скачать книгу бесплатно
– Да, Дмитрий, но я не об этом. – Она изящно коснулась пальцами виска, словно подчеркивая, как ей осточертели эти вульгарные школьники с их проблемами. – Пуан Лакриц сломал ногу.
Ого, ура!
Ну, в смысле… Это плохо, конечно. Но Пуан Лакриц – тот самый выскочка, который должен танцевать Аннет на выпускном!
– Если честно, две ноги, – добавила Раиса.
Ого, ура!
Блин, нет, я так не думаю.
Она обвела нас взглядом. Сидорович, замахнувшись тряпкой, ждал, когда она выйдет из класса. Остальные сидели/стояли молча. Из-за Пуана никто особенно не огорчился. КРОМЕ МЕНЯ. Я НА САМОМ ДЕЛЕ ОГОРЧИЛСЯ, ЯСНО?
– Еще одно. Селезенко, – она посмотрела на Аннет. – Тебе нужно подобрать новую пару на выпускной танец.
Мое сердце зашлось в конвульсиях. Мысленно я уже держал Аннет за талию. Чувствовал запах ее шампуня, пересчитывал ресницы. Я зажмурился от удовольствия. А открыв глаза, увидел, что Мельберновна смотрит на меня, не мигая. Зрачки ее превратились в блюдца, как под гипнозом.
Одноклассники тем временем гадали:
– Кто это? Артем? Паша?
Рома остервенело бил меня локтем: «вызовись!». Аннет делала вид, что ей всё безразлично. И тут классный руководитель все-таки изволила сказать:
– Каноничкин, – она протянула ко мне руку с кружевами, – станцуешь? А точнее, так: станцуешь.
Что?
ЧТО?!
Алиса рассмеялась. Ее подруга – Медуза Горгона – загоготала. И все вдруг бойко расхохотались, а удары Роминого локтя делались болезненными.
– А серьезно? – спросила Рита. – Кто будет танцевать с Аннет? Завтра репетиция.
– Я же сказала – Каноничкин. Почему вы вечно заставляете меня повторять одно и то же, это невыносимо! Завтра соберемся в актовом зале. Дмитрий?
– Я.
– Ты когда-нибудь танцевал вальс?
– Нет.
– Научишься.
Раиса Мельберновна покашляла, чтобы развеять гнетущее молчание. Увидела на доске портрет физички, но тряпки не нашла (ее спрятал Сидорович в портфеле) – и удалилась из класса.
Я остался один. Не буквально, но по ощущениям.
– В смысле, Каноничкин?! – завопила Алиса. Она восприняла новость, как удар под дых, потому что сама осталась без пары.
– Каноничкин с Селезенко, ха-ха-ха!
В классе появился новый мем. Шутки посыпались, как пельмени в кастрюлю. “Канон-Дон Жуон”. “Самая каноничная парочка”. “Димон, по сериалам будешь учиться танцевать?”
Аннет вся сгорбилась; на меня даже не взглянула. Не переживай, Анют. Они посмеются – и перестанут. Знаешь этих зверей. Все будет хорошо. Может, заставить всех умолкнуть через Тетрадь? Я перелистал своих корфов. Никого подходящего…
– Угрюмов, дай денег, – прервал мои изыскания Тёма Крупный.
– Зачем тебе? – спросил Угрюмов.
– На новый учебник.
– Сейчас вернусь.
Угрюмов вышел из класса. Очевидно, насовсем. Он так всегда: уходит – и возвращается ровно к началу урока, под руку с учителем.
– Вот говнюк, – сказал Крупный.
Прозвенел звонок, и вся шантрапа расселась по местам.
Начинался роковой урок истории.
Глава 7. Цивилизация древних орвандцев
В класс сначала вошли клетчатые брюки историка. Следом за ними сам историк, а за историком – Угрюмов. Ботан сел за парту и икнул. Тёма Крупный кинул ему в затылок бумажку, попал точно в яблочко.
– Ай!
– Что такое, Крупнов? – историк, раскладывая на учительском столе свои манатки, хмуро посмотрел на гопника.
– Ничего, Валентин Павлович. Угрюмов дежурный.
– Понятно. Угрюмов, подберете бумажку?
– Но это ведь…
– Шустрее, пожалуйста. Пора начинать.
Мне нравился Валентин Павлович. И за советом можно обратиться, и пошутить на уроке. Наверняка бывший ботан, но не такой мерзкий, как Угрюмов. Один нюанс: он зачем-то говорит о себе в третьем лице.
– Валентин Павлович подготовил вам сегодня что-то интересное! Все знают про Шар? – Он записал на доске тему урока: “История исследования Бьенфордского Шара”. Прямо над портретом учителя физики.
В класс завалился Иськин, любитель тупых шуток и дурацких каламбуров:
– Шар-самовар! – объявил он.
– Садись, Иськин. За шутку – пять, за опоздание – вызову отвечать. Кто-нибудь поделится соображениями? Или вы как обычно расскажете, что “архитектура – это когда что-то там раскапывают?”
– Валентин Павлович! – сказал Угрюмов, – но у нас должна быть тема “Экспансия Австро-Венгерской империи”! Я доклад подготовил на двадцать четыре страницы, не считая титульного листа. Все отступы…
– Спокойно, Угрюмов. Директор распорядился провести внепрограммное занятие. Шар загорелся, вы осознаете? Событие историческое, и, безусловно, мирового масштаба! Вот увидите: о нем напишут в учебниках. И вообще, Угрюмов, на следующей неделе последний звонок. Расслабьтесь.
Угрюмов не расслабился, но ничего не сказал.
– Каково настоящее предназначение Бьенфордского Шара и каков способ его строительства – точно не знает никто. Даже Валентин Павлович, хотя он знает почти всё по истории – он ведь историк. – И, похихикав, добавил: – Древние орвандцы оставили после себя миллион артефактов и сооружений. Шар – самое таинственное из них.
– Почему?
– Что почему, Угрюмов?
– Почему самое таинственное? А как насчет скульптур тигриц или гигантских ножниц?
– Нет, Угрюмов, Шар таинственнее. Тигрицы, хоть и окружены толками, они всего-то украшение королевского сада в Виувистере[15 - Виувистер – летняя королевская резиденция орвандских монархов позапрошлого века, находится близ городка Кагул, к северу от Бьенфорда.]. А о назначении ножниц мы можем хотя бы догадываться.
– Резать ткань вселенной, – сказал Сидорович.
– Почему бы и нет. А Шар? Ученые предпринимали сотни попыток воздействовать на странный материал, но даже взрывчатка не сорвала с него и пылинки.
– Взрывчатка? – воспрянул Тема Крупный.
– О, да! Немцы пытались взорвать Шар в сороковом году, во время трагической Недели скорби, когда Бьенфорд жил в оккупации.
– Скоты.
– Да. Впрочем, не только немцы…
– 11 «А» тоже скоты, – сказал Никита Евроньюз.
– Может, Шар, – предположил Валентин Павлович, – это такой крепкий дом для древних олигархов? Или бункер? Или усыпальница? У кого есть предположения?
Историк обвел взглядом класс. Проигнорировав вздернутую руку Угрюмова, он остановился на мне.
– Каноничкин! Что скажешь?
– А можно выйти?
– Я тебе выйду, Каноничкин.
– Я не готовился.
– Тогда расскажи, что ты в принципе знаешь о древних орвандцах? Какие они были? Красивые? Умные? Задорные? Удиви Валентина Павловича, а то 11 «Б» не удивлял меня с тех пор, как закрылся в кабинете, чтобы поиграть в хоккей вениками.
Половина класса засмеялась. Вторая половина, занимавшая на том легендарном матче скамью запасных, промолчала. Я собрался сморозить глупость, но тут…
В класс зашла завуч. Вместе с ней вошли лысоватый мужичок в бежевой безрукавке, заправленной в старомодные брюки с одной только стрелкой (на левой штанине), и красивая молодая женщина в летнем сарафане, с повязкой на голове и в босоножках. «Комиссия», – с ужасом шепнул кто-то позади меня.
– Как мы и обсуждали, Валентин Павлович, – констатировала Дыбыдыщ[16 - Так в нашем классе называют завуча.], – сегодня вместе с представителями районной образовательной администрации мы посидим на уроке. Вы не против?
– Конечно нет. Присаживайтесь, прошу вас.
Что тут возразить!
Я бы на месте историка отклонил эту безобразную просьбу, ибо она нарушает сакральную целостность учебного процесса. Валентин же Павлович развел руками, и Дыбыдыщ цокающим каблуком направилась в конец комнаты. Комиссия расселась по задним партам.
– Кто отвечает? – спросила завуч.
– Каноничкин.
– А, художник? Что ж, рисовать он не умеет. Послушаем, что знает по истории. Вопрос?
– Вопрос о древних орвандцах. Давай, Дима, это несложно.
Я взялся за спинку стула, встал и повернулся полубоком, чтобы видеть комиссию хоть краем глаза. В горле пересохло. Спутники Дыбыдыщ делали пометки в каких-то таблицах. Что делать? Потерять сознание? Изобразить припадок? Ответить на другой вопрос? Это, кстати, иногда помогает… Но я слишком нервничаю, чтобы фантазировать.
– Каноничкин?
– Да, я тут. – И, не найдя ничего другого, приглушенно выпалил: – И древние орвандцы жили тут.
– Где – тут? В этом классе?
– Нет. Ту-у-у-т. – Я раскинул руки, демонстрируя широту своего ответа. – Они дружили с греками, египтянами… И кем-то еще. Дружелюбные были.
– Совсем как 11 «Б»! – прокомментировал историк и улыбнулся.
Дыбыдыщ не оценила юмор:
– Не смешно, Валентин Павлович. Ваш ученик мямлит, когда дело касается элементарных вещей. Продолжайте без лишних эмоций, эта аттестация также может коснуться и вас.
Мне стало жалко Валентина Павловича, потому что я правда мало что мог сказать. Я читал об орвандцах, даже смотрел документальный фильм, но знания вываливались из головы, как кусочки говяжьего фарша из мясорубки. Дыбыдыщ что-то шепнула комиссии, я расслышал: “…как я и говорила”. Мои одноклассники – спасибо им – не насмехались, а затаив дыхание наблюдали.
– Они строили, – сказал я.
– Это верно. Какое ближайшее к нам строение ты знаешь?
– Башню печали.
– Башню печали, – подтвердил Валентин Павлович и указал в окно, туда, где возвышалась мрачная достопримечательность. – Что еще, Каноничкин?
– Они танцевали.
– Что?
Просто в этот момент я взглянул на хмурую Аннет.
– Они были этими, ну… Типа как рукодельниками. Создавали разные крутые штуковины.
– Штуковины. Правильно! Если кто не знает, “штуковины” – это плоды труда ремесленников, в совершенстве познавших искусство скульптуры, архитектуры, живописи и кузнечного дела. Я прав, Дима?
– Валентин Павлович! – взревела Дыбыдыщ. – Последнее предупреждение! Ведите урок подобающе! А ты, Каноничкин, скажи хоть один внятный факт, иначе комиссия закончится, не успев начаться!
