скачать книгу бесплатно
Оба они торопливо оделись. Кира на миг вспомнила свой странный сон – но сейчас все казалось странным, – и они выбежали из комнаты и кинулись на поиски Негар. Подбегая, Кира услышала кашель, глубокий, влажный, словно рвущий плоть, – ее воображению представилась, как сырое мясо пропускают через измельчитель, и Кира задрожала.
Негар стояла посреди коридора, все столпились вокруг нее. Согнувшись вдвое, упираясь руками в колени, она кашляла так, что, казалось, Кира слышала, как натягиваются ее голосовые связки. Рядом стоял Файзель, придерживая ее за спину.
– Дыши! – твердил он. – Сейчас отнесем тебя в изолятор. Джинан! Алан! Хватайте ее за руки, помогите нести. Быстрее, бы…
Негар содрогнулась всем телом. Кира отчетливо услышала громкий звук, словно в груди женщины что-то порвалось.
Черная кровь хлынула у Негар изо рта, веером растеклась по коридору. Мари-Элиза вскрикнула, кого-то рядом затошнило. Страх, преследовавший Киру во сне, вернулся, приумноженный стократ. Это скверно. Опасно.
– Идем, – позвала она и дернула Алана за рукав.
Но Алан ее не слушал.
– Назад! – крикнул Файзель. – Все назад! Свяжитесь со «Смягчающими обстоятельствами», срочно!
– Дорогу! – прогрохотал Мендоса.
Новый фонтан крови выплеснулся изо рта Негар. Женщина упала на одно колено. Ярко сверкали белки расширившихся в панике глаз. Лицо покраснело, шея раздувалась, как будто что-то душило Негар изнутри.
– Алан! – позвала Кира.
Слишком поздно: он уже двинулся на помощь Файзелю.
Кира отступила на шаг. Потом еще. Никто не обратил внимания – все смотрели на Негар, пытаясь сообразить, что надо делать и как при этом не попасть под струю крови из ее рта.
Кире хотелось крикнуть им: «Уходите! Бегите! Спасайтесь!»
Она покачала головой, прижала ко рту кулаки, страшась, что кровь выхлестнет и из нее. Голова, казалось, вот-вот лопнет, а под кожей творился какой-то ужас: словно тысячи муравьев ползли по каждому сантиметру ее тела, и все тело содрогалось от омерзения.
Джинан и Алан пытались поставить Негар на ноги. Она покачала головой, захлебнулась в рвотном позыве – раз, другой. И выплюнула на палубу какой-то сгусток. Слишком темный – это не кровь. Жидкий – значит, не металл.
Кира впилась ногтями себе в руку, расцарапывая кожу и пытаясь заглушить вопль отвращения.
Негар рухнула на спину. Сгусток шевельнулся. Он дергался, как срез мышцы под током.
Все закричали, отскакивая в сторону. Алан отошел к Кире, не сводя глаз с этого бесформенного кома.
Кира ощущала рвотные позывы – вхолостую. Она попятилась дальше. Рука горела, словно тонкие линии огня пробегали по коже.
Она глянула на руки.
Собственные ногти оставили глубокие борозды в ее плоти, алые рытвины с клочьями кожи по краям. И внутри борозд она увидела нечто иное – шевелящееся.
3
С отчаянным воплем Кира упала на пол. Боль пожирала ее. Это единственное, что она сознавала.
Запрокинув голову, выгнув спину, она билась, царапала пол, пытаясь стряхнуть с себя эту муку. Она закричала снова, она закричала так громко, что сразу охрипла и горло изнутри опалило горячей кровью.
Она задыхалась. Слишком сильная боль. Кожа горела, по венам словно текла кислота, плоть отрывалась от костей.
Темные силуэты загородили свет: люди столпились вокруг. Прямо над ней появилось лицо Алана. Она рванулась снова, перевернулась на живот, прижалась щекой к твердому полу.
На миг тело обмякло, и Кира успела один раз втянуть в себя воздух, прежде чем окаменела, испустив короткий вой. Мышцы лица растянулись в гримасе, слезы потекли из уголков глаз.
Чьи-то руки перевернули ее. Схватили за руки, за ноги, прижимая к полу. Но боль это не остановило.
– Кира!
Усилием воли она открыла глаза и увидела – размыто – Алана, а за ним Файзеля, который склонялся над ней со шприцем в руках. Джинан, Юго и Сеппо прижимали ее ноги к полу, а Иванова и Мари-Элиза оттаскивали Негар от того кома на полу.
– Кира! Посмотри на меня! Посмотри!
Она пыталась ответить, но издала лишь придушенное хныканье.
Файзель воткнул иголку шприца ей в плечо. Какое бы средство он ни ввел, оно, видимо, не подействовало. Пятки ее колотили по полу, она слышала, как ее затылок ударяет о пол вновь и вновь.
– Господи, да сделайте же что-нибудь! – крикнул Алан.
– Берегись! – рявкнул Сеппо. – Та штука на полу движется. Че-ерт!
– В изолятор! – распорядился Файзель. – Несем ее в изолятор. Срочно. Поднимайте ее!
Стены поплыли вокруг, когда друзья оторвали Киру от пола. Ей казалось, она вот-вот задохнется. Попыталась вдохнуть, но мышцы были слишком напряжены. Красные искры замерцали перед глазами. Алан и другие почти бегом несли ее по коридору. Ей казалось, она плывет по воздуху – все утратило смысл, кроме боли и страха.
Резкая остановка – ее уронили на медицинскую кушетку в изоляторе. Мышцы живота расслабились на миг – ровно настолько, чтобы Кира успела вдохнуть, прежде чем они оцепенели снова.
– Закройте дверь! Не впускайте сюда ЭТО.
С грохотом сработал пневматический затвор изолятора,
– Да что ж это такое? – спросил Алан. – Что с ней?
– В сторону! – крикнул Файзель.
Снова иголка шприца втыкается в кожу – теперь в шею. И словно в ответ боль утроилась, поверить невозможно, что боль может стать еще сильнее. С тихим стоном Кира заметалась, контролировать движения она не могла. Она чувствовала, как во рту собирается пена, забивает горло. Кира давилась и билась в конвульсиях.
– Черт. Дай инъектор. В другом ящике. Нет, в другом.
– Док…
– Не лезь!
– Док, она не дышит!
Застучали инструменты, чьи-то пальцы разжали Кире челюсти, сунули ей в рот трубку, пропихнули ниже, в горло. Она снова давилась, но мгновение спустя воздух – сладостный, драгоценный воздух – хлынул в ее легкие, и завеса перед глазами рассеялась.
Над ней склонялся Алан, его лицо было искажено тревогой.
Кира попыталась заговорить. Но послышался лишь нечленораздельный стон.
– Все будет хорошо, – выпалил Алан. – Главное, держись. Файзель тебе поможет.
Вид у него был словно он вот-вот заплачет.
Никогда в жизни Кире не было так страшно. Что-то внутри у нее пошло не так – и становилось все хуже.
Бежать, думала она. Бежать! Выбраться отсюда, пока не…
Черные линии резко проступили на коже: похожие на зигзаги молнии, но они шевелились, извивались, как живые. Потом замерли, и там, где прошла линия, кожа лопнула, разошлась, как панцирь линяющего насекомого.
Страх захлестнул Киру, ей казалось, на нее обрушился беспощадный и необоримый рок. Если бы она сейчас смогла вскрикнуть, вопль ее достиг бы звезд.
Из кровавых трещин кожи ползли наружу тонкие щупальца. Они мотались взад-вперед, как безголовые змеи, а потом затвердели в острые как бритва шипы и принялись наносить удары во все стороны, вслепую.
Шипы протыкали стены. Протыкали потолок. Скрежетали металлические пластины, мигали, рассыпались на осколки светодиодные полосы, в изолятор ворвался пронзительный визг ветра, всегда дующего на Адре, и столь же пронзительный сигнал тревоги.
Кира упала на пол. Щупальца-шипы дергали ее во все стороны, как марионетку на ниточках. Она видела, как шип пронзил грудь Юго и три других шипа воткнулись в Файзеля – в шею, руку и пах. А затем шипы вышли из ран, и следом за ними выплеснулась кровь.
Нет!
Дверь в изолятор распахнулась, вбежала Иванова. Лицо ее перекосилось от ужаса – и тут же в живот ей вошло два шипа, и она рухнула. Сеппо хотел убежать, шип настиг его сзади, пригвоздил к стене, словно бабочку булавкой.
Нет!
Кира отключилась. Когда же она пришла в себя, Алан стоял на коленях перед ней, прижимаясь лбом к ее лбу, уронив руки ей на плечи. Глаза его были пусты и безжизненны, из уголка рта сочилась кровь. Не сразу Кира увидела, что с десяток шипов соединили его тело с ее в непристойной пародии на близость.
Сердце затрепетало и остановилось, пол ушел из-под ног, и бездна разверзлась. Алан. Товарищи по команде. Мертвы. По ее вине. Это было непереносимо.
Боль. Она умирала – тем лучше. Только бы мука прекратилась наконец, только бы поскорей наступила тьма и с ней – забвение. И вот зрение помрачилось, звук сирены умолк, и того, что было прежде, больше не стало.
Глава V
Безумие
1
Кира открыла глаза.
Не было медленного пробуждения. Не было постепенного возвращения к сознанию. На этот раз не так. Мгновение назад – пустота, а в следующий миг – взрыв впечатлений, сигналов от всех органов чувств, ярких, резких, перегружающих.
Она лежала на дне высокого и круглого помещения – цилиндра со стенами высотой более пяти метров, до потолка не дотянуться. Похоже на элеватор, который их соседи, семья Рошан, построили, когда ей было тринадцать. Примерно посередине стены – двустороннее зеркало, большой серебряный прямоугольник, где мелькает серая тень-отражение. По кругу потолок опоясан узкой световой лентой, и это единственный источник освещения.
Вокруг Киры молча, изящно двигались сразу две роборуки, на конце каждой – веер диагностических инструментов. Стоило Кире глянуть на них, и руки замерли, затем уползли под потолок и там замерли в боевой готовности.
В стене воздушный шлюз со встроенной заслонкой – можно передавать небольшие предметы. Напротив – гермодверь, которая вела, вероятно, вглубь… вглубь чего-то. На ней тоже заслонка, схожая с первой и размером, и назначением. Тюремная кормушка – разве что технологии современные. Койки не было. Не было одеяла. И раковины тоже. Холодные, голые металлические стены.
По-видимому, она на корабле. И это не «Фиданца». Это «Смягчающие обстоятельства», а значит…
Всплеск адреналина. Кира резко выпрямилась, чуть не вскрикнув. Боль, шипы… Негар, Файзель, Юго, Иванова… Алан! Воспоминания накрыли ее приливной волной. Память вернулась, но лучше бы не возвращалась. Кишки завязались узлом, с глубоким протяжным стоном Кира рухнула на четвереньки, уперлась лбом в пол. Швы палубы впились в кожу, но на это она не обращала внимания.
Когда Кира смогла вдохнуть, она завыла, вложив в единственный пронзительный вопль всю свою муку.
Это была ее вина, только ее. Если бы она не нашла тот проклятый зал, и Алан, и все остальные были бы живы. Она не заразилась бы какой-то неведомой формой жизни.
Шипы!
Куда подевались те шипы и щупальца, что прорвались сквозь ее кожу? Кира глянула вниз, на свое тело, и сердце чуть не остановилось.
Ее ладони были черными. И руки, и грудь, и все, что она сумела разглядеть. Слой блестящего, волокнистого материала облеплял ее плотнее любого скинсьюта.
Ужас поднимался изнутри.
Кира принялась царапать руки в тщетной попытке отодрать от себя эту чужь. Но ее ногти, даже в этой новой твердой оболочке, не могли порвать или проколоть волокна. В отчаянии она поднесла запястье ко рту и укусила его.
Рот наполнился вкусом металла и камня. Зубы ощутили давление, но, как бы сильно она ни впивалась, боли не было.
Кира с трудом поднялась на ноги, сердце частило, сбиваясь с ритма, зрение на периферии померкло.
– Снимите! – закричала она. – Снимите с меня эту чертову штуковину!
Сквозь панику она успела подумать, где же команда корабля, – единственная связная мысль посреди безумия.
Роборука опустилась, направляясь к ней, клешня держала шприц. Прежде чем Кира успела тронуться с места, роборука добралась до ее головы и воткнула иглу за ухом, где еще оставалась не затянутая черными волокнами кожа. Киру будто бы окутало плотное одеяло. Она пошатнулась, вытянула руку, пытаясь подстраховаться, но уже падала…
2
Паника вернулась вместе с сознанием.
Какое-то инопланетное существо соединилось с ее организмом. Она заражена, возможно, также заразна. Страх, преследующий каждого ксенобиолога: нарушение биологической безопасности и в результате – жертвы.
Алан…
Кира задрожала, уткнулась лицом в сгиб локтя. Что-то кололо пониже шеи – миллион крохотных игл, миллион страхов. Она хотела посмотреть, но не хватило смелости. Пока не хватило.
Слезы копились под сомкнутыми веками. Утрата Алана – словно открытая рана. Не может быть, чтобы он погиб! У них было столько планов, столько надежд и мечтаний, и ничему не суждено сбыться.
Она не увидит, как он строит дом, о котором ей так подробно рассказывал, они не будут кататься на лыжах в горах на юге Адры, она не подарит ему детей – ничего, ничего из того, что сулило ей воображение.
Эта мысль была мучительнее любой физической боли.
Она потрогала палец – кольцо из полированного железа с тессеритом исчезло. А с ним и единственное материальное напоминание об Алане.
Из далекого прошлого явилось воспоминание: отец опустился рядом с ней на колени в парнике и бинтует порез на пальце, приговаривая:
– Боль исходит от тебя самой, Кира. – Он ткнул пальцем ей в лоб. – Болит лишь настолько, насколько мы позволяем болеть.
Может, и так, но Кире все равно было плохо. Боль есть боль, и она упорно давала о себе знать.
