скачать книгу бесплатно
– Баканин, майор с рентгенпередвижки, – напомнил Виктор. – Ты с ним ещё постоянно ругался по поводу описаний плоскостопия и сколиоза, помнишь?
– Я смотрю, личность знакомая, – задумчиво ответил дед. – И как он, лучше стал углы измерять?
– А хрен его знает, – пожал плечами Виктор. – Но судя по тому, с каким энтузиазмом он тебя встретил, ваши беседы пошли ему на пользу.
Он хорошо помнил, какие баталии разворачивались порой в кабинете начальника отделения лучевой диагностики, когда к ним в гости приходил дед. Ему всегда выделяли лучшее место за столом, он раскладывал перед собой несколько историй болезни с накопившимися вопросами – и начиналось.
«Вот тут я с вами категорически не согласен… Контур же вот где проходит, а не там, где вы его якобы увидели… Это не костно-травматические изменения, а послеоперационные, а вы их в отрицательную динамику записываете… Вот эти углы на позвоночнике кто рисовал? Вы, товарищ капитан? Вас на уроках геометрии в школе не научили транспортиром пользоваться?»
Начальник рентгенотделения Ковалёв в такие минуты стоял обычно навытяжку рядом с дедом и смотрел не в снимки, а на лица своих подчинённых и метал в них молнии. А сами врачи покорно слушали, сидя за столом с длинным рядом негатоскопов, и вглядывались в снимки, пытаясь понять, где же проходит граница между их пониманием лучевой диагностики и опытом Владимира Николаевича.
Один раз Ковалёв попытался заступиться за своих специалистов и начал это со слов: «Товарищ полковник, вы работаете столько лет, сколько мы тут все вместе даже не живём ещё…», но продолжение фразы булькнуло и застряло где-то в трахее после того, как дед поднял на него свой суровый взгляд.
– Умный врач всегда найдёт время для самообразования, – медленно сказал он начальнику отделения. – Положите пару учебников в туалете и курилке – ведь вы там большую часть своей жизни проводите. Возможно, это принесёт свои плоды. А пока эти три заключения перепишите – вы же знаете, что ваши неправильно описанные снимки чьи-то судьбы могут поломать.
Беседы Озерова с врачами быстро становились достоянием общественности практически дословно. Спустя день доктора приходили к Ковалёву в гости, чтобы убедиться, что в курилке теперь есть справочники по рентгендиагностике.
И что интересно – они там действительно лежали…
Такси остановилось у входа в отделение. Дед медленно выбрался из машины; Виктор заметил, что сегодня он как-то по-особенному бережёт спину.
– Вы во-он там под деревом встаньте, а мы минут тридцать, не меньше, а потом назад, – распорядился Виктор, подошёл к деду и спросил:
– Спина шалит?
– Нормально, – услышал в ответ. – Пару дней в корсете похожу, диклофенак уколю. Пакет возьми, пригодится сегодня.
Виктор взял протянутый свёрток и понял, что угадал – внутри была книга, тяжёлая, толстая. Заглядывать сразу он не стал – раз дед не обозначил сам, что там, значит, есть тут какая-то интрига.
Поднимался дед на второй этаж долго, но без остановок, держась за перила. Виктор шёл сзади и не видел его лица, но очень чётко представлял себе, насколько он сейчас сосредоточен и внимателен к своим ногам. Наверху, на площадке возле ординаторской, уже стоял Рыков.
– Увидел машину в окно, Владимир Николаевич, – радостно и громогласно заявил он, когда деду до него осталось несколько ступенек. – Спуститься не успел, уж извините.
Дед на последней ступеньке остановился, поднял голову и совершенно не запыхавшимся, безо всякой одышки голосом сказал:
– Что ж ты не успел? Курил, небось, у окна, когда машину увидел?
– Каюсь, Владимир Николаевич, курил, – засмеялся Рыков и протянул руку. Озеров взялся за неё, крепко пожал и, не отпуская, шагнул на площадку.
– Ох, уж эти курильщики, – укоризненно покачал он головой. – Вот я только на фронте курил. Как война кончилась – считай, в тот же день бросил.
Насколько это было правдой, Виктор не знал, но всю жизнь, сколько он помнил деда, никогда не видел его с сигаретой.
– Вот этот разгильдяй, – дед кивнул в сторону внука, – пытался в шестом классе научиться…
– Ну, дед, вот ты вспомнил…
– Цыц! Пытался, было дело, не спорь. Где-то сигареты раздобыл, накурился и припёрся домой. А дома никто не курит. И, значит, что? Никуда такой запах не спрячешь. Сразу попался. Ну, я и всыпал ему по первое число…
Виктор покачал головой, вспоминая.
– Да уж, – согласился он. – Курить бросил сразу. Так, что вы, товарищ подполковник, обращайтесь, если бросить хотите. Дед и вам может… И не только по первое число, но и с первого по тринадцатое…
– Могу, – кивнул дед. – Но, что мы тут все посреди дороги стоим? Давайте пройдём да побеседуем.
И он решительно направился в ординаторскую.
Там действительно было накурено. Рыков забежал вперёд, вытряс пепельницу в урну, открыл пошире окно, потом показал деду своё кресло.
– Садитесь сюда, Владимир Николаевич. А мы вот на диванчике. Да положи ты пакет, – нетерпеливо указал он Виктору. Тот пристроил его на стол начальника рядом с календарём и шагнул к дивану.
Дед подошёл к столу, окинул его взглядом, посмотрел на те бумаги, что лежали под оргстеклом, на аккуратную стопку историй болезни, остро заточенные карандаши в специальном стакане и остался доволен.
– Ничего лишнего, – сказал он, опускаясь в кресло. – Это хорошо.
– Еле успел всё в тумбочку засунуть, – шепнул начальник Виктору. – Блок сигарет, карты игральные – у солдат отобрал, – и два номера «Плейбоя».
– За «Плейбой» отдельное спасибо, – в ответ тихо сказал Платонов.
Дед, тем временем, сложил руки на столе в замок, повращал немного шеей и остановил свой взгляд на собеседниках.
– Начнём, пожалуй. Кто доложит по пациенту?
Рыков откашлялся, встал, как нерадивый школьник, пару раз шмыгнул носом и сказал:
– Доложит лечащий врач.
После чего сел обратно и пихнул Виктора в бок.
Подстава была неожиданной – впрочем, а иначе какая же это подстава. Виктор замешкался, потому что история болезни осталась на столе у Рыкова, но собрался с мыслями и понял, что помнит практически всё. Он сначала хотел говорить сидя, потому что ему показалось, что делать доклад для родного деда можно и в более расслабленном положении, но вдруг осознал, что перед ним сейчас в кресле начальника сидит не просто родственник, а ведущий – хоть и в прошлом – хирург этого госпиталя. Ноги сами подняли его с дивана.
– В палате номер четыре, она же интенсивной терапии, четвёртые сутки находится ветеран боевых действий, майор в отставке Магомедов Ильяс Магомедович. Предварительный диагноз звучит как «Трофические язвы культей обеих голеней. Отсутствие нижних конечностей на уровне верхней трети голеней вследствие травматической ампутации обеих стоп после минно-взрывного ранения. Синдром системной воспалительной реакции». Несколько косноязычно получилось, но пока вот так. Поступил к нам с жалобами на длительно не заживающие раны культей, общую слабость, повышение температуры тела, отсутствие аппетита, выраженную астению. Со слов самого пациента и его жены Тамары, такое состояние беспокоит в течение последних двух недель с некоторым ухудшением. Самостоятельно выполнялись мазевые перевязки, протезы не носит в связи с ранами.
– Жена его перевязывала или он сам ухитрялся? – внезапно спросил дед.
– Жена.
Дед взял из стакана карандаш и сделал пометку в настольном календаре Рыкова, после чего кивнул. Виктор расценил это как предложение продолжать.
– Анализы при поступлении показались нам странными. Высокий лейкоцитоз, сдвиг формулы влево, немного пониженный гемоглобин. Начали лечить местно плюс антибиотик, а на следующий день анализы повторили. Лейкоцитоз вырос на пару единиц, несмотря на то, что всего за сутки раны немного очистились. Исходя из лабораторных данных, решили исключить системную реакцию, направили его на УЗИ, попутно выполнив ещё и обзорные снимки грудной клетки и брюшной полости. На них – все хорошо, на УЗИ – лёгкая гепатомегалия. На следующий день температура приобрела гектический характер…
Виктор вдруг понял, что дед отстал в нынешней классификации сепсиса и его критериев, потому что с тех пор, как он уволился, она почти каждый год менялась, дополнялась, расширялась. «Если что, аккуратно пройдусь по теории, чтобы не подумал, что мы его, дурака старого, учить вздумали», – отметил про себя он.
– Собственно говоря, к чему это всё веду… – хотел подытожить Виктор, но дед закончил вместо него:
– К сепсису. Все критерии налицо. Лейкоцитоз, фебрильная лихорадка, гепатомегалия, – сделал вывод за Виктора дед. – Все по последнему докладу ассоциации специалистов по хирургической инфекции за прошлый год.
Виктор не смог сдержать удивления, но спросить ничего не решился. Дед увидел приподнятые брови внука и сказал:
– Зря я, что ли, по-твоему, «Военно-медицинский журнал» выписываю?
Виктор развёл руками и молча сел на диван.
– Я вижу, что проблема проста. Есть пациент с сепсисом, но вы не можете понять, где у него источник.
– Так точно, – ответил Николай Иванович. – Язвы на культях, конечно, грязненькие, но не септические. Пневмонии нет, абсцессов печени и селезёнки нет, никаких признаков поражения пазух. То есть отсевов нет. Но, если так пойдёт и дальше, он у нас умрёт с нераспознанным очагом. Исходя из логики происходящего, мы должны сегодня собрать консилиум по этому поводу, но сначала хотим выслушать ваше мнение. Если нужно, его история – в стопке рядом с вами с самого верха лежит.
Дед протянул руку, взял историю болезни, сразу открыл с того места, где были вшиты анализы, пролистал внимательно бланки, потом посмотрел несколько дневниковых записей. Напоследок он развернулся к окну и взглянул на пару снимков, затем опёрся на локти, снова сцепил пальцы рук в замок и положил на них подбородок, глядя куда-то в сторону и о чём-то размышляя.
– Режим постельный, конечно же? – спросил он, не поворачивая головы.
– Само собой, – ответил Рыков. – Палата интенсивной терапии, всё как положено.
– И жена с ним? Кормит, перестилает, умывает? Санитарка вообще им не занимается?
– Жена не пускает, – покачал головой Рыков. – её бы воля, она там и готовила бы ему, но мы запретили газовую плитку. Он – герой войны, за него совет ветеранов просил, командир пошёл навстречу.
– Понимаю, – дед встал с кресла. – Халат найдём для меня?
– Всё готово, Владимир Николаевич, – начальник вскочил с дивана, метнулся к шкафу и через мгновение держал в руках белоснежный халат с завязками на спине, как дед всегда любил. Мода на акушерские халаты была у него с войны – в них удобно наклоняться к больному или к столу, потому что ничего не провисало спереди. Война закончилась, а привычка осталась.
Они втроём прошли в отделение. Сестра на посту знала о том, что ожидается некий серьёзный гость, но была не в курсе того, кто этот пожилой и слегка прихрамывающий доктор, перед которым сам Рыков ходил чуть ли не на цыпочках. Она встала за столом, поздоровалась, дед кивнул ей в ответ.
Николай Иванович открыл дверь интенсивки. Они вошли.
Магомедов лежал на кровати у окна и смотрел телевизор. Его жена Тамара в тёмно-синей блузке и такого же цвета юбке до пола резала на столе у холодильника хлеб и готовила мужу бутерброды; волосы были собраны под белый платок, которым она напоминала Виктору сестру милосердия из старых фильмов.
– Доброе утро, – поздоровался Рыков. – Мы к вам с обходом, и нам поможет один очень важный и знающий специалист, Озеров Владимир Николаевич, полковник медицинской службы.
Магомедов, услышав голос начальника отделения, тут же протянул руку с пультом в сторону телевизора и выключил его. Тамара на мгновение замерла – Виктор понял, что она ждёт какой-то реакции мужа.
– Прекрати пока готовить, присядь, – указал Ильяс своей жене. Она покорно отложила в сторону нож, вытерла руки полотенцем и села на вторую кровать.
Они вместе производили странное впечатление – жена казалась роботом, что выполняет приказы хозяина. Он был идеально выбрит, чисто одет; свежая постель, завтрак, телевизор – она организовала ему быт полностью.
Дед подошёл поближе и несколько секунд просто вглядывался в лицо майора, потом медленно поднёс руку к его лицу и осмотрел склеры, сдвинув нижние веки.
– Покажите язык.
Ильяс показал.
– Хорошо. Пить хочется постоянно?
– Да.
– Жена подаёт, как только попросите?
– Конечно.
– Перевязка сегодня планируется? – спросил дед у Виктора.
– Можем организовать прямо сейчас, здесь, – ответил тот и вышел, чтобы позвать операционную сестру.
Перевязка прошла быстро – в умелых руках Юли салфетки и бинты просто летали. Дед надел перчатки, посмотрел на язвы, взял в руки бинты, поднёс поближе к глазам, потом помахал над ними по направлению к себе ладонью, чтобы оценить запах, чему-то кивнул. Юля наложила мазевые повязки и вышла, забрав грязный материал.
– Вы давно без протезов из-за этих ран? – решил уточнить дед.
– Три недели, – Ильяс отвечал строго на поставленные вопросы.
– И как вы без них обходились дома?
– По большей части лежал. Тамара помогала.
Дед бросил на неё быстрый взгляд, потом уточнил:
– Три недели лежали? И ни одного пролежня не начало формироваться? Да она у вас просто молодец, нашим сёстрам у неё многому поучиться можно.
Ильяс хотел остаться серьёзным, но лёгкая тень улыбки и гордости за жену тронула его губы.
– Да, она у меня такая. Хозяйственная, заботливая. Дом на себя взяла и меня, инвалида…
Слово «инвалид» он произнёс так, словно язык у него в этот момент на пару секунд онемел, но все в палате его поняли.
Владимир Николаевич увидел на шее Рыкова фонендоскоп, протянул руку. Тот сразу же передал его; дед аккуратно вставил дуги в уши, медленно и тщательно послушал лёгкие, сердце, живот. Виктор понимал, что слушает он сейчас лишь одним ухом, но в умении распознать хрипы, шумы или плески дед легко мог бы поспорить с тем, у кого были обе барабанные перепонки.
Невозможно было понять, привлекло ли что-то Владимира Николаевича в услышанных звуках. Спустя пару минут он вернул фонендоскоп Рыкову и принялся пальпировать живот. Потом внимательно осмотрел все крупные и мелкие суставы, заставил подвигать культями.
– Я ничего не понимаю, – шепнул Рыков Виктору. – Что он ищет?
Виктор мог лишь пожать плечами.
Жена Ильяса всё это время сидела неподвижно, превратившись в соляной столб и глядя куда-то в пол. Только кончики пальцев очень медленно перебирали складки длинной юбки и слегка приподнималась от дыхания грудь. Но когда дед закончил свой осмотр, она мгновенно встала с кровати, подошла к мужу и аккуратно накрыла его одеялом, которое хирург отдёрнул в сторону во время осмотра и перевязки.
– Давайте вернёмся, – сказал дед Рыкову и направился к выходу из палаты. В коридоре он неожиданно остановился так, что Виктор чуть не врезался ему в спину, и сказал, не оборачиваясь:
– Пригласите Тамару. Мне надо задать ей пару вопросов.
После чего пошёл дальше. Николай Иванович шепнул медсестре, чтобы та позвала жену Магомедова минуты через две в ординаторскую.
Войдя в кабинет, они заняли свои прежние места. Дед не стал снимать халат, чтобы не нарушать атмосферу предстоящей беседы с Тамарой, опустился в кресло, подвинул к себе историю болезни майора и положил на неё сверху руки. Рыков сел на диван и вопросительно взглянул на Владимира Николаевича. Тот молчал и смотрел на входную дверь в ожидании жены Магомедова. Рыков понял, что никаких объяснений пока не будет.
Лёгкий стук, потом скрипнули петли. Тамара вошла осторожно, мелкими шагами, больше глядя в пол, чем перед собой. Дед указал ей на кушетку рядом со столом:
– Присаживайтесь, я вас долго не задержу, – сказал он Тамаре. – Хочу у вас кое-что спросить.
Женщина села, вцепившись руками в юбку.
– Скажите, все эти три недели, что ваш муж не носит протезы – он как-то перемещался по дому? У вас есть кресло-каталка?
