Демон скучающий

Эта статья оказалась профессиональной. Может, не яркой, зато взвешенной, дающей читателям полное представление о происходящем. Автор же следующего материала, второго в выборке поисковика, явно злился на то, что не сумел проанализировать интервью Абедалониума, и в выражениях не стеснялся:

«Вызывающее молчание известного художника не должно вводить в заблуждение: ему попросту нечего сказать. Решив привлечь дополнительное внимание к своей персональной выставке, Абедалониум рискнул пойти на шумный скандал, явно надеясь, что инкогнито позволит ему избежать расспросов или спрятаться за границей, и недооценил нашего желания узнать, что на самом деле произошло с несчастным мальчиком. Думаю, Абедалониум сожалеет о том, что дерзнул бросить вызов городу. Ведь теперь нам нужна вся правда. Мы хотим знать, что случилось с Костей Кочергиным? Кто убил Костю Кочергина? Какое отношение ко всему этому имеет Абедалониум? И как получилось, что Вероника Ларионова узнала о захоронении? Неужели она связана с этим ужасным преступлением?»

Девушка зевнула и попыталась вспомнить внешность автора статьи. Евгений Шмальцев, шумный, яркий, бородатый… Считает себя лучшим журналистом в городе и обожает хвастаться количеством подписчиков. И злится, когда ему напоминают, что у Вероники их больше.

– Представляю, в какую ярость ты пришёл, прочитав мою статью.

И узнав, что девушка привела полицейских к массовому захоронению.

Однако на этот раз Шмальцев переборщил, зависть и ярость оказались плохими соавторами, и желчная публикация получила большое количество «дизлайков» и критических отзывов. Тем не менее Шмальцев её не убрал. Но если раньше его наглые выпады задели бы девушку, то сейчас показались жалкими.

– Дурак ты, – прошептала она. – Ты этого не видел, и радуйся, что не видел.

Подлая статья всё-таки оставила неприятный след: Вероника выпила таблетку, сделала себе чай, завернулась в плед и уселась за письменный стол. Но не работать, а смотреть в окно. Смотреть на улицу, которую знала с детства.

И ни о чём не думать.

* * *

– Как добрался? – спросил Гордеев, пожимая Вербину руку.

– До города – отлично, дальше по пробкам, – с улыбкой ответил Феликс.

– Сделали всё, чтобы ты почувствовал себя как дома, – рассмеялся Никита. – Уже устроился?

– Нет, сразу сюда.

– И правильно: сначала общественное, потом личное. Вечером пообщаемся?

– Если сможешь.

– Постараюсь.

С Никитой Гордеевым Феликс познакомился восемь лет назад на курсах повышения квалификации в университете МВД. Тогда – просто познакомились, но меньше чем через полгода довелось вместе поработать: Вербина отправили в командировку в Санкт-Петербург и Гордеев попросил прикрепить его к московскому оперу. Ещё через пару лет уже Никита приезжал в Москву, и тогда его опекал Феликс. Так и подружились. Общались не часто, но из виду друг друга не теряли, оба доросли до «важняков», и Вербин очень обрадовался, узнав, что расследование резонансного дела поручили старому товарищу.

– Как у вас дела?

– Давят, – пожал плечами Гордеев, пропуская Феликса в большой дом на Суворовском. – У нас давно не было таких крупных скандалов, поэтому народ вцепился в историю намертво. А уж после вчерашней находки город говорит только о расследовании, другие темы исчезли.

– Не только город, – обронил Вербин. – Федеральные каналы о вас не забывают.

– Ожидаемо, – вздохнул Никита.

– Сколько жертв?

– Из колодца достали пять тел. Самому младшему не более семи лет.

– Мрази, – угрюмо выругался Феликс.

– Угу. – Гордеев толкнул дверь кабинета. – Нам сюда. Ты ведь не против начать визит с небольшого совещания?

– Только «за».

– Я знал, что ты так ответишь, – пошутил Никита. – Проходи.

В кабинете их ждали двое мужчин: абсолютно седой крепыш лет пятидесяти, в сером костюме, и худощавый брюнет в форме Следственного комитета. Дождавшись, когда Феликс представится, они переглянулись и седой с улыбкой сообщил:

– Мне говорили, что ты длинный, но не сказали насколько.

В нём самом было не более метра семидесяти пяти, и рядом с Вербиным крепыш казался не то чтобы карликом, но человеком невысоким.

– Полковник Васильев, Андрей Андреевич.

– Очень приятно.

– А это Виктор Эдуардович Голубев, руководитель расследования.

Брюнет кивнул, но с кресла не поднялся и руку протянул только после того, как Вербин приблизился.

– С Никитой, как я понимаю, вы уже знакомы?

– Так точно.

– Вот и хорошо. – Васильев сделал приглашающий жест, и мужчины расселись за столом: полковник и следователь с одной стороны, Гордеев и Феликс с другой.

– Видео, которое ты нашёл, оно… – Васильев покрутил головой. – Оно в целом соответствует тому, что мы, как я думаю, в скором времени доподлинно узнаем о последних днях Кости Кочергина. Запись ещё проходит экспертизу, но мы уже знаем, что сделана она восемь лет назад, как раз, когда Костя пропал. Параллельно пытаемся опознать ублюдка. Как ты понимаешь, мы не особенно афишируем происходящее, поэтому работа идёт медленнее, чем хотелось, но если ублюдок здешний, мы будем знать имя завтра, максимум – послезавтра. Но тебя, как я понимаю, интересует не педофил, а убийца?

– Меня интересует любой преступник, которого я ещё не посадил. – Вербин позволил себе короткую улыбку. Заметил, что в глазах Васильева вспыхнули искорки. А вот Голубев остался бесстрастен.

– Если так, то ты молодец.

– А педофил может быть напрямую связан с убийством: или как заказчик, или как исполнитель.

– Это понятно, – кивнул Васильев. – А теперь скажи, почему у нас до сих пор нет показаний Кранта?

– И самого Кранта, – ровным голосом добавил следователь. – Он нужен здесь.

Для чего – понятно: чтобы попытаться выдавить из Даниэля настоящее имя Абедалониума.

– Официально Кранта допрашивают сегодня, – сообщил Феликс. – Завтра утром материалы будут у вас. Что же касается его приезда, с этим могут возникнуть сложности.

– Почему?

– Есть основания предполагать, что существует реальная угроза жизни Кранта.

– Из-за московского убийства?

– Да.

К счастью, если, конечно, можно так выразиться, убийство было достаточно серьёзным обстоятельством, чтобы поставить крест на желании следователя привезти Даниэля в Санкт-Петербург – чего Вербин категорически не хотел допускать.

– Давай проверим, правильно ли я понял происходящее. – Голубев демонстративно посмотрел на сделанные в блокноте пометки. Весьма немногочисленные. – В Москве убили некоего Алексея Чуваева, по этому делу задержан Даниэль Крант, а ты явился к нам. Только из-за видео?

– Крант утверждает, что Алексей Чуваев и есть Абедалониум. В смысле – был.

Сообщение, произнесённое абсолютно невозмутимым тоном, произвело эффект разорвавшейся бомбы. Феликс не мог одновременно уследить и за Васильевым, и за Голубевым, поэтому сосредоточился на следователе, внимательно наблюдая за тем, как с его физиономии сползает маска «хладнокровного профессионала». Впрочем, он довольно быстро её подхватил и вернул на место.

– Почему, вашу мать, вы нам не сообщили? – Маска вернулась, но села на место плохо: Голубев покраснел и перестал стесняться в выражениях. – Что за игры?

– Мы решили, что обнародование этой информации пока нежелательно, – дипломатично ответил Вербин.

– Вы решили?

– Убийца хотел огласки, но не получил её. Мы нарушили его планы и хотим посмотреть, что он будет делать.

– Какие ещё планы? Он убил – и точка. А с нас имя требуют!

Голубеву очень хотелось избавиться хотя бы от одной головной боли, заодно продемонстрировав начальству «умение оперативно вести расследование», однако успевший подумать Васильев поинтересовался:

– Кто знает о смерти Абедалониума?

– Включая вас – не более десяти человек.

– Думаю, Вербин прав – нужно продолжить игру. – Васильев внимательно посмотрел Голубеву в глаза. – В ней есть смысл.

Приказывать следователю полковник не мог, однако Феликс понял, что к словам полицейского Голубев прислушивается: он замолчал, несколько мгновений смотрел полковнику в глаза, коротко пообещал:

– Обсудим. – И принялся что-то записывать в блокнот.

– Хорошо. – Васильев вновь вернулся к Вербину: – Что вы ещё от нас скрываете?

По всей видимости, в присутствии следователя он не мог сформулировать вопрос иначе, и Феликс спокойно продолжил:

– Хочу обратить внимание, что у нас нет доказательств того, что Алексей Чуваев является Абедалониумом. Мы это знаем только со слов Кранта.

– Разве Крант не был представителем Абедалониума в России?

– Был, – подтвердил Вербин. – Но Крант познакомился с Чуваевым через немецких юристов. Они назначили встречу, на встречу приехал Чуваев и сказал, что он – Абедалониум. В мастерской художника Крант никогда не был, за созданием картин не наблюдал, о личной жизни Чуваева ничего не знает. У них были строго деловые отношения, не имеющие касательства к искусству, только к его продаже.

– Интересно. – Васильев понял, куда клонит Феликс. – Хочешь сказать, что Чуваев может оказаться ещё одним посредником?

– Учитывая, как тщательно Абедалониум оберегает своё инкогнито, я допускаю такую возможность.

– Вы направили запрос немцам?

– Пока молчат. – Вербин выдержал паузу. – Это вторая причина, по которой мы решили не торопиться с обнародованием информации о смерти Абедалониума: мы не можем подтвердить, что убит именно он.

– Разумно.

– Спасибо.

Почти минуту офицеры переваривали полученную от Феликса информацию, после чего Голубев произнёс:

– Если предположить, что убит Абедалониум, то его смерть точно связана с делом Кости Кочергина и скандалом вокруг картины.

– Шантаж? – Васильев в упор посмотрел на Феликса.

– Первое, что приходит в голову, – согласился Вербин.

– А шантажировал он скорее всего кого-то из Питера… Поэтому ты здесь.

– Но убили Абедалониума в Москве, – напомнил Голубев. – Возможно, педофил там.

Ввязываться в спор о том, в какой из столиц преступники хуже, Феликс не стал. Пожал плечами и промолчал. Васильев и Гордеев жест оценили и отвернулись, скрывая улыбки. Голубев решил, что умыл гостя, и успокоился. Разговор вернулся в рабочее русло.

– Итак, ты ищешь убийцу Чуваева. Согласно рабочей версии, Чуваев – Абедалониум, и его смерть напрямую связана с расследованием исчезновения и, предположительно, убийства Кости Кочергина. Соответственно, ты работаешь с Никитой. Он придумает тебе занятие по способностям.

Ответить Феликс не успел.

– Надеюсь, больше ты ничего от нас не скрыл? – осведомился следователь.

Этот вопрос не давал ему покоя.

– Никак нет.

– Если скрыл – уедешь из города через десять минут после того, как я об этом узнаю. – Голубев высказался и посмотрел на Васильева: – Нужно поговорить.

– Я вас больше не задерживаю, – кивнул хозяин кабинета. – Хватит бездельничать.

Дважды повторять не потребовалось.

– Я был достаточно отвратителен? – поинтересовался Вербин, когда они добрались до отдела Гордеева.

– Ты был идеален, – улыбнулся Никита. – Ярчайший образец московского шовинизма.

– Спасибо, дорогой, а то я испугался, что потерял хватку.

– Это не хватка, это то, что в тебе навсегда. – Гордеев окинул Феликса шутливым взглядом. – Мне кажется или с нашей последней встречи ты ещё подрос?

– Это ты съёжился.

– Вижу, у тебя на всё есть ответ.

– Я из полиции, знать ответы – моя профессиональная обязанность.

– Да, не изменился, – подытожил Гордеев и вернулся к серьёзному тону: – Голубев мужик нормальный. Но почему-то решил показать тебе, кто здесь хозяин.

– Поверь, мне напоминать не нужно.

– Я знаю. Я сброшу тебе инфу, которую мы накопали, посмотришь потом.

– Угу.

– Самое главное из того, чего ты ещё не знаешь: сегодня утром криминалисты нашли в колодце золотой перстень. Фото я тебе переслал.

Вербин открыл мессенджер и внимательно рассмотрел изображение очередной улики.

– Красивый.

– Ребята сказали, что смотрится роскошно и стильно.

На взгляд Феликса, первое определение не соответствовало действительности, а вот насчёт стиля криминалисты оказались правы на сто процентов: украшение было сделано с большим вкусом.

– Это оригинальная работа, под заказ.

– Мы тоже так считаем.

– А буквы Л, Д и О… – Они были хорошо заметны на снимках. – Скорее всего инициалы.

– Капитан очевидность.

– Тогда уж майор. – Феликс закончил с фото. – Камень – чёрный бриллиант?

– Да.

– Выглядит дорого.

– Результаты экспертизы обещают завтра. – Никита развалился в кресле и с улыбкой посмотрел на устроившегося напротив Вербина. – Теперь расскажи то, что я должен знать, чтобы не читать твои материалы.

– Хорошо же ты готовишься к расследованию, – пошутил в ответ Феликс.

– Неужели ничего интересного?

– Последние подтверждённые новости: в Чуваева стреляли из пистолета с глушителем.

– То есть работал профессионал. А значит, скорее всего действительно шантаж.

– И привлечение внимания к выставке, – добавил Вербин.

– И это тоже, – согласился Гордеев. – Итак, рабочая версия. Абедалониум неким образом узнаёт о систематических случаях насилия над детьми и… их убийствах. Пока мы оставляем за скобками вопрос, откуда узнал, но мы этот вопрос не забываем и ответ на него получим обязательно. Абедалониум пишет картину «Мальчика нет», которая напрямую указывает на Костю Кочергина, а чтобы гарантировать внимание, рассылает журналистам и блогерам фотографии. Педофил узнаёт о происходящем и предлагает Абедалониуму не выставлять «Мальчика нет». Абедалониум отказывается, но при этом на всякий случай уезжает в Москву, где для него всё и заканчивается. Но не для педофила, поскольку механизм уже был запущен и скандал состоялся, несмотря на смерть Абедалониума.

– Когда журналисты получили фото?

– В день открытия.

– Они ведь наверняка пришли к вам. Почему вы не попросили подождать с публикациями до проверки?

– Пришли многие, но не все, – пожал плечами Гордеев. – Трое блогеров опубликовали материалы без обращения к нам.

– Проверили их?

– Продолжаем проверять, но скорее всего они просто решили воспользоваться случаем и придать ускорение своим бложикам.

– Хорошо. – Феликс не сомневался, что если существует связь между торопливыми журналистами и убийцей, коллеги её обязательно найдут. – Как вы добрались до колодца?

– Как в кино: благодаря интервью Абедалониума.

– Ты читал интервью? – Вербин сделал вид, что удивился. Получилось весьма натурально.

– Я не такой уж и дикий, – буркнул Гордеев. Однако лгать не стал: – Но это интервью не читал. О том, что в нём есть подсказка, сообразила Вероника Ларионова, журналистка и, как водится, блогер. Она заметила, что в интервью Абедалониум рассказал, где написал картину «Мальчика нет». А поскольку в том здоровенном интервью были упомянуты только две картины, вторая – его знаменитый «Демон скучающий», я решил проверить усадьбу.

– Вероника Ларионова… – Вербин прищурился, припоминая: – Это она сделала первый репортаж из Куммолово?

– Она была там с нами.

– Как среагировала на находку?

– Эмоционально.

– Почему Ларионова пришла к тебе?

– Мы общаемся.

– Это она написала о фотографиях?

– Не только она, – напомнил Гордеев. – Вероника – одна из тех троих, кто не обратился к нам после получения фото. И она не была первой.

– Решила загладить вину?

Никита выдержал довольно длинную паузу и негромко спросил:

– Видишь проблему?

– А ты?

– Я нет.

– Этого мне достаточно, – очень серьёзно произнёс Вербин.

– Спасибо. – Гордеев потёр подбородок. – В общем, мы нашли колодец с телами, а сегодня обнаружили в нём перстень.

– А мы – видео. Ещё одну важную улику.

– Что тебя смущает?

– Гладкость происходящего.

– Знаменитого на весь мир художника убили, – съязвил Никита. – Ты считаешь это гладким?

– Не важно, кого убили, – отозвался Вербин с подлинно московским хладнокровием. В столице ведь кого только не убивали. – Дальнейшие события наводят на мысль, что нас последовательно ведут к обнаружению убийцы Кости Кочергина и других мальчиков. Цепочка продумана, логична и медийна. Последнее не позволяет нам остановиться и подумать, поскольку от нас требуют результаты, и как можно скорее.

– Я заметил, что Голубев готов был мчаться к журналистам с рассказом о смерти Абедалониума, – проворчал Никита.

– Все заметили, – подтвердил Вербин. – И я не уверен, что мои резоны надолго его угомонят.

– У Васильева есть рычаги влияния, а он с тобой согласен. Так что информация о смерти Абедалониума пока останется засекреченной.

– Надеюсь. И повторю ответ на твой вопрос: слишком гладко.

– Абедалониум хотел вывести скандал на пик и тщательно продумал его развитие.

– Тогда почему его убили? – поинтересовался Феликс.

– Недооценил противника, – пожал плечами Гордеев. – Классическая ошибка в сложном шантаже.

– Или не подумал, что противников может оказаться больше, чем он ожидал, – протянул Вербин – эта мысль неожиданно пришла ему в голову.

И Никита вдруг вспомнил, как сказал Веронике в понедельник, после пресс-конференции: «Эпштейна ведь поймали».

«Почему я его упомянул? Предчувствие?»

– Хочешь сказать, у нас действует целая группа насильников?

– Это нам с тобой и предстоит выяснить, – ответил Феликс. – И ещё нужно будет понять, почему Абедалониум решил рассказать о Косте Кочергине именно сейчас, через восемь лет после убийства.

– Да уж… – Гордеев вновь потёр подбородок. – Если допустить, что группа существует, можно предположить, что в неё входят влиятельные люди. Что объясняет, для чего Абедалониуму понадобилась максимальная огласка: шумный скандал снижает количество ответных действий.

– И заставляет паниковать слабых.

– Но решительный среди них нашёлся, – заметил Никита. – Сначала предложил деньги, а когда не получилось – приказал убить.

– О том, что за картину предлагали колоссальные отступные, мы знаем со слов Кранта, который пересказал слова Чуваева.

– Почему ты сделал это уточнение?

– Это важное уточнение, поскольку мы не можем доказать, что предложение было сделано, – твёрдо произнёс Вербин.

– Но твоё уточнение портит версию.

– Поэтому я его и сделал.

Как раньше уточнил, что Даниэль не может быть уверен, что Чуваев – Абедалониум.

– Вечно ты всё портишь. – Гордеев посмотрел на часы. – Давай, Феликс, езжай, устраивайся в отель, а я пока поработаю. Потом напишу, где будем ужинать.

На том и расстались.

* * *

– Полиция продолжает работы на месте ужасающей находки в заброшенном поместье Куммолово. Пока трудно сказать, как долго продлится исследование колодца, который, с лёгкой руки Евгения Шмальцева, получил название Колодец Невинных Душ, однако неподалёку от него уже возник стихийный мемориал. Люди несут игрушки, цветы, зажигают свечи…

В начале репортажа журналисты показывали, издалека, конечно, палатки и тенты, которые возвели над колодцем и вокруг, полицейские фургоны и работающих криминалистов. Теперь же в кадре появилось множество припаркованных вдоль дороги машин и люди, идущие к одному из полуразрушенных строений, на стене которого висели фотографии пропавших детей. В центре – два изображения Кости Кочергина: с картины Абедалониума и та весёлая фотография. Но кроме них на стене висели фотографии других пропавших и до сих пор не найденных детей, мальчиков и девочек, чьи родители приехали в Куммолово в надежде узнать о судьбе своего ребёнка. Или в надежде не узнать, продолжая верить, что их сын или дочь живы, здоровы, живут в доброй семье, а знать о себе не дают, потому что случилась потеря памяти. Так ведь бывает… Ведь не всегда многолетнее исчезновение означает, что ребёнок мёртв… Не всегда…

– Пресс-служба ГУ МВД по Санкт-Петербургу и Ленинградской области официально подтвердила, что из колодца извлечены останки пяти тел. В настоящий момент проводится экспертиза, по результатам которой будут объявлены имена несчастных. Родители пропавших детей уже согласились сдать тест ДНК и в настоящий момент ожидают…

Репортаж шёл не по телевизору, а на небольшом, подключённом к электросети ноутбуке. Он стоял на столе, перед которым в полукресле развалился грузный мужчина лет шестидесяти. Мужчина был одет в шёлковую пижаму бордового цвета, домашний халат и тапочки. Редкие волосы аккуратно уложены, приятно пахнут дорогим парфюмом. Ногти аккуратно подстрижены и покрыты бесцветным лаком. На безымянном пальце левой руки – изящный золотой перстень с чёрным бриллиантом. Не пошлая «гайка», а оригинальная авторская вещь, сделанная с большим вкусом.

Мужчина пребывал в удобной, расслабленной позе. Могло даже показаться, что он задремал перед компьютером, но в действительности всё было не так.

В полукресле перед работающим ноутбуком сидел мертвец.

шестнадцать лет назад

Если вдруг подумаешь: «Кем я стану, если сделаю это?» – скорее всего станешь никем. В лучшем случае не сдвинешься с места, потому что не сделаешь.

Если вдруг подумаешь: «Что с ним случится, если я сделаю это?» – скорее всего станешь никем. В лучшем случае не сдвинешься с места, потому что не сделаешь.

Нельзя думать, когда пора делать. В этот момент мысли мешают. В этот момент любая мысль означает неготовность и уменьшает вероятность того, что ты сделаешь.

Что решишься.

Что тебе это нужно.

«Мне это нужно?»

Неизвестно.

«Кем я стану, если сделаю это?»

Неизвестно.

«Что с ним случится, если я сделаю это?»

На этот вопрос ответ имелся точный: «Он умрёт».

«Мне это нужно?»

Его смерть. Животный страх в глазах. Мольба о жизни. Трусливая покорность или вспышка ярости в безнадёжной попытке спастись. Каждый уходит по-своему и потому так интересно, как уйдёт конкретно этот. Ненадолго интересно, лишь до того мгновения, как уйдёт. Потом он станет одним из ушедших и забудется.

«Мне это нужно?»

Думать нельзя, но эта мысль не уходит. Возвращается раз за разом, но не мешает. Не заставляет вздрагивать. Не требует копаться в себе. Она просто есть. И нет, не лишает покоя, поскольку стала привычной. И нет, не возвращается, а всегда здесь. Возвращается, потому что должен прозвучать ответ:

«Да, мне это нужно».

Привычный ответ, который звучит в ста случаях из ста.

«Мне это нужно».

И вовсе не для того, чтобы стало легче. Не чтобы выпустить пар или выплеснуть накопившуюся ненависть. Не для того, чтобы почувствовать себя судьёй или палачом. Не чтобы доказать себе, что не «тварь дрожащая»… А просто нужно.

Поэтому скажи самокопанию: «Нет!» – и проведи ножом по чужому горлу, встав так, чтобы хлынувшая кровь не испачкала кроссовки и джинсы.

20 апреля, четверг

Квартира была однокомнатной, но очень большой. Рачительные создатели «человейников» наверняка разместили бы на такой площади не менее трёх «студий», но к возведению этого дома они отношения не имели. Могли в нём оказаться разве что в качестве жильцов, поскольку вряд ли согласились бы жить в своих «произведениях». А здесь – с удовольствием. Квартира была большой, со вкусом обставленной, однако не жилой – это было любовное гнёздышко. Огромная кровать, зеркало на потолке и множество зеркал на стенах, ковёр с длинным ворсом, плотные шторы, большая гидромассажная ванна, бар с богатой коллекцией отличного спиртного, небольшой запас белого порошка, в шкафу – коллекция интимной одежды, всевозможных приспособлений и секс-игрушек…

– Обычно такие квартиры обустраивают втайне от ревнивых жён, – заметил Гордеев.

– А бывают не ревнивые жёны? – усмехнулся в ответ Феликс.

– Кажется, я где-то читал о подобном феномене.

– Увлекаешься фантастикой?

– Друзья ещё в школе подсадили.

Кухня тоже была красивой, но минимально функциональной: кофемашина, холодильник, винный шкаф, микроволновка. Из запасов только кофе в зёрнах, большой выбор чая и сахар. В холодильнике различные сыры и упакованная пища, которую одинокие, не умеющие готовить мужчины набирают в супермаркетах. Здесь же, на кухне, обнаружился и хозяин квартиры: грузный, очень ухоженный, аккуратно причёсанный мужчина в пижаме и халате.

– Орлик Леонид Дмитриевич, шестьдесят три года, вдовец. Известный в городе ювелир. Мёртв минимум восемь часов.

Добавлять ничего не требовалось: Вербин сразу отметил очевидное сходство Орлика с педофилом с видео. Разумеется, эксперты проведут дотошную проверку, но на первый взгляд хозяин квартиры и был тем самым подонком, которого они искали.

– Как вы на него вышли?

– Скрины с видео плюс перстень, – ответил Гордеев, разглядывая тело. – Мои ребята показывали фото в соответствующих заведениях, и вчера его опознали. Подпольная кличка – Сказочник. Характеризуют как тихого, очень спокойного человека.