Мерцание «Призрака»: лик смерти

Льюис не спеша добрался до центра города и, припарковав машину у тротуара, стал носовым платком стирать отпечатки пальцев. Когда работа по заметанию следов была завершена, он покинул ставший ему домом на несколько суток «Мини-купер» и направился вдоль по ночной улице, понимая, что Марсель не самый безопасный город мира, чтобы ночью разгуливать по его улицам, но терять ему было нечего, а следовательно, и бояться тоже было нечего. Может, это было и прискорбно, но деваться или бежать от этого точно не стоило, а нужно было спокойно всё принять и поймать такси, направляясь в аэропорт.

Лондон. Штаб-квартира МИ-6.

Робинсон шёл по коридору и думал о том, что будет докладывать генералу Андертону, который ждал от него хоть каких-то позитивных новостей, но, видимо, это было что-то из ряда вон выходящее и нереальное. Кайл посмотрел на свои наручные часы, понимая, что ещё рано заходить в кабинет к генералу, и подошёл к окну взглянуть на Темзу, спокойно текущую вдаль, вспоминая времена средневековья и Нового времени, давшего старушке Англии реформатора Оливера Кромвеля, о котором, собственно, она и не просила, но республика, видимо, была нужна ей больше монархии. С тех пор минуло уже много времени, а мир до сих пор весь погряз в интригах и борьбе за власть. Так будет, наверное, всегда, и никогда этому не наступит конец. Хотя так хотелось окунуться во времена рыцарства, чести и доблести.

Робинсон, конечно, не мог себя причислить к чистому благородному рыцарю, ибо его методы были далеки от благородства, но они тем не менее были необходимы для получения того результата, какой он добывал, несмотря ни на что. Это собственно и радовало, и огорчало его, он понимал, что это противостояние не закончится никогда, и он погибнет, выполняя какую-нибудь миссию, о которой позже никто и не вспомнит, а его личное дело будет лежать и пылиться в архиве, пока какой-нибудь салага не захочет прочитать историю настоящего современного рыцаря, которым был Кайл.

Робинсон посмотрел на пасмурное лондонское небо, которое навевало ему скуку и желание скоротать будущий вечерок за стаканом сухого лондонского джина. Впрочем, Кайл в очередной раз не знал, где закончится этот день и чем. Это и радовало его и огорчало. Всего было помаленьку, хотя иногда казалось, что хочется всё бросить и начать эту жизнь сначала, пытаясь увидеть её в новых ярких оттенках жизни, где сумасшедший художник никогда не применит чёрных оттенков, а будет рисовать всё цветами радуги после летней грозы.

Робинсон отошёл от окна и, постучавшись, вошёл в кабинет генерала Андертона.

Его шеф был завален рапортами и отчётами, в которых казалось, сломит ногу даже сам чёрт. Поэтому Андертон не заметил усталости на лице Кайла, хотя по нему можно было сказать, что поспать ему точно не помешало бы, но это были только разговоры. Генерал всегда считал, что работать надо на износ, причём не только его подчинённым, но и ему самому, что он с успехом и делал, продолжая ковыряться в куче бумаг.

Робинсон слегка зевнул, чувствуя, что сон в самолёте был не совсем достаточным для полноценного отдыха, хотя об отдыхе было разговаривать не самое подходящее время, впереди были очередные приказы генерала.

– Кайл, как обстоят дела на сегодняшний день? – оторвавшись от чтения каких-то бумаг, спросил Андертон.

– Не лучшим образом, сэр, – подойдя поближе к рабочему столу генерала, ответил Робинсон.

– Садись и рассказывай, – с какой-то лёгкой усталостью в голосе сказал Андертон и слегка зевнул, понимая и признаваясь самому себе, что не совсем выспался за эту короткую для него ночь.

– Спасибо, сэр, – ответил Кайл и сел на рабочее кресло, пододвинувшись поближе к рабочему столу Андертона. Он вытер ладонью покрывшийся лёгкой испариной лоб и начал внимательно пересказывать то, что услышал от связного ЦРУ в Париже.

– Интересно, Кайл. И это действительно правда? – взяв в руки перьевую ручку с золотым пером, спросил генерал.

– Думаю, да, сэр, – с чёткой уверенностью в голосе ответил Робинсон.

– Ну, если этот образец действительно может существовать, то фигура Призрака – это, скорее всего, выдумка ФСБ, которая маскирует целое небольшое подразделение под псевдонимом этого человека. Уж больно интересную, по слухам, особенность приписывают этому агенту. Говорят, что его глаза слегка мерцают во тьме.

– Да, сэр, возможно. Но ведь никто до сих пор не может точно знать, на что способна природа человека, – сказал Кайл и, вытащив из внутреннего кармана пиджака планшет, положил его перед носом Андертона.

– Он твой, а за обновлением информации в нём я буду следить лично, – отдав обратно планшет в руки Робинсона, продолжил генерал. – Внимательно слушай поставленную мной задачу. Я отдам распоряжение всей агентуре SIS сосредоточиться на любой информации, связанной с этим образцом. Мы должны его найти первыми.

– Я вас понял, сэр, – прервав монолог Андертона, сказал Кайл.

– Ты меня не дослушал. Если мы сможем найти этот образец первыми, то мы вернём его истинным владельцам. Проще говоря, русским, но на определённых условиях.

– Я не очень сейчас вас понял, сэр, – растерянным голосом сказал Робинсон.

– Плохо, Кайл, что не очень понял. На дворе 21-й век. У России с избытком есть то, чего так мало у нас. Да, ты правильно подумал. Это нефть, цветные и драгоценные металлы. Газ и чёрная металлургия. Уголь и древесина. Америка никогда не станет делиться с Британией своими ресурсами, хоть они, в принципе, и наши союзники. Наших же природных ресурсов практически нет вообще. Премьер-министр лишь пешка в чужой игре, а нам не нужны пешки, нам нужны ферзи. Поэтому для нас это так важно. Теперь ты меня понимаешь?

– Теперь да, сэр, – положив планшет обратно во внутренний карман пиджака, ответил Робинсон.

– Тогда приступай к работе. Мониторь информацию по миру. Где-нибудь след и объявится! – сказал Андертон и снова уткнулся в какие-то бумаги.

– До свидания, сэр, – добавил Кайл и вышел из кабинета.

Робинсон был в состоянии, далёком от идеала, чтобы сидеть в своём кабинете и мониторить обстановку по миру. Тем же он мог заняться и дома, что было неплохим шансом, чтобы отдохнуть и перевести дух, плюс идея насчёт сухого лондонского джина всё ещё маячила в голове и не хотела исчезать, а наоборот призывала немедленно выпить. Конечно, Кайл не мог сказать про себя, что он был любителем крепкого алкоголя, но иногда допускал возможность немного расслабиться.

Робинсон спустился на лифте на первый этаж и покинул центральный холл, выйдя на улицу. Дождя не было, что было неплохо. Сырости точно не хотелось, хотелось немного солнца, но откуда его взять в декабре на Туманном Альбионе? А вот утренний туман до сих пор ещё не рассеялся. Кайл поднял воротник плаща и направился вдоль по улице, думая о том, что это утро далеко не самое худшее в его жизни.

Робинсон не спеша дошёл до дома и, поднявшись по ступенькам, открыл входную дверь своего двухэтажного дома. Его, так сказать, резиденция, как он называл свой дом, была небольшой, но достаточно уютной. Пара комнат наверху и пара внизу, не считая кухни и небольшого холла, где было больше барахла, чем места для чего-то полезного.

Кайл прошёл в большую комнату с камином и сел на диван, спинка которого касалась лестницы на второй этаж. Он открыл ноутбук и включил его. Быстро загрузилась операционная система, и включилась поисково-оперативная система МИ-6.

Робинсон снял с ремня кобуру с «Вальтером» и положил его всё на тот же журнальный столик. Потом он достал из бара бутылку лондонского джина и стакан и налил немного в стеклянный сосуд крепкого спиртного напитка. Кайл резко выпил джин и поставил стакан на журнальный столик, выполненный из маренного дуба.

Он налил в стакан ещё джина и залпом выпил вторую порцию, после чего прилёг на диван, сняв перед этим плащ, который повесил в старый деревянный шкаф, и закрыл глаза, начиная думать о том, что когда-то было, но ушло. Ведь в воспоминаниях Робинсон жил часто, не стараясь попытаться начать всё сначала.

Рим. Конспиративная квартира Моссада.

Алекс отошёл от окна, закончив смотреть на улицу. Во дворе играли дети, катая футбольный мяч, изображая из себя футбольных звёзд. Вассерману всё это было чуждо, поскольку в детстве он лишь мечтал стать офицерам и служить своей стране. Он подошёл к небольшому круглому столу, где лежал работавший ноутбук, и стояла чашечка кофе на квадратном блюдце. Он посмотрел на экран ноутбука, но поиск продолжался. Посланные с планшета на электронную почту снятые отпечатки пальцев убитых китайцев проходили по поисковой системе Моссада, проверяя всю возможную информацию, какую только можно было найти.

Алекс сделал глоток тёплого кофе, сваренного из свежемолотых зёрен и вернул чашку на блюдце. Он сел на стул напротив ноутбука и увидел, что наконец его поиски дали результат. Все убитые китайцы были агентами китайской народной разведки, а именно люди полковника Чен Миня.

Вассерман не был рад тому, что ему нужно было лететь в Пекин в гости к полковнику, которого бесспорно хорошо охраняли. Тем более в Китае позиции Моссада были довольно слабыми, что лишний раз говорило о том, что лёгкой прогулки не будет.

В любом случае явно стоило задуматься над бронированием билета, ведь отомстить за смерть коллег было делом чести.

Алекс забронировал билет до Пекина на вечер, понимая, что поспать никак не получится, что для него было абсолютно привычным делом, как и возня с барахлом, которое нужно было с собой взять, чтобы окончательно не сломать традиции туристической поездки.

Однако простым туристом Вассермана можно было назвать с натяжкой. Только незнание китайского и внешность, далёкая от азиатской, хоть на немного сглаживала некоторые острые углы, за которые не стоило цепляться.

Алекс встал со стула и достал из старого шкафа сумку, куда стал складывать кое-какие свои вещи, чтобы хоть как-то походить на туриста, приехавшего смотреть местные достопримечательности. Конечно, в этом образе невозможно было обойтись без фотоаппарата, который, к счастью, у Алекса был, но он был не очень совершенен и с примитивным объективом. Впрочем, лучшего в принципе ему было и не нужно.

Вассерман выключил ноутбук и положил его в другую сумку, как и планшет. Допив кофе, он решил, что смело можно ехать в аэропорт, ведь пока доберешься из этой глуши туда, пройдёт немало времени.

Алекс взял две сумки и вышел из квартиры, жалея о том, что здесь не родной Иерусалим, где можно сходить к Стене Плача и помолиться.

Глава 11

Рим. Дворец.

Аделина шла по довольно просторному коридору дворца, где на стенах висело множество картин, в том числе и живопись времён Возрождения.

Её неторопливый и в чем-то мягкий, а в чём-то твёрдый шаг, придавал ей особый шарм и слышался довольно хорошо, поскольку полусапожки на среднем по высоте каблуке создавали определённый шум. Она любила временами останавливаться и рассматривать картины. Синьорина де Монтенье очень любила живопись, правда, не знала почему. Временами ей казалось, что это ей передалось генетически, хотя её родители и не были большими любителями выставок, музеев и картинных галерей.

На мгновение Аделина остановилась и задумалась, понимая, что проблем у неё возникало всё больше и больше: объявившийся Моссад; убитый глава секты Жерар Крюшо, которому глава Синдиката отводил особую роль, но не очень-то посвящал в неё; теперь генерал Чанг, странный и очень властный политик и военный, от которого можно было ждать чего угодно. Впрочем, было сложно представить, чтобы Моссад отказался от мести за своих убитых офицеров.

Она устало вздохнула и приготовилась войти в центральный зал дворца, где её уже с нетерпением ждали.

Двери открылись перед ней, и синьорина де Монтенье вошла в зал, представ перед членами Синдиката, показывавших всем своим видом, что ждали только её и больше никого. Она выпрямила до предела осанку, и замерла, стоя у стола в ожидании того, когда ей предоставят слово.

– Здравствуй, Аделина. Мы ждём от тебя новостей и подробностей, – медленно, с расстановкой начал разговор глава Синдиката, сидящий во главе стола.

– Всё практически идёт по плану. Настоящий образец передан генералу Чангу. Фальшивый образец, сделанный в нашей лаборатории, готов к передаче американцам, – спокойным голосом ответила Аделина, смотря на членов Синдиката, лица которых, как и обычно, скрывала лёгкая пелена тени.

– А что значит практически? – спросил глава Синдиката.

– На генерала Чанга вышел Моссад, но его людям удалось их нейтрализовать. Мы рассчитываем, что, когда фальшивый образец попадёт в руки ЦРУ, Моссад прекратит свои поиски, уверовав в то, что они в безопасности, но стопроцентной гарантии, конечно, дать на это никто не может. Однако надежда умирает последней, – продолжая держать руки по швам и не теряя осанку, ответила синьорина де Монтенье.

– Когда будет передан фальшивый образец в руки американцам и где? – произнёс с интересом один из членов Синдиката.

– В ближайшие дни в Париже. Я уже нашла подставную фигуру для этого дела. Можете не волноваться, все концы будут зачищены, и всё будет в порядке, – сосредоточенно ответила Аделина.

– Хорошо. Ты можешь идти, – ответил глава Синдиката.

Синьорина де Монтенье развернулась и вышла из центрального зала дворца, направляясь в свой кабинет готовить операцию по передаче фальшивого образца ЦРУ. Едва ли это можно было назвать сложной операцией, но это была ответственная операция, где всё нужно было провернуть без сучка и задоринки. Впрочем, делать что-либо подобное Аделине было не впервой.

Синьорина де Монтенье продолжала себя мысленно готовить к командировке в Париж, куда не очень хотела ехать, но куда нужно было поехать. Ведь если что хочешь сделать хорошо – сделай это сам.

Аделина открыла дверь своего кабинета и вошла внутрь. На улице накрапывал дождик, что очень плохо отзывалось на настроении, но думать о позитивных мыслях было некогда, а вот заказать билет в Париж было необходимо, что синьорина де Монтенье и сделала, включив ноутбук.

До вечера было ещё очень много работы, а главное было – связаться с подставной фигурой, которую Аделина нашла на стороне и в своём фирменном ключе завербовала на одно единственное задание. Что же до того, что случится с подставной фигурой дальше, особо её не заботило, потому что всё знала прекрасно сама, как никто другой.

Сицилия. Палермо.

Самолёт шёл на посадку, опуская шасси, которыми спустя несколько секунд дотронулся до полотна взлётно-посадочной полосы. Воздушное судно стало тормозить, ощущая твёрдость земли и спокойствие пассажиров.

Льюис спал. Казалось, никто и ничто не могло прервать его спокойный сон, где боль и смерть отступала на второй план, и уже ощущался лёгкий морской бриз, обдувавший лицо, а яркое солнце на берегу моря слепило глаза.

Говард не хотел просыпаться, он так и оставался пока в своём сне. Спокойные сны для него были редкостью и таким важным событием, что прервать его означала провалиться в адскую бездну, где он жил на протяжении многих десятилетий.

– Синьор, время выходить. Самолёт приземлился, – сказала обворожительная стюардесса с карими глазами и волосами цвета воронова крыла. Её чуть смуглая кожа выдавала в ней истинную сицилианку, пусть и не благородного происхождения.

– Спасибо, синьорина, – добавил Льюис и расстегнул ремень безопасности, встав с кресла. Он вытащил из багажного отсека над головой две небольшие сумки и, взяв их в одну руку, проследовал к выходу.

Быстро добравшись до терминала аэропорта, Говард прошёл по залу прилёта и попал в центральный вестибюль, откуда вышел на улицу. Сицилия, как всегда, встретила его хорошей солнечной погодой, хотя и было немного прохладно, но только не по сравнению с Тулузой или Марселем. Здесь был настоящий райский уголок, как всегда, в своём воображении подразумевал он, но везде была своя раковая опухоль. И этой раковой опухолью была мафия, которая никуда не исчезла с далёких годов второй половины двадцатого века и всё ещё давала о себе знать, постоянно напоминая о себе. Однако Льюису от этого было не горячо и не холодно. Да и осуждать кого-то он не любил, поскольку его самого кто угодно мог осудить и был бы при этом абсолютно прав, но по-прежнему у каждого оставалось право на свою правду, и в этом аспекте стоило прислушиваться только к своему уму и сердцу, решая сложный вопрос о своём благочестии.

Говард сел в такси и велел ехать таксисту в центр города, где у него была небольшая квартирка, наверное, она для него и была его домом, хотя квартир и домов он видел много. Отели, бунгало, горные домики… Чего только не было в жизни Льюиса, бывшего полковника САС и истинного британца, которому было суждено покинуть родную Англию и странствовать по миру в поисках всё новых и новых приключений.

Таксист притормозил у указанного Говардом места, и, расплатившись, Льюис вышел из такси и направился к старому четырёхэтажному дому. Зайдя в подъезд, оно стал подниматься по лестнице, понимая, что наконец сможет немного отдохнуть, хотя тревога не покидала его, поскольку тот факт, что отца Бернардо всё же выследили и пытались устранить, говорил, точнее, кричал о себе очень и очень громко.

Но святой отец оставался святым отцом, а старый диверсант оставался старым нелегалом диверсантом, каким принимал себя сам Говард. Он поднялся на третий этаж и, проверив внизу двери закреплённую нетронутую никем контрольку, вставил ключ в замочную скважину и несколько раз повернул его против часовой стрелки. Замок несколько раз щёлкнул, и Льюис нажал на дверную ручку, войдя в квартиру. Было темно. Ставни были закрыты, и солнце не проникало в квартиру.

Он неспешно включил в коридоре свет и прошёл в комнату, где открыл окна и ставни. Солнечный свет осветил его лицо, слегка ослепив глаза, и Говард отошёл от окна, распахнув балконную дверь и зайдя за угол, отодвинул диван и принялся разбирать паркет. Аккуратно разобрав небольшой участок дощечку за дощечкой, он вытащил металлическую коробку и, открыв её с помощью ключа, вытащил оттуда кобуру с пистолетом «ЗИГ-Зауэр П-226» и два запасных магазина, достал из денежной пачки достоинством в сто евро примерно десять купюр и, закрыв коробку на ключ, вернул всё на свои места, задвинув тайник диваном. Льюис скинул с себя куртку и закрепил пистолет с пластиковой кобурой на ремне. Он прошёл на кухню, где тоже распахнул окно со ставнями и взял из холодильника бутылку с холодной водой. Сделав несколько больших глотков, он вернул бутылку со слабо минеральной водой в холодильник и вернулся в гостиную, где на столе лежали две сумки, а на журнальном столе стояли бутылка шотландского виски и пыльный стакан.

Говард дунул в стакан и налил в него виски. Болела голова, хотелось расслабиться. Снова и в который раз перед ним стояла сложная задача, но только одному Богу было известно, что его ждёт дальше, там за поворотом, где порой выбор оказывается настолько сложным и несправедливым, что от него хочется бежать и бежать, но бежать некуда.

Нью-Йорк.

Анджелина шла по парку, приближаясь к месту встречи, где она должна была встретиться с Дэниелом Майерсом. Пока она не знала, что ждать от этого действа и что оно вообще может принести или же чем обернуться. Агент Стивенсон не хотела об этом думать, решив принять всё так, как оно будет. Жизнь была для неё какой-то странной и неизведанной игрой, где она чаще проигрывала, чем побеждала. Ведь победить себя, свои страхи и свою судьбу гораздо сложнее, чем просто посмотреть вперёд с гордо поднятой головой и попробовать увидеть своё будущее, которое так пугало её. Но Анджелина предпочитала не смотреть и не знать того, что уготовила ей судьба. Однако с появлением в её жизни Алессандро, гражданского юриста, который казался ей таким простым и одновременно сложным, она хотела помечтать, но боялась своей мечты. Никто и никогда ей не говорил, куда они уводят и где звездопадом падают на дно холодного океана: в те глубины сознания и бытия, которые сложно было правильно осознать, и перст судьбы вновь и вновь, как путеводная звезда, вставал на горизонте, а те мечты, которые были уже так близко, тонули и захлёбывались в пучине холодного океана.

Она продолжала неспешно идти вперёд по дорожке, выложенной камнем, и смотреть то вперёд перед собой, то останавливаясь и поднимая голову к небу, которое в этот декабрьский день было ясное и погожее, только вот солнце толком не грело, а может, просто не грело её.

Мисс Стивенсон прошла ещё немного и села на скамейку, прислонившись спиной к спинке, и, осмотревшись по сторонам, бросила взгляд на циферблат своих наручных швейцарских часов. Стрелки упрямо показывали без пяти три часа дня. До назначенной встречи оставалось каких-то пять минут, чтобы насладиться покоем и лучистом солнцем, продолжавшем сиять на небе и падать своими лучами на эту грешную землю, где чего только не случалось за всю её историю, но солнце продолжало светить, как та самая путеводная звезда на ночном небе.

Впрочем, до ночи ещё надо было дожить. Лёгкий холодный ветерок окутал Анджелину, и она подняла воротник своего пальто, продолжая смотреть на небо.

– Прекрасная сегодня погода, не правда ли? – подойдя к агенту Стивенсон, сказал мужской монотонный голос.

– Да, – ответила она и повернула голову к мужчине, который был не кто иной, как Дэниел Майерс. Он присел на скамейку к Анджелине и, прищурившись от падающих лучей яркого солнца, скосил взгляд в сторону.

– Поздравляю тебя, Анджелина! Похоже, удача улыбнулась тебе. С нами на контакт в Париже вышел один наш бывший агент, который перехватил для нас образец.

– Вы ему доверяете? – настороженно спросила мисс Стивенсон.

– Скажем так. Причин ему не доверять у нас нет.

– Откуда он узнал про образец?

– Он сказал, что даже ленивый не мог не узнать про провал в Париже некоторое время назад.

– Хорошо. Но где, точнее, у кого он его перехватил?

– Говорит, что у китайцев в Риме. Мы проверяли. Действительно была перестрелка между двумя израильтянами и китайцами несколько дней назад. Живых не было найдено там. Так что всё подтверждается. Видимо, и китайская разведка, и Моссад караулили курьера с образцом, но достался он нашему агенту, который искусно вырвал его у тех, кто хотел поживиться нашим образцом. Таким образом, ты вылетаешь сегодня вечером в Париж. Встретишься с нашим агентом. Его зовут Феликс Томпсон, наполовину немец, на половину американец. Проработал в управлении он порядка пятнадцати лет, но ничем особенным не запомнился, хотя работал неплохо. Много удачных вербовок и контактов он оставил нам в наследие, и мы ему за это очень благодарны. Поэтому, ещё раз оговорюсь, не доверять ему причин у нас нет.

– Я уже это поняла. Когда встреча?

– Завтра в отеле, в центре города. Всей информацией будет владеть Жан, который встретит тебя в аэропорту. Ты летишь на частном самолёте из аэропорта Джона Кеннеди в восемь вечера.

– Ясно. Я всё поняла, – сосредоточенно ответила Анджелина.

– Ну вот и отлично. Самолёт по возвращении приземлится в Вашингтоне, и у трапа на взлётной полосе тебя будет ждать тактическая команда, которая проводит тебя до Лэнгли. Так будет надёжнее. Посылка должна прибыть в штаб-квартиру без приключений.

– Я всё поняла.

– Тогда удачи! – сказал Майерс и, встав со скамейки, поднял воротник своей кожаной куртки и направился вдоль по дорожке к выходу из парка, где его ждала машина.

Мисс Стивенсон встала со скамейки и направилась в другую сторону, возвращаясь к тому выходу, в который вошла в парк. Время пока не поджимало, но нужно было поторопиться, чтобы собрать немного вещей в дорогу и привести себя в порядок.

Сицилия. Неподалёку от Палермо.

Льюис продолжал вести машину, направляясь к церквушке, где оставил отца Бернардо на попечения отца Массимо. Душа немного болела за то, как они там прожили без его присмотра столько времени, но место было достаточно надёжным и шансов найти там кому-либо отца Бернардо, было мало, хотя, конечно, невозможного в этом ничего не было, но Говард надеялся, что всё будет в порядке. Он понимал, что о новом убежище для святого отца теперь нужно будет заботиться особенно тщательно, но для начала нужно было прочитать письмена, которые он вёз отцу Бернардо, для изучения и оценки опасности их для христианского мира. Извилистая дорога среди холмов вела всё дальше и дальше. Море было где-то близко, и чувствовался солёный привкус, который находился в воздухе, просачивавшегося в салон автомобиля из открытого окна. Льюис продолжал вести машину, вспоминая свои какие-то детские воспоминания, таявшие, словно снега весной под лучами теплого солнца. Хотелось какого-то покоя, но как было его найти?

Говард притормозил на парковке около церкви и заглушил двигатель. Он выключил фары и вышел из машины, поставив её на сигнализацию. Прохладный ветерок овеял его чуть вспотевшее от воспоминаний лицо и дал ему чувство свежести, какое не могло не увести за собой в те далёкие дали, где жила надежда и вера… Его вера!