скачать книгу бесплатно
Алена очень расстроилась, наверное, даже больше, чем сам папа. Однако самым удивительным в этой ситуации была реакция мамы, вернее полное отсутствие какой бы то ни было реакции. Она, как ни в чем не бывало, продолжала сидеть перед зеркалом и накрашивать ресницы. И только тут до Алены дошло, что мама сидит вот так уже почти целый час, с того самого момента, как папа ушел на работу. И это была мама, которая никогда в жизни не тратила на макияж больше пяти минут (по правде сказать, при ее внешности можно было обойтись и совсем без него).
Алена только в недоумении пожала плечами и ушла в свою комнату. В тот момент она по-настоящему не встревожилась, лишь легкое чувство беспокойства поселилось где-то внутри, создавая некий дискомфорт, как маленький камешек, попавший в ботинок. А скоро Алена и вовсе забыла обо всем. Она играла со своей новой игрушкой – разноцветным цилиндриком, найденным в рыбьем пузыре, и вдруг от цилиндрика, казавшегося таким монолитным, с легким щелчком отделился крайний, голубого цвета диск и зафиксировался на расстоянии сантиметров двух без всякой видимой связи с ним. В образовавшийся промежуток можно было просунуть палец, не встречая никакого сопротивления: кроме воздуха там ничего не было. В то же время цилиндрик и диск оставались неразрывно связанными друг с другом какой-то необъяснимой силой. Кроме того голубой диск начал светиться.
Сначала Алена этого не заметила, так как любовалась цилиндриком, сидя у ярко освещенного солнцем окна, но когда она попыталась – впрочем абсолютно безуспешно – растащить цилиндрик и диск и зажала последний в кулаке, то увидела пробивающийся сквозь пальцы нежно-голубой свет. Алена отнесла цилиндрик в дальний, затемненный угол комнаты и поставила вертикально на одну из полок, укрепленных на стене над кроватью и уставленных игрушками. Потом она отошла и, немного наклонив голову набок, залюбовалась полученным эффектом. Вид цилиндрика с парящим над ним светящимся диском издалека напоминал какую-то фантастическую свечу, горящую ровным голубым пламенем.
Алена поспешила к родителям, чтобы поделиться с ними своим удивительным открытием. И тут тревога с новой силой сжала ее сердечко. С родителями продолжало происходить что-то странное: сразу в глаза бросалось то, что они абсолютно не общались между собой, передвигались по квартире, как будто не видя один другого, даже когда встречались лицом к лицу. Казалось, что они не замечают не только друг друга, но и Алену тоже. Когда та обращалась к кому-нибудь из них, ей приходилось по нескольку раз повторять свой вопрос, прежде чем взгляд, устремленный как бы сквозь нее, приобретал осмысленное выражение; но несмотря на это, ответ, как правило, звучал невпопад. При этом голоса как у папы, так и у мамы были каким-то бесцветными, лишенными всяких интонаций.
Большей частью папа неподвижно сидел на диване, устремив немигающий взгляд в открытую на одной и той же странице книгу; мама так же неподвижно стояла у окна, как бы пристально высматривая что-то на улице. Но когда Алена подошла к ней и, взяв за руку, заглянула в лицо, то увидела, что глаза ее закрыты. Девочке стало страшно, она стала тянуть мать за руку, пытаясь как-то вывести ее из этого сомнамбулического состояния, но рука была твердой и неподатливой, как будто деревянной. Наконец мама открыла глаза и повернулась к Алене, несколько секунд она смотрела на дочь неподвижным взглядом, потом в лице ее что-то дрогнуло, и на губах появилась едва заметная улыбка. Еще несколько секунд спустя она как бы ободряюще потрепала Алену по щеке и пошла на кухню. При этом движения ее были какими-то неуверенными и как будто замедленными.
У Алены немного отлегло от сердца, но она поняла: с родителями что-то случилось. Может быть, они заболели какой-то неизвестной болезнью, и надо скорее вызывать врача. Однако при всей странности их поведения назвать их вид болезненным было никак нельзя: внешне они выглядели вполне нормально, а цвет лица был даже лучше, чем обычно. Поэтому Алена, всячески стараясь успокоиться, постоянно твердила про себя: "Ничего страшного не случилось. Скоро это пройдет, и они опять станут сами собой. Вот сейчас я пойду к себе, поиграю часик – и все будет в порядке."
Но выйдя через час из своей комнаты, она опять застала ту же картину.
Никаких изменений к лучшему не происходило, впрочем, и в худшую сторону, казалось, ничего не менялось, разве что движения родителей становились как бы еще более замедленными. Чтобы не видеть этого удручающего зрелища, Алена старалась покидать свою комнату как можно реже. Лимонад, очевидно почуявший что-то неладное, постоянно находился здесь же; при этом он с каким-то затравленным видом жался все время к Алене, что было на него совсем не похоже. Алену удивляло такое поведение кота, но постоянное его присутствие в какой-то степени скрашивало ее мрачное настроение.
Наступил вечер. Надежды на быстрое выздоровление родителей развеялись окончательно. Уже часа три Алена совсем не выходила из своей комнаты; последний раз только голод заставил ее пройти на кухню в поисках съестного. Алена пошарила по кастрюлям, но они оказались пусты – обед приготовлен не был. Только на сковородке лежали три куска жареной рыбы. Алена переложила их на тарелочку, взяла из шкафчика буханку хлеба, но не успела она отрезать от нее кусок, как мимо промелькнула пушистая полосатая молния, раздался звон бьющейся посуды, и Аленин обед оказался на полу, среди осколков тарелки.
– Лимон! Противный! – чуть ли не со слезами на глазах воскликнула девочка и замахнулась на кота буханкой. Тот кинулся прочь, протопав лапами по кускам рыбы и придав им окончательно несъедобный вид.
Пришлось довольствоваться хлебом с абрикосовым вареньем и бутылкой молока. Когда чувство голода было утолено, с новой силой нахлынули прежние тревоги. Алене стало так жалко маму, папу, да и себя тоже; горький комок подступил к горлу, и, не в силах больше сдерживаться, девочка безутешно заплакала.
Между тем наступило время сна, и Алена, все еще продолжая всхлипывать, но действуя по принципу "утро вечера мудреней", начала стелить постель. Когда она легла, Лимонад тут же устроился в ногах на одеяле. Присутствие этого теплого живого комочка подействовало на девочку успокаивающе. Глаза ее постепенно высохли, лишь несколько слезинок остались висеть на ресницах. В них причудливо преломлялся голубой свет, исходящий от забытого цилиндрика, по-прежнему свечой стоящего на полке. Тысячи разноцветных звездочек дрожали и переливались перед Алениным взором. Некоторые из них начинали расти, они увеличивались, распухали, заполняя собой все пространство, и вдруг сами взрывались тысячами блистающих осколков. Алене казалось, что нет больше ни ее комнаты, ни самой квартиры, нет ничего, кроме этого сверкающего пространства и ее самой, летящей сквозь него, купающейся в пронизывающих его теплых и ласковых разноцветных лучах. Чувство необыкновенной легкости и спокойствия охватило все ее существо.
Сколько длился этот чудесный полет, Алена не могла определить – может, одну секунду, а может, несколько часов. Но вот что-то изменилось: впереди появилась черная точка, которая начала постепенно расти. Ощущение безмятежного полета вдруг сменилось чувством неудержимого падения. У Алены перехватило дыхание; черная точка впереди стремительно увеличивалась и меняла свои очертания. Что-то знакомое почудилось в них девочке, но разобраться – что именно, мешала все увеличивающаяся скорость падения. Еще мгновение – и Алена наконец разглядела: зловеще шевеля плавниками и скаля огромную пасть, усеянную острыми зубами, на нее стремительно неслась хорошо знакомая рыбина. Где-то в глубине сознания мелькнула мысль, что этого не может быть, ведь мама ее уже пожарила. Но тут же все мысли вытеснил леденящий ужас. Рыба все надвигалась и надвигалась на Алену, увеличиваясь в размерах с каждым мгновением. Ее немигающие глаза, горящие красноватым огнем, зло и неотрывно смотрели прямо на девочку, заставляя болезненно сжиматься сердце, пасть растягивалась в гнусной улыбке. Кого-то эта улыбка очень сильно напоминала. И вдруг Алена поняла, кого – Крокодиловну! Да ведь это же и была она сама: во всегдашней своей телогрейке и в резиновых сапогах. Продолжая улыбаться рыбьей улыбкой, Крокодиловна протягивала вперед руки с длинными крючковатыми пальцами, пытаясь дотянуться до Алены. "Пропала Алена, пропала Алена", – то ли это шипела Крокодиловна, то ли эта фраза билась в голове, болью отдаваясь в висках.
Вдруг все исчезло; Алена поняла, что лежит в своей кровати с закрытыми глазами, до боли сжав пальцами край одеяла. Сердце трепетало в груди, как пойманная птичка.
"Так это только сон, – с облегчением подумала девочка. – Ну конечно, вся эта история с болезнью родителей – только дурной сон"…
– Пропала Алена, – голос раздался совсем рядом, где-то в ногах у Алены, заставив ее опять внутренне сжаться. Голос, довольно странный тенорок, произнес фразу жалобно, с каким-то подвыванием. Раньше Алена его никогда не слышала, но могла поклясться, что он был ей знаком.
– Конечно, пропала, если только мы ей не поможем, – ответил второй, девчоночий голос.
– Но как? Что мы можем сделать? – опять запричитал первый. – Особенно ты.
Тут в голосе явно послышалась насмешка.
– Я пока не знаю. Но ведь вчера ты уже один раз выручил Алену, сам говорил. А теперь у нас еще есть и это.
В разговоре наступила пауза.
"Интересно, кто это такие, и о чем это они", – думала Алена, стараясь ни единым движением не выдать себя. – Пусть думают, что я сплю".
Удивительно, но она не испытывала никакого страха, одно только любопытство. Медленно-медленно девочка приоткрыла глаза.
* * *
Стояла глубокая ночь, но все окружающие предметы были отчетливо видны. Комната была погружена в голубоватый полумрак; неестественно синий, волшебный свет струился откуда-то с книжной полки. Алена сразу вспомнила о необыкновенном цилиндрике. Потом она осторожно перевела взгляд туда, откуда только что раздавались странные голоса. Там, в ногах у Алены, на одеяле, подперев передней лапой голову, развалился Лимонад и с задумчивым, если не сказать грустным видом, слегка прищурившись, смотрел на голубую звездочку. Вид его был настолько комичен, что Алена не выдержала и прыснула в одеяло. От неожиданности кот взвился в воздух, шлепнулся обратно на брюхо и замер, прижав уши.
– Ну ты, Лимонад, и трус. Хотя, может, это и пригодится, если вдруг придется участвовать в соревнованиях по прыжкам в высоту.
Это говорила большая плюшевая обезьяна – любимая Аленина игрушка, которую она знала столько, сколько сама себя помнила, и без которой никогда не ложилась спать. По семейным преданиям, обезьяну подарили Алене родители на ее первый день рождения. Звали обезьяну очень коротко и странно – Лю. Откуда взялось это имя, Алена не знала, да особо и не ломала над этим голову. Ей оно нравилось – вот и все.
И вот теперь эта игрушка, сшитая из искусственного меха и набитая какими-нибудь опилками или чем-то вроде того, как ни в чем не бывало сидела на краю Алениной кровати, свесив вниз ноги и болтая ими в воздухе. При этом она с явным удовольствием крутила головой из стороны в сторону, поглядывая то на кота, то на девочку. В свою очередь Алена во все глаза смотрела на свою любимицу. Целое море чувств захлестнуло ее, но самым сильным было, пожалуй, чувство радости, близкое к ликованию.
– Вот это да! – только и смогла выдохнуть Алена, резко садясь в кровати.
– Ладно, ладно, – обезьяна сделала успокаивающий жест руками, как артист, вдоволь насладившийся вниманием публики.
– Эй, кончай строить из себя Сфинкса, – продолжала она, обращаясь к коту, замершему с прижатыми ушами. – И давай попытаемся объяснить все Алене. Конечно, все, что знаем сами. А ты слушай и попробуй не удивляться.
С этими словами Лю ободряюще пожала Аленину руку своей мягкой матерчатой лапкой.
Кот все еще настороженно поглядывал на Алену, но увидев, что она над ним совсем не смеется, а напротив, смотрит серьезно и внимательно, приосанился, несколько раз кашлянул в лапу, прочищая горло, и наконец произнес уже знакомым Алене голосом:
– Ну, собственно, что нужно сказать в первую очередь? В первую очередь нужно сказать, что нам и самим, в общем-то, мало что известно, так как те факты, которыми мы, собственно говоря, располагаем, не дают нам возможности в полном, так сказать, объеме произвести анализ сложившейся ситуации и сделать отсюда надлежащие выводы.
Обезьяна, все это время нетерпеливо ерзающая на своем месте, наконец не выдержала:
– Слушай, полосатый, такое впечатление, что ты всю жизнь провел в читальном зале, а не проспал в стенном шкафу на старом овчинном полушубке. И вообще, ты мне напомнил нашего завуча. Может быть, ты и есть он?
Лимонад возмущенно фыркнул:
– Я всегда был котом, котом и останусь. А ум – это у нас семейное качество. К тому же, я никогда не игнорировал средства массовой информации.
– Уж это точно. Поспать перед телевизором – ты у нас большой мастер.
– Лимонад, Лю, братцы, ну хватит уже. Рассказывайте все, что знаете, – Алена так естественно вступила в разговор, как будто всю жизнь только тем и занималась, что беседовала с домашними животными и мягкими игрушками.
– Ладно, – сказала обезьяна. – Только говорить буду я. Все дело в этой штуке, – и она указала рукой на цилиндрик, продолжавший испускать голубой свет. – Именно под действием этих лучей произошли в нас, во мне и Лимонаде, те удивительные превращения, которые ты сама видишь.
– А папа и мама? Их болезнь тоже связана с этим?
– В каком-то смысле. Но тут совсем другое. Твои родители…Они… – тут обезьяна запнулась и посмотрела на кота. Тот молча кивнул головой. – Они заколдованы, – решительно продолжила Лю. – Так мы с Лимонадом думаем.
При этих словах Алена вздрогнула.
– Не может быть! – горячо воскликнула она. – Какое еще колдовство? Колдовства ведь не бывает!
– Посмотри на нас, – обезьяна развела руками.
– Но ты же сама говорила, что тут совсем другое. Вы стали говорящими из-за цилиндрика. А это, наверное, какой-нибудь секретный научный прибор. Вот и все. И никакого колдовства.
Чем больше говорила Алена, тем менее уверенным становился ее голос. Она говорила, с надеждой глядя то на обезьяну, то на кота, как бы пытаясь найти в их глазах подтверждение своим словам. Но те молчали и только сочувственно смотрели на нее.
Наконец замолчала и Алена, слезы навернулись у нее на глаза, но она не заплакала, а только прикусила губу.
– Но кто это сделал и зачем? – упавшим голосом спросила девочка.
– Вот в этом-то весь вопрос, – оживилась обезьяна. – Мы с Лимонадом уже думали над этим и, кажется, знаем ответ. Вспомни, где был найден цилиндрик?
– В брюхе у рыбы.
– Вот именно. Я полагаю, ты не так наивна, чтобы думать, что это чистая случайность?
Алена только пожала плечами.
– Ладно, тогда вспомни все обстоятельства появления этого чудовища в вашем доме. У кого твоя мама в магазине буквально из-под носа увела эту рыбину? Кто потом наведывался к вам с визитом и проявил к ней большой интерес?
Тут Алена вдруг отчетливо вспомнила свой недавний сон.
– Это была Крокодиловна, – задумчиво проговорила она.
– Вот! Теперь поняла, кому предназначался цилиндрик? А рыба – это …ну как посылочный ящик. Ясно?
– Ничего себе – посылочка, – пробурчал себе под нос Лимонад, очевидно вспомнивший ощущения от ее зубов на собственном хвосте.
– Короче говоря, рыбу вместе с ее содержимым должна была получить именно Крокодиловна, – продолжала развивать свою мысль обезьяна. – Уж и не знаю, почему в их почте произошла такая осечка, но в результате и твои родители, и ты, и мы с Лимонадом оказались впутанными в эту историю. По всей видимости, больше всех пострадали твои папа и мама.
– Это потому, что они съели заколдованную рыбу, – вставил словечко Лимонад.
– Да. И все это – дело рук Крокодиловны. Наверняка она сделала это, чтобы получить то, что ей предназначалось – чудесный цилиндрик. Хорошо еще, что ты не стала есть рыбу. Иначе быть бы тебе сейчас этакой спящей красавицей.
На некоторое время наступила тишина. Очевидно, все представили себе, что могло бы быть, съешь Алена хоть кусочек рыбы. Девочка даже поежилась от пробежавшего по спине холодка. Наконец Лю нарушила тягостное молчание. Почесав лапкой в затылке и как-то виновато поглядывая на Алену, она сказала:
– Ты знаешь, можешь на меня обижаться, но я рада тому, что произошло. Да, я, наверное, единственная, кто в этой ситуации оказался в выигрыше. Не случись этой истории, осталась бы я навсегда просто игрушкой – недвижимой и бессловесной, как и все они. – И обезьяна кивнула в сторону полки, на которой, замерев в нелепых позах, сидели Аленины куклы. Алена посмотрела туда и ее вдруг, как электрическим током, пронзила не оформившаяся еще в сознании догадка.
– Ты хочешь сказать, что ты… – медленно начала девочка.
– Да, именно так. Я не всегда была тем, что ты видишь перед собой. Когда-то и я была девочкой…
– Ну да, конечно. Но ты себя плохо вела, не слушалась родителей, и злой волшебник превратил тебя в игрушечную обезьяну.
– Ты напрасно иронизируешь. Если тебе не интересно – я молчу, – сказала Лю с грустью в голосе.
Алена покраснела от смущения.
– Извини, я не хотела тебя обидеть. Рассказывай, пожалуйста.
– Хорошо, я попробую рассказать все, что помню.
К сожалению, в памяти Лю обнаружились большие провалы, вызванные, очевидно, длительным пребыванием в столь необычном облике. Вот что удалось узнать Алене из рассказа обезьяны.
3. Рассказ обезьяны Лю
Лю действительно когда-то была девочкой, такой же, как и Алена, только постарше. Училась она в восьмом классе, так что было ей лет четырнадцать – пятнадцать. Она была очень симпатичной, можно даже сказать красивой девочкой.
На этом месте повествования Лимонад фыркнул и уткнулся мордой в передние лапы, за что тут же получил от обезьяны подзатыльник.
– Да, – с вызовом повторила она, – можешь смеяться сколько хочешь, но я действительно не была уродиной вроде тебя. Мальчишки со всей школы заваливали меня записками. Вот так-то. Впрочем, я этим никогда не хвасталась.
Да, Лю никогда не зазнавалась и не старалась подчеркнуть свое превосходство перед другими девочками. Поэтому подруг у нее было много, но закадычная – только одна. С ней они сидели за одной партой.
Когда Лю начала о ней рассказывать, то вдруг с ужасом поняла, что не помнит не только имени подружки, но и своего собственного. В ее сознании крутились какие-то имена из того далекого прошлого, например, такие, как Ира, Люба, Света, но какое отношение они имели к ней, Лю не помнила. Алена предложила звать ее Любой, поскольку Лю и Люба звучат очень похоже. Обезьяна, подумав немного, отказалась, решив, что в ее теперешнем виде имя Лю подходит ей больше, тем более, что она к нему привыкла.
Плохо помнила Лю и своих родителей, не только их имена, но даже лица стерлись из памяти. Единственное, что достоверно было о них известно, это то, что они были; они, да еще младший братик, которому тогда было три года. И еще осталось ощущение любви и тепла, связанное с ними.
Как это ни странно, но в то же время Лю отлично помнила все, чему ее выучили за восемь лет учебы в школе, а училась она очень хорошо. Она была готова хоть сейчас сдавать экзамен по любому предмету.
И еще она очень хорошо запомнила последний день той, нормальной человеческой жизни.
* * *
Стояли по-летнему теплые дни поздней весны. Зелень на деревьях уже начала темнеть, превращаясь из нежно-салатной в глянцево-изумрудную, но была еще по-весеннему свежей, не запыленной. Буйно цвели каштаны, усыпанные пышными, кипенно-белыми пирамидальными свечами. Воздух был свеж и прозрачен, и небо голубело высоко-высоко. Стояла та чудесная, милая сердцу каждого школьника пора, когда считанные дни оставались до начала летних каникул.
В один из таких дней и отправились две подружки–восьмиклассницы после уроков в городской парк, где уже неделю гастролировал заезжий парад аттракционов и всевозможных развлечений с красивым, странным названием "Луна-парк".
Вдоволь накрутившись на скоростных каруселях, накачавшись на качелях-лодочках и потолкавшись на автобане в маленьких электромобильчиках, девочки наконец остановились перед вывеской с кроваво-красной размашистой надписью "Пещера ужасов". Весь павильон, в котором располагался этот аттракцион, был разрисован изображениями скелетов, привидений и всевозможных монстров. Вход в "пещеру" был оформлен как настоящий грот и задрапирован тяжелой черной тканью. У самого входа на миниатюрных рельсах стояли маленькие вагонеточки, на каждой из которых была установлена пара кресел.
Желающие "поужасаться" садились на вагонетки, те с железнодорожным лязгом одна за другой устремлялись к павильону и, раздвинув на мгновение черный занавес, скрывались в утробе "пещеры". Оттуда доносился хохот, женский визг, какое-то дикое завывание и даже выстрелы или взрывы хлопушек. Через несколько минут вагонетка с возбужденными, встрепанными седоками выкатывалась из противоположного конца павильона. Женщины, как правило, нервно смеялись и тут же принимались поправлять попорченную прическу; мужчины снисходительно улыбались, стараясь казаться невозмутимыми. На вопросы любопытствующих ничего вразумительного они ответить не могли, поэтому желающих узнать, что же происходит там внутри, было более чем достаточно. Освободившиеся вагонетки перегонялись по рельсам, проложенным вокруг павильона, обратно ко входу в "Пещеру", где их ждали очередные посетители.
Наши подружки, поколебавшись несколько минут, наконец тоже поддались соблазну и, купив билеты, решительно направились к вагонеткам. И вот уже они, вцепившись руками в подлокотники кресел, устремились в "пещеру". Черный занавес упал за вагонеткой, и девочки оказались в полумраке, подсвеченном мигающими разноцветными огнями. В нескольких метрах впереди маячила вагонетка, въехавшая в "пещеру" на несколько секунд раньше. Она то вдруг резко накренялась набок, то катилась куда-то вниз, то делала неожиданные повороты. Вагонетка с Лю и ее подружкой повторяла все эти маневры с некоторой задержкой. Было такое ощущение, что вагонетки движутся по хитро-запутанному лабиринту.
При этом вокруг происходили всякие "страшные" вещи: из открывающегося склепа выскакивали светящиеся пляшущие скелеты; громадные летучие мыши пикировали откуда-то сверху, задевая лица своими перепончатыми крыльями; средневековый палач в красном капюшоне с прорезями для глаз заносил над головами проезжающих огромный сверкающий топор и обрушивал его вниз, всякий раз, впрочем, промахиваясь, так как вагонетка уже успевала проехать. То вдруг наступала кромешная тьма, и чьи-то мохнатые лапы хватали пассажиров за руки и плечи, при этом совсем рядом раздавалось зловещее рычание; а после очередного резкого поворота вагонетка катилась прямо в раскрытую зубастую пасть гигантского ящера – динозавра. Визг и испуганные вопли не прекращались ни на секунду. В общем, было очень весело.
Подружки, как и все, отчаянно визжали, уворачивались от летучих мышей и отбивались от мохнатых лап. Они и не заметили, в какой момент исчезла вагонетка, катящаяся впереди. Просто, когда в очередной раз они выскочили из кромешной темноты, ее уже не было, а сами они катились среди гигантских сталактитов – огромных ледяных сосулек, свисающих с потолка пещеры. Некоторые из них достигали пола и образовывали живописные колонны, между которыми и был проложен извилистый рельсовый путь. В пещере царил какой-то таинственный полумрак; источника света не было видно, и казалось, что светятся сами ледяные глыбы, переливаясь и сверкая разноцветными искрами. Размеры пещеры оценить было трудно, но судя по тому, что колонны вздымались ввысь метров на пятнадцать, а дальше терялись во мраке, они были поистине колоссальными.
Величественное зрелище ледяного царства настолько поразило девочек, что в первый момент они даже не удивились и не испугались, а только в восхищении смотрели по сторонам, не в силах оторваться от волшебной игры света в толще голубых кристаллов. И только холод, царящий вокруг, привел их наконец в чувство. Они поняли, что произошло что-то странное; эта пещера была явно не бутафорская, вагонетка катилась по ней уже минут пять, а конца и края не было видно. Тревога охватила подружек, они решили соскочить с вагонетки и вернуться назад, но не тут-то было – ремни, которыми они были привязаны к креслам, ни в какую не хотели расстегиваться. Как ни старались девочки освободиться, у них ничего не получалось. Вагонетка медленно, но неудержимо продолжала катиться вперед, неизвестно куда. Постепенно пещера начала сужаться, уже можно было разглядеть ее потолок и боковые стенки, которые с каждой минутой становились все ближе и ближе. Наконец впереди возникла скалистая стена с черным провалом узкого туннеля, в который уходили рельсы.
Страх сковал сердце Лю; чем-то ужасным веяло от неумолимо надвигающегося темного отверстия. Девочки расширенными от страха глазами посмотрели друг на друга и взялись за руки, крепко их сжав. Еще мгновение – и наступила темнота.
Потом чувство реальности происходящего покинуло Лю; она не могла бы сказать с уверенностью, на самом ли деле дальнейшие события имели место, или это были галлюцинации, а может быть, и то, и другое вместе.
Лю только помнила, что очутилась среди безмолвных фигур, облаченных в длинные балахоны с накинутыми на головы капюшонами. Она пробовала заговорить с ними, обращаясь с какими-то вопросами, пыталась заглянуть под капюшоны. У нее оставалась надежда, что все это какая-то шутка, продолжение аттракциона, что вот сейчас все рассмеются, откинут капюшоны, и все страхи останутся позади.
Чтобы приблизить эту спасительную развязку, Лю быстро протянула руку к одной из фигур и сорвала с головы дурацкий колпак. Но кошмар продолжался: моргая время от времени перепончатыми веками на выступающих надо лбом выпуклых глазах, на нее глядела отвратительная жабья морда с громадным приоткрытым ртом, усеянным мелкими острыми зубами. Лю стало дурно, и она потеряла сознание. Потом ее везли куда-то на каком-то гигантском животном; сквозь полузабытье Лю почувствовала мерное покачивание и, когда открыла глаза, увидела себя лежащей на атласных подушках внутри ажурной беседки, укрепленной на широкой спине животного. Ее подруга лежала здесь же, на подушках; судя по тому, что она не подавала никаких признаков жизни, она спала или была без сознания. Это было последнее, что помнила Лю о себе, как о человеке.
Следующие воспоминания уже относятся к Лю – игрушечной обезьяне.
Она помнила, как впервые открыли ее коробку, вынули оттуда и посадили на магазинной витрине в один ряд с другими игрушками; как прикололи булавкой к животу бумажку с ценой; было не больно, но почему-то обидно.
Потом ее купил Аленин папа, и Лю навсегда поселилась в их доме.
Обезьяна видела, как год за годом росла Алена, и это ее удивляло, потому что для нее самой время остановилось, его как бы не существовало. Лю ощущала себя все той же пятнадцатилетней девочкой и жила только воспоминаниями из той, прежней жизни; но и они становились все более зыбкими и постепенно стирались из памяти.
И вдруг – голубая вспышка, как пробуждение от тяжелого кошмарного сна, в котором не можешь пошевелить ни рукой, ни ногой и убежать от надвигающейся на тебя опасности.
– Излучение цилиндрика буквально вернуло меня к жизни. Теперь я могу свободно двигаться, говорить. Я чувствую, я просто уверена, что постепенно вспомню все, – горячо произнесла Лю. – Может быть, я даже опять стану сама собой. Как ты думаешь?
