Макабр

– Гд-Где я?… Ч-Что п-произошло?… – пока пелена перед глазами множится из-за тусклого света, нещадно выжигающего сетчатку, парасхит старается встать на ватные ноги и перешагнуть своеобразную колыбель, сотворённую из мяса, неизвестно откуда здесь взявшегося. – П-Почему я снова проснулся внутри… этого?

„Ты потерял слишком много крови. С такими ранами ты не смог бы продолжать путь. Мне пришлось спрятать тебя и исцелить твоё тело, – череп заполняется её словами, как корабль, тонущий под напором солёных вод, хлынувших через пробоину. Девушка продолжает мысль, пока хватка на шее дополняется крепкими объятиями на груди и животе. – Мы находимся в подъезде… в том, что мне удалось собрать из отрывков твоих повреждённых воспоминаний.“

– Значит, и в прошлый раз ты сделала кокон, – тихо шепчет брюнет, осматривая мутным взором своё окружение. Стены полностью отсутствуют. Вместо них лишь тьма, что залезает на ступени и лестничную площадку над головой с помощью вязкой субстанции, отдалённо напоминающую чернила. Однако, единственный источник освещения, лампочка, висящая на оголённом проводе, отгоняет подползающий мрак своим жёлтым, неприятным излучением. – Сколько я провёл времени в этом аду?…

„В первый раз мне пришлось собирать тебя по кусочкам два года, – знаменует спокойная речь, сорвавшаяся с эфемерных уст. В этот момент, Гордей смотрит в сторону сестры. Чёрные волосы по-прежнему прячут лицо спасительницы. Три белых глаза светят подобно прожекторам. Вот только к привычной картине добавляются капли слюны, падающие на её собственное предплечье, постепенно стекающее к груди парня. – Раны, оставленные Иларием, удалось излечить за несколько месяцев.“

Взор устремляется вниз. Ладони, принадлежащие ему украшены последствием долгого пребывания в этом мире. Длани уродует улыбка, где вместо ровного ряда зубов находятся кривые клыки. Стоит новообразованным ртам открыться, как из них вырываются длинные языки, покрытые золотыми органами зрения.

– Надо быстрее уходить отсюда… – вместо привычного лика, взор новых очей парасхита встречает кожа, в обтяжку одетая на деформированный череп. Взгляд лишённый век. Отсутствие носа, вместо которого лишь две смолянистые дыры. Рот, лишённый губ, словно растянут в зверином оскале. Перемазанные в околоплодных водах волосы, длина которых может посоперничать с протяжённостью локонов Мьёдвейг, спутываются и неаккуратно обрамляют плечи. Неестественные зрачки примечают в груди замочную скважину, похожую и на шрам, и на деформацию рёбер. – Я… Я должен вернуться. Т-Тогда моё тело станет прежним, в-верно?

„Нам нужно вниз, – спокойно говорит создание, до сих пор сковывающая его крепкими объятиями. Она одаривает макушку тёплым поцелуем. – Главное не шуметь… тут развелось слишком много монстров.“

Глаза брюнета смотрят на дверь, ведущую в квартиру Илария и Фредегонды. Проём, словно открытая беззубая пасть, демонстрирует лишь тьму внутри бездонной глотки. Ноги решаются идти вниз по лестнице. Бетон обжигает холодом босые ноги.

– Всего несколько пролётов и тогда… – уста Гордея говорят уверенно, спокойно. Длится это не долго. Тонкие пальцы осознанности лезут глубже в мозг, в поисках воспоминаний о реальном мире, но там лишь череда картинок с девочкой, что держит вертушку. – Почему я не помню ничего из того, что было до взрыва? Где моё прошлое? Даже ответ тому чудовищу сам слетел с уст. Не осмысленно…

„Переход не всегда проходит легко, ты можешь восстановить память при попадании в мир живых, – в чертогах разума слышится мысль, не принадлежащая парню. Этот голос вызывает табун мурашек по всему телу, будто впервые слышит слова сестры. – Всё будет хорошо, просто не останавливайся. Спасение близко.“

– Т-Ты… подавляешь мои воспоминания… – сказанное повисает в воздухе, тогда как парасхит останавливается на первом лестничном проёме. Он поворачивает голову и смотрит на собеседницу, во рту чувствуется сухость. – Ты ведь не Мьёдвейг, да?…

– Н-Ну з-зачем-м т-ты спросил? – слова, рождённые деформированными связками, влетают в ухо. Три глаза втыкаются в искорёженное лицо брюнета, подобно булавкам в игольницу. Голова её наклоняется в бок под неестественным углом, убирая длинные волосы от бледного, аристократического лика. Нижняя челюсть раскрывается подобно бутону. Взгляд брата встречает ряд острых зубов и жвал, находящихся глубоко в глотке. – Те-Тебе-е-е н-ну-нуж-но б-бы-бы-было п-просто идти, пока б-бес-ссоз-знательное не сде-дерёт с т-твоег-ег-его и-исти-тинного о-о-облика эту мер-мерзку-ую т-тушу.

Объятия на шее превращаются в удушающий захват, а две дополнительные конечности без страха вонзают когти в грудь и в живот. Боль, вспыхивая в мозгу как дуло пистолета после выстрела, вынуждая зажмурится и упасть на колени. Лёгкие вновь наполняются жжением, а лицо багровеет.

– П-Постой, позволь м-мне пого-ворить с тобою, – с трудом выдавливает из себя Гордей, хватаясь за предплечье на горле. Клыки на ладонях, повинуясь простому желанию выжить, впиваются в руку девушки до крови, снова одаривая мозг, из-за единой нервной системы, обилием мук. – Раз ты… вынуждаешь меня…

– Т-е-Ебе пора-ра-ра-ра с-спАт-ть… в-в-в сле-ле-лед-дУющий раз-раз-раз ты ни-ничЕго из этог-о-о-о-О не вс-вс-всп-пОмнишь, да-да-ДАю те-тебе слово, любо-бовь МоЯ, – слова, рождённые где-то глубоко в горле, вылетают из её разверзшегося рта какофонией практически нечленораздельных звуков. Лепестки мясного цветка окутывают его деформированный череп, голос врывается ему в ухо нескончаемым потоком. – Ты бол-больше н-Е-е-Е пОки-ки-ки-кинЕшь ме-ме-ме-МЕня…

Парень, чувствуя, как мышцы слабеют, с трудом поднимается на ноги. Стоять из-за подкашивающихся коленей кажется невозможным, но обстоятельства принуждают не останавливаться на этом и сделать шаг к перилам. Потом ещё один шаг, и ещё – до тех пор, пока шипастый лоскут плоти не скроет от его золотых глаз полуразрушенный подъезд. Не медля, фигура кидается вперёд. Удар. Металл, покорёженный временем и акциденцией, гнётся под давлением туши, что и помогает парасхиту перевалиться через ограждение.

Сиамское чудовище летит вниз, врезаясь о выступы лестниц. В полуразрушенном помещении слышится вереница глухих ударов, смешанных с хрустом бесчисленного количества костей. Шлепок. Что-то влажное и большое падает на холодный бетон подъезда.

Грудь парня стремительно поднимается и опускается. Попытка пошевелиться оборачивается страданием, ведь стоит хоть одному мускулу напрячься, как чертоги разума начинают тонуть в агонии. Во рту стоит привкус крови, а на языке чувствуются обломки зубов.

„Я з-знаю, что т-ты слышишь меня, – спустя долгое время, в черепе появляются слова, рождённые его собственным мозгом. По коже, несмотря на переломанные кости и разрыв внутренних органов, проносится едва приметная волна мурашек, рождённых чувством радости. Он наконец-то слышит свои мысли, даже болезненные спазмы не в силах их заглушить. – Я зн-аю, ч-что эт-то место влияет и на тебя, Мьёдвейг. Из-за-а моей с-связи с Сотерис, ваши мыс-ли сме-смешиваются. Прошу. Просто продержи-жись ещё немного и всё-ё закончится. Мы посмотрим фильмы с-сегодня но-ночью… посплетничаем. “

Спустя долгое время, воспоминания всплывают из бессознательного. Вереница из картинок, шума, чужих речей и собственные размышления сливаются в голове, порождая на свет фильм, показ которого предназначен не только для Гордея, но и для сестры, приросшей к спине. Из груди, сквозь боль, вырывается смех.

– Х-Хорошо… – шёпотом произносит девушка, что вновь сковывает шею брата крепкими, но нежными объятиями. Остальные руки хотят повторить жест и обхватить плечи, и грудь, но переломанные конечности не могут даже подняться с пола. – Спи… П-Позволь мне в-вно-новь исцелить тебя…

„Н-Не-Недолго… – среди серого вещества снова плавают слова Гордея, веки которого наливаются эфемерным свинцом. Острые, резкие и обжигающие ощущения, вызванные травмами по всему монструозному телу, медленно и неохотно отступают под давлением сна, наславшего на него непомерную усталость. В мозгу снова что-то есть… не принадлежащее ему. – Н-Нас мо-гу-гут отыскать… по-полагаюсь на тебя, Мьёдвейг.“

Часть седьмая. Стремление

„Пора вставать. Свобода совсем близко, – сквозь бессознательную тьму прорывается женский голос, вызывающий тёплое ощущение средь рёбер парня. Кожа начинает чувствовать привычное давление стенок плоти. Глаза раскрываются и кокон встречает взор абсолютной чернотой. Попытка вдохнуть наполняет лёгкие околоплодными водами, но удушение и страх не появляются следом. – Мы пробыли тут преступно много времени. Тебе нужно добраться до крыши. Там находится создатель кошмара. Если ослабить её контроль над этим местом, то бессознательное ворвётся внутрь и истончит грань между жизнью и смертью. Только так у нас может получится вырваться отсюда.“

Защитная оболочка, созданная из пульсирующего мяса, рассекается с чавкающим звуком по воле костного клинка, что не только пронзает органические ткани, но и разрезает их вдоль, и поперёк. Из появившийся раны слышатся стрекочущие, булькающие звуки.

– С-Сво-Сво-бода… – повторяет Гордей за сестрой, пока мрак на мгновение отступает в следствии неясных всполохов красного и синего цвета. Мешок с жидкостью разрывается на куски из-за резкого прыжка того, кто совсем недавно путешествовал в мире Морфея. То, во что превращены конечности, цепляются за куски лестницы, на которых всё ещё видна его запёкшаяся кровь. Кашель не заставляет себя ждать, освобождая грудь от давящей изнутри жижи, покрывая себя и пульсирующую стенку перед собой мутной жидкостью с чешуйками эпидермиса. – Ч-Ч-то я-я та-кое? Г-Где-е я-я?…

Перед жёлтыми глазами, растущими практически по всему туловищу, открываются уже не подъезд и не руины, а глотка, составленная из элементов того, что когда-то служило человеку. Окружение, состоящее из плоти и полное неестественного света, сокращается. Безуспешная попытка проглотить оставшиеся бетонные элементы, вросшие в горло огромного существа, не приводит ни к чему.

Освободив одну из рук от хвата за обломок, парасхит направляет взор выросших на предплечье органов зрения в сторону своего лица. Неестественный взгляд встречается с тем, что осталось от прежнего облика: широкая неестественная улыбка и две смолянистые дыры для дыхания украшают абсолютно гладкую кожу деформированной головы, лишённую хоть каких-то волос или очей. В воздухе, тем временем, переплетаются ароматы сырости, мяса и чего-то приторно сладкого, схожего с запахом разлагающегося трупа.

„Твои повреждения были слишком серьёзными. Мне пришлось снова собирать тебя по частям, братец, – мысль в чертогах разума заставляет посмотреть на девушку, что сковывает шею, грудь и живот привычными объятиями. Длинные локоны, как всегда, скрывают её лик, и лишь три светящихся ока привлекают к себе достаточно внимания. Однако, спустя мгновение, когда интерес сосредотачивается на собственном мясе и ощущениях, парень примечает, как из кожи, будто грибы после моросящего дождя, растут её ладони, обхватывающие его с ощутимой нежностью и любовью. – Потому твои ноги пришлось уподобить звериным лапам. Всё из-за сильных переломов.“