Обычный человек

Я видел, как тело погружают на носилки и заносят в карету.

– …живой, – сказал кто-то в толпе.

– Быть того не может, – сказал я вслух.

Толпа еще больше оживилась. На лицах людей читалось удивление и радость, что человек, упавший с высоты, еще жив.

«Да от него не должно было остаться живого места».

Скорая уехала. Толпа начала расходиться.

– …кажется, высота была небольшая…

– …родился в рубашке…

Я слышал обрывки фраз, свидетельствующих о том, что этот мерзавец умудрился выжить при падении с пятидесяти пяти метровой высоты.

Я подошел к парадному входу бизнес-центра, возле которого в ряд стояли несколько машин такси.

Я запрыгнул в одну из них.

– Вы были там, да? – осведомился у меня водитель.

Я ответил утвердительно.

– Повезло парню…куда едем?

– Езжайте, пожалуйста, за каретой, в ней не осталось для меня места. Тот бедолага – мой коллега, я хочу убедиться, что с ним все будет в порядке…

Водитель повернулся ко мне:

– Но скорая уехала, я не знаю…

– В ближайшую муниципальную клинику, – Прервал я его, – Где есть реанимационная.

Во всяком случае, я надеялся на свою интуицию.

Водитель такси не стал со мной спорить, нашел в навигаторе ближайшую больницу, указал маршрут, включил сигнал поворота, крутанул баранку и вклинился в плотный городской поток.

***

Прибыв на место и рассчитавшись с водителем такси, я отправился в больницу.

У стойки администратора не было очереди. Я осведомился, не поступал ли к ним Владлен Григоренко, человек, что упал с высоты, которого недавно привезли.

– Не вижу информации, – покопавшись в компьютере, ответила администратор, – Возможно, тот, о ком вы говорите, в интенсиве. Я что-то слышала. Но пока, к сожалению, в базе информации никакой.

– Спасибо, – ответил я и вышел на улицу.

Обогнув здание больницы, я увидел несколько карет скорой помощи. Там был еще один вход.

«Видимо, это и есть вход в интенсив» – подумал я и увидел, как открылась дверь и из нее вышли два санитара, один из которых нес пустые носилки, – «То, что надо».

Санитары подошли к одной из карет, закурили и начали что-то бурно обсуждать с водителем скорой. Они не видели, как я прошел за их спинами и скрылся за дверью.

Я попал на лестничную площадку. Проход на этажи выше преграждала решетчатая дверь, закрытая на амбарный замок. Осталась лишь одна дверь. Открыв ее, я попал в узкий коридор, вдоль стен которого стояли скамейки. Вокруг не было ни души. Но я слышал шум, состоящий из многоголосья людей и работающих аппаратов. Звук шел откуда-то издалека.

Я прошел по коридору и дернул ручку одной из дверей. Она оказалась заперта.

Я прошел к следующей двери, та на удивление поддалась, и я попал в какое-то подсобное помещение, больше похожее на прачечную. Запах грязного белья ударил мне в нос. Вокруг лежали белые мешки, вероятно, с нестиранными простынями.

Меня осенила мысль, что здесь могут быть белые халаты. Я мог надеть один из них и незаметно отыскать Владлена.

Я поднял один из мешков, перевернул его и вытряхнул содержимое на пол.

«Хоть бы это были не обоссанные простыни» – подумал я и увидел, как из мешка выпали простыни.

– Черт, – я схватил другой мешок и вытряхнул все, что в нем было.

– Вот это другое дело! – сказал я, увидев, как из него выпало несколько белых халатов, хоть и не первой свежести.

Я снял куртку, вытащив из карманов все необходимое, и швырнул ее в дальний угол этой подсобки. За курткой последовал мой рюкзак. Я надел халат и вышел в коридор.

Дойдя до конца коридора, я слышал, что голоса и звуки работающих аппаратов все ближе. А когда открыл дверь, то попал в какой-то бешеный водоворот из людей, бегающих взад-вперед с планшетами в руках, толкающих койки-каталки с лежащими на них больными, ковыляющих на костылях, едущих на инвалидных колясках.

Я прошел вглубь этого безумия и удивился тому, как этот мир похож на тот, который я недавно оставил позади. Та же спешка, те же озабоченные лица. Но все же было одно большое отличие от того мира: здесь спасают жизни людей, а там – кошельки бизнесменов.

Я увидел вход в палату интенсивной терапии, идентифицировав ее по следующему признаку: всех больных на каталках ввозили именно туда.

– Где же ты, Влад? – спросил я шепотом, уже собираясь открыть дверь, ведущую в палату.

– Тот парень, что упал с высоты? – словно кто-то ответил на мой вопрос за дверью интенсива. Мужской голос. Вероятно, это был врач.

– Да, – послышался второй голос, женский, наверное, принадлежал он медсестре, – Он в двести сороковой.

– Почему его не привезли сюда?

– Здесь не было места.

– Хорошо, минут через десять. Мне нужно проверить того с огнестрельным ранением, и я поднимусь.

Я услышал все, что мне нужно, и направился искать двести сороковую палату. Судя по всему, она была на втором этаже.

«Где же здесь лестница?» – задал я вопрос сам себе, и мой взгляд упал на лифт.

Поднявшись на лифте на второй этаж, и принялся искать палату, в которой мог быть Григоренко.

***

У меня есть десять минут.

Как назло, на дверях палат не было никаких номеров.

«Как же мне его найти?»

В первой палате, в которую я зашел, его не оказалось. Во второй и третьей тоже. В этих палатах многие пациенты были закрыты шторами, и мне приходилось их отодвигать. У некоторых были перевязаны бинтом лица, поэтому я подолгу вглядывался в каждого из них.

Из одной палаты в другую бегали медсестры. Они не обращали на меня никакого внимания, словно я – призрак. Кругом работали какие-то аппараты, издающие гудящие и пищащие звуки. Больные стонали на своих койках. Кто-то кричал, видимо, от совсем нестерпимой боли.

Наконец, в шестой или седьмой по счету палате, я увидел Григоренко: он лежал на койке у стены, голова его была перебинтована, но я все равно знал, что это он. Я это чувствовал. Он лежал без сознания, подключенным к аппарату искусственной вентиляции легких.

Но он был жив…

…определенно был жив.

Об этом свидетельствовала кривая линия на кардиомониторе.

В палате были еще пациенты, но они все были без сознания. Из персонала не было никого. Я огляделся по сторонам, и, не заметив никакой опасности, задернув шторы, выдернул трубку подачи кислорода из носа Григоренко. Кардиомонитор начал пищать.

Я вырвал подушку из-под головы Влада и кинул ее ему на лицо.

– Умри же уже, наконец, мразь ты вонючая. – Процедил я сквозь зубы, яростно прижимая подушку к его лицу.

Руки Григоренко схватились за мои запястья. Ноги забарабанили по койке.

«Откуда у тебя столько сил?» – удивился я.

Кардиомонитор начал пищать все чаще. К этому писку добавился еще один звук, напоминающий сигнал пожарной тревоги. Шел он уже из коридора.

Постепенно, силы Григоренко начали его покидать. Сопротивление его рук ослабевало, а ноги спокойно легли на койку.

Я услышал топот ног в коридоре.

«Наверное, охрана бежит. Сейчас они меня скрутят, отведут в какую-нибудь коморку и вызовут полицию, а уж полиция увезет меня далеко-далеко, где небо мне будет в клеточку. Ну и хрен с ним».

Топот бегущих по коридору людей становился все громче, словно там бежал табун диких мустангов.

А я все душил и душил Григоренко.

Топот был все громче. Уже рядом. Эти люди не только громко топали, но и очень громко говорили. И в этом гомоне не возможно было разобрать, о чем шла речь. Кажется, каждый говорил о чем-то своем.

Толпа была совсем рядом. Сквозь штору я увидел силуэты людей.

«Что делать? Они разорвут меня в клочья».

В последний момент я прыгнул под койку. Как только я туда забрался, я увидел, как кто-то отдернул шторы, а за ними стояла, по меньшей мере, тысяча пар ног. Гомон все не прекращался. Топот тоже.

«Кто все эти люди?» – подумал я, широко открыв глаза от удивления.

Они пришли убить тебя.

Одну пару ног я даже узнал: короткие брюки, кроссовки со стоптанными пятками – Андрей-Туша был с этой толпой. Был частью этих людей, что пришли причинить мне боль.

Вот почему они так странно смотрели на меня в тот день. Не потому, что Григоренко повысили вместо меня. Нет. Они таращили на меня свои запуганные глазенки, потому что знали, что я убил, точнее, пытался убить Григоренко.

«Нужно как-то спасать свою шкуру. Ситуация патовая. Но должен же быть какой-то выход. Должен…»

Мое внимание привлекла решетка.

«Вентиляция? В таком месте?» – подумал я и подполз ближе.

Топот становился все громче. Гомон приходящих людей давил на барабанные перепонки.

Решетка была о четырех болтах. Я вытащил из кармана брюк монетку и открутил их оба.

***

Вентиляционная шахта оказалась подходящих для моей комплекции размеров. Я без труда заполз и, словно в какой-то компьютерной игре или фильме с Брюсом Уиллисом, устремился дальше в темноту.

Голоса и топот постепенно стихали. Я обернулся – свет из палаты падал в вентиляционную шахту узким, еле различимым, прямоугольником.

«Вдруг они поймут, куда я подевался и последуют за мной?»

Я пополз дальше, как можно быстрее, пока не ударился головой о стену. Устремив взгляд вверх, я не сразу, но, привыкнув к темноте, увидел, что шахта уходит вертикально. Как ни странно здесь была лестница. Я встал и, подтянувшись на руках, полез вверх.

Глаза почти свыклись с темнотой, но спустя какое-то время, я снова ткнулся головой в препятствие, которое все же не разглядел, – здесь нужно было вновь переходить в горизонтальное положение.

Вдалеке виднелся слабый свет. Спасение было близко. Каких-то несколько метров отделяли меня от него.

Чем ближе я подползал, тем сильнее боялся, что за этой решеткой меня ждут те же люди, что были в больнице, и среди них Андрей-Туша, ждущий подходящего момента, чтобы сесть своей жирной задницей мне на лицо, и сидеть до того момента, пока я не задохнусь.

Наконец, я добрался до решетки. Но то, что было за ней, оказалось в мириады раз хуже, чем задница Андрея…

За решеткой был холл офиса, в котором я работал до недавнего времени.

Решетка находилась на уровне человеческих глаз. У кофе-машины стоял мой бывший РОП Макс Шефер и ждал, когда кружка наполнится ароматным напитком.

Он словно почуял, что кто-то смотрит на него, взял кружку с кофе и подошел к решетке вентиляционной шахты:

– Ден, – Он смотрел на меня и улыбался, абсолютно не удивившись моему странному положению, – Я уж думал, больше тебя не увижу.

Я смотрел на него сквозь решетку и молчал.

– Какими судьбами? – РОП отпил кофе, – Да ладно, я шучу. Послушай…

Макс почесал затылок, отошел задумчиво в сторону, так что я потерял его из виду.

– Послушай, Ден. «Они» знали обо всем с самого начала, – Он вновь оказался в зоне видимости, – «Вышестоящие» знали все с самого начала, но ты можешь поговорить с ними, обо всем им рассказать. Если, конечно, они захотят тебя слушать.

РОП опустил глаза:

– Сюда тебе нельзя, это точно, но ты можешь попробовать попасть к «ним», хоть это практически невозможно. И если ты сможешь услышать «их».

Макс отпил кофе и немного помолчав, продолжил:

– Если ты не родился таким, как «они», то, скорее всего, этот короткий путь к «ним» ни к чему тебя не приведет. Конечно, постепенно, усердно и много работая, ты бы мог стать частью «их» узкого круга, но это не так делается, Ден. – Макс показал рукой на вентиляционную шахту. – Это должен быть долгий путь. Ты должен постепенно, ступень за ступенью, приближаться к ним, ферштейн?

Шефер зевнул, словно все происходящее вгоняло его в тоску.

– Ты выбрал неверную дорогу. Этот путь короткий, но бессмысленный. Но все же можешь попытать удачу. Многие пытались добраться до них по этой шахте, но мало кто смог дойти до конца…

– Кто они? – перебил я его, – эти «вышестоящие».

– «Они» знали, что ты попытаешься его убить, изначально знали. – Не ответив на мой вопрос, продолжил Макс. – Это так не делается, Ден.

Он улыбнулся и отпил кофе из кружки.

– Поднимайся вверх. Возможно, когда ты будешь совсем близко, там не будет лестницы. Туда очень тяжело попасть, – РОП взглянул куда-то в сторону, словно опасался, что его могут услышать. – Удачи, Ден! Мне пора идти.

Он ушел, но через секунду вернулся:

– Послушай, запомни: ты для «них» никто. Возможно «они» тебя даже не услышат, ты для них словно комар, мелкая букашка. Но если услышат, попытайся говорить по существу, «они» не станут слушать глупостей. Ауф фидерзейн.

РОП поспешно скрылся из поля моего зрения, и вместе с тем, мне показалось, что я вновь начинаю слышать топот и голоса.

– Ну уж нет! – сказал я и пополз дальше как можно быстрее.

Действительно, за спиной гулким эхом все громче и громче слышался топот и гомон.

«Я так и знал. Я знал, что этот ненастоящий мир подчиняется каким-то другим правилам. Я догадывался, но теперь познал на собственной шкуре, что в нем есть такая паутина, состоящая из путей, словно веток в подземке мегаполиса. Коротких путей, соединяющих различные станции, расстояние между которыми огромны, если их преодолевать пешком».

Спустя несколько метров, шахта вновь уходила вверх. Но было одно «НО».

Она также уходила и вниз.

Я аккуратно нащупал перекладину, подтянулся на одних руках, затем забросил ногу на лестницу и стал подниматься вверх.

Подъем, казалось, был бесконечным. Многие часы я поднимался, изредка прижимаясь спиной к противоположной стене, чтобы дать отдых своим рукам.

Я натер мозоли, из-за чего подъем стал больше походить на пытку.

В какой-то момент мне стало казаться, что в самом верху горит какой-то очень слабый огонек. И чем выше я поднимался, тем яснее понимал, что мне это не кажется: там была решетка, сквозь которую прорывался белый свет…

Свет моей надежды на спасение…

Там были «они».

На какое-то мгновение я даже забыл о боли в руках и ускорил свой подъем, как вдруг осознал, что правой рукой схватился за воздух, и чуть было не упал.

Отдышавшись, я попытался нащупать перекладину еще раз – ее действительно там не было. Я подтянулся чуть выше и все-таки нашел, за что зацепиться.

Чем выше я забирался, тем меньше становилось перекладин, иной раз они были, но с треском отрывались и падали вниз, а я каким-то невероятным чудом удерживался и не падал.

И вот я дошел до того момента, когда лестницы не стало совсем. Несколько минут я отдыхал, и, собравшись с силами, полез выше, упираясь одной ногой спереди и второй ногой сзади, используя также для упора спину и руки.

Скорость подъема заметно стала меньше, но подошва держала меня крепко. Единственное, что могло подвести, так это мои силы. Выставленная вперед нога начала трястись. Я пытался придумать, как бы ее поменять, но, не придумав ничего разумного, решил не рисковать и продолжил подъем.

Свет становился все ближе. И ближе. Силы оставляли меня. Нога тряслась как ненормальная.

Ты сможешь!

Многие пытались добраться до «них» по этой шахте, но мало кто смог дойти до конца…

«Интересно, что стало с теми, кто дошел до конца?»

Ну, вот ты как раз и проверишь.

Решетка была уже совсем рядом. Я схватился за выступ перед решеткой и повис на одних руках. Через какое-то время нашел силы подтянуться, и упереть ноги в противоположные стены.

Я заглянул за решетку и не увидел ничего – все было настолько ослепительно белым, что мне показалось, будто я ослеп.

Через какое-то время глаза начали различать силуэты. Я видел комнату, посреди нее стоял большой круглый стол, за столом сидели мужчины в дорогих костюмах и о чем-то говорили. Но я не мог разобрать, о чем. Слишком приглушенный был звук, словно между нами была дверь, и еще плюсом к этому они будто находились в звуконепроницаемой комнате.

Я пытался услышать, о чем они говорят, но не мог. Вдобавок ко всему у меня начали трястись обе ноги. Руки отказывались находиться в постоянном напряжении.

Я крикнул:

– Эй! На помощь, я здесь!

Но никто меня не услышал.

Ну конечно, а чего ты хотел?

– Я здесь, я сейчас упаду, помогите мне! – и один из мужчин, кажется, меня заметил.

Он поставил стакан с виски на стол, стряхнул пепел с сигары, поместил ее в рот, медленно поднялся и приблизился к вентиляции.

– Слава Богу! Откройте, иначе я сорвусь! – кричал я.

Человек в дорогом костюме уже был рядом. Он присел на колени, приблизив лицо вплотную к решетке. Выдохнул горький дым мне в лицо, отчего я закашлял.

– Какого черта?! – крикнул я, но тут же вспомнил слова Макса о том, что нужно говорить по существу.

– Я не хотел его убивать, – Сказал я мужчине с сигарой в зубах. – Простите меня, если можете, я хочу вернуть все, как было. Мне нужна эта должность. Поймите меня.

Все это я говорил как можно быстрее, почти скороговоркой, так как мои конечности отказывались удерживать вес моего тела.

Но мужчина в дорогом костюме лишь вытащил сигару изо рта, просунул между прутьями решетки и затушил ее о мою руку.

Я пронзительно закричал от боли, отпустил обожженную руку, и, как следствие, пальцы второй руки, не выдержав всего веса, также отпустили выступ. Я заскользил вниз, упираясь руками и ногами в противоположные стены вентиляционной шахты, но скорость не уменьшалась, а увеличивалась. Я падал вниз.

Кожа на ладонях моих рук стерлась практически до мяса. Подошва ботинок скользила все лучше и лучше, словно, пока я полз вверх, кто-то смазал шахту жиром. Я подумал было ухватиться за лестницу, но тут же отбросил эту мысль. Падая, я набрал неплохую скорость, и если бы я ухватился за перекладину то, вероятнее всего, оставил бы на ней свои руки.

Я перестал сопротивляться. Наконец-то можно отдохнуть. Я знал, что лечу камнем вниз, но мне представилось, что я лежу на мягкой кровати. Мои ноги и руки отдыхали после напряженной работы.

Наконец, пришло время приземляться, и я рухнул на металлическую поверхность вентиляционной шахты. Боли я не ощутил, возможно, из-за шока, но что-то подсказывало мне, что ходить я больше не смогу.

И я был прав.

Я попытался подняться, но тут же упал обратно. Я провел рукой по правой ноге и обнаружил, что чуть выше колена торчит моя родимая кость, а ляжка вздулась, так что брюки стали мне в облипку.

Я схватился за перекладины и попытался подняться вверх на одних руках, но преодолев пару метров, снова рухнул вниз. Вот теперь я почувствовал боль, и почувствовал каждым атомом своего тела.

Мой крик боли и отчаяния заполнил вентиляционную шахту и еще долго я слышал уходящее вверх эхо.

Спустя полчаса агония немного отпустила меня, и, пошарив руками по сторонам, ведь к темноте глаза еще не привыкли, я обнаружил, что шахта уходит горизонтально в бок.

«Ну что ж, поползу туда» – подумал я и медленно, словно улитка, двинулся дальше.

***

«Кажется, я достиг дна» – думал я, подтягивая туловище одними руками, так как ноги жутко болели. – «Оно и не удивительно. Упасть с такой высоты и отделаться переломом ног. Да меня, как и Григоренко, хрен убьешь».

Я засмеялся, но тут же перестал, так как от смеха в ноги ударила боль, словно в них вонзили пятьдесят ножей одновременно.

Полз я очень долго, отчасти из-за того, что приходилось работать одними руками. Глаза вновь начали привыкать к темноте. Через несколько метров я подполз к очередной решетке, чуть было не пропустив ее – настолько слаб был свет, идущий из помещения.

– Похоже на тюремную камеру, – прошептал я и толкнул решетку. Она с легкостью поддалась, но внутрь я не полез.

«Пойду посмотрю, что там дальше».

Но, преодолев еще несколько метров, я уткнулся головой в стену. Пошарил руками по сторонам – тупик.

«Чертов тупик. Неужели, тюремная камера – это все, что мне оставила судьба?»

Ползти назад было еще тяжелее, развернуться в таком стесненном пространстве без ущерба ногам я не мог. Отталкиваясь назад, превозмогая дикую боль, я дополз до входа в камеру. Пот крупными каплями стекал с моего лба.

Я заполз внутрь помещения, напоминающего тюремную камеру. Да! Несомненно, это была она: койка, решетка на окне, железная дверь со створкой посередине, одинокий унитаз и раковина.

– Ну, лучше чем ничего, – я подполз к двери и постучал, – Есть кто-нибудь?! Вы меня слышите?! – Крикнул я и прислушался.

Не услышав ни звука за дверью, я постучал еще раз.

– Мне нужна помощь, у меня открытый перелом!

В ответ – тишина.

Через какое-то время в самом низу двери открылась еще одна створка, которую я сначала и не заметил, через нее кто-то просунул тарелку с какой-то баландой. То была овсяная каша, а сверху лежал ломоть черствого хлеба.

– Вот те на…У меня кровотечение! Мне его кашей останавливать что-ли?

И вновь никто мне не ответил.

Тогда я взял тарелку, и, попробовав на вкус содержимое, с силой швырнул ее в стену.

Пока каша стекала со стены, я, выругавшись, заполз на кровать, используя только руки, и перевернулся на спину.

– Здесь хотя бы кормят…

Я снял рубашку, разорвал ее и перемотал ногу чуть выше перелома. Лежа на кровати и глядя в окно, за которым, казалось, не было ничего, кроме непроглядной тьмы, я погрузился в полубессознательное состояние.

Ты ведь понимаешь, что ты бы никогда не смог убить его?

«Ни черта я уже не понимаю».

Таким образом, ты бы не смог получить эту должность. Понимаешь?

«Нет. Не понимаю. Мне плевать».

Нет, тебе не наплевать. Слушай сюда. Такие как он всегда будут впереди тебя, как бы ты не рвал свой зад.

«Ой! Заткни свою пасть»…

***

Так я и лежал, беседуя с самим с собой, бесконечно долгие часы, а может быть даже вечность, пока не услышал топот. Топот и гомон людей за дверью. Они нашли меня. Они бежали сюда, чтобы расквитаться со мной. Они стучали в дверь. Они топали. Что-то говорили. Каждый из них говорил что-то свое. Невозможно было различить, что именно. Но и не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, о чем речь. Они вываливали на меня всю свою несостоятельность, все свои неудачи: комплекс неполноценности, ловко прикрытый нарочитой самоуверенностью; завуалированную недалекость; лицемерное раболепие; бутафорскую важность; подавленную агрессию; долги по кредитам; лишний вес; сексуальную неудовлетворенность; суицидальные наклонности; жестокость; эгоцентризм; жадность и скаредность; ненависть; боль и прочее, и прочее. В общем, стучали и топали вовсе не люди, но их призраки, которых они, как собственно и я, хоть и пытаются, но не могут убить.