекеры в форме зверюшек.
– Играй! – командует она.
Отраженное в зеркале заднего вида, ее лицо светится. «Предметы ближе, чем кажутся». Я смотрю, как она поднимает вверх первую печеньку.
– Как говорят тигры? – завожу я разговор.
– Рррр. – Она откусывает ему головку и берет второй крекер.
– А как говорит слон?
Кейт хихикает и изображает, что трубит носом.
Я думаю, вдруг это случится с ней во сне? Или когда она расплачется? Будет ли у нас добрая сиделка, которая сделает что-нибудь для облегчения боли? Я предвижу смерть своей дочери, а та весело смеется в паре футов от меня.
– Жираф как говорит? – спрашивает она. – Жираф?
Ее голос, в нем звучит будущее.
– Жирафы никак не говорят, – отвечаю я.
– Почему?
– Такие уж они уродились, – говорю я, и горло у меня перехватывает.
Только я возвращаюсь от соседки, договорившись, чтобы она присмотрела за Джессом, пока мы заняты Кейт, как звонит телефон. У нас нет заведенных правил на такие случаи. Няньки, бывавшие в нашем доме, учатся в старшей школе; все бабушки и дедушки умерли; мы никогда не имели дела с профессионалами по уходу за детьми: заботиться о малышах – моя работа.
Я захожу на кухню. Брайан уже полностью погружен в разговор со звонящим. Провод телефона пуповиной закручен вокруг его коленей.
– Да, – говорит он, – трудно поверить. В этом сезоне я ни одной игры не видел… Не важно, раз они его продали. – Он встречается со мной взглядом, а я ставлю на плиту чайник. – О, Сара отлично. А дети, о-хо, они в порядке. Точно. Передавай привет Люси. Спасибо, что позвонил, Дон. – Брайан вешает трубку и поясняет: – Дон Турман. Из пожарной академии, помнишь? Отличный парень.
Он смотрит на меня, и добрая улыбка постепенно сползает с его лица. Чайник свистит, но ни один из нас не двигается, чтобы снять его с горелки. Я гляжу на мужа, скрестив руки.
– Я не могу, – тихо говорит он. – Сара, я просто не могу.
Ночью в постели Брайан походит на обелиск, вырисовывающийся во тьме. Хотя мы не говорили несколько часов, я знаю, что ему не до сна, как и мне.
Это происходит с нами, потому что на прошлой неделе я кричала на Джесса, и вчера, и вот только что. Это происходит, потому что я не купила Кейт «Эм-энд-эмс», который она просила в магазине. Это происходит, потому что однажды, всего на миг, я задалась вопросом, какой была бы моя жизнь, если бы у меня не было детей. Это происходит оттого, что я не понимаю, как хорошо, что они у меня есть.
– Ты думаешь, это случилось с ней из-за нас? – спрашивает Брайан.
– Из-за нас? – Я поворачиваюсь к нему. – Как это?
– Ну, из-за наших генов. Понимаешь? – (Я не отвечаю.) – В больнице Провиденса сплошные неучи, – горячо говорит он. – Помнишь, как сын моего начальника сломал левую руку, а ему наложили гипс на правую?
Я снова устремляю взгляд в потолок и говорю громче, чем собиралась:
– Просто чтобы ты знал: я не дам Кейт умереть.
Рядом со мной раздается какой-то ужасный звук – раненый зверь, вздох захлебывающегося человека.
Потом Брайан прижимается лицом к моему плечу, всхлипывает. Он обхватывает меня рукой и крепко прижимает к себе, будто теряет равновесие.
– Не дам, – повторяю я, но при этом мне самой кажется, что переигрываю.
Брайан
С повышением температуры на каждые девятнадцать градусов огонь разгорается, увеличивается в два раза. Вот о чем я думаю, глядя, как искры тысячей звезд вылетают из печной трубы крематория. Декан медицинского факультета Университета Брауна заламывает руки, стоя рядом со мной. Я потею в своей тяжелой куртке.
