скачать книгу бесплатно
Мучительно захотелось дотронуться до него, чтобы перестать строить пустые предположения, а просто понять: какой он? что я значу для него? есть ли между нами что-то общее? Знает ли он о моих способностях чувствовать эмоции от прикосновения и о фотографической памяти? Вдруг сам такой же? Тогда это явно пошло ему на пользу: он выглядел уверенным и успешным человеком.
Этот высокий галантный мужчина, говорящий на литературном английском, отдающий приказы, как монарх, и обращающийся со мной бережно и деликатно, словно с хрупкой вещью, просто не может быть моим отцом. Рука дернулась, но застыла, так и не решившись. Вдруг он просто вежлив, а я отрываю его от важных дел? Даже не знаю, какой тогда реакции ожидать от себя.
– Тебе нужна экскурсия, – тепло сказал он. Вряд ли он вкладывал в эту фразу особый смысл, но я вспомнила, что вчера именно такими же словами меня приветствовала Саманта, и не сдержала улыбку. Сравнивать моего отца и школьницу казалось нелепым.
Он приостановился, изогнув бровь, ожидая моих слов.
– Мне нужна экскурсия, – смиренно кивнула я.
Мы осмотрели гостиную, столовую и кухню на первом этаже. Еще там были разные подсобные помещения, но туда мы не заглянули. В дальнем углу дома оказалась большая спальня.
– Я буду спать здесь? – Я с интересом окинула светло-зеленые занавески и покрывало на кровати в тон.
– Нет, это гостевая спальня. – Казалось, его коробит сама мысль о таком.
Потом мы поднялись на второй этаж. И даже раньше, чем вошли в помещение справа, я уловила запах, который невозможно ни с чем спутать. Библиотека! Я остановилась на пороге, ахнув от изумления. Пару раз я бывала в маленьких сельских библиотеках, но ничто не сравнится с настоящей большой коллекцией книг в твердых переплетах. Я подошла к ближайшей полке: Философия, Политическая история, История искусств… Я бросилась к другой: История Древнего Рима, Колониальная Англия, Византия, Эпоха Возрождения… На третьей – Томас Манн, Кафка, Гессе, Кант… У меня разбежались глаза и заколотилось сердце. А это только три полки из множества, что открывались взору. Затаив дыхание, я нежно водила по корешкам кончиками пальцев, лениво размышляя, какую книгу первой взять в руки, открыть, вдохнуть ее запах и начать неспешное знакомство.
Взгляд зацепился за Пруста «В поисках утраченного времени». Я давно хотела ее прочитать. Цитата из книги, которая когда-то попалась на глаза, глубоко тронула и разбудила интерес. Слова сами всплыли в голове: «Единственное подлинное путешествие вовсе не в том, чтобы навестить дальние края, а в том, чтобы получить иные глаза. Увидеть ту же вселенную с точки зрения другого человека, сотни других людей, и воспринять сотню различных вселенных, которые видят они и которыми сами являются». Я уже протянула руку к книге, но тут легкое движение слева отвлекло, и, подняв глаза, я наткнулась на внимательный и заинтересованный взгляд.
С усилием опустив руку, я сделала шаг назад.
– Ты любишь читать, – скорее, не спросил, а констатировал Рейнер. Судя по выражению лица, ситуация доставляла ему удовольствие.
– Люблю.
– Библиотека твоя, – улыбнулся он. – Можешь читать, сколько хочешь.
– Правда? – Я с недоверием осмотрелась.
Просто невероятно – жить рядом с такой библиотекой, а не ждать неделями, когда появится возможность попасть в книжный магазин.
– Если не захочешь заняться чем-нибудь другим.
Я нахмурилась. Кажется, мы говорим о разном. Я тут же подумала об убийцах, сидящих на хвосте, и засомневалась, что чтению стоит отдать приоритет. Но в любом случае перспектива остаться здесь и открывать для себя мир за миром казалась упоительной.
– Завтрак готов.
Меня напугала фигура, внезапно возникшая в дверях, но это была всего лишь Грета.
– Спасибо, мы подойдем через пять минут, – небрежно бросил через плечо отец, и экономка исчезла.
С сожалением я окинула взглядом книжные полки. Простите, сейчас не могу остаться. Потом мы осмотрели кабинет и две спальни. Насколько я поняла, в одной из них мне предстояло жить, и отец предложил занять большую.
– Мне не нужно столько места, – попыталась протестовать я. – А потом, разве не ты будешь ночевать в большой спальне?
Мой вопрос явно его смутил.
– Занимай ту, которая тебе больше понравится, – в конце концов сдался он.
Мы спустились вниз, и меня усадили за накрытый стол в гостиной. От разнообразия разбегались глаза: фрукты, оладьи, булочки, яичница с беконом, молоко, сок и газированная вода. Как раз когда мы садились, Грета поставила на стол кофейник. Этого нам с Келли хватило бы на пару недель. Наш последний совместный ужин состоял из орехов, сыра и травяного чая.
– Что-то не так? – Вопрос Рейнера вывел меня из глубокой задумчивости.
– Все в порядке. – Мой голос прозвучал хрипло, и Рейнер не спускал пристального взгляда.
Я взяла булочку со стола и спряталась за ней от его взгляда, делая вид, что очень увлечена едой.
Не знаю, много ли съел отец, но я смогла домучить только булочку и выпить чашку молока. Когда мы поедим, откладывать будет уже просто невозможно. Ему придется все рассказать, а мне – узнать. И что там могут быть за секреты, о которых даже Ник не хотел говорить?
Рейнер вздохнул, и я подняла на него глаза. Он смотрел в сторону, и вид у него был недовольный, хотя я все еще сомневалась в его эмоциях. Слишком скупо он их проявлял. Возможно, он продумывал тяжелый разговор, а может, ему было скучно, ведь за последние пятнадцать минут мы не обменялись ни единым словом. Я раздумывала, как способности разрушили нашу семью. Наверное, таких, как я, просто убивают, а родители пытались спасти мне жизнь.
Когда наши взгляды пересеклись, я снова потерялась в догадках. Он злится или опечален? А может, разочарован? Наверняка представлял дочь другой: черноглазой красавицей, умеющей вести светские беседы и быть душой общества. Вместо этого ему досталась сероглазая молчунья, только и мечтающая о том, как бы запереться в библиотеке.
Я терпеливо смотрела на отца, ожидая, что он скажет.
– Пойдем в кабинет, – мягко произнес он.
Окна кабинета выходили в противоположную от входа сторону и открывали чудесный вид на лес. Я спрятала трясущиеся руки подмышками и сделала вид, что очень увлечена пейзажем. Рейнер встал рядом.
– Тереза, сложилась непростая ситуация, и, к сожалению, ты находишься в самом ее центре. Мне жаль Келли и жаль, что тебе пришлось все это пережить. Я планировал устранить опасность быстрее, чтобы вы смогли вернуться.
Он замолчал, напряженно глядя на меня. Я в самом центре? Он планировал устранить опасность? А если он не смог, как теперь от нее спасаться? Келли говорила, что поможет изоляция. Но я и так жила в лесу! Я никому не мешала! Мысли разбежались, пытаясь нащупать во всем этом здравый смысл, но натыкались лишь на растерянность и пустоту.
– Но ты больше не останешься одна. Я готов защищать тебя столько, сколько потребуется. И не отступлюсь. Ты понимаешь?
– Понимаю, – машинально ответила я. Стоп. Разве я честна с ним? – Хотя нет. Я ничего не понимаю. Ты знаешь, кто эти люди, которые убили Келли?
Его взгляд стал жестким, глаза потемнели. Если это гнев, то я рада, что он направлен не на меня.
– Я просил Келли Эберт прятать тебя от всех, даже от себя. Особенно после того, что случилось два года назад. Но она еще и ничего тебе не рассказала.
Вопросы мелькали в голове один за другим, я не успевала их осознать.
– Почему даже от тебя? А что случилось два года назад? – Мне не понравился его осуждающий тон. – Только благодаря Келли я сумела сбежать. У нас всегда был план, – начала оправдываться я, – и он сработал, потому что сейчас я здесь. Живая!
Я защищала Келли, как могла. Он понял, и вид у него стал растерянный.
– Прости меня. Конечно, ты права. Я не имею права судить Келли и ее решения. Она сделала невероятное и прятала тебя целых шестнадцать лет. Даже я не всегда знал, где ты. Значит, и он не знал.
– Он? – Я растерялась. Виктор?
Рейнер снова вздохнул.
– Давай присядем, – и указал на небольшой кожаный диванчик в глубине кабинета. Занес руку над моим плечом, будто желая развернуть в нужном направлении, но не закончил движение. Я расслабилась, когда волна его эмоций так и не коснулась меня. Челюсти свело от опасения и любопытства одновременно. Впервые желание дотронуться до другого человека и испытать его эмоции перевесило страх потерять себя.
Мы сели. Подняв глаза на отца, я наткнулась на его напряженный взгляд. Он нервничал. Я постаралась придать лицу как можно более благожелательное и доверительное выражение, чтобы ему помочь, хотя нервничала не меньше. Сейчас он скажет что-то вроде того, что люди со способностями под запретом и скрываются кто как может, а Виктор охотится на них и убивает.
– Я родился в местечке Торхау в Этерштейне, – начал он. – Это небольшая страна между Австрией и Германией. Моя мать София, твоя бабушка, работала школьной учительницей, а еще – была волонтером при Фонде ООН, помогала детям. Так они и встретились с моим отцом, на одном из благотворительных мероприятий ЮНИСЕФ[9 - Международный чрезвычайный детский фонд ООН. Занимается вопросами сокращения детской смертности и смертности матерей, а также вопросами всеобщего начального образования.]. Много лет скрывали отношения, даже когда появился я, но, в конце концов, все стало достоянием общественности. После им пришлось пережить много неприятных моментов: пересуды, унижение. Отстаивание отношений, когда весь мир против, не способствует личному счастью.
– А почему… – я запнулась, пытаясь разобраться в шквале информации, – почему они просто не могли быть вместе?
Отец вздохнул.
– Мой отец – король Этерштейна. За пять лет до встречи с моей матерью он женился на датской принцессе Луизе Саксен-Альтенбургской. Это был династический брак, и… – Он задумчиво посмотрел на меня. – Ты знаешь, что такое династический брак?
Я ошарашенно кивнула. Я прочитала много исторических романов, но разве сейчас так бывает? Хотя, наверное, король уже старый, и его свадьба состоялась несколько десятилетий назад. Все, что я слышала, казалось невероятным.
– Я рос в Торхау, – продолжался рассказ, – мама по-прежнему работала в школе, а отец пытался… – он запнулся, подыскивая слова, – …поддержать нас, но двор и королева были категорически против второй семьи. Что, впрочем, вполне понятно. Королю пришлось нас оставить, он выбрал долг перед отечеством. – Отец замолчал, словно смакуя отголосок своих слов. На его лице отражалась сложная смесь уязвленного самолюбия и понимающего смирения. – Много лет мы вели уединенный образ жизни. Мне кажется, моя мать считала ошибкой связь с королем. Возможно, именно это подточило ее здоровье или это была просто судьба. Она заболела и умерла, когда я учился в старших классах. Меня забрали в королевский замок, но мое присутствие все время напоминало королеве о неверности, а королю… – Он снова запнулся. – Впрочем, не важно. Как ни странно, я поладил с единокровным братом Эриком. Он был старше всего на пару лет. Его растили и воспитывали как следующего правителя. Отец настоял на признании меня законным наследником и избавил от позорного звания внебрачного сына, несмотря на протесты королевы и правительственных советников. Ради репутации короны решение в итоге поддержали. Я и сам не горел желанием, ведь это налагало на меня определенного рода обязательства, а отец ясно дал понять, что я не подхожу для трона, даже как запасной план. Меня признали законным сыном и частью семьи, ведь королю было важно зафиксировать в семейном древе представителя династии Ольденбургов. Теперь я мог претендовать на трон, но меня начали воспринимать еще хуже, чем прежде. Я стал угрозой для Эрика. И даже смерть королевы, моего самого ярого противника, не изменила ситуацию.
Рейнер замолк и, казалось, ушел в свои мысли. Судя по всему, не самые радужные. Он злился: я наблюдала за гневной складкой вокруг рта и подрагивающими крыльями носа. Его вышвырнули из семьи, пренебрегли им и его матерью. Вряд ли это можно назвать веселым детством. Зато у него была мать.
Признаться, изначально я ожидала совсем не этого, и сейчас ощущала себя очевидцем исторических событий. Это было невероятно захватывающе. Хотя я уже начала подозревать, что скоро на голову королю или Эрику, или самому рассказчику свалится еще больше неприятностей, иначе отец не становился бы все мрачнее и мрачнее.
– И что случилось? – нетерпеливо спросила я.
– Много чего. Нет нужды вдаваться в суть королевских интриг. Важнее, что в итоге я принял решение официально отречься от всех прав на трон, чтобы ни у Эрика, ни у прочих заинтересованных лиц не возникло опасений, что я на что-то претендую. Я закончил школу и, как только мне исполнилось восемнадцать, подписал отказ от трона. – Он замолк, погруженный в тягостные воспоминания. – Покинул Этерштейн и начал новую жизнь в другой стране. С тех пор прошло больше двадцати пяти лет.
Печаль в его глазах отражала тоску по месту, где он родился и вырос, и по людям, которых больше не увидит.
– И ты никогда не возвращался в Этерштейн?
– Пути назад не было, – покачал он головой, и, казалось, он имеет в виду не физическое возвращение, а что-то другое. – Однако как бы я ни старался держаться в тени, происхождение невозможно игнорировать, и оно по-прежнему определяет мою судьбу. Боюсь, тебе это еще предстоит познать.
– Почему? – удивилась я. – Что такого в моем происхождении?
– Тереза, разве ты еще не поняла? – Рейнер озадаченно нахмурил брови. – Ты ведь моя дочь. Ты унаследовала не только мои гены, но и родословную.
– Значит, у тебя тоже?..
У него есть способности!
– Значит, ты принцесса, – медленно и раздельно объяснил он. Как маленькому ребенку.
– Я? Принцесса? – Я открыла рот от изумления. Звучало так нелепо, что просто не укладывалось в голове. При чем тут принцессы?
– Строго говоря, твой титул звучит как герцогиня Эттерская, принцесса Этерштейна, но… Да, просто принцесса – более понятно.
– Разве принцессы – не недотроги в красивых платьях с кружевами? Они умеют петь и танцевать. – Я рассмеялась. – Ходят на балы, у них есть слуги…
Я поместила себя в эту картинку и не удержалась от хихиканья.
Отец не разделял моего веселья. Напротив, его лицо стало темнее тучи.
– Так и должно было быть, – глухо произнес он. – Ты должна была расти как принцесса. Получать все самое лучшее. Твоя жизнь должна была сложиться по-другому.
Она сложилась по-другому из-за способностей. История про принцессу звучит неправдоподобно. Неужели он лжет? Зачем?
Огонь в его глазах разгорелся с новой силой. Что это – ярость или ненависть? Так хотелось понять его, познать, сделать частью себя. Это была почти физическая потребность, как потребность во сне или воде: я больше не могла сдерживать ее и протянула руку. Он тут же схватил ее, как будто только этого и ждал.
На минуту я ослепла, оглохла и потеряла чувство равновесия, окунувшись в его эмоции. Гнев, стыд, чувство вины, тоска, ярость и ненависть разом обрушились на меня в жуткой какофонии. За сильными и разрушительными чувствами я чуть не проморгала другие – надежду, признательность и воодушевление. Слишком сильно… Мое «Я» забило тревогу. Я теряю себя, я таю!
Тут отец сильнее сжал мою руку, вряд ли осознанно. Но я вынырнула из омута его чувств и омута темных глаз, осознав, что я – все еще я, все еще сижу на диване в кабинете с видом на лес на втором этаже дома в Хейуорде. Держу отца за руку и смотрю ему в глаза. Словно рябь в мутной воде – всколыхнулось и пропало воспоминание о похожем, но забытом переживании. Отпечаток знакомых эмоций вспышкой мелькнул на краю сознания. Мы встречались раньше?
На мучительную секунду я стала своим отцом. Он тяжело переживал последствия принятых решений; разрывался между страстями и долгом; питал отвращение к себе и испытывал муки совести за взятую ответственность. И в то же время был наполнен облегчением из-за возможности обрести надежду; испытывал восторг и воодушевление от увиденного шанса на искупление; находил силы, чтобы почувствовать умиротворение и нежность. И переживал все совершенно искренне. Мгновение изменило все. Окунувшись в его личный ад, я вернулась другим человеком.
И перестала относиться к отцу с опаской. Ощутив эйфорию от такой близости, я захотела испытать еще.
– А моя мать? Кто она?
Он все еще держал меня за руку, поэтому я четко уловила вспышку хорошо контролируемого раздражения и презрения вкупе с уязвленным самолюбием. Это сказало о многом. Разочарование прошило меня холодными иглами.
– Ее зовут Адаберта Ланге, она шведка. Выросла в Стокгольме в семье мелких дворян, не имеющих реального веса при дворе. – Он помолчал, подбирая слова, нащупывая в воспоминаниях что-то хорошее, чем мог бы поделиться. – Я хотел бы рассказать тебе о большой и светлой любви между нами, но этого не было. Мы провели вместе несколько недель, нам было хорошо, потом… она уехала. – Он странно запнулся, ощущая обиду. При случае нужно узнать обстоятельства их расставания. – Я даже не знал, что она беременна, пока, спустя несколько месяцев, мои люди не сообщили об этом. Адаберта уехала в Этерштейн, пыталась добраться до короля в попытках стать частью семьи. Но ее перехватили. Ты родилась в Торхау, там же, где и я. Как будто все это было предопределено, – Рейнер устало усмехнулся, а я ошарашенно переваривала новую информацию. – Вскоре после твоего рождения мои люди привезли вас сюда, в Портленд. Я пытался найти с Адабертой общий язык, обеспечить ей приемлемый уровень жизни, достучаться до нее. Ради тебя. Но ее не интересовала семья… – он запнулся, – …со мной.
Я снова ощутила его презрение и раздражение. Было совершенно ясно, что воспоминания ему неприятны, он без конца подавлял вспышки злости.
– Тогда все закрутилось вокруг вероятного наследника трона – тебя. Кое-кому твое появление на свет сильно мешало.
Я запуталась окончательно. Келли говорила, что людям свойственно бояться всего нового и непонятного, поэтому мне следует быть осторожной. Но зачем убивать принцесс?
Сейчас мне хотелось только одного: чтобы отец перестал мучиться, а для этого нужно завершить рассказ. Значит, нужно скорее обсудить все причины.
– Виктору?
Глаза Рейнера сверкнули:
– Ты знаешь о Викторе?
– Ник упоминал. Он сказал, что нас с Келли преследовали люди Виктора. Кто это?
Рейнер держал мою руку, как держат крохотных птиц со сломанным крылом – осторожно и деликатно. Перебирая воспоминания, он ощущал печаль, скорбь и тоску.
– За несколько месяцев до твоего рождения случилась катастрофа – погиб наследный принц Эрик.
В нем поднялся такой шквал эмоций, что я не решилась спрашивать о деталях. Эрик был важен для него, и он умер. Этого было достаточно. Отец вздохнул и собрался с силами для продолжения.
– Смерть наследника резко изменила ситуацию в Этерштейне. Все, кто мог, хотели урвать кусок чужого пирога. И их методы были не всегда… – он замялся, – … корректны. Отзвуки битвы докатились даже до меня.
Я почувствовала, как неприятно ему вспоминать о том времени, его досаду.
– После нескольких громких скандалов и разоблачений на место самого вероятного наследника престола выдвинулся Виктор Цуельсдорфф – мой двоюродный брат, племянник короля и самый близкий кровный родственник. На тот момент. – При упоминании имени Виктора в нем каждый раз вспыхивала холодная ярость. – Тогда я плохо его знал, мы виделись в ранней юности по праздникам, вот, пожалуй, и все. Но как только он вышел на политическую арену, я следил за ним через своих людей в Этерштейне.
Он посмотрел на меня, и я сначала ощутила, а потом увидела в его глазах: чувство вины за то, что не смог защитить, уберечь; стыд за проявленную слабость, презрение к самому себе.
– Твое появление на свет совпало с грызней вокруг трона. Если бы я заявил о тебе, ты сразу оказалась бы под ударом. – На меня пролилось злое бессилие и жгучая ненависть. – Адаберта не добралась до короля, но Виктор узнал и не смог стерпеть такого конкурента.
– Конкурента? – непослушными губами прошептала я.
Рейнер обреченно кивнул:
