Трезубец

Так поступать не хорошо – конечно. Это жестоко – естественно. Это есть МЕСТЬ – о, да!

Марк действовал решительно и жестоко. Собрал все его книги, и, спустился вниз, желая не просто выкинуть их в окно, а окончательно расправится с ними. Бросил их на пол возле камина, присел, и, после, брал по одной книге в руки, быстро пролистывал, рвал, а потом швырял её части в огонь. Избавлялся от вещей Максима в прямом смысле этого слова. Пламя в камине поднималось, в комнате стало светлей. Красное пекло поглощало напечатанные и написанные рукой на старых листах слова, превращая их в пепел. Марк стал бросать и целые книги, наблюдая, как в огне исчезает нарисованный писателя портрет. Огонь всё поглотит без остатка, и даже старый крепкий переплёт. Затем Марк встаёт, и возвращается в комнату. Медленно заходит, уже совсем не так решительно как за книгами, ибо знает, что приступить теперь придётся к нему – гробу. Гроб посреди комнаты, закрытый. Марк не спеша откидывает крышку, и смотрит вниз, уже на полупустой гроб, в котором одиноко лежит он – трезубец. Стальной, по внешнему виду кажется что тяжёлый. Наверное, так и есть. Марка не масса пугает, а что-то другое. Приближаясь к нему, сердце в груди начинает колотиться сильнее. Оно страшится от того факта, что руки приближаются к нему – трезубцу. Как-то странно и непонятно, почему это происходит вдруг. Трезубец здесь, лежит в гробу, и цвет его ни чёрный и не серый, а какой-то другой, тёмный. В глазах всё посерело, наверное, тоже от страха. История трезубца должна быть необычна, раз уж Максим таскает его за собой. И, наверное, это одна из причин, почему Марк даже перед покойником в гробу так не трусил, как перед этим загадочным предметом. «Хотя… что за бред» – подумал Марк, и приступил он к ящику, но тут… до жути странные чувства поражают его плоть. В теле разгорелось пламя, сердце стало стучать всё громче и громче с каждым новым шагом. Приблизившись к нему ещё немного ближе, Марк стал ощущать напряжения в мышцах, сильное давление в голове. Пришлось отступить. От греха подальше, не рискуя получить инсульт или инфаркт, Марк сделал шаг назад, всё также пристально смотря на него, как на какое-то неизвестное сверхъестественное чудо.

Крики… Девичьи и женские крики доносились откуда-то от пола. Марк стал прислушиваться, и ему стало казаться, что исходят они от этого могущественного трезубца. Испугавшись, выбежал из комнаты вон спиной вперёд. Остановился, огляделся – вокруг темно, и как в зарытом гробу тихо. «Откуда исходят эти звуки, неужто от него?» – подумал Марк, и посмотрел вперёд, в свою комнату, где на полу лежал гроб. Пошатнулась дверь и стала плавно закрываться. Марк подскочил, взял за ручку, открыл, и медленно зашёл обратно. Он здесь один. За дверями тоже никого. Где-то там внизу Мелисса, но её не слышно, значится спит. Телевизор нигде не работает. Марк подошёл к гробу поближе, пока не увидел в нём его. Вроде бы это обычный, неодушевлённый предмет, но так много отрицательной энергии исходило от него, как от живого зла. Марк подошёл поближе, и тут опять нахлынули какие-то странные чувства. Что-то подсказывало, что этой вещью кого-то убивали, и ещё убьют не раз. Может Максим псих и маньяк, убивающий своих жертв исключительно вот этим предметом? В голове витает много версий, и все они почему-то вьются с чьей-то погибелью. Марк всем сердцем чует, что всё-таки Максим его не из музея украл.

Марк подошёл ещё ближе, потянулся к трезубцу рукой, и опять стал слышать эти крики.

Неужто это крики умерших людей? Или же это душа Марка страшится того, что он сейчас хочет сделать? Но почему?! Что здесь такого?!

Это напомнила Марку один давний момент, когда ему в детстве говорили:

– Не трогай, горячо! – восклицала какая-то там баба, что он уже и не помнит, когда маленький ребёнок Марк решил потрогать горячий утюг. Но, чёрт возьми, почему-то хотелось это сделать, и пока не потрогал, не понял, что это действительно больно. Что-то подобное было и сейчас: что-то внутри ему говорило отойти, не трогать, но Марк подошёл поближе и потянулся к трезубцу рукой. «Может на нём остались отпечатки убийцы, и может даже не одного?» – думал Марк, но всё равно не остановился. Уже лишь только сантиметр разделял его пальцы и ледяную, как лёд, сталь. Трезубец холодный, и это странно, ведь дома он находится уже довольно-таки давно, но и этот необъяснимый факт не остановил Марка. Он раскручивает проволочки, которые держат трезубец, и прикасается к нему. Затем берёт его в руки и медленно-медленно отрывает от днища гроба.

Трезубец в руках. Марк выпрямляется, на миг замирает, затем легко вздыхает. Трезубец холодный, по весу довольно-таки тяжелый.

Непонятно откуда, невидимым духом в глотку проникает какой-то волшебный газ, толи такой свежий и холодный воздух. Марк почувствовал это в лёгких и сердце, заработавшим после этого как-то чересчур легко. Мышцы заломило, в костях закололо, потом резко всё отпустило. Нахлынули необузданные чувства: всё как-то стало серо и безвкусно. Страха нет. Со щёк пропал красный румянец. Становилось на душе легко-легко. Ничего не беспокоит. Лёгкая усталость, колики в пятке не отпускавшие со вчерашнего утра, пожизненные ноющие боли в спине – всё вмиг пропало. Марк дышать стал так ровно и легко, что с виду посмотришь и подумаешь, что он и не дышит вовсе. «Откуда это всё здоровье, неужели от него?» – подумал про себя и посмотрел на него. Внезапно, над домом, откуда не возьмись, появилась чёрная, огромная на всё небо туча. Во дворе разразилась метель. Марк, стоя в комнате и держа трезубец в руках, чувствовал, как тысячи невидимых мурашек забегали у него под кожей. Нужно было бросить трезубец на пол, но он не бросил – не хотел. На это мгновение, Марк напрочь перестал думать. Распахнулись идущие во двор окна, и внутрь комнаты зашла метель. Ещё немного и она подняла бы его с ковра, или Марк УЖЕ висел в воздухе очень близко от потолка?! – он не понимал. Мозг думать ему в работе отказал. «Что здесь происходит, что со мной такое?» – такие вопросы, как ни странно, он себе уже не задавал.

А Максим, где был он, и что на тот момент было с ним? – ответ на этот вопрос скрывался в том самом грязном баре, где его не так давно бросил Марк. Попивая алкоголь и развлекая девушек, Максим совсем забыл о Марке, и о ТОМ САМОМ, что всю жизнь таскал за собой и остерегал как зеницу ока. Оставил ЭТО дома без присмотра, и совсем об этом позабыл! В компании двух очаровательных девиц, которые не ладили между собой – конкурируя за внимание Максима, – он злорадно улыбался и тихонечко хохотал, позабыв обо всём на свете: в каком городе, стране, как попал сюда и каков его удел. Но тут он вспомнил, как раз в тот момент, когда его настигли адские внутренние боли.

– Эй, с тобой всё в порядке? – спросила губастая блондинка.

– Максим, что с тобой? – с тревогой в голосе, после блондинки, спросила грудастая брюнетка.

На лбу Максима, под кожей, точно корни старого дуба, стали расти четыре большие вены. Затем его настигли боли во всём теле. Максим залился красным цветом, сжал в руке бокал и лопнул его. Бармен перепугался, ведь это он наливал ему сегодня алкоголь, и если Максиму не хорошо, то виновен будет исключительно он, а некто другой, поэтому, звонить в скорую помощь не торопился. Максим склонился, точно сейчас вырвет, и начал громко кричать. После этого, бармен ещё больше перепугался и побежал за аптечкой.

– Вызовите скорую! – прокричала брюнетка.

Дима проснулся:

– Что за херня здесь происходит? – спросил он спросонья, еле отрывая тело от барной стойки, так как был пьяный и мало чего соображал. Потёр глаза, попытался разглядеть, что творится здесь перед ним и барной стойкой, и увидел, как от его друга Максима разбегаются в стороны дамы. С Максимом что-то дикое стало происходить! Тут та Дмитрий и протрезвел, пускай и не полностью. Бармен в сухом стоке долго копошится, но когда вернулся, помочь Максиму уже не торопился. В состоянии безысходности он смотрел на Максима и не знал, как поступить дальше. Такой белой горячки, бармен ещё никогда не видел. Лицо Максима стало красное, руки дрожали, а одежда на нём, судя по его движениям, очень сильно ему мешала. Максим стучал и прыгал, пытаясь сдержать свою боль. Потом размахнулся всем телом, и сквозь окно выпрыгнул на улицу вон, разбивая стекло и вырывая целиком оконные металлические решётки.

В баре воцарилось абсолютное безмолвие. До этого никто ничего умного не был в состоянии сказать, но говорили практически все. Сейчас, после увиденного, никто не обмолвился даже словечком. Люди, хоть и пьяные, были напуганы.

Люди, которые были в баре, а вместе с ними и бармен, потянулись ближе к окну, дабы посмотреть, что дальше стало с Максимом. Толи оборотня, толи волка, изображал на улице он. Потом вроде как угомонился, сел на колени, сгорбился, опустил голову и руки. Но нет, опять что-то его взяло, от чего стал громко рычать (не кричать), разрывая на теле рубаху, а потом и всю остальную одежду. Толи мутация, толи проклятие, взяло на себя его плоть. Его судорожные движения говорили о боли в суставах и костях. Максим снова рычал, вставал на ноги, замирал, потом мёртво падал и бил кулаком в асфальт. Его валяло по асфальту, энергично бросало из стороны в сторону, словно невидимый дух взял его тело в руки и месил. Никто из свидетелей не комментировал происходящее сумасшествие: это зрелище отняло дар речи у всех. Они стояли в заведении и смотрели на улицу, через окно, как в метрах семнадцати от них происходило это.

Что с этим парнем? Кто он такой? – эти вопросы зададут они себе позже, а пока, ошеломлённый народ, не понимая, что здесь происходит, стоит смирно и просто смотрит. Максим рвал на теле одежду, и в итоге, не оставил на себе не одной одёжки. Чтобы облегчить боль, он свернулся в калачик, а потом, стал погружаться в какой-то тёмный, кучерявый мешок. Это его кожа покрывалась чёрной дрянью. Когда боль усилилась – он вскочил, подпрыгнул как от укола, выпрямился, поднял голову, и уставился взглядом в небеса. Тогда все увидели, что тот мешок, то есть та кучерявая дрянь – это ничто иное как волосы, и такого огромного количества на одном человеке, ещё не видел никто.

Это был уже не Максим, а какое-то волосатое существо. Его кожа потемнела от преобразования в некое животное, которым, в полной мере, он так и не стал. Преобразование остановилось. Человек, которым когда-то назывался Максим, наконец-то замер, стоя спиной к разбитому окну. Чтобы это ни было – перевоплощающая в животное мутация или раздирающее на части нутро заболевание, – оно его отпустило. Его тело было избавлено от мучений.

Люди в заведении замерли. Он тоже. Никто не двигался. Они не отрывисто смотрели в его волосатую спину, пока он резко не обернулся.

Это было хоть и на расстоянии, но эффект был такой, будто он стоял в полуметре от каждого смотрящего на него человека: каждый дёрнулся или наклонился в страхе назад. Некоторые даже от неожиданности шагнули назад. Лицо Макса было потемневшее, как и вся кожа на теле, и немного в волосах. Дикий взгляд, наточенный адской болью, подчеркнул это немного изменившееся лицо.

Макс увидел всех тех, кто пару минут назад беззаботно веселился в этом баре. Теперь, на их лицах читался страх.

Напугав своим резким поворотом и чудовищным взглядом, он тут же резко рванул в сторону первого попавшегося тёмного закоулка.

Новогодняя ночь полна чудес, но не всегда эти чудеса могут быть прекрасны. Одно из них бежало по пустым тёмным переулкам города, и если бы кто-то встретил его там, то мог бы на месте скончаться от страха.

Макс. Вроде бы всё тот же человек, но не человек: волосатое, костлявое существо. Бежал как ошпаренный, и это не значит, что ему было холодно. Грядущие перемены в его жизни наконец-то сбылись, и он знает, что есть тому причина.

– Как я мог?! – ругался сам на себя Макс. – Как я посмел оставить?!!! Как я…

И тут он забыл, что хотел сказать. Сбавил шаг, потом остановился, округлил глаза, и текучим голосом пролил:

– Я забыл… Я, забыл!

Макс подумал о том, что он впервые забыл о трезубце, и сделал вывод, что это всё не просто так.

Опустил глаза и посмотрел на свои кашлатые руки, потом на отражение себя в стекле припаркованной машины. Его лицо стало тёмное. Вся кожа на теле потемнела. Немного постоял, подумал, а потом направился в ту же сторону куда и шёл. Сначала он быстро шёл, потом бежал, затем так быстро переставлял по дороге ноги, что нельзя было сказать, что это двигается человек. Скорость его волосатых лап могла бы зажечь и асфальт, но не зажгла – Макс стал терять невесомость. Его ноги уже двигались по воздуху, руками он нащупывал себе путь, и, разгребая в стороны воздух, летел над крышами как птица, прямо в сторону хмурых туч. Летел на крышу одного единственного знакомого в районе дома, над которым, странным образом собрались чёрные облака, и только один Макс знает, что это всё не просто так.

Прилетев туда, Макс приземлился на заднем дворе. В доме темно, и никого там не слышно. Медлить не стал и поторопился внутрь. Через дверь зайти не захотел, и поэтому вломился в дом через окно. Попал в комнату к Василию Ивановичу. Рядом шкаф, на полках рубашки: льняные, шёлковые.

– Бинго! То, что надо, – тихо, чтобы никого не потревожить, на радостях проговорил Макс и стал рыться в вещах.

Подбирая размер, услышал, как в гостиной кто-то прошёл. Пламя в камине почти догорело, и когда около него прошла тень, то оно окончательно погасло. В гостиной настала темнота. Зачем бродить по дому не включая свет, и так тихо? Хозяева в этом доме так не ходят. Этот кто-то, наверняка заподозрил вора в комнате Василия Ивановича.

Этот кто-то, кто так тихо проплыл по гостиной комнате, был Марк. Проникнуть в дом, никого не уведомить, и пойти шуршать в своих хоромах – это было не в духе отца, и подумать Марк мог лишь только о воре. Тихо подкрался он к комнате отца, дабы заставить вора врасплох, а потом резко открывает нараспашку дверь и видит: непроглядная темнота и чьи-то горящие в ней глаза. Раздался гром, блеснула серебряным светом молния. Марк увидел Макса силуэт и успел немного разглядеть его обросшее волосами лицо.

– Спокойно! Это я…

– Я спокоен, – флегматично ответил Марк, на тревогу Макса, – что с тобой?

– Я в порядке.

– А с лицом?

Марк потянулся к включателю света, зная, где он может быть, а когда включил свет, то увидел его – Макса, заправляющего в брюки клетчатую рубашку отца.

– Ты трогал его?

– Кого? – спрашивает Марк.

– Ты знаешь сам – ту самую вещицу!

– Я начинаю понимать, что она была у тебя не просто так.

– Ничего просто так не бывает, понимаешь?

– Понимаю.

Послышались тяжёлые вздохи, затем стоны.

– Это что такое? – затревожился Марк, а Макс, завораживающе смотря в пол, будто в нём видит телеэкран, ответил:

– То, что не может быть просто так.

– А вот теперь я не совсем понимаю.

– Ты много чего ещё пока не понимаешь, но скоро… всё сам поймёшь.

Стоны увенчались голосом:

– Марк… Марк, – это была Мелисса, и по непонятным обстоятельствам она задыхалась. Марк быстро ринулся к ней. Макс, не спеша последовал за ним.

– Что случилось? – со словами ринулся к сестре брат.

Он нашёл её возле лестницы наверх. Мелисса, оперившись на перила, идти дальше не могла. По её внешнему виду было ясно – она не здорова: бледный цвет лица, мокрый лоб, нелёгкое дыхание.

– Да так…

– Что, так?! – с тревогой спросил брат, на что сестра ответить не торопилась: толи выговорить не могла, толи не знала что сказать. – Что, так?!! – ещё с большей тревогой пытает у неё ответ брат.

– Не знаю. Похоже, приболела. Дай присесть.

Марк помог ей сесть на ступенях лестницы.

– Макс, звони в скорую! – приказал Марк, но Макс, почему-то не торопился. – Макс! – рассержено крикнул Марк, а Макс, расстроено и безнадёжно ответил:

– Не надо.

– Что не надо?! Ты что сбрендил?!

От Макса толку совсем нет. Марк сам побежал к телефону. Поднял трубку – гудка нет. До сих пор не работает, значиться повреждена линия. До завтрашнего утра телефонную линию не восстановят.

Обернулся. Мелисса встала и собиралась идти в сторону кухни. Марк приказал ей:

– Мелисса, пожалуйста, сядь!

– Да нет, братец… вроде всё нормально, – неуверенно сказала она.

Мелисса сказала «братец». Прежде она так его не называла. Марк склонился к её ногам, присел на колени, взял в ладошки её крохотные ручки.

– Всё хорошо, мне уже лучше, – нежненьким, мышиным голосом произнесла она. – Принеси воды и мне станет лучше.

– Да… Сейчас! – сказал сестре брат, и быстренько побежал на кухню. Макс, тем часом, возобновив в камине огонь, уселся в кресло и протянул ноги вперёд, ближе к жару.

Мелисса выпила водицы, и вроде как ей стало лучше. Добродушно заулыбалась и тихо-мило сказала:

– Всё хорошо… – фраза, которую обычно говорят когда всё плохо. Марк подбежал до Макса, взял его за воротник и оторвал от кресла.

– Что происходит? Ты всё знаешь!

– Что знаю? – переспрашивает Макс.

– Ты сказал, что всё не просто так!

– Ну да. Мелисса позвала тебя, и этот клич был не просто так.

– Нет. Нет! Ты что-то знаешь. Скажи мне, что происходит?

Мелисса пьёт водичку. Ей худо и ей неинтересно, чего там возле камина Макс с Марком шумят. Марк боится и его сердцу сейчас тяжело. Он подбегает к стенке, снимает с него распятие. С крестом, на котором Иисус Христос, Марк подбегает к Мелиссе.

– Марк, ты меня пугаешь, – говорит Мелисса Марку, когда он передаёт распятье ей в руки. – Что ты делаешь? – встревожилась она.

– Неважно, ты всё равно не поймешь.

«Что не пойму?» – хотела спросить Мелисса, но Марк ей не дал на это времени.

– Надевайся и беги к Павлу в церковь, – говорил Мелиссе Марк. – Хотя нет. Держи распятье, не отпускай. Я сейчас вернусь, и мы вместе пойдём к Павлу.

Максу было всё равно, что там у них происходит, и это было видно по его поведению. Пока они там что-то говорили, он подбирал несгоревшие остатки одной старой книги. Его глаза в этот момент были как у солдата на войне, поднимающего с земли мёртвое тело товарища. Долго, с жалостью и скорбью смотрел Макс на остатки книги, а потом отпускал их в огонь. После поднялся, тяжело вздохнул, и уселся обратно в кресло. Марк, в тот момент, второпях подошёл к дверям.

– Куда ты? – спросил Макс.

– К соседям. Хотя… кому я это говорю… – сказал впопыхах Марк, кое-как натягивая обувь.

– От смерти не уйдёшь, – сказал негромко Макс ветру, зашедшему в дом из-за незакрытой Марком двери.

Марк выбежал на улицу. Быстрым шагом двинулся к соседям. Ненароком посмотрел на луну. Хотел бежать дальше, но на дороге, сразу за забором – остановился. Дом, где должен был гулять отец, совсем недалеко. Марк стоит, смотрит на дом, но к нему не идёт. Медленно повернулся, поднял глаза вверх, увидел тучи и выглядывавшую из-за них луну. Чёрные облака поглотили последний проблеск серебряного света. Луна – её не видно, её на небе больше нет, как и снега, и ветра тоже. Мороз и тот куда-то отступил. Марк повернулся обратно лицом к дому соседей, но сделал лишь только шаг. Остановился, опять посмотрел вверх, в те же самые облака, и увидел, как они расступились. Луна – она ли сама разгребла в стороны злые тучи, или то, что сейчас было на ней. А на ней большая неровная точка. Минуют секунды, чёрная точка растёт и превращается в чёрную-чёрную кляксу. Чем больше Марк смотрел на это лунное пятно, тем больше оно становилось. Ещё пол минутки, и он понял, что на самом деле это что-то спускается к нему на встречу по серебряной дорожке лунного света. Когда это самое, движущееся от самой луны, было от дороги – на которой он стоял – совсем близко, Марку стало отчётливо видно прямолинейно скачущего ему навстречу чёрного коня.

Чёрная клякса с луны почти уже на землю спустилась. Когда она была уже очень близко, то стало видно, что это на самом деле чёрный как нефть конь. Спустя ещё пару тройку секунд, Марк разобрал, что чёрного коня оседлал наездник! Весь чёрный-чёрный, как и сам конь, был наездник на нём, и держал он что-то в своих руках, скрытых под большими, длинными рукавами. Марк увидел блеск острия и устрашился, ведь это была у него самая обыкновенная, настоящая коса. Облачён всадник в длинную бесформенную одежду. Большой, чернильный капюшон свисал над его невидимым лицом; там была лишь тьма. Чёрный конь с чёрным наездником спускался с небес как птица – это было волшебство наводящее ужас, уже зная, что это за всадник, кто он такой и что ему здесь надо.