Наследие великанов

«Менеджер» отложила зеркало и потрогала себя за клыки.

Белый как мел, Лебра взял протянутые бумаги, посмотрел на первый лист, но не понял ни слова.

– Уверена, уважаемый Серис по достоинству оценит скромность наших притязаний, – с энтузиазмом закончила Фатма.

– Возможно…

– Вы уже уходите?

– А можно? – обрадовался несчастный шас.

– Дверь там.

Лебра сложил бумаги в папку, поднялся и бочком, не глядя на «менеджера», выскользнул в коридор. Несколько секунд моряны молчали, прислушиваясь к топоту ног, после чего «менеджер» обратилась, оказавшись тем самым белокурым созданием, что встретило шаса у калитки, и моряны весело рассмеялись.

– А мне говорили, что торгаши – жёсткие переговорщики, – пробормотала Фатма, утирая выступившие на глазах слёзы.

– Твоё счастье, что не приехал Серис, – не согласилась с подругой блондинка. – Ему бы ты стала должна самим фактом встречи: раз согласилась встретиться, значит, обязана принять его условия.

– Если Серис к нам соберётся, то пусть с ним командиры беседуют, – развела руками Фатма. – Я так высоко не летаю. – И вдруг улыбнулась: – А этот шас забавный, да? Видно, что умненький, только пугливый какой-то.

– Забавный, – подтвердила блондинка, внимательно глядя на подругу. – И смотрел он на тебя так, будто хотел пригласить на ужин.

– До того, как ты появилась, – вдруг добавила Фатма.

– Ага.

Моряны помолчали. Затем Фатма тихо сказала:

– Теперь не пригласит.

И стала убирать со стола бумаги.

* * *

муниципальный жилой дом

Москва, Северный бульвар,

1 июля, пятница, 00:17

Мотоцикл Шера оставила на улице, не стала въезжать во двор, поскольку опасалась видеокамер и зорких соседей, но при этом не хотела использовать заклинание морока и «Накидку пыльных дорог». Большое количество активированных арканов могло привлечь внимание наблюдателей Великих Домов, а девушка собиралась хранить свои действия в тайне как можно дольше. Поэтому мотоцикл остался на улице, в укромном уголке, окутанный легчайшим, другого слова не подобрать, гипнотическим заклинанием «Ничего особенного», которое мягко заставляло честных граждан или потенциальных воров не обращать на железного коня никакого внимания. И уж тем более – не желать его похитить.

А Шера накинула на голову капюшон, вошла во двор, быстрым шагом добралась до нужного подъезда – ночью торопливая походка естественна, поскольку законопослушные челы спешат поскорее оказаться дома, – и вскрыла дверь универсальной открывашкой домофонов (предложение № 2319 в каталоге «Преодоление препятствий», раздел «Электромеханические устройства»), а дверь в квартиру – куда более дорогими самоподгоняющимися отмычками, купленными в одной из лавок Торговой Гильдии.

Как девушка и рассчитывала, до цели она добралась без проблем.

Перед тем как войти в квартиру, Шера накинула морок, сделав себя абсолютно невидимой. На всякий случай. Даже если тщательно продуманный план даст сбой, Антон не должен знать, что в квартире кто-то есть. Пока не должен. Потому что не время. Однажды он обязательно увидит лицо Шеры – перед смертью, но не сейчас.

– Я не собираюсь торопиться…

Девушка закрыла, но не заперла входную дверь, прошла через маленький коридор в единственную комнату и огляделась. Компьютерный стол с большим монитором, направленным так, что его можно смотреть с дивана – видимо, играет роль телевизора. На диване спит чел, возле дивана – табурет с недопитой чашкой чая и грязной тарелкой. Две полки с книгами. Кресло и два стула, вокруг разбросана одежда, но немного. В прихожей Шера видела шкаф-купе и решила, что основные вещи Антон хранит в нём.

Антон… Имя она узнала, покопавшись в документах чела, но никаких эмоций оно у Шеры не вызвало: Антон и Антон, имя не имеет значения ни для приговорённого, ни для палача.

– Но сегодня ты не умрёшь, – пообещала девушка заворочавшемуся челу. – Не бойся.

Потому что сегодня всё только начнется. Сегодня на картине его кошмара появится первый, очень лёгкий штрих. Сегодня она прикоснётся к жертве, едва заметно поцарапает и наметит ужас, который Антону предстоит пережить.

– Сегодня ты испугаешься, но и только. Как я уже сказала: торопиться не собираюсь.

Шера медленно натянула металлическую перчатку на правую руку, прошептала заклинание и вздохнула, позволяя «Господину» начать работу.

А работал он неприятно.

Магия семьи Масан строилась на крови и требовала её, требовала её силу, и когда Шера активировала артефакт, спрятанные внутри перчатки иглы вонзились в руку девушки и принялись вытягивать кровь. Не жадно, а дозированно, отбирая ровно столько, сколько требуется для работы.

– Это всё для тебя, Адриан, – прошептала Шера, с ненавистью глядя на вновь заворочавшегося Антона. – Я отомщу, любимый, я не позволю этому гадёнышу жить.

Перчатка жадно пила кровь, но ни одна драгоценная капля не выскользнула наружу. А вот металл заблестел, как будто наполнился внутренним светом, и правая рука девушки вдруг стала прозрачной, как голограмма, растеряла плоть материи, обретя возможность проникать в потаённое.

Шера медленно подошла к дивану, остановилась у изголовья, чуть наклонилась и мягко прикоснулась призрачной рукой к голове Антона. Немного подождала, после чего очень-очень осторожно повела руку обратно, вверх. И вслед за ней из головы спящего появилась картинка нынешнего сна: бессмысленное смешение чувств, эмоций, обрывков воспоминаний и прочей ерунды, которую усталый мозг зачем-то склеивал в трёхмерное кино с дурацкими физическими законами.

– Вижу, ты предпочитаешь калейдоскоп глупостей…

Шера вытерла левой рукой пот со лба и принялась аккуратно менять Антону видение, превращая калейдоскоп в фильм ужасов.

Собираясь мстить, девушка внимательно изучила инструкцию к «Господину крови» и проштудировала отзывы о применении этого артефакта и аналогичных. Она знала, что не следует резко менять сон и обрушивать кошмар, подобно внезапному ливню: жертва придёт в себя, потом долго не сможет заснуть, но когда заснёт – защита не ослабнет и «Господин» сделается почти бесполезным – это всё-таки не «Заговор Слуа». Ужас должен нарастать постепенно, змеёй обволакивать добычу, не позволяя ей вырваться из капкана, должен пропитать собой видение и лишь затем обратиться в адское, вызывающее оторопь шоу. И чем плавнее она «исправит» нынешний сон, тем выше вероятность того, что жертва просмотрит заготовленный кошмар до самого конца.

– Мы ведь хотим, чтобы ты мучился, а не просто испугался, ведь так? – Шера увидела гримасу, на мгновение появившуюся на лице Антона – отголосок накатывающего страха, – и усмехнулась: – Вижу, вижу, но мы не будем спешить.

Антону снилось, что у него пошла из носа кровь – неожиданно, необъяснимо. Он задрал голову, как делал в детстве, и заметил, что небо затягивают грозовые тучи. Антон любил гулять под дождём, но сейчас появление туч вызвало у него необъяснимую тревогу. Он огляделся в поисках укрытия, но кровь хлынула сильнее, и Антон вновь уставился в небо. И вздрогнул, увидев, что одна из чёрных туч неожиданно распалась, превратившись в стаю чёрных птиц…

Глава 3

приблизительно месяц назад

Цитадель

«Удивительным образом сплетаются порой линии судьбы… Меняют цвет и даже иногда направление… Разбегаются, изгибаются, выворачиваются наизнанку и главное – самое главное! – нужно внимательно следить за тем, чтобы твоя линия, невзирая на изгибы, повороты и смены цвета, вела к однажды выбранной цели».

Потому что достижением цели – в этом Снежана была глубоко уверена – можно оправдать любое поведение линии судьбы. Абсолютно любое.

Молодая жрица сидела перед большим трюмо в квартире, которую никто и никак не мог связать с её именем, предприняв необходимые усилия, чтобы оказаться в квартире тайно. Она посетила это место впервые, но обратила внимание, что помещение оказалось тщательно подготовлено к её визиту: на кухне такая же, как дома, кофемашина с засыпанными зёрнами её любимого сорта. Две бутылки минеральной воды – именно той, которую она предпочитает. В холодильнике – фрукты и сырная тарелка… Стоит ли говорить, что и с этим владельцы квартиры угадали?

Оглядев кухню, Снежана прошла в комнату и улыбнулась: на трюмо была выставлена её любимая косметика… Отсутствовали только духи, которые жрица смешивала сама, и этим навы показали, что не вторгаются в её личную жизнь чересчур далеко.

Нет, не навы – Сантьяга.

Снежана присела на пуфик перед зеркалом и рассеянно провела по щеке мягкой кисточкой, убирая мельчайшую, практически незаметную пылинку.

«Удивительным образом сплетаются порой линии судьбы…»

Родители Снежаны погибли от рук масанов – вассалов Тёмного Двора, её обожаемый жених, первый мужчина и герой, пал в стычке с навами, а любовник, за которого молодая жрица подумывала выйти замуж, не вернулся из самоубийственной вылазки во время войны Кадаф, потребованной навами в уплату за помощь…

Нет, не навами – Сантьягой.

Молодая жрица не испытывала к комиссару ненависти – ведь вечная игра противоборствующих домов началась не вчера и закончится не завтра, – но не питала тёплых чувств.

И вот – согласилась помочь.

Потому что Сантьяга пришёл к ней, почему-то именно к ней, и предельно искренне рассказал, что ему нужно и зачем. И Снежана, привыкшая к интригам и тайнам, была слегка смущена таким честным подходом, а обдумав услышанное, не смогла отказать.

«Нити судьбы…»

Жрица почувствовала напряжение магического поля, отложила кисточку, поднялась и уверенно шагнула в появившийся в углу комнаты вихрь магического перехода. Чёрный вихрь, означающий Тьму и Навь.

Шагнула в квартире, а вышла в сводчатом, плохо освещённом помещении и с благодарностью оперлась на поданную руку.

– Благодарю, комиссар.

– Благодарю, что согласились помочь, жрица.

Почему-то Снежана думала, что в Цитадели Сантьяга изменит своей невозможной, немыслимой для нава любви к светлым тканям и встретит её в чём-нибудь чёрном, или тёмно-сером, или тёмно-синем… другими словами – в чём-нибудь соответствующем мрачному подземелью, но жрица ошиблась – комиссар предстал в привычном элегантном костюме. Поддержал за руку, помогая покинуть вихрь магического перехода, но тут же отпустил – маги позволяют прикосновения только тем, кому доверяют, – а после обязательного приветствия неожиданно произнёс:

– В ходе нашего прошлого разговора мы не затронули один момент, который я считаю важным: конфиденциальность.

– Я не вижу ничего предосудительного ни в своём обещании, ни в том, что я его исполню, – спокойно ответила жрица.

– Но сам факт нашего сотрудничества, тем более – тайного сотрудничества, может быть неверно истолкован, – мягко продолжил нав. – И я даю слово, что Великий Дом Навь никогда и никому не сообщит о нашем взаимодействии. Мы не будем помнить, что именно произошло, но будем знать, что нам оказана услуга. – Короткая пауза. – Тёмный Двор умеет быть благодарным.

– Спасибо, комиссар, – кивнула Снежана. – Я вас поняла.

– Если необходимо, я могу заключить заклятие обещания.

– Вашего слова более чем достаточно.

– Благодарю. – Нав снова помолчал, медленно шествуя справа от жрицы по широкому подземному коридору.

А ещё Снежана вдруг поняла, что не испытывает того знаменитого глубинного, идущего из подсознания страха, о котором любили рассказывать все побывавшие в подземельях Цитадели жители Тайного Города. Никакого волнения, никакой тревоги, и связано это с тем…

«Я ведь жрица!»

Да, это так, но высшую ведьму Зелёного Дома Тьма должна была испытывать на прочность с ещё большим азартом, чем других «гостей», но не испытывала. Отступила, поглядывала со всех сторон разом, но не прикасаясь.

Потому что ей запретил тот, кто шёл справа.

– Скажите, комиссар, вы всегда так щепетильны? – негромко поинтересовалась жрица, продолжая разговор.

– Как правило, – неожиданно скупо ответил нав.

Обдуманно скупо, чтобы прозвучал следующий вопрос:

– И как часто вы забываете о щепетильности?

– Когда это необходимо, – спокойно ответил Сантьяга. И тут же продолжил: – Но я никогда не забываю о данном слове. В контексте нашей встречи это очень важно, потому что Пабло, возможно, обвинит меня в этом. – Комиссар остановился и посмотрел удивлённой жрице в глаза: – Но вы должны знать, что я не давал ему слова.

– Почему это так важно? – тихо спросила Сне-жана.

– Вы мне доверились, – в тон ей ответил нав. – Я высоко это ценю и не хочу, чтобы у вас зародилась даже тень сомнений на мой счёт.

– Вас многие ненавидят, но все знают, что вы держите слово.

Сантьяга учтиво кивнул и распахнул дверцу, возле которой они задержались:

– Прошу.

И жрица оказалась в неожиданно большом зале, выложенном гладкими чёрными плитами, одинаковыми и на стенах, и на полу. А потолок терялся во тьме. Зал освещался одной-единственной свечой, закреплённой на перевёрнутой металлической кружке. Кружка покоилась на деревянном столе, у которого, неестественно выпрямившись и расправив плечи, сидел масан. И не отрываясь смотрел на огонёк.

А ещё в зале было очень-очень сухо, и этот нюанс особенно зацепил Снежану, поскольку все знали, что масаны предпочитают влажный воздух. А Пабло, истинный кардинал Робене, обожал море. И поэтому Сантьяга распорядился высушить его камеру, установив пустынный климат.

– Добрый день, – произнёс комиссар, останавливаясь перед масаном.

Пленник сидел спиной к дверям и появления жрицы не заметил. Мог бы почувствовать, охотники чуют пищу, но подготовленная гостеприимными навами тюрьма блокировала возможности вампира.

– Там действительно день? – спросил Робене, не отрывая взгляд от свечи.

– Да.

– Тогда добрый.

– Вы обдумали моё предложение?

– Я с ним абсолютно не согласен.

– Мне действительно жаль.

Масан усмехнулся одними губами и с иронией, но при этом без зла, спросил:

– Жаль, потому что будет труднее?

– И поэтому тоже, – не стал скрывать Сантьяга. И предпринял попытку уговорить пленника: – Пабло, вы ведь даже не знаете, что происходит в пещере. Возможно, всё и на самом деле так, как вам кажется, и тогда ваше упорство абсолютно бессмысленно – ведь я ничего не получаю…

– Я не стану вам помогать, комиссар, – перебил нава Робене. – Не потому, что я здесь, хотя, не скрою, я разочарован… Но не из-за этого. Мы с вами знаем, что я не стал бы вам помогать в этом вопросе. Я не отношусь к непримиримым, но считаю Догмы покорности формой рабства. Я вам не друг, я считаю ваши действия враждебными семье Масан, и поэтому я здесь.

– Я рад, что вы это понимаете, Пабло.

– Спасибо, комиссар.

– Но я обязан воспользоваться тем, что вы здесь.

– Собираетесь меня пытать?

Вопрос вызывал у Сантьяги вежливое недоумение.

– Пабло? – слегка обиженно произнёс нав, чуть приподняв брови. – Вы усомнились в моём воспитании?

– Ещё в Шанхае, – язвительно отозвался вампир.

– Я не давал вам слова.

– Да… вы говорили… – Робене помолчал. – Но сейчас вам нужна информация.

– И я прошу в последний раз: поделитесь ею. Я изложил свои резоны, Пабло, я объяснил текущее положение дел, и вы согласились, что другого выхода нет. Да, я предлагаю не идеальное решение, но идеальных не существует. Я предлагаю такой вариант развития событий, который удовлетворит всех и поможет семье Масан.

– Вы нас окончательно поработите, – угрюмо ответил вампир.

– Но сейчас я вынужден вас уничтожать.

– У вас плохо получается.

– Только потому, что пока Тёмный Двор не ведёт вой-ну так как умеет, – спокойно произнёс нав. – Только поэтому.

– Считаете себя благодетелем?

– А кем считаете себя вы, толкая соплеменников в объятия Ярги?

– Речь идёт о свободе, комиссар, они сами делают выбор.

– Они следуют за инстинктами, а не за разумом.

– Наш инстинкт – свобода.

– Кровь.

– Мы такие, какие есть, и никогда не изменимся.

– Но окружающие не обязаны принимать вас такими, какие вы есть, Пабло, – вздохнул Сантьяга. – И единственный выход – компромисс.

Свеча горела, причём довольно ярко, но не уменьшалась в размере, хотя расплавленный воск стекал по ней. Огонёк горел ровно, и масан смотрел на него как заворожённый. Смотрел так, будто свеча оставалась единственным мостиком, связывающим его с реальностью.

– Я не стану вам помогать, комиссар.

– Жаль…

– Но как вы собираетесь обойтись без пыток? Какая-нибудь «химия»?

– Какая-нибудь колдунья. – Сантьяга посмотрел Снежане в глаза и сделал едва заметный жест рукой: – Прошу вас.

Жрица мягко подошла к масану сзади и закрыла его глаза чёрной повязкой. А около дверей появились ещё две фигуры – советники Тёмного Двора, закутанные в тёмно-синие плащи с низко надвинутыми капюшонами. Сантьяга задумал сложнейшую интригу, задевающую высшшие арканы магии Крови, и решить поставленную задачу могли только лучшие маги Нави.

– Судя по духам – зелёная ведьма, – прошептал Робене. – А значит, «Поцелуй русалки»…

– Согласитесь, Пабло, в данном случае это идеальный выбор.

– Будь ты проклят, нав…

А в следующий миг Снежана склонилась к вампиру и крепко поцеловала его в губы. Очень крепко. Так крепко, что ночной охотник не мог сопротивляться, не мог выпустить иглы – он полностью попал под власть колдуньи.

«Поцелуй русалки» был уникальным магическим арканом, доступным исключительно зелёным ведьмам. Он действовал на все генетические статусы, и одурманенная жертва добровольно и в подробностях отвечала на любые вопросы.

Лучшего способа узнать правду в Тайном Городе не существовало.

– Что вы хотите знать? – спросила Снежана, отрываясь от Робене.

Советники достали записные книжки.

Сантьяга вздохнул и сделал шаг в сторону.

* * *

Южный Форт,

штаб-квартира семьи Красные Шапки

Москва, Бутово,

1 июля, пятница, 12:16

Заявление верного Копыто задело Кувалду, напомнило, что он и в самом деле перестал появляться в компаниях «своих ребят» и постепенно потерял связь с народом. Ту самую связь, которой очень гордился и о которой упоминал при каждом удобном и неудобном случае. Разумеется, за годы единоличного правления одноглазый привык считать себя избранным, идеальной Шапкой, настолько умной и хитрой, что не спасует даже перед навами, привык властвовать и временами напоминал бронзовую статую самого себя, но… но в глубине души великий фюрер ни на секунду не забывал, как начинал когда-то рядовым бойцом зачуханной десятки самого слабого клана Красных Шапок, как стал уйбуем, затем – фюрером клана и в конце концов ухитрился сокрушить конкурентов и возглавить семью. И всё это время, на каждом этапе большого пути, Кувалда чувствовал себя естественной и органичной частью дикарского сообщества.

Теперь же это ощущение пропало.

Но что делать? Устроить грандиозный банкет? Собрать уйбуев у себя, а для народа выставить столы во дворе? Оплатить бесплатный день в «Средстве от перхоти»? Или просто выкатить несколько бочек виски и зажарить пару свиней на открытом огне?

Каждое из предложений заслуживало внимания, но великий фюрер понимал, что Копыто имел в виду другое.

«Нужно ифти в нароф!»

Однако последовать совету одноглазый не решался – отвык.

После стольких лет правления слово «народ» подрастеряло для Кувалды сакральный смысл и стало обозначать опасное и непредсказуемое сборище вооружённых дикарей, склонных к грабежам, насилию, пьянству и неуплате налогов. Народ постоянно бузил, а если не бузил, то бурчал, а если не бурчал, то чистил оружие, планируя начать междоусобицу, и не вызывал никакого желания с собой общаться.

Народ, если честно, немного пугал.

Народу постоянно требовалась поддержка или обещание не мешать, а поскольку второго великий фюрер предложить не мог, приходилось изыскивать средства на первое. Что, разумеется, опустошало казну и не позволяло царствовать в своё удовольствие.

«Но это и называется быть лифером семьи, – тоскливо подумал Кувалда, разглядывая двор через пуленепробиваемое окно. – Прихофится много труфиться, зато я разбогатею и войфу в историю…»

Однако даже у этих весьма скромных притязаний имелись подводные камни. Во-первых, зачем богатеть, если казна семьи в его полном распоряжении? Копить на старость? Это слово для дикарей означало нечто настолько смутное, что в повседневной жизни его практически не использовали. А брать пример с челов, то есть наворовать столько, чтобы даже правнукам хватило, и удрать как можно дальше, Кувалда не мог, поскольку знал, что никуда он от Тайного Города не денется. Во-вторых, кем он войдёт в историю? Великим императором, объединившим буйные кланы в нечто организованное, или узурпатором, лихо вешающим несогласных? Останется он в памяти безмозглых сородичей или же будет забыт через четверть часа после смерти?

Мысли фюрера посещали дурацкие, для обычного дикаря нехарактерные, но Кувалда, в отличие от подданных, не был озабочен ежедневным поиском виски и поэтому имел возможность задумываться о разном. Возможно, зря, поскольку сложные размышления, как заверял его брат Изяс, способствуют появлению депрессии и язвы желудка.

– Если я хочу войти в историю, нароф фолжен меня любить, – с горечью сказал себе великий фюрер, после чего призвал охрану и направился в «Средство от перхоти».

И не через потайной ход, который вёл из башни в кабак, а спустился на первый этаж и вышел во двор. Прекрасно понимая, какой фурор этим произведёт.

И не ошибся.

Весть о том, что великий фюрер запросто гуляет и общается с народом, облетела Южный Форт быстрее, чем среднестатистический Шапка проглатывает стакан виски, и вскоре во дворе стало не протолкнуться. Однако особой радости собравшиеся не выказывали, предпочитая наблюдать за передвижением лидера с натужным вниманием, но и враждебности пока не проявляли. Впрочем, ничего иного Кувалда от подданных и не ждал.

Он покрутился у мусорной кучи, разглядывая её с таким видом, словно собирался убрать, с многозначительной медлительностью прогулялся вдоль государственной виселицы, проявив скромность, не задержался у собственного парадного портрета и с удовольствием прислушивался к шёпоту дикарей, потрясённых виденьем вождя.

– Чего это он? – переспрашивали друг у друга Шапки, не понимая, какую пакость задумал обожаемый руководитель.

– Зачем вышел?

– Может, налоги хочет поднять?

– Абажур сказал – обязательно поднимет.

– И так в три горла жрёт, а всё ему мало. Вон щёки какие отожрал!

– Ты что, революционер?

– Может, я против коррупции!

– Тебя челы покусали?

– Это и на самом деле фюрер?

– Автоматчиков видишь? – Два телохранителя, держащиеся в шаге позади Кувалды, чётко давали понять, что во двор спустился именно фюрер.

– А кто ещё?

– Может, двойник?

– Чей?

– Кувалды.

– Кто же согласится себе глаз вырвать?

– Да, дураков у нас в семье никогда не водилось.

– А говорили, что он умер.

– Не похоже…

– Почему не похоже? Очень даже похоже. Я тут человское кино смотрел про покойников, так там они и ходили, и на всех бросались.

– Этот вроде не бросается.

– Погоди ещё.

– А покойники в том фильме виски пили?

– Нет вроде.

– Тогда подождём. Если этот выпьет, значит, не покойник.

– А кто?

– Двойник.

– Кто же согласится себе глаз вырвать? – повторил скептик.

– Да, дураков у нас в семье никогда не водилось…

Эти двое замолчали, уставившись друг на друга и судорожно пытаясь понять, что не так в последних фразах, а Кувалда вошёл в «Средство от перхоти».

К счастью, находившиеся в кабаке дикари были осведомлены о приближении вождя, поэтому ни давки, ни перестрелки не возникло, и даже драка в дальнем углу прервалась. Секунд на тридцать.