Призрак Миноса

Агафон шагнул вперед и замахнулся. Сильно, резко, предсказуемо. Мощный кулак рассек воздух там, где секундой ранее была моя голова. Я ловко поднырнул и тут же врезал ему под дых. Агафон охнул, схватился за живот и осел на палубу, как мешок с зерном.

– Отдохни, старина, тебе еще рулить придется, – хмыкнул я и перевел взор на Флегонта.

Тот смотрел то на меня, то на охающего помощника. Глаза метали молнии. Руки сжимались и разжимались в кулаки.

– Не хочешь искупаться? – я подмигнул. – Нет? Тогда мы в расчете.

Не сказав ни слова, торговец развернулся и, красный, как угли, отправился обратно на нос корабля.

Агафон отполз к мачте и, держась за живот, пытался отдышаться. Улыбки на губах уже не было.

– Не советую пить его вино, – с ухмылкой бросил я, – есть высокая вероятность отправиться к богам.

Мужик поднял на меня изумленный взгляд. Я же, еще раз хмыкнув, отошел к поручням. Скоро настанет пора сходить на берег. Причал Кносса был виден, как на ладони.

[1]Хиосское вино – древнегреческое красное вино с острова Хиос, по мнению многих античных авторов, было одним из лучших (если не лучшим) в Элладе.

[2]Крепида – сандалия, состоявшая из подошвы (кожаной или деревянной) и нескольких ремней, которыми подошва привязывалась к ноге. К подошвам крепид пришивались небольшие бортики, ремни крест-накрест охватывали ногу до щиколотки.

[3]Хламида – у древних греков мужская верхняя одежда, изготавливашаяся из шерстяной ткани. Представляла собой продолговатую мантию, которая накидывалась на шею короткой стороной, застежка укреплялась на груди или на правом плече.

[4]Драхма – денежная единица в древнегреческих полисах. 1 талант = 60 мин = 6000 драхм = 36000 оболов.

[5]Финикийские торговцы считались самыми ушлыми в Средиземноморье.

[6]Эриманфский вепрь – в древнегреческой мифологии огромный кабан, живший на горе Эриманфе и опустошавший окрестности города Псофиды в Аркадии на горе Лампея.

[7]Иринеос – «мирный».

[8]Скифы – древний кочевой ираноязычный народ, существовавший в VIII в. до н.э. —IV в. н.э. в причерноморских степях. Пили неразбавленное вино, что порицалось в Греции.

[9]Гефест – в греческой мифологии бог огня, самый искусный кузнец, покровитель кузнечного ремесла, изобретений, строитель всех зданий на Олимпе, изготовитель молний Зевса.

Глава 2

Пока судно не подошло к одному из причалов, я решил напоследок переговорить с Флегонтом. Не из теплых чувств, конечно же, а с целью сугубо практической. Заметив меня, толстяк еще сильнее насупился и демонстративно отвернулся.

– Чего тебе? – кисло буркнул он.

– Хочу поговорить.

– А вот я – не хочу.

– Да брось, – я нарочито позвенел монетами, – получить пару оболов сверху ты ведь не откажешься? Всего-то надо ответить на парочку вопросов.

Тот покосился на кошель, и я заметил в глазах торговца борьбу двух чувств. Неподдельной неприязни к моей персоне и жажду получить еще немного денег. Как предполагал, сущность торговца победила.

– Пять оболов, – тут же назвал цену он.

Я не стал торговаться:

– Договорились, – достал нужную сумму и протянул половину, – остальное потом.

– Сразу!

– Флегонт, – на моих губах заиграла снисходительная улыбка, – не заставляй меня прикладывать тебя головой о мачту.

Тот поджал губы и отвернулся, уставившись на гавань. В небе кричали чайки, а за бортом приятно плескалась вода. На пристани Кносса копошились люди. Кто-то готовил груз к отправке в город, кто-то седлал коней для путешествия в соседние селения. Местная стража проверяла мешки, собранные для перевозки на другие острова и полисы.

– Ну, – буркнул Флегонт, – чего хотел?

– Ты часто бываешь на Крите?

– Часто, – сухо ответил торговец, явно не намереваясь посвящать в детали своих дел.

– Не слышал ли о чем-нибудь подозрительном?

Толстяк обернулся и вперил в меня взгляд:

– Слышал.

– Так, поведай же, что именно ты слышал?

Флегонт чуть подался вперед:

– Я не только слышал, но и видел.

– Вот как? Ну, рассказывай давай, ибо терпение в мои добродетели не входит.

Торговец презрительно хмыкнул:

– Не думаю, что они у тебя вообще есть.

– Думать не твоя задача, Флегонт, – я похлопал его по плечу, вызвав румянец гнева на щеках, – выкладывай, что ты видел?

– Подозрительного типа, – проскрежетал он, – ходил тут и вынюхивал всякое.

– Хм, и как он выглядел?

– Крепкий, здоровый. Жрет вино амфорами и варварские штаны носит, – толстяк сплюнул на палубу.

Я почувствовал, что закипаю, поэтому шумно вдохнул и выдохнул. Свежий морской воздух помог быстро успокоиться.

«Не время, Тараксиас, не время разбивать людские головы о жесткие поверхности. Хотя понимаю, очень хочется».

– Я ведь говорил, что терпение не входит в мои добродетели, Флегонт? – мои уста подернула зловещая улыбка. – Не испытывай его на прочность.

Тот окинул меня взглядом. Не знаю, чего он испугался больше, моего вида или возможности недополучить остатки денег, но стал чуточку сговорчивей.

– Слышал кое-че. Люди пропадают в округе.

– Бесследно они пропасть не могут, – покачал головой я.

– Че слышал, то и говорю, – огрызнулся Флегонт, – некоторых находят, разодранными в клочья.

– И тебя это не пугает? – хмыкнул я. – Продолжаешь здесь торговать?

– А я по ночам дома сижу и не шляюсь, где попало, – вновь презрительно сплюнул он, – к тому же, надолго остров не посещаю. Есть и другие места, где вино любят, – и, не без издевки, добавил, – причем не задарма!

Я и бровью не повел:

– И кто же мог загрызть несчастных людей?

– Почем я знаю? – грубо ответил Флегонт вопросом на вопрос. – Да и мне все равно.

– Конечно, – хмыкнул я, – ведь они тебе больше не заплатят.

Толстяк насупился и выпалил:

– Собаки дикие, небось, или шакалы.

– Шакалов отродясь на Крите не было.

– А ты-то откуда знаешь?!

Я снисходительно улыбнулся:

– Не первый раз здесь да и путешествовать люблю, о многом наслышан.

– Ну, от меня ты больше не услышишь ничего, – отрезал Флегонт.

– Не уж то больше нечего сказать?

– Нечего. Давай остальные деньги.

Я вздохнул и вручил обещанную часть:

– Немного от тебя пользы, Флегонт.

– Побольше, чем от безрогого быка! – выпалил тот.

Моему, и без того маленькому, терпению пришел конец. Я уже вознамерился хорошенько приложить эту жирную рожу о борт, как вдруг донесся громкий всплеск и властный окрик.

– Прочь с дороги!

Мы обернулись и с удивлением увидели, как с запада приближается диера[1]. Приближается на полной скорости. Флегонт тут же переполошился, да и я как-то не шибко горел желанием потерпеть крушение в двух шагах от берега. Поэтому особо корабль не рассматривали. Единственное, что бросилось в глаза, так это черная лямбда на сером парусе.

«Спартанцы?».

– Поворачивай, бестолочь! – заверещал торговец, подбегая к мачте.

Рулевой тут же начал выполнять приказ и, хвала богам, умудрился разойтись с тараном военного корабля в самый последний момент.

«Не зря все-таки амфоры отправились в дар Посейдону».

Судно торговца сильно качнуло, я чудом устоял на ногах. С борта проплывавшей мимо диеры на нас смотрело несколько пар глаз – и все они выражали недовольство и презрение.

«Ну, точно спартанцы. Кто еще будет смотреть с таким высокомерием на торговую посудину?».

Гребцы прекратили работать веслами. Диера готовилась причалить. Среди людей на корабле я заметил несколько воинов. Оголенные по пояс, в коринфских шлемах и с копьями в руках.

«Любопытно, что эти неучи[2] тут забыли?[2]Любопытно, что эти неучи[2] тут забыли?»

Подумать об этом не удалось. Флегонт уже спешил в мою сторону и брызгал слюной.

– Клянусь трезубцем Посейдона, из-за тебя чуть не потонули!

– Из-за меня?

– Нашел время потрепать языком!

Я ухмыльнулся и вновь похлопал его по плечу:

– Ты за это деньги получил, так что не расстраивайся, – Флегонт позеленел, как водоросли, – к тому же, на кой ляд тогда твоему кормчему глаза на роже? Чтобы за шлюхами подсматривать? Так их тут нет.

Торговец осклабился и чуть покачнулся. На мгновение мне почудилось, что его сейчас удар хватит.

– Будь проклят тот день, когда я связался с тобой!

– Я тоже рад нашему знакомству, – ослепительно улыбнулся я, – кстати, куда вино везешь?

– Не твое дело! – Флегонт обернулся и приказал рулевому грести к соседнему причалу.

– Какая грубость, – покачал я головой, – тебя циклопы воспитывали?

– Убирайся с моего корабля! – заревел он мне прямо в лицо.

– Как только достигнем берега.

Видимо, Флегонт понял, что бесполезно выводить меня из себя подобными нападками. А о «быке безрогом», очевидно, в пылу позабыл. Ну, ему же лучше. В другой раз я мог и не стерпеть.

Простонав сквозь зубы, торговец отошел к поручням и уставился на гавань. Диера уже полностью остановилась. Некоторые спартанцы продолжали коситься на нас презрительными взглядами. Досталось и моим штанам. Но мне было все равно. Пока они не лезут.

Как только судно причалило к соседней пристани, Флегонт рявкнул:

– Агафон! Выгружай! Я хочу, чтобы вино попало на агору[3] к завтрашнему утру!

– О! – воскликнул я. – Так ты привез это пойло для знатных дорийцев, Флегонт? Хочешь отравить местного правителя, отправив его к Аиду?

– Когда ты оставишь меня в покое, наконец?!

– Когда смогу сойти на берег, – хмыкнул я и добавил, – не советую продавать это вино знатным господам.

– Обойдусь без твоих советов, – огрызнулся тот, – Агафон!

– Иду, господин, – пробубнил помощник и, все еще держась за живот, скрылся в трюме.

– Зачем понадобилось столько вина, интересно, – вслух бросил я.

– А тебе какое дело? – Флегонт вновь начал закипать. – Чего ты тут вынюхиваешь, а?

– Скучно мне, вот и развлекаюсь.

– Развлекайся в другом месте!

– Получается, не знаешь? – пропустил мимо ушей его выпад я.

Флегонт насупился:

– Я прибыл на Крит вместе с тобой. Тупой ты баран, откуда мне знать?!

– Бык, – поправил я и подмигнул, – только не безрогий.

Торговец заскрежетал зубами, но ничего не ответил. Тем временем из трюма показался человек. Но не Агафон, а Иринеос. Скромно оглядев палубу и пристань, юноша подошел к нам и, кашлянув в кулак, вопросил:

– Это… можно выгружаться?

– Да, – буркнул Флегонт, – причаливаем.

– Ты тоже поедешь торговать на агору? – поинтересовался я.

– Что ты, господин! – засмущался и покраснел Иринеос. – Мое вино не столь хорошо. Я это… остановлюсь в гавани и попробую продать его местным пастухам да кларотам.

– Стоило тащиться через море ради такого, – угрюмо буркнул я.

Флегонт смачно харкнул, но ничего не ответил.

Иринеос виновато улыбнулся и развел руками:

– Это моя первая поездка за море, господин. Так повелел мне отец. Он сказал, что это – испытание. Справлюсь, и он поручит мне более выгодное дело. А там, быть может, и его сменю в торговых делах.

– Ясно.

Этот разговор мне окончательно наскучил. Я всегда начинал скучать, когда понимал, что собеседники не расскажут больше ничего интересного. Поэтому, зевнув, сразу направился к сходням, как только судно причалило к пирсу. Порт встречал привычным и тихим гвалтом. Все-таки с афинской гаванью в Пиреях это местечко явно не сравнится. Не того пошиба.

Тем не менее меня сразу привлек почетный караул, который выставили прибывшие спартанцы на соседнем причале. Точнее не сам он, а ради кого его поставили. О, там было на что посмотреть. Клянусь волосами Горгоны, то шла сама Афродита!

Черные, как смоль, волосы убраны в пучок на затылке. Две тоненькие пряди спадали по бокам слегка округлого лица. Большие карие глаза. Прямой носик и пухлые губы. Роскошный пурпурный хитон качался при ходьбе, подобно морским волнам, при каждом шаге оголяя изящные бедра.

Я не выдержал и тихо присвистнул.

– На кого это ты вылупился? – услышал я позади гневный шепот Флегонта.

– А тебе какое дело? – ответил вопросом на вопрос я. – Или это дочка твоя? – и презрительно хмыкнул.

– Не моя, – торговец сплюнул на пирс, – а даже б если моя была, тебе все равно ничего б не светило.

– Да ну? – я вскинул брови и проследил за тем, как прекрасная дева зашла на спартанский корабль. – Кто это?

– Амара. Дочь правителя Кносса Аристомена.

– О-у-у, – протянул я и вновь бросил взгляд на соседний причал.

Вслед за прекрасной особой на диеру взошли два лучника в легких линотораксах[4] и с кописами[5] на поясах. Спартанский почетный караул отправился следом.

– И куда эта прекрасная птичка собралась?

– Тараксиас, – зашипел мне на ухо Флегонт, – ты и вправду такой тупой, как безрогий бык?! Мне-то почем знать?! И не смотри ты на нее, словно раздеть пытаешься! На тебя-то мне насрать, а вот получить розгами вместе с тобой вовсе не желаю!

– Так, – резко посерьезнел я и обхватил торговца за плечи, словно закадычного приятеля, – я ведь предупреждал, что так называть меня не следует. А еще я предупреждал, что терпение не мой добродетель.

Флегонт опомниться не успел, как получил сильный удар кулаком в пузо. Он громко хватил ртом воздух. Через миг я пихнул его ногой под ягодицы, и толстяк полетел с причала в море, уже глотая соленую воду.

– Осторожней, господин! – нарочито громко молвил я. – Доски здесь такие скользкие! Насквозь промокли водой и жиром!

Торговец встал по пояс в воде. Складчатая одежда мгновенно пропиталась влагой и теперь висела, будто мешок навоза. Флегонт испепелял меня взглядом, пытался отдышаться и сплевывал мусор, налипший на губах и бороде.

Презрительно ухмыльнувшись, я окинул взором пристань. Местные стражники равнодушно покосились в нашу сторону и быстро потеряли интерес. Большой любви к торговцам они явно не испытывали. Спартанцы же целиком были заняты тем, что готовились к отплытию. Рабочие грузили на диеру тяжелые амфоры и тащили несколько мешков. Наверняка с зерном и прочей провизией. Однако они меня мало интересовали. А та, кто смогла привлечь внимание, уже скрылась на борту.

«Интересно, куда она направилась? Не сидится в родных стенах? Да… в этом мы с ней схожи».

С трудом, но я заставил себя забыть об Амаре и сосредоточиться на цели своего визита. Она виделась не менее занимательной, чем прекрасные бедра дочери правителя Кносса.

Услышав позади чье-то тихое сопение, я обернулся, рассчитывая увидеть Агафона, выгружающего амфоры, но это оказался Иринеос. Щуплый юноша с трудом удерживал в руках сосуд среднего размера. По тому, как сильно напряглось его лицо я понял, что он всеми силами старается не выронить вино. На лбу бедолаги выступила испарина и блестела в лучах жаркого критского солнца. Мне даже стало немного жаль его. Если Иринеос не сумеет выручить достаточно денег за это, пусть и дерьмовое, вино, то обратно в Афины точно может не возвращаться. Отец с него три шкуры спустит и продаст кожевникам, дабы возместить убытки.

Пока наблюдал за отчаянными потугами юнца, в голову пришла озорная мысль, и я не преминул ее озвучить:

– Геройство – удел дураков.

Иринеос вскинул на меня удивленный взгляд. В этот момент его нога споткнулась о сучок, и юный сын афинского торговца полетел носом на пирс, выронив амфору. Раздался громкий треск, дешевое фракийское потекло по доскам алыми ручьями. Юноша поднял голову и обреченно уставился на разбитый сосуд. На свежие ссадины на локтях он даже не обратил внимания.

– Сколько их еще у тебя? – с усмешкой поинтересовался я.

– Еще восемь, господин, – обреченно выдохнул паренек.

– Хм.

Я похлопал по кошельку.

«Еще достаточно…».

Достал восемь драхм и, ступая сандалиями по разлитому вину, подошел к распластавшемуся Иринеосу:

– Плачу за все.

Юноша вздрогнул и ошеломленно воззрился на меня снизу вверх.

– Что, господин? – прохрипел он.

Я покровительственно улыбнулся:

– Плачу за все амфоры.

Иринеос продолжал валяться на причале, беззвучно открывая и закрывая рот, как выброшенная на берег рыба.

– Но, – я загадочно прищурился, – придется отработать.

Он сел и захлопал глазами:

– А… это… а что от меня…

– Потом. Сначала дойдем до местного рынка, если ты, – я демонстративно позвенел монетами, – конечно, не против.

– А… а амфоры кто донесет?

– Пха, – я отмахнулся, – Флегонту оставим. Пусть подавится, – и протянул ему руку.

Все еще ошеломленный, Иринеос ухватился за нее, и я рывком поднял его на ноги. Всучил драхмы.

– Передай своему горе-хозяину, – бросил я Агафону через плечо, тупо наблюдавшему за этой сценой, – что он только что стал богаче на несколько амфор. Надеюсь, это скрасит настроение после купания в море, – и хмыкнул.

Помощник торговца ничего не ответил. Лишь продолжал тупо таращиться на нас.

– Пошли, – бросил я юнцу, потеряв к Агафону и его хозяину всякий интерес.

– А… это… – Иринеос потупил взор, – что от меня потребуется и… надолго, господин?

Я пожал плечами:

– На второй вопрос у меня ответа нет. Я ж не Пифия[6]. Хотя даже в ее пророчествах сатиры копыта сломят, – и сплюнул на доски.

– Ой… это… не кощунствуй, господин, – осторожно возразил Иринеос, покраснев.

– А не то что? – хмыкнул я. – Зевс мне в жопу молнию засадит?

Челюсть юнца отвисла, он во все глаза таращился на меня, не в силах поверить, как у меня язык до сих пор не отсох от подобной дерзости.

Я же лишь снисходительно похлопал его по плечу:

– Лучше думай о вознаграждении за работу. Не такая уж она и пыльная будет.

– Так… это… что придется делать?

– Мне просто нужны лишние руки. Причем такие, в которых я уверен, что они не обчистят мои карманы, словно проклятый Гермес[7].

– А… – захлопал глазами юноша.

– Идем, – я развернулся, – тут больше не на что смотреть, – и бросил взор на спартанскую диеру, – Афродита все равно вернулась в море.

Пока мы сходили по причалу на берег, я словил на себе равнодушный взгляд местных стражников и испепеляющий взор Флегонта. Торговец, весь сырой и злой, как собака, метал в мою сторону глазами молнии. Но меня это не слишком трогало. Толстяк оказался забавным попутчиком, но дальше ждали более увлекательные дела. Во всяком случае, я на это надеялся.

[1]Диера (бирема) – античный гребной военный корабль с двумя рядами весел, который оснащался тараном. Длина биремы составляла 30-38 м, а водоизмещение 60-100 т.

[2]Многие эллины называли спартанцев неучами, считая их безграмотными в сравнении с собой.

[3]Агора – рыночная площадь (торжище) в древнегреческих полисах, являвшихся местом общегражданских (народных) собраний, которые также по месту проведения назывались агорами.

[4]Линоторакс – древнегреческий панцирь из льняной ткани.

[5]Копис – разновидность холодного оружия с лезвием на внутренней части клинка, предназначенное в первую очередь для рубящих ударов.

[6]Пифия – в Древней Греции жрица-прорицательница Дельфийского оракула в храме Аполлона в Дельфах.

[7]Гермес – в древнегреческой мифологии бог торговли и счастливого случая, хитрости и коварства, юношества и красноречия.

Глава 3

Портовый рынок Кносса представлял из себя жалкое зрелище. Во всяком случае, мне он казался таковым. Ни в какое сравнение с гаванью Пирея, и уж тем более с афинской агорой он не шел. Мелкие лавочки, которые способен унести в море мало-мальски свежий ветер, ютились вдоль причала и грунтовой дороги, уходившей на запад и восток. Народу было не слишком много, но гвалт торговцев все равно неприятно бил по ушам. А запах разношерстной рыбы бил уже по носу, заставляя меня морщиться от омерзения. Терпеть не могу рыбу, особенно соленую. А этого добра было здесь навалом. Бочки с солью и морепродуктами стройными рядами виднелись позади прилавков. В основном, рыбой здесь и приторговывали. Были еще продавцы дешевого вина, солонины и грубой ткани. К сожалению, овощами тут не баловали. А я ведь очень люблю бобы…

– Эй, добрый муж! – воскликнул торговец вином, худощавый тип с всклокоченной бородой и оголенный по пояс. – Не желаешь освежиться в столь жаркий день глотком хорошего фракийского?

Я едва сдержался, чтоб не прыснуть со смеху, однако подошел к прилавку и сделал вид, что и вправду заинтересован в его товаре.

– Может быть. Если оно не стухло по пути.

– Обижаешь, добрый муж! Травить покупателей – не моя задача!

«Конечно. Твоя задача ободрать их, как липку».

Я ткнул пальцем в самую маленькую амфору с черным рисунком финиковых пальм.

– Дай-ка взглянуть.

Тот, кряхтя, пододвинул ко мне указанный сосуд. От одного вида, как была запечатана пробка, мне все стало ясно.

«Дерьмо».

Вслух же спросил:

– Как торгуется, хорошо?

– А, – отмахнулся бородач, – на винишко спрос всегда найдется.

– Ну, это точно, – я с задумчивым видом повертел амфору, – а в округе как раньше? Давненько не бывал здесь, а новости интересные я люблю.

– О, собрат по ловле сплетен, а? – хозяин лавки заржал, словно лошадь. Меня чуть не передернуло. – Тоже любишь уши развесить?

– Что-то вроде того, – холодно ответил я.

– Наш славный правитель Аристомен щедрую награду объявил! Сейчас это на устах всех путешественников и искателей приключений себе на задницу. Но звонкие монеты кого угодно могут соблазнить.

– И за что награда? – я посмотрел на него поверх амфоры.

Торговец подался вперед и заговорщически зашептал:

– Люди недавно стали пропадать. Причем только по ночам. Днем все спокойно, как парус в безветренный час.

– Хм, – я нагнулся и сделал вид, что рассматриваю пробку, – без следа пропадают что ли?

– Если бы, – лицо торговца помрачнело, – изодранные в лоскуты. Аж жутко становится. Я теперь загодя до заката лавку закрываю, чтоб успеть домой до темноты. Стража-то не по всем дорогам ночью ходит.

– Интересно, – я побарабанил пальцами по амфоре, – но ведь на Крите хищников нет.

– Да, небось, псины одичавшие, – кашлянул торговец, – ну или… – тут его голос дрогнул, – похуже чего.

– Похуже? – я с любопытством воззрился на его загорелую рожу с красным носом. – Что именно?

– Добрый муж, – развел руками тот, – ну ты же сам говорил, что на Крите не впервой?

– Ну, не впервой.

– Тогда должен знать о дворце Миноса и Лабиринте.

– Намекаешь на Минотавра? – хмыкнул я.

Торговец лишь вновь развел руками:

– Я лишь слухами делюсь, добрый муж. Но некоторые из них слишком уж звучат правдиво.

– Минотавра убил Тезей, – скромно подал голос Иринеос, до этого молча стоявший и жадно ловивший каждое слово.

Я издал презрительный смешок.

– Что? – захлопал глазами юноша. – Тезей великий герой всей Эллады!

– Я уже говорил, что думаю насчет геройства, – я подмигнул, – Тезей не исключение.

На лице Иринеоса промелькнуло выражение такого шока, словно он только что циклопа увидел.

Я же вернулся к разговору с торговцем. Того, казалось, мало интересовало мое отношение к легендарным героям Греции. Его больше привлекал мой кошелек.

– Не знаешь, кто именно пропал?

– Хе, – горько усмехнулся он в бороду, – вижу, добрый муж, тебя заинтересовали эти случаи. Хочешь денюжек подзаработать?

– Возможно, – пожал плечами я.

– А чего б нет? Правитель Аристомен свое слово держит. Ему под боком кровавые загадки не нужны. Особенно накануне важной встречи.

«Важная встреча? Вот, наверное, зачем так много вина свозят на агору…»

– Что еще за важная встреча?

– Скоро в Кносс приедет правитель Гортины. Это соседний город к западу отсюда…

– Знаю, – перебил я.

– О, восхищен твоей осведомленностью, – учтиво поклонился торговец.

– Я бывал здесь раньше, – вновь напомнил я, пожав плечами.

– Славно-славно. Так вот, правитель Гортины приедет решать какие-то важные дела, – он махнул рукой, – хотя, клянусь Дионисом, опять ни о чем не договорятся.

– Это почему же?

Глаза торговца округлились:

– Так ведь всем известно, что Кносс и Гортина – это как кошка с крысой. Никогда не уживутся!

– Хм, – задумчиво хмыкнул я и снова постучал пальцами по амфоре.

– Говорил, что здесь бывал, а таких простых вещей не знаешь, – сказал торговец, в его глазах промелькнуло недоверие.

– Ну, не интересуюсь политикой, – пожал плечами я, – от нее голова болит, как от похмелья.

– О, – хозяин лавки просиял, – вижу знатока в сих вопросах!

– От хорошего вина не откажусь, – улыбнулся я.

– Тогда бери вот это! – ткнул он пальцем в амфору. – Не пожалеешь, чтоб борода моя поседела!

«Да-да, конечно».