Трезубец

– Гольгомерзов? Хм. Крутая фамилия. Меня зовут Марк.

У Марка и Максима завязался длинный разговор. Как знакомые издавна друг другу люди, они шли по пустым предновогодним улицам и много говорили. Тема для разговора находилась сама по себе. Максим оказался позитивным, умным, понимающим, умеющим слушать, в общем отличным собеседником.

Улица с частными домами была длинная, безлюдная. Некоторые дома украшены огнями, некоторые нет. Не все любят тратиться на украшения для дома, но зато все дома усыпаны белым снегом, а это почти украшение для данного праздника. Почти во всех домах горел свет, и там можно было разглядеть тени людей готовящихся к празднику. В некоторых просто темнота, которую наполняла яркие огни новогодней ели. В других же домах, их меньше всего, был лишь только непроглядный мрак. Марк шёл с Максимом посередине дороги, дружественно беседовал, как это может показаться со стороны, и заглядывал в каждое окно дома, проходящего мимо их по обе стороны дороги. У него поднималось праздничное настроение, которому мешал лишь только Максим. Как ни крути, а он оставался чужим человеком, которого Марк не хотел вот так вот сразу вести в свою семью. Максим интересный, общительный, весёлый, но далеко не простой, и он точно человек низших слоёв общества. Даже если он не относится к бомжам, то к нищим – точно; к ним его можно легко приписать. Его внешний вид никаким другим словом не опишешь как «нищета» и «убогость». Марк привык, что все бродяги вроде Максима обычно несут ему всякий бессмысленно-пустой, корыстный, завуалированный под доброту бред, словно это говорят не они, а их надрессированные языки, работающие сами по себе, без команды центральной нервной системы. Оттого Марк смотрел на таких людей как на уличных псов, которые вьются вокруг ноги в надежде, что ты что-то дашь в ответ на их банальность. Максим был другим. Это первый случай в жизни, когда Марк встретил умного оборванца. Как бы это смешно не звучало, но это так. С Максимом можно было говорить на абсолютно любые темы, но это всё равно не придавало ему авторитета в глазах Марка. Марк всегда ставил себя выше других, а таких как Максим, вообще не считал за людей. Делая вид внимательного собеседника, про себя думал: «…у этого бездомного есть мозги, в отличие от других ему подобных. Как это мило», и самую малость улыбался.

Марку приходилось и раньше общаться с уличными бездомными, и все они казались ему тупыми отбросами общества, не заслуживающими ничего хорошего от жизни. Они были в его глазах как ленивые, глупые трутни, организмы без силы воли, но вольные, которые жили как собаки, и мыслили соответственно. Люди, которым, по его соображению, было очень далеко до него во всех смыслах этого слова. А сейчас у Марка дилемма: если Максим не такой, то почему же он бездомный, или он просто-напросто настолько не любящий постоянное место жительство и чистоту гражданин?

Беседа между Максимом и Марком продолжалась на протяжении всего пути, от самой телефонной будки. Мгновений неловкого молчания, это когда они не знали что сказать друг другу, пауз с молчаливым про себя размышлением, о чём бы ещё поговорить, не было. Максим был интересным и разговор с ним лился сам по себе. Марк с ним так забалтывался, что и не замечал за собой как рассказывал слишком многое. Максим казался любопытным человеком, которому якобы была интересна жизнь Марка – человека, с которым он только что познакомился.

– Улица Пугачёва, – ответил Марк, когда Максим спросил про улицу, на какую они направляются.

«О, чёрт, – подумал Марк. – Зачем я сказал, где я живу. Теперь точно придётся вести его домой».

В Марке боролось два дьявола. Один призирал бездомного Максима – как и всех ему подобных – и трактовал Марку, что он понапрасну возится с отбросом, что связи с людьми, на которых судьба забила большой болт, ведут к неудачам. Другой же дьявол – созданный его отцом, который воспитал Марка – перечил первому, и не допустил Марку до сих пор неблагодарно бросить человека, не сдержав своего обещания.

С самого начала Марк не рассчитывал вести на семейный порог незнакомца. Пускай это было бы и милосердно с его стороны, но не безопасно. Да и как отреагирует на это отец?

Отца Марк уважал. А отец, он же Василий Иванович, принял бы незнакомца в эту праздничную ночь. Таков он, Василий Иванович: отзывчивый, понимающий, добрейшей души человек. Людей как он, всегда ждут в гости, с радостью принимают в весёлых компаниях и в узких семейных застольях. Вряд ли он позволил бы мёрзнуть на улице человеку, тем более тому, кому многим обязан Марк. Долг Марка, это был также долг и Василия Ивановича. К сожалению, жизнь этого благородного человека сложилась незаслуженно плохо. Когда-то, когда Василий был молод, и у него не было тех усов что сейчас, жизнь повернулась к нему боком. Так сложилось, что он остался без жены. Это травмировало его душу, и боль, может быть, была бы не настолько сильна, если бы его любимая женщина не была в тот момент беременна. Время, оно ещё как-то могло бы спасти счастье Василия, но его не было: смерть не подождала, забрала её и прихватила с собой ещё и долгожданного не родившегося сына. Спустя годы Василий взял из приюта троих детей. Теперь они выросли. Умная, работящая, улыбчивая красавица дочь Мелисса – гордость Василия Ивановича. Девушки, как она, в девках долго не засиживаются, и никогда, как правило, не пропадают. Таким всегда сулит отличное будущее, даже если удача отказывается помогать. Павел, сын Василия Ивановича, он же брат Марка и Мелиссы, работает в церкви. Вся его жизнь заключается в служении Богу. Ни друзей, ни подруг, ни баров, ни ресторанов, и даже каких-либо кружков, будь они творческие или спортивные. Павел живёт только церковью. Даже дома редко появляется. Как и многие священнослужители, он носит аккуратную бородку. Лицо умное, не отталкивающее. Его можно отнести к тому классу людей, которых называют «располагающими к себе». Человек, с которым всегда приятно вести беседу, и вообще находится рядом с ним. Ну а Марк – безработный алкоголик и дебошир. Большое пятно в семье, которое Василий Иванович всё равно не перестаёт любить, как бы сильно Марк его не расстраивал. Любит его так, как любил бы своего родного сына. С такой же любовью относятся к нему и дети, которые никогда не называли его отчимом – только папой. И вот привести в семью, в этот святой дом незнакомца с улицы, то есть Максима, которого он сам не знает и даже не догадывается, что может оказаться на уме и в кармане у него, казалось Марку далеко не хорошей идеей.

Продолжая идти по тихим новогодним улицам, Марк понимал, что дом №81 с каждым шагом становится всё ближе и ближе. Нужно было что-то делать, но что? Марк пока не придумал.

Скоро впереди будет безнадзорный, старый, полуразваленный пустой дом. Если пробежать по его двору, а потом перепрыгнуть через забор в соседний, да незаметно проскочить мимо сторожевого пса, то можно попасть на улицу Пугачёва, на которой стоит родной дом №81. Дом, который когда-то строил отец для своей семьи, и в котором теперь, спустя много лет, накрывает праздничный стол его приёмная дочь Мелисса.

Марк посмотрел вдаль, на крышу заброшенного дома, потом перевёл взгляд на соседний дом, по земле которого ему нужно будет пробежать галопом. Марк знает эти два дома, и знает, что чаще всего сторожевой пёс во дворе жилого дома оказывается на цепи. Есть надежда, что и сегодня тоже он будет прикован.

Провернуть такой побег будет нелегко, но всё же, чтобы избавиться от бродяги, он решил рискнуть, ибо один из демонов в нём одержал победу.

– Мне надо отлучиться.

– Куда? – поинтересовался Максим.

– В туалет.

– Отлично. Я тоже не прочь сходить.

– Только после меня! – остановил Марк.

– Хорошо, – ответил Максим, и как только Марк сделал два шага в сторону заброшенного дома, добавил: – Только не бросай меня здесь.

Марк остановился. Его одолела неловкость, из-за которой он не знал, что ему делать дальше. Максим ему абсолютно чужой человек, которого прямо сейчас в принципе-то он мог легко отправить куда подальше, но не смог. Непонятно откуда возникшее чувство стеснения и отчасти страха повергли Марка в ступор. Он медленно повернулся к нему лицом.

– … надолго, – дополнил Максим и улыбнулся. И эта улыбка, это лицо было наполнено такой злостью, что у Марка даже стал пульс чуть выше прежнего.

Какое-то время они смотрели друг на друга, пока Марк не развернулся и не пошёл дальше в сторону ветхого дома. Максим остался на дороге.

Скрывшись за тенью забора, Марк поторопился в заброшенный дом, откуда через окно незаметно проверил, на месте ли остался Максим.

– Кто ты такой? – задавался вопросом Марк.

Максиму удалось поставить Марка в ступор и даже сделать так, чтобы по нему пробежала лёгкая дрожь. Это был какой-то оборотень, запертый внутри Максима, наконец-то показавший своё лицо: появившийся едкий взгляд таил беспощадную хитрость, а улыбка, скопированная с лица гениального психопата, дополняла общую картину скрытой личности бездомного. Марк увидел другого Максима, от которого можно было ожидать чего угодно и от которого НУЖНО было держаться подальше.

Таков был его взгляд, его улыбка и слова, в которых каждый услышал бы насмешку. Но для чего нужно было играть, делать из себя такого человека? Или же он играл всё это время, а сейчас был самим собой.

Максим знает, как завоевать уважение к себе, при этом не предпринимая никаких действий. Марк чувствовал, как превосходство Максима на протяжении всего их пути взбиралось вверх, и сейчас оно уверенно уселось на самой вершине. Он почувствовал себя никем рядом с ним. Шкура глупого мальчишки, который не знает ничего об этом мире и боится хмурых бровей злых дядь, снова была на плечах Марка, как и много лет тому назад. Есть компании, в которых мы чувствуем себя смелыми, самыми привлекательными или умными. Так и с людьми, с которыми мы общаемся: с кем-то мы чувствуем себя глупцами, а с кем-то наша гордость за самих себя цветёт. С Максимом Марк как-то быстро утратил свой задор и смелость, что стало поводом задуматься, не ставит ли он на подсознательном уровне Максима выше себя? А ведь то, что Максим так красиво преподнёс себя, не значит, что он на самом деле таковым является. Это может быть психолог и отличный актёр, который своей игрой сбил Марка с толку. Но даже если это и так, Марк всё равно не желает видеть таких актёров у себя дома.

Слова, сказанные Максимом с тоном издёвки, точно потешались над детской хитростью Марка. Именно они в первую очередь стали вводить Марка в состояние окаменелости, вызванное какой-то долей стыда. В душе Марка имелось место для совести: как-никак Василий Иванович старался сделать из него хорошего человека. Заметил ли Максим неловкость в лице Марка или что ему стало не по себе от его злорадного вида – неясно. Максим не пошёл проверять, обманул ли его Марк. А если не пошёл проверять, значит, не подозревает, что Марк собирается бросить его на дороге перед старым заброшенным домом в эту холодную новогоднюю ночь.

Убедившись, что Максим остался там же где и стоял, Марк побежал к забору, перелез через него и попал на соседний двор. Там, незамедлительно направился в сторону калитки на улицу. Пролетая между домом и забором, справа мелькнуло окно гостиной комнаты, в котором люди сидели за праздничным столом. Через пару метров ещё одно окно, намного меньше предыдущего, где принимала душ обнажённая леди. Марк остановился бы рассмотреть её, если бы сзади не послышался лай пробудившейся собаки. Это дало повод бежать быстрее. Впереди остаётся пара метров по газону, низкий заборчик с такой же невысокой калиткой, а после Марк выбежит на улицу, где увидит свой родной дом №81. Сзади нагоняют тяжелые быстрые лапы. Пёс не на цепи, и это был откормленный взрослый ротвейлер. От испуга Марк быстрой кошкой взбирается на калитку, перелазит через неё и оказывается на улице имени Пугачёва. Ротвейлер останавливается перед калиткой: дальше ему бежать было нельзя.

Ослеплённый желанием отделаться от человека, вызывающего подозрение на психическую ненормальность, совсем забыл проверить, привязан ли пёс.

Шерсть дыбом. Из пасти пена со слюной. Злость ротвейлера была неистовая. Перепуганный Марк смотрит на него в упор и одновременно отходит спиной к дороге подальше от бешеной собаки.

Через четверть минуты Марка обливает холодок неожиданности. Оказывается, ротвейлер гавкал не только на него одного. Приостановившись и наклонившись отдохнуть, Марк услышал рядом с собой звуки. Это был Максим. Он стоял к нему спиной и справлял свою нужду под орех.

– О-о-о прости Марк, не сдержался.

Марк был шокирован.

Как Максим мог оказаться здесь?! Обогнать было невозможно, если только не пролететь над головой, как птица, или пробежать ещё быстрее по крышам соседних домов, если это возможно.

Застегнув ширинку, Максим подошёл к Марку.

– Я думал, что потерял тебя, – с каменным лицом и жгучим не моргающим взглядом, сказал Максим. – С тобой всё в порядке?

Марк не промолвил ни слова.

– Ладно, пошли, – внезапно с чего-то повеселев, сказал Максим и дружественно ударил по плечу Марка.

Марку было совсем не до веселья.

– Как… Какого чёрта?!

– Пожалуйста, – с улыбкой на лице вернулся Максим, – не трогай… или как бы это сказать… не упоминай в своей некультурной речи такое создание, как чёрт. Оно здесь ни при чём, к тому же в твоих словах это звучит как замена матерному слову. Прямо обидно как-то. Кстати, до нового года осталось не так уж и много: надо бы нам поторопиться.

Ротвейлер не умолкал. Пришлось пройтись вперед, чтобы исчезнуть с глаз сторожевого пса, пока в отклик ему не проснулись и не развопились все остальные дворовые собаки улицы.

– Я не могу удовлетворить твоё желание, – сказал Марк таким тоном, будто выдавливал эти слова против своей воли. Потом остановился, и Максиму пришлось остановиться тоже.

– Но я же удовлетворил твою просьбу, так и ты удовлетвори мою, по величине одинаковую твоему желанию, – Марк молчал. – Ты не хочешь? Но это же ведь зло, не отвечать людям взаимностью на добро. Это зло!

– А может я предводитель зла.

Максима сначала смутили, а потом вроде как обрадовали эти слова, будто он только что встретил своего настоящего друга.

– Ха! – задорно воскликнул Максим. – Вот оно что. А я-то думаю, почему мне с тобой так легко. Оказывается, ты такой же подлец, как и я! Или нет?

Затем подплыл плавными шагами ближе к Марку, накренился в его сторону и серьёзным тихим голосом спросил:

– Это была шутка? Или нет? Я не понял.

– Послушай. Не понимаю, что ты несёшь, но… Я понимаю, что тебе больше идти некуда, но мой отец… он очень агрессивный человек. Он тебя не впустит, пойми. Я живу не один. Я не самостоятельный. У меня нет своего дома, в который я бы мог приводить кого угодно.

Всё на самом деле было наоборот, и Максим понимал это, от чего начал говорить так, будто хорошо знал отца Марка.

– Кто? Твой отец?! Неужели тот человек, что вырастил тебя, настолько злой? Не может быть! Его дом – это твой дом. Бро-о-ось. Он поймет тебя. Пошли, – и хлопнул Марка по плечу. – А я-то подумал, что это твоё нежелание остановило нас здесь. Оказывается, виною стал страх перед отцом. Сейчас ты увидишь, как я ловко войду в его доверие, и через пару минут мы уже будем болтать как старые друзья.

Марк не торопился следовать за Максимом, который уже шёл впереди, будто ОН ведёт Марка в гости.

– Отчимом, – в полголоса сказал Марк.

– Что?

– Это отчим, а не отец – Василий Иванович.

– А… да. Я знаю.

– Откуда?

– Откуда?! – продублировал вопрос Марка и задумался, но не успел ответить.

– Ты что знаешь моего отца? – с укором спросил Марк.

Марк отказывался вести Максима домой. Это было видно.

Максим скривился, размышляя над будущими словами, и сказал:

– Я знаю его с детских времён.

– Что?!

Максим ляпнул глупость, и своё расстройство – с чувством угрозы срыва новогоднего праздника – попытался спрятать за довольной маской на лице. Ему нужно было именно сейчас придумать слова, которые бы сгладили напряжение между ним и Марком, и потом попробовать начать беседу заново.

– Не хотел тебя расстраивать, но меня послал именно он, чтобы я проследил за тобой.

– Зачем?

– Кажется, для того, чтобы ты не влез в какую-нибудь передрягу. Я не должен был тебе это говорить, но проболтался. Ты же ведь меня не выдашь, правда? – Марк молчал. – Ладно, сделаем так. Не хочу упасть в его глазах… Сделаем вид, будто я ничего тебе не говорил. Будем в сговоре с тобой! Я вижу, ты хороший парень. Твой отец… То есть твой отчим, он просто не доверяет тебе. Но теперь я буду говорить ему о тебе всё только хорошее. Я прокололся – что тут сделаешь. Теперь мы оба заинтересованы, чтобы всё было хорошо. Пошли, сделаем вид, будто ты привёл меня домой в гости. Я думаю, таким образом ты покажешь себя с хорошей стороны.

После первого разговора Максим оставил впечатление простака: обычного спокойного гражданина. Потом Марк увидел в нём лидера: опасного, смелого, расчетливого человека, рядом с которым он мог бы быть максимум его правой рукой, но никак не наравне с ним. Сейчас Марк разглядел в нём горбатого сплетника и шестёрку.

– Чушь! Чёртовская чушь! – повышенным тоном выпалил Марк, что Максиму определённо не понравилось. – Так… хватит. Всё!

Максим замолк. Быстро ответить что-то вразумительное Марку у него не получилось: борьба с внутренним недовольством сыграла роль сбивающего фактора.

Он умолк, уставившись в Марка. А Марка не молчал:

– Что ж… если вы такие друзья с моим… отцом, то зайдешь в дом сам. Будем считать, что я тебя ни разу не видел.

«Это нехороший план», – направив указательный палец вверх, хотел сказать Максим, но был тут же перебит:

– Это отличный план!

Максим нелегко задышал, будто в груди его загорелось жгучее пламя мести за нанесённую обиду. Он не двигался с места. Марк прошёл вперёд, остановился, и, развернувшись в пол-оборота, продолжил говорить с Максимом, который опустил руки и злобно осунулся.

– Сделаем Василию Ивановичу так называемый сюрприз. Короче, ты за мной следил, я был хорошим мальчиком, и я тебя не знаю! – и направился в сторону своего дома.

Было бы логично пройти мимо дома, дождаться, пока бродяга отстанет, и только потом вернуться – на всякий случай, чтобы он не знал дом Марка, – но хмурый взгляд буквально околдовал. Страх заковал сердце, из-за чего Марк хотел быстрее вернуться домой и запереться там как следует. Ему было не по себе, хотя он всеми силами старался выглядеть смелым и наглым.

Превосходство Максима было свалено вниз. Чувство долга и ответственности перед ним тоже. Опаска, что он может выдать всё что угодно, в том числе достать из кармана нож и всунуть в пах – осталось. Его злорадный вид показывал это. Его не то что приводить в дом, находится с ним рядом было тревожно.

Дом был близко. Марк взлетел по ступенькам крыльца, ступил за порог дома и сразу же закрыл за собой дверь. Разуваться не торопился. Посмотрел в тонкую щель между шторой окна и стеной, в которой заметить его было практически невозможно, но Максим всё же заметил. Он стоял сгорбленно в пол-оборота, с приспущенной головой и нахмуренными бровями смотрел именно в эту область, будто знал, что Марк посмотрит именно через это место.

Ночь. Яркий фонарный свет очертил силуэт сгорбленного низкорослого бездомного с ящиком на спине на абсолютно безлюдной улице.

Марк видел, как Максим злобно смотрит на него.

– Брат! – прыгает на спину сестра. – Ты где был?

– Да я вот… задержался.

Дрогнув от внезапного налёта сестры, почти улыбчиво отвечает Марк. Снова смотрит через ту же самую щель в сторону Максима, который до этого стоял неподвижно, будто застыл от холода и превратился в ледяную статую, но там его уже нет.

– Что за чёрт, – хрипло произнёс Марк.

Открыл дверь, вышел на улицу и посмотрел по сторонам. Бродяги Максима нигде нет.

– Что случилось? – обеспокоенно спросила сестра Мелисса.

– Да ничего… Всё нормально, – и зашёл обратно в дом, закрыв за собой дверь.

Появляется Василий Иванович. Надет в любимый коричневый джемпер и чёрные брюки, но всё равно был не как обычно: без своей милой улыбочки, и на это были причины.

– Где ты был? – поинтересовался внезапно появившийся отец, Василий Иванович. – И почему звонили с твоей работы? – Марк с ответом не торопился. – Ты опять не пришёл вовремя?

– Да нет, все отлично. Были кое-какие вопросы, но уже разобрались, – идя в комнату, соврал Марк отцу.

– Чуть не забыл, – на полпути в комнату остановился Марк: – Ты не помнишь своего друга? – Марк жестикулировал, будто пытался вспомнить, – Максимом его звали.

Василий Иванович свёл брови и сжал губы в тонкую линию. Марк добавил:

– За жизнь ты, наверное, многих Максимов повидал, но я никак не могу вспомнить его фамилию…

– Хоть и склероз у меня пока ещё не наблюдался, – прервал отец приёмного сына, – но, как ни странно, ни друзей, ни знакомых по имени Максим я не припомню.

– Вспомнил! Гольгомерзов его фамилия.

– Что это за фамилия такая странная? Нет. Точно не знаю. Я бы запомнил.

– Отлично! – обрадовался Марк.

– А что случилось?

– Ничего. Я искренне надеюсь, что таких друзей у тебя и не будет.

Повесив куртку на крючок, Марк удалился к себе в комнату. С задумчивым видом Василий Иванович на четверть минутки задержался на месте.

До начала следующего года оставалось два часа и тридцать минут. Брата Павла ещё не было. Мелисса, отказавшись от отцовской помощи, одна доделывала последнее блюдо на кухне. Василий Иванович, как обычно, под новый год смотрел по телевизору праздничный концерт Голубого огонька. Марк, запершись в комнате, валялся на кровати и смотрел в окно. На улице была вьюга. Представлял, где бы он сейчас был, если бы не странный прохожий, который вызволил его из камеры. Вспоминал, как не так давно он мечтал встретить новый год дома в семье, и чтобы на улице была как раз такая вот погода. И вот… Бинго! Всё случилось так, как и хотел, и это благодаря Максиму. «Интересно, где он сейчас?» – подумал Марк, и на этот вопрос ответил стук в дверь дома. Василий Иванович тут же встал с кресла и поторопился открыть. И кого же он там увидел? Максима! Руки Максима дрожали, глаза были мокрые, а улыбка… Максим натянул улыбку, да так, чтобы было видно Василию Ивановичу, что Максиму её естественно изобразить не выходит. Это наводило жалость на старого вдовца.

– Простите… а Вы кто будете? – спокойно поинтересовался Василий Иванович.

Максим передал листок бумаги Василию Ивановичу и прослезился ещё больше, тем самым давая понять, будто он еле сдерживает себя, чтобы не разрыдаться на всю округу.

– Простите, пожалуйста, Василий Иванович. Этот проклятый холод лишил меня последних капель стыда и позора. Когда холодно, пойти можно на многое, – шмыгая носом, изрёк бродяга Максим и уронил на пол груз с плеч, кренивший его спину.

Василий Иванович пригласил путника зайти, и, закрыв за ним дверь, стал читать записку. Максим, стоя возле него, вытягивал шею вперёд и рассматривал вкусные блюда на столе. На листке бумаги Василий Иванович увидел свой домашний адрес. Читая дальше, понял, что это было приглашение на Новый год с пометкой от Марка, и его каллиграфической подписью в конце, которую подделать практически невозможно. Отец знает эту редкую роспись, которую он когда-то давно показывал своим друзьям на работе. Почерк у Марка, как говорят, от Бога, и на него как раз таки и купился Василий Иванович.

– А чего ж вы такого постыдного сделали, из-за чего решили, что потеряли совесть?

– Прийти сюда, – мило ответил Максим.

– Пока что ничего постыдного в этом не вижу.

Василий Иванович помог Максиму раздеться и убрал с порога его рюкзак. Мельком заметил ящик внутри рюкзака. Он показался ему очень древним саквояжем, и оставить без внимания такую вещь Василия Ивановича заставила только воспитанность.

– Никак не мог решиться принять приглашение Марка. Я понимаю, что вторгаться в вашу семью – это неправильно: новый год нужно встречать исключительно в кругу семьи… в кругу любимых. Сначала я отказался от его предложения, но тот факт, что я буду встречать эту ночь в полном одиночестве, терзал меня так сильно, что я не смог себе отказать в возможности прийти сюда, заявиться к вам в качестве гостя.

– Ну… Поскольку вас приглашал Марк, значит… вы уже заявлены.

Короткая история Максима о том, что ему придётся в новогоднюю ночь сидеть одному, Василию Ивановичу не понравилась, и он был искренне рад, что его сын пригласил этого одинокого человека в гости.

Василий Иванович разбирается в людях, и ему показалось, что от Максима веет добротой.

– Мы должны были встретиться с Марком возле цирка, но его всё не было и не было. Я три часа простоял на ужасном морозе. Я себе, наверное, что-то отморозил. Чувствую, как моё здоровье ухудшилось, – и покашлял. – Надеюсь, моя жизнь сегодня сильно не сократилась.