скачать книгу бесплатно
– Я мигом баб Маш, я мигом.
– Постой.
Девушка обернулась.
– Батьку сваво покличь, пусчай зараз придёть. Девушка забежала в дом, кликнула отца, и со всех ног понеслась к реке.
– Спаси Христос, – поблагодарила её в след Мария Тимофеевна, и вернулась в дом.
Дашин отец, Григорий Метелин, для Семёна Евсеевича и Марии Тимофеевны был как сын. В 1915 году, он, с тремя товарищами, привёз с германского фронта тело их погибшего старшего сына. Там, на фронте, казаки – одностаничники пообещали друг другу, что если кто погибнет, не хоронить товарища на чужбине, а возвратить домой. Да положить в родную землицу, рядом с прадедами.
В начале февраля 1915 года, Кирьян Семёнович Бандурин погиб в конной атаке. Григорий с товарищами выхлопотали отпуск, чтобы отвезти тело друга родным. Командование пошло им на встречу. Хорошо служили казаки, чем и вызвали к себе расположение начальства. Две недели добирались они с гробом до дома. Сложным и долгим был их путь, но обещание данное товарищу они выполнили, похоронив его на станичном погосте. После этого случая, Семён Евсеевич считал всех четверых своими сыновьями, и относился к ним соответствующе. Гражданскую войну пережил только Григорий.
– Здорово жавётя, станишныя. Через несколько минут Гриша стоял на пороге.
– Слава Богу, Григорий Митрофаныч, слава Богу! – вставая и подавая руку для приветствия, ответил Семён Евсеевич.
– Проходь. Поглянь, радость то у нас кака велика.
Матвей встал из-за стола и они обнялись.
– Слава Богу, Матвеюшка, слава Богу, – не разжимая объятий, прошептал Григорий. – Возвращаются казаки-то, не всех извели, стало быть, а Сямён Явсеич? – произнёс он уже в полный голос.
– Господь милостив, слава Тебе Господи, – взглянув на вновь поставленную икону, перекрестился отец.
– Нету переводу казацкому роду, – добавил он и убежал в соседнюю комнату.
Через некоторое время, Семён Евсеевич вышел в шальварах с красными лампасами и двумя георгиевскими крестами на рубахе.
– Не извядутьси казаки вовек, – гордо, и торжественно, как на параде, отчеканил он.
Разжав большую ладонь, отец протянул георгиевский крест сыну.
– Вот Матвей Семёныч, и твой крест сберёг. Надень за-ради праздника. Он прицепил орден на мокрую от пота рубаху сына.
Через некоторое время прибежали запыхавшиеся рыбаки.
– Братушка, – кинулся с объятьями Андрей к старшему брату. – Живой, здоровый, вот это радость, – он с трудом переводил сбитое дыхание.
– Сынка ж вот твой, – Андрей отошёл в сторону, Арсений стоял позади.
– Здоров, батя. Они, обнявшись, долго стояли, не говоря ни слова. – Жаль, что мама тебя не дождалась. Померла. Парень заплакал в плечо отца, которого видел в первый раз в жизни, но которого так любил и ждал.
– Она там у Господа зараз радуется, и молится о нас. Всё таперича будет хорошо, не переживай.
Мария Тимофеевна, только вроде успокоившись, опять начала всхлипывать, и утирать слёзы платком.
Ещё несколько минут отец с сыном молча постояли, обнявшись.
– Ну, пойдём сынок, за стол, – выпуская парня из объятий, прошептал Матвей. – А то я почитай уж дня два как не ел.
– Пойдём, пойдём, бать, – согласился Арсений, и они сели за стол, на котором в центре стоял казанок с картошкой и грибами. Все молча жевали, по – очереди ныряя в него ложками, то и дело поглядывая на Матвея.
– Ну как ты там сынок, жил-то всё енто время? – нарушил тишину Семён Евсеевич.
– Да дай хоть поесть сыну, – попыталась вмешаться жена, но он осадил её строгим взглядом, дав понять, что не стоит перебивать его, ещё и на людях. Без лишних слов она всё поняла.
– Да как жил бать, по-разному бывало, – дожевывая, ответил Матвей. – В основном с конями всю дорогу. Может енто и спасло. Он положил ложку на стол.
– Круглый год лес валили. Мужиков понадорвалось да поумирало много, а казаки то лошадники знатныя. Мы всё больше с лошадьми. Вывозили лес в основном, да на конюшнях работали. Так Бог и миловал. Он перекрестился. За ним повторили все.
– Слава Тебе Господи, – прошептала мать.
– Из наших станичников, со мной всю дорогу полковник Беляев был. В двадцать восьмом годе помер он. Матвей помолчал. – Убили его, – добавил он вздохнув.
Помолчав ещё немного, воспроизводя в памяти те события, он продолжил.
– Тот год голодно у нас было. Пайки урезали, приказали пояса затянуть. Кризис какой—то у их там образовался с поставками продовольствия в лагерь. Казаки на конюшне овсом маленько подкреплялись, а мужикам на делянке вообще голодно было. Михал Кузьмич очередной рейс леса вывозил. Оголодавшие мужики хотели коней евойных порезать да поесть. Когда охрана на шум прибежала, он уже порубанный топорами лежал. Матвей опять остановился и задумался.
– Жизнь положил, а коней уберёг казак. Этих прям там и постреляли, когда они на конвойных с топорами кинулись, а его конюшни привезли. У меня на руках и отошёл. Царствие ему небесное. Все опять перекрестились.
– Перед смертью наказал мне, как вернусь, за семьёй его приглядеть. Надоть на днях наведаться к ним, рассказать про батьку. А то ещё ждут поди. Матвей посмотрел на отца.
– Ой, бяда, – вздохнул Семён Евсеевич. – Прасковью Ляксеевну уж лет семь как схоронили. Настасья одна двоих братьев тянет. Всем миром помогаем, кто чем может. А батьку они ждали, ох как ждали. Отымишь ты у их надежду. Отец покачал головой. – Но и не сказать нельзя. Надоть, щоб знали.
– Ну, спаси Христос за угощения. Матвей встал из-за стола. – Разрешите прилечь, отдохнуть. Чую, сил уже совсем не остаётся, надоть поспать малость.
– Ой, – конечно, конечно, сынок, приляг отдыхать, я постелю. Мать быстро юркнула в спальню. Матвей пошёл за ней. Мария Тимофеевна, организовала постель. Он сел на кровать, стянул сапоги с тяжёлых ног, снял свою грязную и мокрую от пота рубаху, с прицепленным отцом «егорием», и посмотрел на мать.
– Спаси Христос мамань, що дождались. Женщина опять не сдержала слёз. Встав на колени перед сидящим на кровати сыном, она обняла его ноги.
– Тебе спасибо, що возверталси, сынок. Он положил свои руки ей на голову, и они просидели так несколько минут.
– Ну, всё мам, я выключаюсь, – заваливаясь на кровать, уже в полудрёме, пробормотал Матвей. Она помогла ему закинуть ноги, поцеловала его, и вышла из комнаты. Бандурин, полежал несколько минут, глядя в потолок засыпающими глазами. И с не сходящей с лица улыбкой провалился в глубокий сон.
Глава 2
Проснулся Матвей ближе к полудню. Рядом с кроватью, на стуле, лежали аккуратно сложенные его рубаха и штаны. Всё было выстирано и накрахмалено. Под стулом стояли начищенные сапоги, накрытые свежими портянками. Он оделся и вышел из комнаты. Дома никого не было. С улицы доносились голоса играющих детей. Матвей вышел во двор. На крыльце резвились Андрейкины сыновья. Они то заскакивали, то соскакивали с нижней ступеньки, соревнуясь, кто дальше прыгнет.
– Здорово жавётя, казаки! – прервал он их соревнования.
– Свава Богу! – ответили мальцы в один голос, не отрываясь от своего важного занятия.
– А куды ж все подевались-то? – поинтересовался Матвей у племянников.
– Все на лаботе, – ответил тот, кто постарше. – А бабушка в оголод пошва.
– А, ну понятно. Он вдруг вспомнил, что вчера, даже не познакомился с ребятнёй.
– Как же звать-то вас, казаки, – спускаясь по лестнице, и садясь на нижнюю ступеньку, поинтересовался дядька, – давайте знакомиться, что ли?
– Василь Андеевич Бандуин, – старательно выговорил старшой, съедая буквы. – А енто блатик мой, Федька.
– И сколь же вам годьев то, братья Бандурины?
– Читыли, – показывая четыре пальца на руке, гордо заявил Василий. – А Федьке тли. Он протянул вторую руку, с отогнутыми тремя пальцами.
Фёдор продолжал своё занятие по прыжкам в длину со ступеньки, не обращая внимания на разговаривающих.
– А ты Сенькин батька, я знаю. И блатик маво батьки, – с умным видом выдал Вася.
– Эт ты верно подметил, дружище, – Матвей потрепал его за чуб.
На крыльце появилась Мария Тимофеевна, с пучком зелёного лука в руке.
– Ой, проснулся ужо, сынок? Ну как ночевал? Выспалси, отдохнул? – затараторила она в своей манере, как клушка кудахчет возле своих цыплят.
– Да, слава Богу, отдохнул, как заново народилси.
– Ну, айда за стол, сынок, вон, пойди умойси. Мать показала на бочку с водой, стоящую на углу дома. – Ковшик там, рядом, на гвоздике.
– А ну, казаки, пойдём, подсобите. Матвей встал со ступеньки, подняв на руки обоих племянников, и прошёл к бочке.
– Давай Васятка, поливай на голову. Зачерпнув ковшом воды, он протянул его мальчугану.
Женщина накрывала на стол, когда сын с внуками завалились в дом. Мокрые по уши, они шумно резвились.
– А ну, окаянныя, сидайте, хватайте ложки, – улыбаясь, прикрикнула она на них.
Они уселись за стол, продолжая хихикать и толкаться, заведённые водными процедурами.
– А ну-ка, – Мария Тимофеевна строго взглянула на внучат. – Как надоть вести сабе за столом? Ребятишки притихли.
Матвей сделал жест глазами, и мимикой лица дал понять, что бабушка права. Он сидел, глядя на этих мокрых сорванцов, и думал, сколько же в нём нерастраченной отцовской любви, которую ему нужно, просто жизненно необходимо на кого – то излить.
– Отец зараз с утра, к председателю ходил, – присаживаясь рядом, начала мать. – Гутарил на счёт работы для табе в колхозе. Хотять табе пастухом определить. У нас ноняшний год, в колхозе, почитай, около тысячи голов дойных. Пастухов не хватаить.
– Ну, пастухом, так пастухом. Я мамань, любой работе буду рад, главное що дома.
– Надоть табе зараз, али завтрева, в сельсовет сходить, на учёт встать.
– А що тянуть то, зараз и схожу. Толь в начале, до погосту пройдусь. Поклонюсь, да поздоровкаюсь. А сельсовет то хде нанча?
– Да в станичном правлении и есть.
– Ну, тады не заплутаю.
Матвей встал из-за стола, и поклонился. – Спаси Господи за хлеб, за соль.
– Та на здоровье, сынок. На здоровье.
– Пойду я пройдусь, а вы, слухайте бабушку, – обращаясь к племянникам, улыбнулся Бандурин.
– Дядька Матвей, мозьно зараз с тобой? – запросились мальчишки.
– Нет, казаки, давайте вы на хозяйстве, а мне нужно одному пройтись. Он застегнул ремень и вышел.
Память не подвела. Матвей без труда нашёл могилы родных. Недалеко друг от друга, стояли пять крестов, возвышающиеся над небольшими холмиками. Он встал перед ними на колени.
– Ну, вот я и дошёл до вас, мои дорогие.
Перекрестившись, Матвей дотронулся лбом до земли, горячей от палящего солнца. Вокруг стояла звенящая тишина. Только невидимые сверчки нестройно играли на своих скрипках, и разноцветные стрекозы летали на – перегонки с бабочками. Он поднялся, и подошёл к крайнему кресту.
– Бандурина Евдокия Трофимовна. Родилась в 1899, померла в 1931, – прочитал Матвей вслух.
– Прости, Евдокиюшка моя любимая, не успел я. Тринадцать лет ждал я нашей встречи, а вон оно как довелось встренуться. Он присел на корточки, и положил руки на холмик, обнимая его.
– Сколь годьев думал о табе, мечтал сжать в своих объятьях, расцеловать, а осталось толь землю сухую обнять. Матвей шептал слова, которые хотел сказать жене при встрече, лёжа на её могилке. Глаза наполнились скупыми слезами.
– Ну, ты не беспокойся за сына, милая, всё будет хорошо. Спи спокойно моя любушка. Бог даст, свидимся ещё.
Погрузившись в воспоминания, Матвей, посидев некоторое время у могилы жены, откланялся, и подошёл к братьям.
– Бандурин Кирьян Семёнович, родился в 1890, помер в 1915. Бандурин Савелий Семёнович, родился в 1893, помер в 1918, – прочитал он опять вслух, надписи на крестах.
Память начала рисовать картинки из прошлого. Вот, они с братьями, бегают босяком по лужам. Вот, батька порет их за проказы. Вот, они, сверкая лампасами, на конях мчатся по степи. А вот, он уже провожает старших братьев на службу.
Картинки из детства, сменились слезами матери, рыдающей над телами убитых сыновей. Бело – синее, задубевшее лицо Кирьяна, две неделе болтающегося в гробе, на пути с фронта до дому. Порубанное тело Савелия, привезённое казаками на бричке, летом восемнадцатого, которые и рассказали семье, как геройски сложил голову их сын, в борьбе с большевиками.
– Простите, братушки, Христа ради, за всё. Он трижды перекрестился, и поклонился до земли.
– Герои вы мои дорогия. Матвей сделал шаг, и, оказавшись между крестами, положил на них руки, как бы обняв братьев за плечи.
– Пусчай земля вам будет пухом, братушки. Царствие вам Небесное и вечная память. Ну, а мы, с Андрейкой меньшим, и за себя и за вас постараемся жить.
Отойдя от них, он подошёл к крестам, где были похоронены его дед и бабушка. Их Матвей не помнил. Бабушка умерла ещё до его рождения, а дед, когда ему было два года. Старшие братья хорошо помнили деда, особенно эпизод посажения на коня. В детстве, они часто вспоминали, как в три года, отец с дедом сажали их на коня, по старинному казачьему обычаю. Матвей же уже не застал его, и этот обряд отец совершал один.
Постояв у родных могил ещё минут пятнадцать, придаваясь воспоминаниям, он попрощался с ними, и, откланявшись, пошёл в станицу.
На пороге сельсовета, на него наскочила девушка, спешно выбегающая из дверей.
– Ой, извините, пожалуйста, – поднимая на Бандурина большие, карие глаза, повинилась она за свою неуклюжесть.
– Да ничего страшного, бывает, – отреагировал он с улыбкой, на её извинения. – Ты сама – то не зашиблись?
В этот момент, из двери появился лысоватый мужичок, лет сорока пяти, небольшого ростика.
– Беляева, ты ещё здесь? А ну бегом на ферму, я те сказал. И до конца смены чтоб ни шагу.
