скачать книгу бесплатно
– Да, это мое любимое место, – ответил Леонардо, улыбнувшись. – Я влюбился в этот город, как только увидел его.
– Но Вы его ни разу не нарисовали, – тихо произнесла.
На этой фразе он повернулся и посмотрел на меня восторженными глазами.
– Господи, а ведь ты права! Я никогда не рисовал Венецию. Даже в голову никогда не приходило. Ведь это идея! – он заулыбался, сжимая посильнее мою руку.
Мы прошли еще немного.
– А какое твое любимое время суток? – не знаю зачем, спросил он.
– Здесь закаты красивые, – подумав немного, ответила я.
– А именно твое?
– Мне нравится ночь. И сумерки тоже красивы, только когда они уже темно-синего цвета, ближе к ночи.
– Глубина и чувственность… – медленно произнес он. – И пленительные тайны! Это отражает ночь. И так подходит Венеции.
– Тайны обычно связывают с прошлым и преступлениями, а не с антуражем города. Это прошлое всегда будит воображении и будоражит человеческую фантазию. Мы склонны додумывать то, чего не было.
– Тот дом – большое подспорье в этом, – сам затронул щепетильную тему художник.
Я улыбнулась.
– Хотите написать его?
– А ты будешь не против? – заискивающе, с долей страха в голосе, произнес Леонардо.
– Я большую часть времени буду проводить у Вас в мастерской. Дом будет пустовать, – пожала я плечами.
Леонардо нахмурил брови и скривил губы. Похоже, мой ответ ему не понравился.
– Я обдумаю, но навряд ли, – ответил художник после раздумий, затем отвел в сторону глаза.
– Странно, что Вы живете в Венеции, которая кишит разными загадками и таинственными историями, и не любите их.
Леонардо тут же перевел на меня взгляд своих уставших, с прищуром глаза и смолк, обдумывая ответ.
– Скорее, я не принимаю их на веру, – мягко ответил Леонардо.
– Художники часто черпают вдохновение в легендах, в мистике, в жизни исторических персонажей.
– Я предпочитаю настоящее, только передаю его немного изменено. Под своим углом зрения, – пояснил художник, немного усмехнувшись.
– И что же вы доносите до людей? – улыбнулась я, внимательно слушая собеседника.
– Красоту природы, ее мощь и власть над человеком, человечеством. Ее непостижимость и силу.
– Вы серьезно? – распахнула я в изумлении глаза.
– Разве ты не увидела этого в моих картинах? – обратился он ко мне и замер, вглядываясь в лицо, от чего, еще больше сощурив глаза.
– Они рождают совсем другие чувства, – честно ответила я, глядя в глаза.
– Какие же? – подошел художник на шаг ближе, желая услышать каждое слово и понять.
Я немного помялась и ответила на вопрос.
– В них очень яркие цвета, как радуга. Поймите меня правильно, это хорошо, но ощущения мощи и непостижимости, о которых Вы говорите, не существует в них. Ты не ощущаешь себя частью природы, или мелким существом. Она живет сама по себе в ваших картинах, в другой реальности.
– Хочешь сказать, что я – плохой художник? – спросил он, опять немного прищурив глаза и улыбнувшись.
– Вовсе нет, – ответила я.– Просто смысл того, что вы пишете, не тот, который видят зрители, – я смотрела в глаза, не зная, как оправдать свою фразу, и решила сказать что-нибудь приятное. – В любом случае, ваши портреты – шедевры!
Леонардо вглядывался в меня и молчал.
– Знаешь, а ведь и человека я рассматриваю как создание природы, – после очень продолжительной паузы, произнес маэстро.
– И какова мысль? – вздохнула я с облегчением, продолжая разговор.
– Я пытаюсь показать животное начало, и мужчины, и женщины, которое скрыто под телом человека.
– И у каждого оно свое, – закончила я фразу.
– Верно, – он кивал и мягко смотрел на меня, как на человека, который понимает его душу. – Я убежден, что животное начало, скрытое в каждой женщине, различно всегда. Даже в близнецах.
– Знаете, у меня есть знакомая преклонного возраста, которая сказала мне как-то, что человеку было бы гораздо легче найти свою вторую половинку, если бы он отключал разум и руководствовался животными инстинктами.
– То есть?
– В ее понимании, мы как животные, ищем идеал, совершенно не придавая значения физиологии, хотя это становится основой любого союза. Каким бы замечательным ни был человек, если тебя к нему не тянет, то вы никогда не будете настоящей парой. Поэтому животным гораздо легче искать себе партнера, хоть они и примитивны, но ошибок в выборе не делают.
– Ты с этим согласна? – с восхищенным взглядом произнес Леонардо.
– Я, нет, – ответила я с легкой долей грусти. – Я не понимаю, почему человеку следует ставить телесное выше души и духа. Мне важны христианские ценности, которые воспринимают человека как одухотворенное тело, в котором есть и разум, и душа, который мыслит, существует, принимает сторону света или тьмы. Для меня не существует разума без духа и души.
– Никогда о таком не думал. Мне ближе показать степень сексуальности тела и скрытого желания, которому противостоит разум.
Я помолчала немного, вглядываясь в гладь воды и наши отражения.
– У Вас не так много мужчин моделей, они менее интересны?
– Они более скованы. С женщинами в этом плане легче, в них всегда есть что-то порочное, что-то дикое от природы, чему очень хочется вырваться наружу. Женщины любят соблазнять. Они как ночь.
– В мужчинах тоже может быть демоническая притягательность.
– Да, но это редкость. И она – само собой разумеющийся факт в мужчине, как красота в женщине. Он пользуется этим неосознанно. Женщина всегда стремится стать еще более обольстительной, чем изначально ее создала природа. Отсюда и сексуальное поведение, и одежда…
– И позирование обнаженной, чтобы доказать самой себе силу своих чар, – закончила я мысль художника.
– Именно. Ты прекрасно разбираешься в человеческой природе, – улыбнулся он мне хищно.
– Просто Поль всегда хотел слышать мое мнение относительно того или иного полотна. Когда часто смотришь на картины, приходится много думать и о мыслях автора, и о персонажах, и о человеческой сущности вообще. Это хорошая школа.
– Не знал, что ты так глубоко окуналась в работу своего супруга.
– А Вы думали, я только вела учетные книги и составляла каталоги и описи?
– Честно говоря, полтора года назад я думал, ты вообще была не посвящены в его дела, – ответил Леонардо с каким-то нежеланием и тягостью в голосе.
Мне хотелось сказать, что увязла в них по уши, и сама была соучастницей многих преступления, но говорить это было не разумно, и я промолчала.
– Мы все часто неправильно понимаем картину происходящего. Взять, например, дом, в котором я живу. Один несчастный случай, или просто обыденная смерть, которая могла произойти в любом другом месте, а люди уже начинают говорить об этом. История следует от одного к другому, обрастает подробностями, и вот уже дом считается проклятым.
Он улыбнулся.
– В Венеции много говорят. Это как большая деревня. Жителей мало, в основном приезжие. Каждое новое лицо, знакомое с местным жителем – это повод поговорить. Я уверен, что через некоторое время тебя станут считать моей любовницей.
– Думаете? – улыбнулась я.
– Несомненно.
– Лучше пусть я буду музой. Это – более поэтично, – пошутила я.
Он тоже заулыбался, и опять хищная улыбка заиграла на его загорелом лице.
– И это возможно. Ты похожа на ангела, завораживаешь красотой, – он впивался своими глазами в отражение в воде и говорил без тени фальши. – Только глаза у тебя гипнотические, затягивают внутрь как бездна. Невозможно оторваться.
Я перевела взгляд на окружающее вокруг.
– Вы здесь известны?
– Это в порядке вещей, – пожал он плечами. – Меня даже в газете печатают время от времени на страницах светской хроники.
– Правда? – улыбнулась я нисколько не заинтересованная.
Он кивнул в подтверждение.
– Имеете определенный вес?
– Не то чтобы… Скорее, стою особняком, – усмехнулся Леонардо.
– У Вас много друзей здесь? – просто так спросила я.
– Нет, я по натуре затворник, мало с кем общаюсь. Ванда – это моя семья, а все остальные, просто знакомые, отношениями с которыми я мало дорожу. Ты, наверное, меня понимаешь. После смерти мужа, – тише добавил он, – ты тоже захотела уехать подальше от всего.
– Но Вы не уехали.
– Я сменил пристанище. Сначала слонялся по Италии, потом работал во Франции. Я в Венеции поселился снова спустя пять лет после ее смерти. – тихо произнес Леонардо, погрузившись в воспоминания.
– Как ее звали?
– Анна, – тихо ответил голос, в котором звучали ноты горечи и тоски.
– Ванда сказала, что она была очень красивая женщина, и вы ее часто рисовали.
– Да, – он помолчал, погрузившись в свои мысли. – У нее были восхитительные волосы. При определенном свете они всегда отливали красным. При дневном свете они полыхали медью, при огне свечей – кроваво красным, при свете луны они становились темными как гранат. Необычайный цвет. И кожа у нее была белая как твоя, – его глаза приковались к моим обнаженным плечам и груди.
От этого стало не по себе. Меня сравнивали с покойной. То дом, в котором жила она, то кожа. Я вздрогнула, а память предательски напомнила мне мой сон.
– Вы ее тоже рисовали?
– Да, у меня сохранилось много ее портретов.
Он помолчал и добавил.
– Но я на них редко смотрю. Не люблю вспоминать. Знаешь, когда она умерла, я провел месяц в комнате среди ее портретов, никому не позволял входить и убирать их. Это было тяжелое время. С тех пор они лежат у меня на полках, и я их не достаю.
– А я не могу выбрасывать вещи. Даже кольцо до сих пор ношу.
Он перевел глаза на мою руку, обхватил ее своими и поднес к себе.
– Красивое кольцо. И огранка необычная. Оно старинное?
– Это было кольцо его бабки, – я моментально воспроизвела в памяти момент, когда Поль подарил мне это кольцо.
– Это рубины?
– Рубины и бриллианты.
– Говорят, если подарить возлюбленной рубин, останешься в ее сердце навсегда.
Моя рука задержалась в его ладонях на некоторое время.
– Все проходит, Катерина, – он поднес руку к губам и поцеловал ее. И сжимая в своих ладонях, заглянул мне в глаза. – Я знаю, как никто другой. Боль утраты со временем стихает! Кто-то винит себя, кто-то других, кто-то Бога, но, в конце концов, он начинает жить своей жизнью, без этого человека.
– Мне бы его уверенность! – подумала я.– Ведь я не просто потеряла, я была причиной гибели. Это тяжелым бременем лежало на плечах, и спасения не было, куда бы я ни бежала. Закрыть такую дверь в свое прошлое невозможно.
Мысли снова понесли меня на дорогу, по которой мчалась машина на огромной скорости. Я вжимаюсь в сидение и кричу.
– Поль, прекрати, останови сейчас же!
Он только поворачивает голову, и отводит глаза от дороги.
– Поль, мне страшно! Останови!
– Ты моя!
