Призрак Миноса

Глядя на то, как он ныряет в свете луны, она невольно задумалась – что в этом простом пастухе ее больше привлекло? Ведь Пимен совсем не подходит под идеал красоты, что создают скульпторы в далекой Аттике[3]. Быть может, потому, что они так не похожи?

«Противоположности притягиваются».

А быть может из-за того, что Пимен простой и открытый. А ведь это так не свойственно людям ее окружения, где все предпочитают скрывать истинные сущности за масками радушия и лести.

«Никогда не знаешь, что на самом деле у них на умена самом делеНикогда не знаешь, что на самом деле у них на уме».

Пимен был другим. Совсем другим. Всегда говорил так, как есть. Ну и воспылал неподдельным интересом к культуре и светским обычаям, чем привел Элпиду в неописуемый восторг…

Юноша вынырнул и провел ладонями по лицу. Убрал намокшие волосы назад. Те заблестели в серебристом свете луны.

«А ведь и вправду хорошо…» – с наслаждением подумал он, когда почувствовал, как пот и грязь сходят с тела, а кожа начинает дышать.

– Молодец, Пимен, – услышал юноша томный голос, – сам ведь понимаешь, как это прекрасно, правда?

Он обернулся и почувствовал, как кровь закипает в жилах. Элпида стояла на берегу. Полностью обнаженная. Лунный свет играл на ее бледной коже, заставляя отливаться мраморной белизной. Сейчас девушка казалась самой Афродитой, вышедшей из морской пучины. Пимен не сразу заметил, что у него отвисла челюсть. И только звонкий смех Элпиды, прокатившийся по окрестностям, слегка отрезвил голову. Но когда девушка шагнула вперед и плавно погрузилась в воду, на него накатило вновь.

– М-м-м, – блаженно протянула она, – это так прекрасно.

– Угу, – только и смог вымолвить юноша.

Элпида подплыла к нему вплотную и обхватила его шею руками. На правом плече темнело родимое пятно. Девушка приподняла веки, и Пимен увидел в ее глазах знакомый озорной огонек.

– За проявленную храбрость и смекалку, – нарочито торжественно произнесла она, – награждаю тебя заветным поцелуем.

Несмотря на прохладу, юношу бросило в жар. Когда их губы соприкоснулись, у него закружилась голова. Никогда в своей жизни не пробовал на вкус столь сладких уст. Сердце бешено заколотилось в груди, когда он почувствовал, как Элпида прижимается к нему всем телом, а ее правая ладонь опускается ему на пояс.

– Ого, Пимен, – прошептала Элпида, чуть отстраняясь, – кажется, твой фаллос затвердел.

– А ты чего ожидала? – прерывисто дыша, ответил он и потянулся за ней.

Засмеявшись, девушка отплыла на пару локтей[4], чем вызвала неприкрытую гримасу разочарования на лице юноши. Досадное выражение лишь усилило задорный настрой.

– Ты опять дуешься, Пимен!

– А ты снова играешь со мной, Элпида!

– Вовсе нет!

– Как это нет?! Ты обещала не только поцелуй!

Девушка погрозила пальцем:

– И, как подобает благородной даме, я обещание исполнила.

– Чего?! – выпучил глаза Пимен.

– Не «чего», а «что», – поправила она, продолжая улыбаться, – ты увидел мое естество воочию. Разве мало?

Юноша застонал от досады:

– Ты невыносима, Элпида.

– Тогда почему ты проводишь со мною время? – вдруг стала серьезной она.

Вопрос оказался неожиданным. Пимен покраснел и смутился.

– Потому, что нравишься, – пробормотал он.

– Хм, только ли нравлюсь? – на тонких губах вновь заиграла улыбка.

– Не только, – промямлил юноша, смутившись еще больше.

– Пимен, неужели это так сложно сказать? Неужели я зря учила тебя красноречию?

– Не зря, но… все равно сложно.

– Хорошо, – Элпида подмигнула, – раз не хватает смелости на слова, быть может, их хватит на дело?

– Не понял, – искренне изумился тот.

– Найди меня! Закрой глаза и досчитай до ста, если помнишь, как это делается. Сможешь – получишь то, чего желаешь.

– А не обманешь? – тут же оживился Пимен.

– Разве я тебя хоть когда-нибудь обманывала?

Юноша уже хотел сказать, что вот недавно, но вовремя прикусил язык.

– То-то же, – хмыкнула Элпида и, взмахнув руками, поплыла к берегу, – ищи меня в Лабиринте Миноса, будь моим героем. Достойному герою – достойная награда!

– Только не прыгай на меня больше из кустов, ладно? – хмыкнул Пимен и закрыл глаза.

Ответом ему был звонкий девичий смех.

– Один, два, три, – он услышал всплеск воды, и как девушка выходит на берег, – четыре, пять…

***

– Девяноста восемь, девяноста девять, сто, – Пимен отвел ладони от лица и открыл глаза, – ну, я иду искать!

Он обвел взглядом местность. Маленький пляж был пуст. На желтом песке отчетливо виднелись следы от эндромид и одежды Элпиды. Самой девушки, разумеется, не оказалось.

– Надеюсь, не станет опять выпрыгивать из кустов и пугать до усрачки, – проворчал юноша, взмахнул руками и поплыл к берегу.

Полуразрушенные стены Кносского дворца нависали над ним в полном безмолвии.

Выйдя на берег, Пимен отряхнулся, надел рубаху через голову и прислушался. Где-то позади среди холмов стрекотали кузнечики. В небе ухала сова. В остальном же округа погрузилась в тишину.

– Фух, – выдохнул Пимен и окинул взором руины дворца.

Оставшись один, юноша вновь почувствовал себя неуютно. Эти старые стены будто давили на него, прижимали своей массой. А мрачный проход, ведущий с берега на центральный двор, снова пробудил неприятные воспоминания.

– Да ладно тебе, – вслух сказал Пимен, чтобы отвлечься, – лучше думай о теле прекрасной Афродиты.

Приободрившись, юноша смело шагнул под свод и начал спешный подъем. Сердце невольно ускорило ритм, в душе начало было зреть плохое предчувствие. Пимен бросил опасливый взгляд вверх, но тут же выдохнул. Тьма не сгущалась впереди. Отсюда вполне можно было разглядеть стены внутреннего двора. Юноша сразу почувствовал, как к нему возвращается отличное настроение. Он даже стал тихо насвистывать под нос и перешел на бег трусцой. В два счета преодолел подъем и осмотрелся. Элпиды нигде не было видно.

– Так, – снова вслух начал рассуждать он, – вряд ли прячется в ветвях тамариска, это слишком просто… хм…

Взор Пимена оглядел соседнюю стену, поросшую сорняком, прошелся по треснутой кладке и устремился влево. В паре сотен локтей виднелся северный проход, тонувший в сумраке. По обе стороны высились полуосыпавшиеся колонны со следами копоти на мраморе. Слева с трудом можно было разглядеть широкую лестницу. Часть ее уходила вверх на второй этаж, другая – вниз, теряясь во мраке. Юноша посмотрел под ноги и увидел следы эндромид. Они вели к лестнице, уходившей вниз, и исчезали во тьме.

На губах Пимена заиграла торжествующая ухмылка:

– Ага-а-а, попалась!

В предвкушении прекрасных минут, что он проведет наедине с Элпидой, юноша смело шагнул вперед и остановился в пролете. Широкие ступени растворялись в непроницаемой мгле. Оттуда шел неприятный и затхлый воздух.

– Фух, – выдохнул Пимен и спустился на несколько шагов.

Как только тьма окутала стопы, он замедлил шаг и оперся правой рукой о глиняную стену. Та оказалась шершавой и прохладной.

– Надеюсь, я не навернусь и не сломаю шею, – проворчал юноша, – эх, огня бы…

Он осторожно продолжал спускаться, ведя пальцами по стене. Сандалии тихо шуршали по ступенькам. Пимен ступал очень медленно, боясь оступиться и полететь вниз. И неизвестно еще, сколько пришлось бы падать. Тьма впереди не позволяла разглядеть ровным счетом ничего. Юноша почувствовал, как хорошее настроение помимо воли начинает улетучиваться, ибо в памяти вновь всплыли похождения в северном проходе. Как мрак никак не намеревался рассеиваться… Сердце невольно ускорило ритм, хоть Пимен и приказал себе выкинуть глупости из головы.

«Конечно, здесь будет темно. Это же подвал заброшенного дворца!».

– Элпида, – осторожно позвал он, – нашла, то же мне, где прятаться. Выходи, давай! Я видел твои следы.

Его голос громким эхом отразился от стен. Как будто впереди под землей находился широкий зал.

– Хм, здесь минойцы хранили свое вино?

Тем временем его зов остался без ответа. Девушка молчала.

– Ну хватит тебе уже! Выходи, пока я шею не сломал!

И снова ответом Пимену было лишь эхо собственного голоса.

– Элпида… ах, проклятье!

Сандалия наступила на что-то влажное. Юноша не удержал равновесие и грохнулся копчиком прямо о ребро ступени. Рука проехалась по кладке, оставляя на пальцах легкие царапины.

– О, сатиры лесные, – простонал Пимен и поморщился, – да что ж такое… Элпида! Я дальше не пойду, слышишь?! Выходи, давай!

Он прислушался. Как только эхо утихло, до него из темноты донесся слабый шорох. Как будто кто-то мягко ступал по мраморному полу. Пимен сощурился и до рези в глазах уставился во тьму. Перед взором от напряжения пошли круги… Поэтому он не сразу заметил, как впереди зажглись два янтарных огонька.

– Элпида? – голос юноши внезапно дрогнул. – Элпида это ты?

Шорох повторился. Огоньки стали ближе. Ярче. И чем дольше Пимен смотрел на них, тем хуже ему становилось. Мурашки побежали по спине. Сердце громко забилось в груди. Это были глаза…

– Элпида… – просипел Пимен, поднимаясь на дрожащих ногах.

Тишину разорвал приглушенный звук. Он походил на утробное мычание встревоженного быка.

Тело юноши пробил озноб. Он почувствовал колыхание воздуха.

– Боги, что это?

Когда нечто рвануло к нему, Пимен не выдержал. Развернувшись и спотыкаясь, он побежал наверх. Юноша постоянно падал, обдирая колени и локти об острые углы. Дыхание сбилось, превратившись в хриплый сип. Паника подступила к горлу.

– О, боги, помогите мне!

Он ощущал, как кто-то разрывает тьму за спиной. Слышал утробное мычание, с каждой секундой становившееся все громче.

Впереди забрезжил просвет. Пимен вновь споткнулся, чудом поднялся. Оставалось всего несколько ступеней. Четыре… Три… Две… Последняя…

Тяжело дыша, со стоном, Пимен выбрался наверх, затравленный взор оглядел мрачные руины. В этот миг нечто тяжелое обрушилось на спину и повалило на землю.

– Нет! – в панике закричал он. – Помогите!

Что-то острое сомкнулось на шее. Раздался хруст. Оборвался отчаянный вопль, и юношу окутала тьма.

[1]Тамариск (тамарикс, гребенщик) – род деревьев семейства Тамарисковые, небольшие деревья и кустарники.

[2]Оргия – единица измерения в Древнем Египте и Древней Греции, равная расстоянию между концами средних пальцев раскинутых рук мужчины, равна 1,79 м.

[3]Аттика – Юго-Восточная область Центральной Греции со столицей в городе Афины. Граничит с Беотией, Мегаридой и Пелопоннесом.

[4]Один локоть равен примерно 43 сантиметрам.

Акт II. Герои и химеры

А он шагает! И по головам!

А вы безмолвны и в оцепенении.

Как те жрецы пред тенью гробовой,

Восставшей грозно, вопреки велению.

Алкей

Глава 1

Покачивание. Такое легкое. Вялое. Убаюкивающее. Словно заботливая мать малютку нянчит в колыбели. Мягкий плеск волн где-то вдалеке. Сладкая дрема. В этот миг она казалась даже слаще хиосского вина[1] самой лучшей выдержки. А уж когда стала плавно перетекать в сон, в котором из моря появилась обнаженная Афродита…

– Эй, ты!

Нечто грубое и твердое пнуло меня под ребра. Сон с Афродитой мигом улетучился. И вместо созерцания прекрасного тела, сверкающего на солнце от капель морских, пришло ощущение тяжелой головы.

– Эй, я к кому обращаюсь, а?!

Очередной бесцеремонный пинок под ребра разогнал остатки сонливости.

«Что-то тяжелое… неужели деревянная крепида[2]?[2]Что-то тяжелое… неужели деревянная крепида[2]?».

– Господин Флегонт, – раздался тихий и скромный голос, – это… может, не надо?

– Еще как надо! Я не потерплю всякую пьянь и сброд у себя на борту!

– Наверное, это… это вышло случайно… право, не стоит…

– Вот щас мы и узнаем. А ну, вставай, бык безрогий! – очередной пинок под ребра.

«Бык безрогий?!».

Вот этого я стерпеть уже никак не мог. Голова загудела сильнее. С трудом разлепив слезящиеся глаза и издав тихий стон, я поднял веки и недовольно уставился на нарушителей спокойствия.

Первый – полноватый тип с раскрасневшимися от негодования щеками. Судя по всему, именно он и пинал меня своими копытами. Чтобы проверить догадку, я скосил взор вниз. Так и есть – деревянные крепиды на толстых ногах, которые до колен облегал зеленый хитон. Одежду украшали синие узоры в виде волн. Верх туловища скрывался за шерстяной хламидой[3]. Черная борода аккуратно обрамляла мясистое лицо, придавая ему еще более круглый вид. Образ завершала кожаная шапка. Такая же круглая, как и рожа этого типа.

Голова буквально раскалывалась на части, но спустя пару мгновений мне удалось-таки признать в этом разгневанном толстяке хозяина судна.

Второй – скромный юноша. Пожалуй, это описание было бы исчерпывающим. Коротко стриженные темные волосы. Непримечательная рубаха, опоясанная кожаным ремнем. Бегающий взгляд карих глаз. Ну, разве что здоровенные веснушки на лбу привлекали внимание.

Честно признаться, желтый цыпленок меня в сию минуту мало интересовал. Все внимание приковал «разгневанный вепрь».

– Мне послышалось? – хриплым спросонья голосом молвил я.

– Чё?! – рявкнул Флегонт, брызжа слюной.

Я поморщился:

– Значит, не послышалось, – и, со стоном, сел.

Только сейчас заметил, что разлегся на мешке с зерном. Раньше и подумать не мог, что спать на нем будет столь сладко и удобно.

«Ну, на холодном кирпиче всяко хуже… знаю, доводилось».

– Бык безрогий, говоришь? – я цокнул языком. – За такие слова я могу и в нос дать.

– А чё, нет что ли?! – язвительно хмыкнул Флегонт и скрестил руки на груди. – Ведешь себя как бык, а рогов на башке не видно.

– Да в чем дело-то?

– В чем дело?! – взорвался владелец судна и всплеснул руками. – В чем дело?! Он еще спрашивает, в чем дело?! Совсем у пьяни память отшибло!

– Господин Флегонт, ну полно… – промямлил юноша, теребя пальцы.

– Да, – хмыкнул я, – ему точно уже полно, – и многозначительно окинул взглядом фигуру бородача.

Казалось, того сейчас удар хватит. Столь сильно побагровело его лицо. Будто раскаленные угли.

– Ты еще язык свой смеешь распускать?! – вновь брызнул он слюной и так взмахнул руками, что едва не сшиб зеленого юнца.

– Может, скажешь, наконец, чего вдруг прицепился ко мне? – зевнул я и потер виски. – И так голова болит.

– Она заболит у тебя еще больше, когда я потребую плату за порчу имущества!

– Пф! Какого еще имущества?

– Какого?! – задохнулся от ярости Флегонт. – Какого?! А вон – взгляни! – и указал толстым пальцем в левый от меня угол трюма.

Я проследил взором за жестом. Дневного света из маленьких окошек было недостаточно, чтобы развеять сумрак целиком, но кое-что увидеть все же удалось.

– Перегородочка упала? – невинным тоном поинтересовался я.

Вены вздулись на висках Флегонта. Еще немного, и он лопнет от злости.

– Эта перегородочка рухнула на мой товар! – выплюнул он мне прямо в лицо. – Четыре амфоры с вином отправились в дар Посейдону!

– Ну, так хорошо же, – пожал плечами я, – он сохранит нас в пути.

– Деньги мне за них кто вернет?! – взревел Флегонт. – Сатиры?!

Голова от его воплей стала буквально раскалываться.

– Сколько?

– Пятьдесят драхм[4], – тут же ответил он.

– Пятьдесят? – вскинул брови я. – Всегда знал, что вы, торгаши, обдираете людей, как липку. Не зря в Элладе вас не любят.

– Поговори мне тут! – пригрозил кулаком Флегонт. – Сказал пятьдесят, значит пятьдесят.

– Это пойло дороже двадцати пяти не стоит, – отмахнулся я и устроился поудобнее, – не льсти себе, Флегонт. Не нектар богов везешь.

– Тебе-то откуда знать?!

– Ну, я же не просто так вчера перегородку уронил, – я хитро подмигнул, – кстати, похмелиться не будет?

У хозяина судна отвисла челюсть:

– Ты… что… ты что…

– Кстати, – я ткнул пальцем в одну из амфор, – вон в ту меда мало положили. Лучше ее допить, а то вино испортится.

– Да я, – заскрежетал зубами Флегонт, – да я тебя за борт выкину! На корм рыбам пойдешь!

– Ну, попробуй, – я вальяжно потянулся, – но давай лучше уладим дело миром. Тебе же лучше так. За борт, может, ты меня и выкинешь, но попотеть придется. А сколько при этом еще амфор пострадает? – я подмигнул.

Толстяк чуть не задохнулся. Он провел ладонью по груди, будто хотел отстегнуть хламиду. Похоже, страх за очередные разбитые амфоры пересилил желание выбросить меня за борт.

– Миром?! – просипел он. – Миром?! Плати… плати пятьдесят драхм!

– Я дам пятнадцать, – спокойно ответил я.

– Да это грабеж похуже финикийского[5]!

– Кто бы говорил, Флегонт, – лучезарно улыбнулся я, – ты пытаешься втюхать покупателям под видом хорошего вина такое пойло, что и осла стошнит.

– Тебя, я смотрю, не стошнило!

– А я и не такое дерьмо в жизни пробовал.

– Да как ты смее…

– Я заплачу пятнадцать, – прервал я, – и ни оболом больше. Твое вино того не стоит. Ну, и еще я вычту немного за понесенное оскорбление.

– Понесенное оскорбление?! – заскрежетал зубами торговец. – Это какое еще?!

– Бык безрогий, – напомнил я, – ты что, забыл? А еще я не давал права всяким смутным рожам пинать меня под ребра.

Флегонт дернулся вперед, явно намереваясь наброситься на меня с кулаками. Я же оставался совершенно спокоен.

– Осторожней, Флегонт, – снова подмигнул, – не то еще парочка амфор вот-вот отправится в жертву Посейдону.

Хозяин судна пару минут сжимал и разжимал ладони в кулаки да продолжал сверлить меня взглядом, словно вознамерился проделать дырку. Со стороны это выглядело воистину забавно. В конце концов, он грязно ругнулся и спешно покинул трюм.

– Эриманфский вепрь[6], – хмыкнул я и перевел взгляд на юнца.

Тот продолжал стоять рядом и теребить пальцы. Карие глаза испуганно бегали, на лице застыло озабоченное выражение с примесью смущения.

– Что? – хмыкнул я. – У тебя я тоже чего-нибудь разбил?

– Одну амфору, господин, – потупил взор юнец.

Его смущение умиляло.

Я похлопал себя по поясу и с удовлетворением обнаружил, что тугой кошель все еще при мне. Будь иначе, Флегонт не досчитался бы далеко не пяти амфор.

– Что везешь?

– Да… это… обычное вино, господин, фракийское.

– Дам тебе одну драхму за убытки, – я снова потянулся и встал.

Настроение было приподнятым. Бессильная ярость Флегонта неплохо позабавила. Единственное, голова продолжала трещать так, будто по ней обухом топора ударили. Да, винишко у торговца явно не из лучших.

– Драхму?! – охнул юноша. – Но ведь оно того не стоит!

– За честность, – причмокнул я и подтянул чуть спавшие кожаные штаны.

Юноша с изумлением рассматривал эту часть мой одежды. Впрочем, кроме них и сапог, на мне ничего не было.

– Они не из золота, – подметил я.

Он вздрогнул и уставился на меня снизу вверх. Я возвышался на целую голову.

– Что?

– Они не из золота. Или ты штанов никогда не видел?

– Да… то есть… нет… то есть, – засмущался пуще прежнего он, – видел, но… их же только варвары носят… прости, господин.

– В душе я варвар, – вновь хмыкнул я, – в пути в штанах удобней спать. А еще слепни через них не прокусят жопу. Ненавижу, – я сплюнул.

– Понятно…

– Как твое имя?

– Иринеос.

– Ну да, сразу видно[7], – я подмигнул.

Юноша залился краской и потупил взор.

– Вот что, Иринеос, – меня слегка замутило, я достал из кошелька одну драхму и вложил в раскрытую ладонь юнца, – это тебе за амфору, а я… пойду воздухом подышу, увум?

Я буквально чувствовал на себе его изумленный взгляд, пока шел по сумрачному проходу к выходу. Да, не каждый может разжалобить меня на такую неслыханную щедрость.

Снаружи раздавался плеск волн. Судно слегка покачивало. И это совсем мне счастья не прибавило. Теперь к боли присоединилось головокружение. К горлу подступила легкая тошнота. Желание покинуть душный трюм стало лишь сильнее.

«И за это пойло он просит пятьдесят драхм? Совсем торговцы страх потеряли».

Однако вспомнив залитое краской лицо Флегонта, я задорно хмыкнул.

Удачно добрался до лестницы и даже не уронил по пути ни одну из амфор. Шумно вдохнул и начал неспешный подъем. Дерево было сухим и не очень приятным на ощупь.

– Посажу занозу, вычту с Флегонта еще пару драхм, проклятье, сам превращаюсь в дельца, – я хихикнул, – с кем поведешься… пить я тоже начал после общения со скифами[8]… хорошие ребята, и штаны удобные… только жарко в них, как в кузнице Гефеста[9].

Как только оказался наверху, сразу почувствовал себя лучше. Тошнота улеглась, а голова прояснилась. Солнце стояло прямо в зените, заставляя морскую гладь ослепительно сверкать, словно молнии Зевса. Однако жара не ощущалось – свежий ветер морских просторов приятно холодил кожу. И я не преминул вдохнуть полной грудью. На устах расплылась довольная ухмылка. Она стала еще шире, когда я заметил Флегонта и кислое выражение на его физиономии. Торговец примостился на носу судна, спиной к борту и, скрестив руки на груди, окидывал меня взглядом из-под насупленных бровей.

– Хороший день для прогулки, да? – весело бросил я и подмигнул.

Флегонт сплюнул в море и отвернулся, чем еще больше меня позабавил.

Довольный, я подошел к деревянным поручням, обитым кожей, и вальяжно облокотился руками. Запах соленой влаги был куда лучше душного «аромата» трюма.

«Но в трюме есть вино».

Белоснежный парус приятно хлопал над головой, натягиваемый ветром. Помощник Флегонта, загорелый и кучерявый тип, стоял по правую руку от меня и управлял рулевыми веслами. Судя по коже, лоснившейся от пота, делал это уже довольно давно. Его сменщик, такой же загорелый, но бородатый мужик, валялся в тени мачты и тихо посапывал.

«Какое унылое общество… нет, даже в Афинах было веселее. Одно дело со шкатулкой Геронтия чего стоило. Надеюсь, Полидор не наплел мне сказок, и на Крите вправду происходит нечто интересное… давненько я здесь не был».

Я повернул голову влево и окинул взором остров. До него оставалось около пяти стадиев. С виду он ничуть не изменился. Ну, разве что то место, где мы должны были причалить, теперь выглядело запустевшим и унылым.

«Раньше лучше было».

В остальном же без изменений. Горы, холмы… холмы и горы… И пусть вас не вводит в заблуждение свежий морской ветер. Стоит немного зайти вглубь острова, и кузница Гефеста…

…или кожаные штаны…

…уже не станет казаться таким уж жарким местом.

Небольшая гавань Кносса располагалась прямо по курсу. Сам город стоял на возвышенности сразу над ней. От причала вела широкая грунтовая тропа и терялась среди холмов. Я смутно припоминал, куда она ведет…

– Мы почти приплыли.

Я вздрогнул от неожиданности и обернулся на голос. Засмотревшись на бывшие владения минойцев, не заметил, как ко мне подошел Флегонт. Все так же скрестив руки на груди и насупившись, он хмуро глядел на меня.

– Вижу, не слепой.

– Рад за тебя. Давай деньги.

Я театрально вздохнул, достал из-за пояса кошель и отсчитал двадцать пять драхм. Монеты ярко блеснули в лучах солнца и ссыпались в пухлые руки Флегонта.

– Это не все, – буркнул он.

– Не все? – вскинул брови я. – Что тебе еще нужно?

– Десять драхм за проезд.

– Твое вино точно испортилось, Флегонт, – сочувственно молвил я и похлопал его по плечу. Тот аж зарделся от ярости. – Надышался, видать, парами. За такую сумму я куплю хорошую хламиду. А ты просто попутчика подвозишь.

– Десять драхм, и ни оболом меньше! – рявкнул толстяк.

– Две, – отрезал я, добавил к кучке еще пару монет, убрал кошель и отвернулся.

– Эй, я сказал, десять!

– А я тебя услышал.

До меня донеслись звуки скрипения зубами:

– Ты уже не в трюме, бык безрогий, чтобы я за амфоры переживал! А скинуть тебя за борт проще, чем в море поссать!

– Не гневи Посейдона, – хмыкнул я, – а то мало ли… отсохнет рог, дарующий девам удовольствие. И быком безрогим станешь уже ты.

– Десять драхм или добирайся вплавь!

– Я тебе уже заплатил, – вяло бросил я и отвернулся.

Флегонт запыхтел от гнева:

– Ах ты… ну ладно! Агафон!

Судя по недовольному хрюканью, спящий мужик под мачтой и был Агафоном.

– Господин Флегонт? – хрипло поинтересовался спросонья он.

– Выброси этого нахлебника за борт!

– Как скажешь, господин.

Я обернулся и окинул Агафона взглядом. Довольно крупный, но улыбка идиота на лице явно намекала, что Афина обделила его умом.

Я вальяжно повел плечами:

– Ну, можно и размяться. Давненько не приходилось квасить морды.