Разбойник Чуркин. Том 3. Возвращение

– Хозяин, а хозяин! – крикнул он.

Ответа не было.

– Есть ли кто дома, говорите?

Опять молчание.

Тогда каторжник вынул из кармана коробок спичек, зажёг их несколько, пошёл из одной комнаты в другую и наконец отыскал своего атамана спящим на постели, растолкал его и сказал:

– Хозяин, вставай, сюда идут.

Чуркин сразу сообразил опасность, вскочил с постели и начал одеваться. В это время послышался стук в двери.

– Что случилось? – спросила Прасковья Максимовна, протирая глаза.

– Мы попались, должно быть, твой Гаврила Иваныч идёт, – сказал разбойник.

– Да не один, а втроём, – добавил каторжник, накидывая на плечи разбойника его тулуп.

Двери ломились oт стука. Прасковья Максимовна тут же сообразила, что дело плохо, зажгла, было свечку и снова её потушила.

– Куда же нам спрятаться? – спрашивал её Чуркин.

– Ступайте, я проведу вас в кухню, а как они войдут, вы другими дверями уходите на двор, – сказала красавица, взяла, разбойника за руку и повела его за собою; каторжник последовал за ними.

– Да чего же ты боишься, атаман, я один с ними слажу, – потряхивая бывшим у него в руках кистенём, сказал Осип.

– Молчи пока, увидим, что будет.

Дверь в комнаты отворилась, весёлая компания с шумом ввалилась в неё.

– Да ты что ж, Прасковья, долго не отворяешь? – долетели до слуха Чуркина возгласы Гаврилы Иваныча; затем всё стихло.

Глава 126.

Чуркин стоял в кухне, не трогаясь с места, и чутко прислушивался к тому, что происходит в комнате; он трясся всем телом, в ожидании того, как бы Гаврила Иваныч не стал обижать Прасковью Максимовну, приготовился за неё вступиться и шепнул каторжнику:

– Осип, кистень держи наготове, может, ему поработать придётся.

– Он готов, атаман, – ожидая распоряжения, ответил тот, потряхивая кистенём.

Тревога разбойника оказалась напрасной: ввалившаяся, в дом красавицы весёлая компания уселась в зале. Гаврила Иваныч был очень ласков с хозяйкой и потребовал выпивки. Прасковья Максимовна нырнула в свою комнату, чтобы убрать со стола оставшиеся от её беседы с Чуркиным бутылки; обожатель последовал было за нею, но та не пустила его в комнату, заперла на крючок двери и сказала ему:

– Погоди, дай мне одеться!

Гаврила Иваныч отошёл от двери и не стал в них ломиться. Чуркин сообразил, что дело обошлось благополучно, дёрнул Осипа за руку и вышел с ним из кухни на двор, а затем и на улицу.

– Экая погодка поднялась! – заметил он, остановившись у ворот.

– Она уж давно гуляет, – пояснил каторжник.

Окна домика были притворены ставнями, что немало удивило разбойника; он обратился к своему спутнику и спросил:

– Ты, что ли, притворил ставни?

– Я Василий Васильевич, нарочно сделал, чтобы тебя кто-либо в окно не увидал.

– Надо бы поглядеть, что там у них происходит, сказал себе под нос Чуркин и отворил одну из ставней.

– Ну их совсем, пойдём в гостиницу, пора и на отдых, – проговорил каторжник.

Разбойник не слыхал его слов, он уставил глаза в стекло окна и увидал, что гости Прасковьи Максимовны, расположившись кто где, разговаривали между собою, в ожидании выпивки. Гаврила Иваныч ходил взад и вперёд по комнате, то взъерошивая, то приглаживая на голове волосы; видно было, что он сердился и с нетерпением ожидал появления своей возлюбленной. Но вот вышла и она, одетая в другое платье, со скатертью в руках, накрыла ею стол, и через несколько минут на нем появились к бутылки с вином. Гаврила Иваныч обнял красавицу и начал её целовать.

– Ну, теперь целуй, – сказал разбойник и отошёл от домика. Осип обрадовался этому и поплёлся за ним.

– Ну, атаман, попался было ты в ловушку в этом домишке; опоздай я. на минутку, застали бы тебя сонного на постели.

– Спасибо, товарищ, я это хорошо понимаю. Прилёг я на минуточку отдохнуть после выпивки и задремал.

– Разве порядком ты с Прасковьей Максимовной покутил?

– Ещё бы! Она-то и пила всего ничего, а я бутылочки две лиссабончику осушил. Ну, и баба же, тебе скажу – золото! Знаешь что, я хочу увезти её с собой.

– И куда же мы её денем? Домой везти – дело будет не подходящее: Ирина Ефимовна держать её в избе не. дозволит.

– Зачем домой, на дороге где-нибудь и оставим; церемониться с нею не будем.

– Как знаешь, бери, пожалуй, а на чём мы поедем?

– Пешком не пойдём, лошади будут.

– Новых, что ли, купим?

– Там увидим, как дело подойдёт.

– Что ж, втроём веселее ехать будет; знамо дело, баба: всё чем-нибудь тебя распотешит, – дал своё заключение каторжник.

Они подошли к гостинице, двери которой были уже заперты. и позвонили в колокольчик:, знакомый уже им слуга впустил их и, протирая глаза, сказал:

– Однако, вы поздненько пожаловали, до полуночи я вас поджидал, а потом и прилёг.

– В гостях подзамешкались, – ответил разбойник, подымаясь вверх по лестнице.

– Спички-то у вас имеются?

– Найдём, – буркнул каторжник.

Войдя в коридор, разбойник на минутку остановился и прислушался; ему послышалось, что где-то поют песни, и он не ошибся: в одном из номеров другого коридора, как объяснил прислужник, какая-то компания праздновала именины своего собрата.

– Кто они такие, купцы, что ли? – полюбопытствовал Чуркин.

– Всякие есть и чиновники понабрались, – ответил прислужник.

Разбойник прошёл в свой номер, заперся в нём с Осипом и начал укладываться на покой.

– Завтра вечерком надо дома посидеть, соседу деньги по уговору принесут, – сказал он.

– Что ж, раз нужно, так пробудем, – ответил Осип.

– А хорошо бы ими попользоваться, восемь тысяч – деньги сдобные. Если здесь не придётся ими завладеть, так мы найдём, где его подкараулить; теперь знаем, где его подсидеть.

– Где же? Кроме той бабы, негде, и то, если один навернётся, а с приятелями, и трогать его нечего.

– Вестимо так! – согласился Чуркин и улёгся на боковую.

Гаврила Иваныч пробыл у Прасковьи Максимовны до белой зари и вернулся в гостиницу, когда уже совсем рассвело.

– Долго же бряжничал, – сказал себе под нос разбойник, услыхав в комнате шаги своего соседа, и потянулся, ка постели.

Осип также проснулся, поднялся с логовища, оделся и спросил у своего атамана.

– Василий Васильевич, велишь, что ли, самовар-то подавать?

– Пожалуй, распорядись, здесь живо он готов будет, – сказал тот.

Принесли самовар; головорезы уселись за стол и принялись пить чай. Чуркин, выпив чашки две, о чем-то призадумался. Осип закурил свою трубочку и, видя, что его атаман как бы чем опечалился, вознамерился его развлечь и обратился к нему с вопросом о том, как он расположен сегодня провести день.

– Походим по городу, да справимся, где бы на случай отъезда лошадок приобрести, – ответил тот.

– Небось, в гостинице знают, где их достать; не на своих же лошадях сюда купцы приезжают, – заметил каторжник.

– Неудобно здесь спрашивать, да и ни к чему: тень только этим на себя наведёшь, – ответил разбойник.

– Пожалуй, что и так, – согласился Осип и повёл разговор о Калистратыче, высказывая опасения, как бы на него не наткнуться невзначай.

– Я рассчитываю, что если он и приедет сюда, так не раньше, чем завтра вечером, – раньше не успеет, – заметил Чуркин.

– Надо бы нам, атаман, его покараулить.

– Необходимо, – заключил разбойник. – Походим завтра по той улице, по которой мы въехали в город, – поднявшись со стула, проговорил Чуркин и подошёл к зеркалу.

Через час они были на улице, прошлись по городу и достигли площади, на которой стоял огороженный памятник, обошли его кругом и скрылись за углом одной улицы, на которой увидали вывеску: «Распивочно и на вынос», нырнули в двери кабачка и спросили себе по стакану водки. Продавец поглядел на них и задал им вопрос:

– Не квартирку ли себе подыскиваете?

Душегубы переглянулись между собою и не знали, что отвечать.

– Если нужно, квартирка по соседству хорошая есть и недорогая, повторил виночерпий.

– Какую квартирку ты нам предлагаешь? – спросил разбойник.

– Ведь, вы, я вижу, люди приезжие?

– Ну, так что ж?

– Небось, в гостинице остановились?

– Так что ж из этого?

– Там, небось, дорого, а на особой квартирке будет подешевле и поспокойнее; многие из купцов приезжих живут у нас всю ярмарку на особых квартирах, вот и вам я рекомендую.

– Спасибо, где же эта квартирка находится?

– Недалёко, домика через три отсюда, на той стороне улицы; угодно, так я вас проведу туда.

– Пожалуй, покажи, может, и подходящая будет.

Содержатель кабачка поспешно накинул на себя суконный тулуп и повёл мнимых купцов осматривать квартирку.

Это был одно этажный деревянный домик, о трёх оконцах, уже покосившийся на один бок, с ветхими воротами и калиткой. Подойдя к нему, рекомендатель остановился и сказал его сопровождавшим:

– Ступайте за мной, вот сюда.

Вошли на двор, ступили на полуразрушенное крыльцо с несколькими подгнившими ступеньками и очутились в чистеньких сенцах, отворили дверь в комнаты и встретились лицом к лицу со старушкой, хозяйкой домика. Виночерпий отрекомендовал пришедших за приезжих купцов, которые желали бы снять у ней на время ярмарки квартирку.

– Что ж, я очень рада сдать её хорошим людям, – сказала старушка и поклонилась.

– Ты только дорого не бери; купцы-то, сама видишь, кажись, хорошие, – заметил виночерпий.

Старушка внимательно оглядела Чуркина и, остановившись на каторжнике, покачала головой.

– Чего же ты, бабушка, головой-то качаешь?

– Купец-то один больно чуден, гляди-ка-сь, какой он, и на торговца не похож, – указывая на Осипа, проговорила она.

– Это мой работник, – сурово объяснил разбойник.

– Да какой-то он страшный, ну его к Богу совсем, – высказалась хозяйка дома и махнула рукой.

– Значит, ты отдавать квартиру не согласна? – спросил виночерпий.

– Нет, Степан Лукич, раздумала я, да и ярмарки немного осталось; сначала бы ещё можно было сдать, а теперь не к чему.

Наниматели вышли. Обиженный рекомендатель предложил Чуркину посмотреть другую квартиру, но тот отговорился, что ему сейчас некогда этим заняться, а обещал побывать у него на другой день.

Проходя мимо кабачка, содержатель его предложил своим спутникам зайти к нему и пропустить ради первого знакомства по рюмочке. Чуркин начал отнекиваться, но затем согласился забежать на минуточку. За чаркой водки разбойник завёл разговор о ямщиках, где они живут, дорого ли берут за езду и хороши ли у них лошади.

– Ямщиков у нас сколько угодно, а на счёт лошадей и говорить нечего, – огневые, – ответил виночерпий.

– Где же эти ямщики живут?

– Там, около Гостинного двора больше.

– Есть и почтовые?

– Без них нельзя; возят только почту, да чиновников, а купечество на воючных ездит, свои возки имеют, сядут и пошёл, по пятнадцати вёрст и больше в час летают. Вам лошадки разве требуются?

– Нет, я так, к слову спросил.

– По тридцати лошадей иные богатые мужики имеют, – добавил виночерпий, наливая по рюмочке.

– Напрасно, я больше пить не буду, – казал разбойник.

– По другой можно, а то хромать будете, – уговаривал торгаш.

Выпили по другой и расстались.

– На что тебе, Василий Васильевич, ещё квартира понадобилась? – спросил каторжник, выйдя на улицу.

– Так я, из любопытства, на всякий случай осведомился, – ответил он. Видишь ты, как на тебя смотрят, полушубок твой всё дело портит.

– Купи мне чуйку, красивее буду.

– Нужно уж и картуз приобрести, пойдём, купим, не особых денег это стоить.

– Да теперь, пожалуй, уж и ни к чему, носить я их не люблю.

– Все равно, в другой раз где-нибудь пригодятся.

– Ну, как знаешь, так и делай, – проворчал Осип, шествуя за атаманом.

В Гостинном дворе они отыскали лавочку с готовым платьем; в ней приняли их с низкими поклонами, спросили, что нужно, и показали требуемое. Разбойник облюбовал халат синего сукна и спросил ему цену.

– Что с вас? Две четвертных и то своя цена будет, – объявил им продавец.

– Вишь хватил? Любую половину можно дать, – ответил разбойник.

– Что вы, господин купец! Вы обратите внимание на сукно, какой товар поставлен, – пять целковых аршин стоит, да подкладка; сами будете шить, три четвертных вам обойдётся, – поворачивая халат на все стороны, ораторствовал лавочник.

– Ты, брат, сказки-то мне не говори: цену и без тебя товару знаем. Вишь как в лавке-то темно, ничего и не разглядишь, – осматривая покупку, говорил разбойник.

– Вы уж насчёт товару не беспокойтесь: заслужим и меньше двух четвертных не возьмём, ступайте, куда угодно, да приценитесь, к нам и вернётесь.

– Ну-ка, надень хламиду-то на себя, – обращаясь к Осипу, сказал Чуркин.

– На полушубок, пожалуй, не взойдёт, – заметил каторжник.

– Налезет, ты попробуй, подавая одёжину, – говорил продавец.

Осип кое-как надел на себя хламиду и, обращаясь к Чуркину, сказал:

– Ничего, кажись, подходящая. Картуз нужно бы подобрать.

– Картузами мы не торгуем, если угодно, пошлём и подберём.

Разбойник дал согласие и продолжал торговаться на халат; продавец уступил красненькую, свернул чуйку, увязал её бечёвкой и положил на прилавок.

Принесли картузы; каторжник примерил их несколько и выбрал подходящий, за который спросили полтора рубля; деньги были отданы. Осип взял покупку и вышел с Чуркиным из лавки.

– Спасибо тебе, Василий Васильевич, за твои обновы, теперь я на купца буду походить, а то, сам ты видишь, как меня оговаривают.

– Вестимо так: «по одёжке встречают, а по уму провожают», как говорят старухи. Не зайти ли нам в трактир, в котором были вечером, в день прибытия сюда? Надо бы что-нибудь закусить, да поглядеть на народ.

– Как хочешь, пожалуй, заглянем.

Коршуны направились в упомянутую харчевню и уселись в общей комнате с простолюдинами. Приказчик заведения, видевший уже этих гостей, подошёл к ним и стал предлагать пройти в особую залу, так называемую «купеческую».

– Нам и здесь хорошо, прикажи нам сделать селянку, да подать маленький графинчик водочки.

– Слушаю, – ответил тот, подозвал к себе постарше полового и сделал распоряжение подать, что требуют.

Большинство столиков были не заняты; за несколькими из них восседали извозчики, пробавлялись выпивкой и разговаривали о своих делишках; интереса для Чуркина они никакого не представляли. Приказчик снова подошёл к разбойнику и сказал ему:

– Вы, купец, редко нас посещать изволите.

– Так, всё не приходится, делами заняты бываем.

– Дела у всех есть, вот и Гаврила Иваныча давно не видать, не уехал ли он?

– А разве он у вас частенько бывал?

– Каждый день навещал нас, а теперь запропастился; гость он хороший у нас был, сколько лет мы его знаем.

– Придёт, куда ему деваться!

– Кто его знает, может, и рассерчал на что; он с душком: бывает, не угодишь чем, по неделе глаз не доказывает.

– Значит, сердит?

– Богат ну, и капризничает. Любовь-то у него, сами видели, какая, краля писаная!

– Да, знаю, женщина она важная, точно купчиха настоящая.

– Выла и купчиха при муже, а овдовела, теперь и в мещанках посидит.

– А что, небось, не один такой Гаврила Иваныч у вас бывает? – полюбопытствовал Чуркин.

– Случается, заходят гости капитальные, а лучше всех московские фабриканты: те «горского» не пьют, им настоящего «шампанского» подавай, да и толк в нём знают, – не воробьи, их на мякине не обманешь.

– А другие разве попростее?

– Ещё бы, не столичные, – рассказывал откровенный трактирщик. – Они уж и кутят как, страсть, только подавай и бери с них что знаешь. В Москве, как сами они говорят, им не так сподручно гулять, здесь вольготнее.

– Почему же так?

– Никто же не видит, сади во всю и кончено; а разгуляются, давай посуду бить, а стал говорить, на дыбы лезут, сейчас мордобитие учинят, а потом на мировую – и по радужной платят.

– Вот, значит, они какие! – рассчитываясь с половым, заметил Чуркин.

– Да-с, народ-герой, всё-то им нипочём. Заходите, пожалуйста, как нибудь и на них навернётесь, – прощаясь с Чуркиным, заключил приказчик.

– Зайдём, когда время будет, – пожимая ему руку, сказал тот и пошёл к выходу.

Звонили к вечерне, когда Чуркин с Осипом подошли к гостинице, в которой остановились, и спросили у прислужника.

– Нас никто не спрашивал?

– Нет, господин купец, – ответил он, отворяя друзьям-головорезам двери.

Глава 127.

Скромно, без всякого шума, отперли разбойники свой номер, вошли в него, разделись и, притаившись, начали прислушиваться, что делается в соседнем номере, и перешёптываться.

– Кажись, кто-то есть там, шаги слышны, – говорил каторжник.

– Должно быть Гаврила Иваныч приятеля с деньгами поджидает, – приваливаясь на кровать, ответил Чуркин.

Осип закурил трубочку и водворилось молчание.

Через полчаса в комнату соседа их кто-то вошёл и и поздоровался с ним. Осип взглянул на атамана и, увидав, что он уснул, подошёл к нему, потрепал его по плечу и тихо сказал:

– Василий Васильевич, вставай, пришли.

Тот открыл глаза, взглянул на своего товарища, переспросил у него, в чем дело, поднялся с постели и присел на стул. Каторжник приблизился к дверям, отделяющим одну квартиру от другой, и приложил к ним ухо.

– Продешевил я тебе, Сергей Семёныч, товарец-то, – сказал хозяин квартиры, – одно только – деньги нужны, потому и уступил.

– Не такой ты парень, друг любезный, Гаврила Иваныч! Четвертачок в пуде ни за что вытянул у меня, в куражах я был и передал тебе. На, вот, получай финансы; какие деньги-то я тебе принёс: все радужные – из банка только что получил.

При слове «деньги», каторжник отошёл от двери, махнул рукой своему атаману; тот стал на его место и одним глазом увидал всё, что происходило в номере по соседству.

Продавец и покупатель сидели за столом; первый пересчитывал деньги и откладывал их к сторонке, а последний поглядывал на них, как бы жалея с ними расстаться.

– Капитал хороший, деревню на него можно купить, – заметил Сергей Семеныч, поднявшись со стула.

– У нас долго не залежится, денька два-три погостить и на дело пойдёт, – увязав кредитки в одну пачку и завернув их в бумагу, сказал Гаврила Иваныч, положил пачку в комодик и запер его внутренним замком.

– Давай записочку на проданный товар, завтра он мне понадобится, – сказал Сергей Семеныч.

– Вот она, готова, я загодя ещё её написал, – вручая тому клочок бумаги, протянул Гаврила Иваныч.

– А на счёт магарыча что скажешь?

– Что жь, можно, хоть сейчас.

– Вели подать чего-нибудь.

Купец позвал коридорного и приказал ему подать какого-нибудь вина. Чуркин отошёл от двери и сказал Осипу, чтобы он похлопотал на счёт самоварчика, который немедленно и был подан.

– Ну, что, принёс, что ли, он ему деньги-то? – нахмурив брови, спросил каторжник.

– Все до копеечки; взял это он их, пересчитал и в комод положил.

– Ну, вот и ладно, может, мы до них как-нибудь и доберёмся. Ты, атаман, об этом поразмысли.

– Чего тут раздумывать, дверь не железная, сломать её не долго.

– А не отпереть ли её ключиком, ещё спокойней было бы.

– Где же ты его возьмёшь?

– Подобрать можно где-нибудь, небось, слесаря в городе водятся.

– Что ж, ты хочешь, чтобы тебя забрали «пауки»? Засадят сейчас.

– Да за что же?

– А ни за что, по подозрению возьмут.

Осип задумался и прекратил разговор.

На дворе давно уже смерклось, а в соседнем с Чуркиным номере попойка не прекращалась, там уже, вместо двух приятелей, собралось их несколько, завязалась между ними картёжная игра.

– Василий Васильевич, не пройтись ли нам куда-нибудь? а то что мы будем здесь сидеть, толку никакого не выйдет; они, пожалуй, всю ночь здесь проканительничают, – накрывая свою чайную чашку, сказал Осип.

– Пожалуй, пройдёмся, – согласился тот.

Вошёл коридорный, убрал самовар и спросил:

– Вы, купцы, дома будете?

– А тебе это на что знать потребовалось? – спросил разбойник.

– Так я говорю, если что потребуется, я по соседству с вами буду.

– Ну, ладно, понадобится что, тогда скажем.

Слуга вышел. Чуркин начал одеваться.

– Новый халат мне надевать, или в полушубке идти? – спросил у него каторжник.

– Надевай обнову, да захвати с собою на всякий случай и парики.

– Разве они нам понадобятся? – уставив на него глаза, спросил тот.

– Кто знает, может, и потребуются, на грех мастера нет.

– Что это, никак там драку подняли? – проговорил Чуркин, прислушиваясь к шуму в соседнем номере.

Крик действительно поднялся страшный; приятели заспорили о том, «чья рука», но вскоре угомонились.

Разбойники заперли свой номер и вышли.

– Куда же ты, атаман, думаешь отправиться? – отойдя немного от гостиницы, спросил Осип.

– Так куда-нибудь пройдёмся, – ответил тот.

Спустились глубокие сумерки. Последняя метель намела на улицы сугробы снега; по тротуарам невозможно было пройти; темень, по отсутствию уличных фонарей, стояла непроглядная; разбойники шли посредине мостовой, один за другим; вот они остановились, чтобы отдохнуть от путешествия по сугробам. После небольшой паузы, Осип спросил у своего спутника.

– Ну, как ты думаешь, Василий Васильевич, на счёт Гаврилы Иваныча?

– Так и сделаем, как говорил, – ответил ему разбойник.

– Когда же к делу приступим? Жаль ведь упустить, денег-то не мало.

– Полагаю, что завтра днём обработаем; выждем время, когда его дома не будет, ну, и тово… Разве нам с тобой долго с дверьми управиться?

– Надо же хоть топорик какой приискать, голыми руками ничего не поделаешь.

– Теперь будет не пригоден, надо стамеску да коловорот подыскать, да так устроить, чтобы стуку никакого не было, а то, пожалуй, топором суматоху в гостинице произведёшь.

– Значит, купить струмент-то придётся?

– Знамо, купить; в лавках, небось, продают его, – решил Чуркин и зашагал вперёд.

– Куда же ты, атаман, идёшь?

– Зайдём в знакомый трактирчик, вот что у постоялых дворов, да понюхаем, не будет ли чего новенького, там ведь все купцы собираются.

Через несколько минуть они подошли к линии постоялых дворов и оглянулись. Чуркину показалось, что по направлению Банковской улицы шажком плетётся лошадка. «Уж не Калистратыч ли это едет?» – подумал он и обратил на подводу особенное внимание. Осип так же напряг своё зрение и тихо сказал:

– Василий Васильевич, что, или дожидаешься кого?

– Тише ты, не ори, – толкнув его, проговорил тот, подходя к дверям трактира.

Вот деревенские сани, с приделанным к ним задком, запряжённые вороной лошадью, которая вся в мыле, поравнялись с трактиром; в них сидели какие-то два человека, но за темнотою разглядеть их не было возможности. Миновав разбойников, саночки остановились у ворот первого постоялого двора, и один из седоков, заметив в них привратника, спросил:

– Где здесь двор Козьмы Яковлева?

– Подальше маленько, – был ответ.

– У вас можно остановиться?

– Заезжайте, места хватит.

Лошадка повернула на двор.

– А ведь это Калистратыч приехал, – сказал Чуркин.

– Ну, не может быть, скоро больно! – заметил Осип.

– Верно, он: я его по голосу узнал, да не один, а с проводником, должно быть кого-нибудь из своих подручных взял.

– Как же теперь быть?

– Надо как можно больше осторожность соблюдать: в трактир заходить неловко, соображение требуется.

– Так куда же нам отправиться?

– Здесь побудем: он дома не усидит, нас пойдёт разыскивать, – сказал разбойник и отошёл за угол линии постоялых дворов, по направлению к речке.

На льду реки, у проруби, ржали лошади, приведённые мужичками на водопой. Остановившись, разбойник взял у Осипа парики, один из них натянул на себя, а другой велел надеть Осипу.

– Ну, теперь вернёмся назад и поглядим, куда пойдёт Калистратыч, – сказал разбойник.

Осип, поправляя на голове свой парик, поплёлся за ним.

До полуночи бродили разбойники около постоялых дворов в ожидании появления Калистратыча, и затем, не видя его, порешили отправиться на квартиру, с тем, чтобы на следующий день покараулить его и сообразить, что против него предпринять.

* * *

Выехав из селения Ляги, Панкрат Калистратыч приналёг на своего коня и шибко гнал его, только изредка давая ему вздохнуть.

– Застанем ли мы их в Ирбите? – говорил ему спутник его Лука Сергеич.

– Ещё бы не застать! Не мимо же города махнут, всё-таки денька на четыре остановятся, небось, за товаром поехали, – подстёгивая вороного, отвечал тот.

– Должно быть, народ бывалый, троих уходили, покойнички твои тоже даром не дались, а поборолись с ними, пожалуй, и знаки какие на своих супостатах оставили.

– А, может, и уложили их, кто знает? – неизвестно.