скачать книгу бесплатно
– Я сейчас, только открою ставни, – произнес чужой голос глухо.
Шаги сначала отдалились. Мое тело замерло на несколько минут, прислушиваясь, как открываются с большим трудом ставни. Стал появляться свет. Глаза чуть прищурились и принялись разглядывать помещение.
– Странный, странный дом, – размышляла я, медленно ступая по старому мрамору.
Леонардо вернулся и захлопнул дверь за моей спиной. Я снова вздохнула и стала продвигаться по помещению, следуя за Леонардо из комнаты в комнату. Здесь все пахло сыростью и плесенью… и старостью, такой древней, будто могильной, словно в склепе, от этого запаха кружилась голова. Свет еле проникал через немытые окна. В этом тусклом освещении были видны пыль на деревянных полах, старая мебель в серых покрывалах. Белые одежды закрывали даже картины и другие вещи. Я повернулась к Леонардо. Он улыбнулся.
– Здесь все заброшено, и требуется ремонта, но…
– Здесь волшебно, – солгала я и улыбнулась.
– Я пришлю тебе Ванду. Она здесь уберет.
– Ванду? – переспросила я.
– Она живет со мной, ведет мой дом, – пояснил он. – Пойдем, я покажу все комнаты.
Комнат в этом доме было не много. Холл с лестницей на второй этаж, гостиная с мягкой мебелью и обеденным столом, небольшая кухня с плитой доисторического происхождения и роскошной старинной плиткой, местами отвалившейся, местами с отколотыми краями, на втором этаже был тоже небольшой зал и коридор с двумя спальнями и ванными. Радовало только, что ванны были в отличном состоянии, и в комнатах имелись балкончики. Чердак, точнее мансарда, закрытая наглухо, являла собой самое интересное.
– Там ничего интересного, так что не стоит ее открывать.
Леонардо сказал это немного нервно, увидев мой любопытный взгляд, и, помявшись, спустился вниз. Я последовала за ним. Осмотр продолжался. Самое страшное настало, когда я увидела щиток подачи электроэнергии. Он был поставлен в начале двадцатого века, и лишь слегка как-то модернизировался огромным количеством проводков, что походило на тарелку спагетти неаппетитного цвете. Я хлопала глазами и впадала в панику глядя на это несъедобное блюдо.
– Не волнуйтесь, – произнес хозяин. – Я включу, но если вдруг свет погаснет, просто позвони мне.
– Хорошо, – улыбнулась я, еще раз взглянув на блюдо.
Леонардо поднял чемодан на второй этаж, а потом попрощался со мной у дверей. Дверь захлопнулась как мышеловка, поглотив меня в своей некрасивой пасти. После ухода хозяина, глаза еще раз пробежались по обстановке, нагнетающей тоску и отчаяние. Я села на пыльную кровать, закашляла, взгрустнула и опять закашляла. Работы предстоит много! Глаза забегали по полу в бесполезной надежде выловить хоть что-то хорошее из всей этой ситуации. В голове крутились черные мысли. Не знаю, сколько я выдержу в этом доме? И стоило вообще сюда приезжать? Переезд показался мне наилучшим выходом, а теперь, я сомневалась. Глаза поднялись вверх. Балки так же угрожающе свисали с потолка, старые, но крепкие. Дерево было темным, кое-где покарябанным, единственной радостью для глаз оставались яркие венецианские люстры, искусные, нарядные, однако, сейчас все в пыли. Они моментально придавали яркости и пышности интерьеру и оправдывали свою славу. Красные в нижней гостиной, матовые на верхних этажах, в спальнях.
– Что будет? – думала я, рассматривая их внимательно и отрешенно.
2
Посидев в спальне, давая тем самым себе время привыкнуть, я перебирала в голове всевозможные мысли, действия. Глаза бегали по стенам и уставились на одну из фресок, которыми была украшена спальня. Странный сюжет: три женщины, разных возрастов, склоняют головы над каким-то непонятным сосудом, причем у каждой из них алчущий, ненасытный вид. Что молодая дева, что женщина в расцвете лет, что старуха – все были омерзительны, с искривленными ухмылкой губами, руками, цеплявшимися за сосуд словно за сокровище. Я еще раз присмотрелась, подошла поближе и дотронулась рукой до одной из них. Раздался неожиданный шум и грохот. Я отшатнулась от стены, резко обернула голову на шум и остолбенела. Медленно открывшись, дверь заскрипела, качнулась и показала в своем темном горле высокую старую женщину с безобразным лицом. Сердце учащенно забилось. Я сглотнула от страха. Женщина смотрела на меня в упор и молчала. Я еще раз сглотнула и хлопнула глазами.
– Я пришла, – сказала она.
Я подумала, что это – смерть. Неужели она так выглядит?
– Что смотришь? – опять произнесла старуха.
Только рот открылся, но ни звука не прозвучало.
– Что делать, то, говорю? – пробухтела старуха.
– Но я… – протянули мои губы.
– Ох, – вздохнула она.
Ее тело развернулось ко мне спиной и ушло в темноту коридора. Я не жива, не мертва рухнула на кровать. Как кукла сидела и ждала, не зная, чего. Рука приложилась к груди и чувствовала, как бешено колотится сердце. Время шло, я сидела. Внизу что-то снова зашумело. Сердце снова забилось от страха. Холодными руками я вцепилась в покрывало и ждала, когда старуха вернется обратно. Она не появлялась. Потом опять что-то зашумело. Несколько минут спустя, уж не в силах ждать, я решилась встать и выйти.
На трясущихся ногах вышла в коридор, прикрыла дверь и очень медленно стала спускаться вниз на шум. И опять обомлела. Старая женщина елозила по полу с тряпкой. От шока я села на ступеньки и тихо неврастенически засмеялась.
Уборка всей роскоши и красоты затянулась до глубокой ночи. Пришедшая женщина очень ускорила процесс, иначе я бы убиралась три дня. Было тошнотворно много пыли, которая изощренно разъедала глаза и нос, казалось, что этот садист не исчезнет никогда. Мои потуги в уборке усложнялись еще и тем, что я не могла отказать себе в удовольствии разглядывать все, что меня окружало: расписные стены с причудливыми сюжетами, рассыпанными всюду, незатейливыми, но со смыслом, полки с кучей ненужных бытовых предметов, измазанных пылью, что от каждого прикосновения становилась столбом, разъедала глаза, щекотала нос. Здесь была даже гигантская старая клетка для птиц, огромная ваза с цветами в человеческий рост, скорее всего, привезенная из Азии, но возможно, и имитация, несколько сундуков, пара из которых были расписаны многочисленными бабочками.
Голова кружилась от роскоши и старинной красоты. После мытья полов и окон сил у меня не осталось. За окном было совсем темно, и часы показывали за полночь. Возможно, почувствовав это, а возможно, устав, женщина, что мне помогала, решила остановить процесс. Она кинула тряпку и громогласно произнесла.
– Хватит на сегодня.
Моей помощнице оказалось лет шестьдесят. Звали ее Ванда. И выглядела она весьма странно. Высокая как мужчина, плотная, с сильными руками, рыжеволосая. Лицо, потрепанное временем было не очень красивым, кожа серой и помятой как бумага. Единственное, что выдавало в ней итальянку, как мне казалось, – это роскошная грудь, сохранившаяся до сих пор, и умение элегантно, хотя и совсем не дорого одеваться. Мы перестилали постельное белье на кроватях, когда я решилась спросить.
– Здесь давно никто не живет?
– Да, лет двадцать, наверное, – ответила она, взбив подушку.
– Красивый дом, только требует ремонта.
– Да, раньше здесь было красиво, – с придыханием произнесла Ванда.
– Почему его не сдавали, если он был свободен?
Она резко подняла на меня глаза и впилась в мое лицо.
– Маэстро говорил тебе, что это за дом? – со вздохом задала вопрос старуха.
Я улыбнулась, не понимая вопроса, в ответ – замотала головой.
– А, что это за дом?
Она поджала губы, впиваясь в меня глазами все пристальнее, и о чем-то думая, затем вздохнула, причем горестно и с надрывом.
– Пойдем ка, девочка! Кофе выпьем.
Мы застелили кровать и вышли из спальни. Спустились вместе по лестнице, миновали холл, прошли на кухню, Ванда засуетилась и заодно показала, как пользоваться плитой. Делала она это мастерски, как будто всегда только на ней и готовила. Плита была газовой. Чайник на ней закипел гораздо быстрее, чем обычно, но осознавая, что придется делать это постоянно, я решила срочно купить электрический. И кофеварку заодно. Наконец, мы расселись, и я поставила на стол принесенные ей пирожные – подарок Леонардо к новоселью, которые он лично выбирал в лучшей кондитерской.
Свет был очень слабый, желтоватый, весь дом был обделен им. Комнаты тускло освещались, скорее всего, из-за недостатка мощности. В тусклом свете на маленькой кухне стоял стол из резного черного дерева, три стула, и небольшой диванчик в красной обшивке. Тихо дымился чайник на зеленой скатерти, рядом стояли пирожные в вазе. Ветер играл зелеными занавесками. Ванда разгладила старыми руками изумрудного цвета скатерть на столе, повертела чашки в руках, и стала смотреть, как я разливаю чай. Растворимый кофе Ванда не признавала, а мне пить на ночь кофе совсем не хотелось. Я наполнила чашки, и села на один из стульев.
– Да, – с придыханием произнесла она, – не думала, что он когда-то откроет этот дом снова!
– Маэстро жил здесь раньше?
– Да, очень давно. До трагедии с его женой.
Я замерла ненадолго.
– И он тоже, – подумала про себя. – С его женой что-то случилось?
– Она умерла очень давно, – ответила Ванда.
– Она болела? – после недолгой паузы произнесла я.
– Нет, это произошло внезапно, – ответила сидевшая напротив женщина и нахмурилась.
– Он, наверно, очень переживал.
– Да, сильно, – снова вздохнула она. – Он до сих пор живет отшельником. У него есть только я да его живопись.
– Печально, – произнесла я и отпила из чашки.
– Твой муж, я слышала, тоже умер, – ее глаза смотрела на меня в упор словно два черных угля.
– Да, – я сглотнула.
– Вы официально были женаты, с документами?
– Разумеется.
– А они – нет. Жили во грехе, – с осуждением продолжила Ванда. – Она еще ему позировала всегда… голой – произнесла женщина последнее, перейдя на шепот. – За то и поплатилась, – и перекрестилась.
– Поплатилась? – недоуменно повторила я, пытаясь сдержать улыбку.
– Ну, она не совсем умерла. Руки на себя наложила, – после недолгой паузы, еще сильнее приглушив голос, произнесла Ванда.
– О Боже!
– Взяла нож, залезла в ванну и… – она помолчала, поглядывая в кружку. – Никогда не забуду, ведь это я ее нашла. Лежала бледная, в красной воде, и волосы ее тоже отливали краснотой.
– Как это? – удивилась я.
– Ну, она была брюнеткой, но при определенном свете они у нее всегда отливали красным, – ответила женщина, поглаживая себя по плечу рукой, словно пытаясь унять мурашки от нахлынувших воспоминаний.
– Сколько ей было?
– Лет тридцать, совсем молодая, красивая… Все этот дом, – с придыханием добавила женщина.
– Дом?
– Это он свел ее с ума.
– Дом свел ее с ума? – я подавила улыбку.
Она пожала плечами, помявшись.
– У него плохая репутация.
– Я думала, что в Венеции в каждом доме есть свое приведение. Вы уже не удивляетесь.
– Да! Но в этом доме жили самоубийцы. Я говорила маэстро, что ее надо увезти отсюда, а он не слушал. Все списывал на ее нервозность из-за того, что он не хотел оформлять брак.
– Может, она поэтому и покончила с собой?
– Может, – пожала Ванда снова плечами, не признавая правдивости этих слов. – Только она с такой красотой могла за кого угодно замуж выйти. Не ждать его.
– Возможно, она его любила.
– Кто ж теперь скажет, – снова вздохнула Ванда. – Он хороший, заботливый, но не любит обязательств. Весь в своем творчестве, – махнула собеседница рукой. – Иногда мог Анну неделями не замечать. Уж не знаю, что она с ним возилась.
– Она была итальянкой?
– Нет, тоже американка, как и он. Они вместе сюда приехали. У них было что-то вроде медового месяца, так они это называли, и он увлекся Венецией. Поселились в этом доме, хотя могли жить и в более роскошном месте, а остались здесь. Раньше он тоже часто так делал, приезжал и снимал дома. Я у него всегда убирала и готовила. В Тоскане рисовал, на Сицилии, на Комо, много где.
– Так вы тоже не итальянка?
– Нет. Я здесь замуж вышла. Мой муж тоже Леонардо помогал, мы ему и прислуга были, и семья.
– Были?
– Умер он, тогда же, когда и с его женой беда случилась.
Она кашлянула.
– Твой муж, он кем был?
– Он торговал живописью.
– Значит, ты из богатых? Не знаешь, что такое жить с бедным художником?
– Нет.
– Вы долго женаты были?
– Не очень.
– И что с ним случилось?
– Он утонул. Несчастный случай, – как всегда солгала я.
Ванда перекрестилась.
– А ты, верующая, я смотрю, – кивнула она, усмотрев на моей груди медальон.
– Да, – тихо ответила я, потеребив золотой кружок.
– Я тоже, и муж мой, – кивнула она. – Мы оба – католики.
Я притихла, понимая, на что намекает Ванда.
– Да, – протянула она, разглядывая меня. – В прежние времена никто бы не посмел выйти за иноверца.
