скачать книгу бесплатно
– Да уж… Но что за предмет, ты не знаешь?
– Нет, не знаю. Вообще, Дарья Алексеевна хотела, чтобы я завтра пришел в школу.
– Зачем?
– Просит помочь починить сцену, ликвидировать яму, проверить все покрытие на прочность…
– Ты типа рабочий? – рассмеялся я.
– Только типа, – поддержал Костя. – Но многие преподы уже свалили, и не факт, что завтра они появятся. Так что на всякий пожарный она просит меня прийти.
– Забавно.
– Очень. Но Щепкина мне сказала, что там есть какая-то неурядица с предметом – мол, его не открыть… – заявил Костя.
– Как не открыть?
– А вот так и не открыть. Представь себе, что какой-то дебил не только спрятал эту вещь, так еще и решил закрыть ее – наверно, на случай форс-мажора. Вот он и случился – форс-мажор. Предмет найден, да ничего с ним не сделаешь!
– Но при чем тут ты? Неужто Щепкина надеется, что ты знаешь, как открыть этот ларчик?
– Это я и не понимаю, – признался Костя. – Может, я ей нужен вовсе не для этого? Может, у нее есть какие соображения?.. – обратился он ко мне.
– Ну, понять ты сможешь, только когда придешь, – ответил я. – Однако нет ли опасений, что предмет может быть нехорошим? Ведь там, черт возьми, все что угодно может быть!
– Ну, вряд ли так… Это уж слишком. Да и кому это может быть нужно?
– Каким-нибудь шпионам, предателям. Да много кому.
– Но это же надо умудриться – заложить предмет под сцену! А до этого – проникнуть внутрь!.. Все слишком сложно – вряд ли кто-то пойдет на такое.
– Но кто-то уже пошел, – заметил я.
– Да, – признал Костя, – но не думаю, что в таком масштабе.
– Ладно, – согласился я. – Тогда, вероятнее всего, это просто чьи-то шутки. Просто при сооружении сцены кто-то что-то оставил.
– Возможно…
– Кстати, если предмет никак не открыть, то нельзя ли его сломать? – предположил я.
– Я думал об этом, – ответил Костя. – Но я даже не видел его, и без понятия, о чем идет речь. Так что завтра придется-таки прийти в школу, чтобы все выяснить.
– Логично.
– Ты со мной? – спросил Костя так, будто уже знал мой ответ.
– Разумеется, – моментально ответил я, понимая, что ответить как-то иначе я не мог, так как во мне уже кипело страстное желание все узнать.
– Вот и отлично. Думаю, что больше никого пока звать не будем, – шепотом сказал мне Костя, заметив, что Кирилл, Павел и Леня еще никуда не ушли, а сидят рядом, но разговаривают о своем. – Щепкина вообще просила меня привести еще кого-то… Так что спасибо.
Я улыбнулся, потому что сама интрига этой ситуации была мне благодарностью.
– Думаю, пока не будем особо распространяться, – заметил Костя, поглазев еще раз на Кирилла, Павла и Леню.
– Поддерживаю, – ответил я. – Но все же интересно, что это за предмет?..
– Потерпи немного, Коля, – завтра мы и узнаем.
Да, легко ему говорить! Сам заинтриговал меня этой странной историей, а теперь вспомнил о терпении. Да разве возможно тут сохранять спокойствие и терпение? – уж едва ли!.. Может, действительно, не будь этого предмета – все было бы куда спокойнее. Однако все и так очень интересно: происшествие на сцене и проблемы с покрытием, – с чего бы это? Ведь прав Костя: столько лет выступали – и ни единого казуса. И вдруг – случилось! Может, как раз из-за срока давности?..
Яма… Ну, ясно, что яма. Только странно, что именно яма образовалась, и при том в одном месте. Ведь если везде твердое покрытие, то откуда же яме взяться? Должно же быть все заделано! Не может быть никакого вакуума под покрытием – иначе, получается, все вообще на соплях держится?! Но это вообще решительно невозможно! Тогда просто бред какой-то выходит!..
А еще предмет. Какой-то странный, неизвестный, таинственный и совершенно несуразный предмет!.. Да еще закрытый! И в яме! Уж он-то как мог там появиться? Что это, блин, за мистика такая? Ведь невозможно! Хотя… Уж не связано ли это все – появление предмета и появление ямы? Да еще проблемы с покрытием! Вот это интересно…
Но кто? Кто мог придумать такое: создать под сценой яму, заложить в нее предмет и заделать все обратно? На это же только форменный психопат способен! Да и тот бы не стал… Надо разбираться.
Так думал я пару минут – до того момента, как Костя, пребывавший эти же две минуты в молчании, не совершил крайне резкий жест, означавший, что он что-то вспомнил, и не воскликнул:
– Фотография!
Этот выкрик был таким неожиданным и экспрессивным, что даже Кирилл, Павел и Леня сделали трехсекундную паузу в своем разговоре, переглянулись, посмотрели на меня, на Костю и только потом продолжили свое общение. А я вздрогнул и, одержимый каким-то странным чувством, спросил:
– Какая еще фотография?
– Я вспомнил! – произнес Костя с крайним воодушевлением. – Щепкина сказала мне о том, что в той же яме, совсем недалеко от предмета, была найдена какая-то фотография. Они случайно ее обнаружили – так же, как и предмет.
Тут уже впору было кричать мне. Мне вообще казалось, что сейчас это сделает за меня то чувство интриги, которое находилось пока еще внутри меня, но уже давно рвалось наружу. Наверно, выражение моего лица в сей момент было таким необычным, что Костя, завидев его, даже решил помахать перед ним рукой.
– С тобой все в порядке? – спросил он.
– Нет-нет… то есть да… Со мной все норм. Просто ты так сказал…
– Как так? – не понял Костя.
– Не важно. Знаешь, пойдем пройдемся, – вдруг предложил я. – Мне что-то надоело тут сидеть, и игра так себе… По пути обсудим кое-что.
– Ок, пойдем. Я сам насиделся… Да и плевать на этих дагов.
Мы попрощались с Кириллом, Павлом и Леней, которые, очевидно, все же решили понаблюдать за игрой дагестанцев, и пошли к выходу со стадиона.
Что ж, я решил именно в ходе этой прогулки рассказать Косте о моей находке в химической лаборантской. Я так подумал, что, наверно, лучше всего будет поделиться этой информацией сначала только с одним человеком, и, разумеется, с Костей, дабы не превращать загодя это дело в массовую детективную операцию. К тому же нам с Тагановым предстояло завтра явиться в школу, и я ни на йоту не сомневался в том, что там мы узнаем еще больше чего-то нового и неожиданного. Не знаю, что еще сулит нам наш приход, но я надеялся уже завтра найти ответы хотя бы на некоторые мучившие меня вопросы, чтобы хоть слегка выпутаться из этого коварного лабиринта подозрительных фактов, мыслей и неурядиц.
Но сейчас мне нужно было рассказать Косте о том, что случилось первого ноября, причем рассказать так, чтобы он понял всю загадочность моей находки и попытался уловить связь ее с сегодняшним происшествием. В принципе, у меня получилось это сделать, а закончил я так:
– …единственное, что может служить ключом, – это те пять букв, вероятно, из чьей-то фамилии: «…ецкий». Больше ничего.
– Да! – живо воскликнул Костя с явными интересом, удивлением и радостью. – Вот это мне уже нравится! Значит, ты сказал, что нашел эту фотку в лаборантской?
– Именно так.
– Ни фига себе… И никого не было?
– Абсолютно никого.
– Блистательно! – крикнул Костя. – Но ты же понимаешь важность своей находки, Коля?
– Тут нельзя не понимать. Когда речь идет о Бандзарте…
– О да! Бандзарт – это всегда важно! – заявил Костя. – Теперь вопрос: кто именно запечатлен на фотографии твоей и фотографии из ямы?
– Там какой-то мужик…
– Слушай, а ты можешь показать мне свою фотографию? – перебил вдруг Костя.
– Могу, только она у меня дома лежит.
– Отлично. Значит, идем к тебе домой. Ты не против?
– Конечно, нет. В моей квартире сейчас никого нет.
– Прекрасно. Это очень кстати, – заявил Костя, и мы с ним пошли в сторону дома №71 по Будапештской улице.
Было очень здорово, что он так быстро включился со мной в это дело. Очевидно, сущность Бандзарта его тоже всегда и всерьез интересовала, и, конечно, он так же, как и я, хорошо понимал важность любой вещи, могущей иметь к нему отношение. Вряд ли найденная в лаборантской фотография попала туда случайно – было очевидно, что ее кто-то туда подложил, а так как чаще Бандзарта там никто не бывает, ибо Феликс – единственный химик в нашей школе, то все это навевает на новые подозрения… Пока еще нельзя с полной уверенностью заявлять, что Бандзарт как-то причастен к найденной картонке, но вероятность того, что она принадлежит именно ему – пусть Читатель здесь со мной согласится, – достаточно велика.
Однако опять возникают вопросы: «Если вероятность велика, то зачем Бандзарт оставил это фото в лаборантской? Была ли какая-то специфическая цель? И кто еще, если не Бандзарт, может быть владельцем данной картинки?» До ответа на них, – и я это хорошо чувствовал, – было еще далеко, и я даже не надеялся на то, что смогу подобраться к ним уже завтра, в момент нашего с Костей прихода в школу. Ведь не буду же я при возможном большом скоплении учителей говорить о своей находке! Во-первых, на первом месте у всех будет происшествие в зале, и вряд ли кого-нибудь заинтересует мой рассказ, а во-вторых, существует риск, что, если я все и расскажу, то на меня сразу налетят с вопросами типа «А что я вообще делал один в химической лаборантской?» Но такие обратные подозрения мне уже совсем ни к чему, так что, видимо, лучше помолчать и дождаться более подходящего момента, а пока действовать с Компанией, в кругу друзей и соратников. Да, хорошо, что Костя теперь все знает!
Итак, мы с ним пришли к моему дому, затем зашли в парадную и поднялись пешком на седьмой этаж. Медлить я не стал и, зайдя в квартиру, сразу же побежал в комнату, к той полке, на которой лежала та самая наиважнейшая фотография. Уже через две секунды я выбежал в коридор, где стоял Костя, и передал ему то, что он так пожелал увидеть.
Таганов смотрел на фотографию около пятнадцати секунд, явно вглядываясь в изображение мужчины, на ней помещенного. Затем он перевернул картонку и на оборотной стороне так же, как и я вчера, обнаружил пять с трудом различимых букв.
– Что ж, вещь неплохая, – молвил Костя. – У тебя есть предположение, чья фамилия могла тут быть написана?
– Да хрен знает. В России живет, наверно, не одна тысяча человек с фамилией на «-ецкий», но у меня таких знакомых, увы, нет.
– Да, жаль. А само изображение тоже не знакомо?
– Нет, – с тем же сожалением ответил я.
– Фотография и впрямь неизвестная… – рассудил Костя, вертя ее в руках. – Но на паспортную она не похожа, хотя и черно-белая. Хм… Может, этот человек уже умер?
– Все возможно, – заметил я. – Только непонятно, почему фамилия наполовину стерта. Причем стерта так, что первые буквы вообще нереально разглядеть.
– Да, действительно, – согласился Костя, продолжавший внимательно рассматривать фотографию.
– Кстати, это удивительно. Фотка не выглядит старой, но почему тогда карандаш уже так стерся? Может, кто-то специально стер полфамилии? Лишней информации не хочет давать? – предположил я.
– Ты намекаешь на Бандзарта? – догадался Костя.
– Почему бы и нет? Скорее всего, это его фотография. Он чаще всех бывает в лаборантской.
– Допустим. Тогда кто это? «Друзья» его тогдашние вроде бы по-другому выглядели. Да и слегка уже староват этот тип… Лет этак пятьдесят на вид. Бородач, верующий, но глаза недобрые…
– Да, вот глаза его страшные!
– Но на маньяка он мало похож, даже с глазами. Скорее, какой-нибудь святой отец, – рассмеялся Костя. – Уж больно крест его велик.
– Кстати, неплохая мысль. И борода, и крест… Однако глаза пугают.
– Это да. Но я все не могу понять, почему фото черно-белое? Вроде новое, но…
– Может, специально?
– Типа «Еще меньше лишней информации»?.. – сказал Костя. – И все же: кто это?
– Ну, если не церковная особа, то, может, родственник Бандзарта?.. Отец, дядя, тесть…
– Тесть – нет. Я где-то слышал, что Бандзарт не женат. Да и на отца не похож – общих черт вообще мало.
– Ок. Пусть не родственник. Тогда… друг какой-нибудь? В частности, погибший друг… – предположил я.
– Вполне возможно. Хотя… может, это и не его фото, – оторвался от картинки Костя. – И вообще, нам надо обязательно увидеть вторую фотографию. Если совпадут или будут похожи, – значит, дело начнет проясняться.
– А если нет?
– Тогда, боюсь, все вконец спутается, – с ноткой неизбежного реализма в голосе сказал Костя.
– Ну да… – согласился я.
– Поэтому завтра, – подчеркнул Костя, – мы непременно пойдем в школу. Предлагаю встретиться в 10 утра у крыльца. Сойдет?
– Да, разумеется.
– Отлично. Фото пока держи у себя, но завтра непременно возьми его с собой. Только… будь осторожен. Лучше не размахивай им в школе или на улице, – посоветовал Костя, не сдержав смеха. – Его ни в коем случае нельзя потерять.
Это было главное и единственное наставление Кости. Как-то противиться ему было бессмысленно – я понимал, что основатель Компании, как никто другой, чувствует важность всего этого дела и говорит то, что и следует говорить в подобных ситуациях. Больше он ничего не стал советовать; мы вышли на улицу, и я немного проводил его. Затем мы простились до завтра, после чего я снова отправился домой.
Однако, зайдя опять в свою квартиру, я быстро понял, что делать мне там, в общем-то, нечего. Родители мои уехали на дачу, и, кажется, не на один день; по дому никаких дел у меня тоже не значилось, – и я почувствовал, как скука уже мчится в мою парадную. Но на часах еще только 15:00. Что же делать?
Тут в голове моей неожиданно мелькнула мысль: «К столу, может, сходить? Давно уже ни с кем не играл».
Идея оказалась недалека от реализации. Вскоре я нашел ракетку и мячи, на всякий случай отыскал еще сетку, потом сложил все это в рюкзак и выбежал из дома.
В общем, я давно уже был любителем настольного тенниса. Однажды, лет восемь назад, меня на этот спорт подсадил один знакомый, ныне, к сожалению, живущий уже не в Питере, – и с тех пор я все играю и играю… А летом этого года я посвятил своему любимому пинг-понгу особенно много дней, и так много, как в августе, я не играл еще ни в одном месяце своей жизни! Еще давно, лет в одиннадцать, я понял, что люблю настольный теннис беззаветно, но замечательно, что с возрастом эта игра не только не потеряла для меня в интересе, но даже и прибавила, – а иначе мог ли я в этом году играть порой по шесть часов в день?!.. Играть до темноты, до ухода последнего игрока?!.. Да, конечно, после такого досуга белые мячики так и начинают бесконечно зиять перед твоими глазами, а иногда даже не дают заснуть; и я даже не говорю о физической усталости, о выплеске всех сил к концу игры, – но разве может все это омрачить ту радость, которой ты заряжаешься, когда бегаешь вокруг стола в надежде отбить каждый мяч?.. И разве на следующий день еще приходят мысли об усталости?.. А ведь как прекрасно, что уже утром ты вспоминаешь о своем вечернем веселье так, что к шести или даже к пяти уже начинаешь хотеть вернуться к столу, – и ровно в это время, – хотя, может, и минутами позже, – возвращаешься, чтобы продолжить этот бесконечный теннисный марафон! Необыкновенно здорово в такие моменты осознавать, что тебе снова, равно как и всегда, хочется играть, и те вчерашние шесть часов для тебя – просто форменный пустяк, ибо ты все равно не наигрался! Да, может, тогда на ум и приходит чувство, что ты – еще мальчишка, потому что некие более важные, «взрослые» дела – не для тебя, и, может, ты и ловишь себя на мысли, что твои более умные друзья готовятся к экзаменам, читают книжки или углубленно занимаются каким-нибудь там сольфеджио в то время, как ты нарезаешь тысячные круги вокруг стола, – но и пусть! Пусть эти мысли и чувства приходят и уходят, потому что даже самым моим умным друзьям не дано понять, как я рад иногда чувствовать себя еще только мальчишкой! Какое это счастье!
Двор, где летом проходил наш теннисный праздник, находился не так уж и далеко от моего дома. Окольными путями надо было пройти всего лишь триста метров от моей парадной, чтобы увидеть стол. Около него обычно всегда собиралась целая армия любителей пинг-понга – правда, так было летом, а сейчас… Сейчас трудно было представить себе такой ажиотаж – на дворе уже ноябрь, погода несколько испортилась, у людей появились дела… Есть у меня, однако, надежда на то, что в каникулы здесь снова яблоку негде будет упасть, – но тем не менее, если летом у стола веселился и стар и млад, то сейчас, наверно, веселиться будут только школьники. А ведь как хотелось бы снова воссоздать нашу бесконечную «Колбасу»!.. Хотя, может, я слишком рано унываю?..
Но моим самым печальным опасениям, к сожалению, суждено было сбыться. Теперь, в этот осенний день, 2 ноября, когда я пришел в теннисный двор (с этого момента я так и буду впредь именовать его теннисным), мои глаза увидели абсолютно пустующий стол. Только какие-то мелкие лет десяти играли поблизости в салки, причем от них так и слышались выкрики:
