скачать книгу бесплатно
Владимир Николаевич откинул с больной ноги одеяло, посмотрел, не прикасаясь.
– Видите? – обратился он к хирургам, стоящим рядом. – Нога слегка отведена и повёрнута наружу. Очень важный момент. Тебе так легче, дочка?
Оля кивнула.
– Попробуй ногу поровнее положить.
Лыкова попробовала и вскрикнула от боли. Нога тут же вернулась в прежнее положение. Дед повернулся к коллегам и поднял вверх указательный палец правой руки.
– А спина у тебя не болит? – задал он следующий вопрос, когда убедился, что Рыков и Виктор его знак заметили – но не факт, что поняли.
– Поясница, – кивнула Оля. – Так и хочется под неё подушку положить.
– Патологический лордоз, – дед произнёс это медленно и отчётливо, фиксируя внимание врачей. – А если попробовать согнуть ногу сильнее, то он исчезнет. Но мы не будем пробовать, потому что… Смотрите.
Он откинул одеяло полностью и показал на разницу в окружности бёдер. Левое действительно было слегка атрофично.
– Уверяю вас, что если сейчас её поставить, то мы увидим, что слева ягодичная складка стала гораздо меньше. Пациентка щадит ногу уже месяц. Ходить приходится много? – вновь обратился он к Оле.
– Да не очень, – ответила Лыкова. – Со службы и на службу автобусом. Остальное всё в пределах военного городка.
– Спорт? Дальние походы?
– Я вообще не любитель. Только если в части какие-то нормативы сдаём, но они не сложные. Последний раз далеко ходила, когда свидание дали с мужем, там от автобуса до колонии четыре километра в одну сторону через сопочку. Но это три месяца назад было, тогда ничего ещё не болело.
– А свидания подолгу?
– В тот раз сутки было. В специально отведённом домике на территории.
– Сидеть ему долго ещё?
– Чуть больше половины. Четыре года и семь месяцев, – она вздохнула и опустила глаза.
Дед внимательно выслушал, потом встал у кровати, наклонился, взял своими сильными не по возрасту руками ногу ниже колена и сделал несколько лёгких движений, не вынимая её из шины – вращал, разгибал, постукивал. Виктор с Рыковым услышали какие-то странные фамилии, угадав в них названия симптомов. По окончании осмотра Озеров аккуратно накрыл Олю одеялом, улыбнулся и погладил по голове.
– Всё хорошо будет, – он махнул рукой на докторов. – Я уверен, они справятся.
Оля тихо сказала «Спасибо» и взяла в руки книгу. Консилиум врачей вышел в коридор и направился в ординаторскую.
Дед, ничего не говоря, поднял со стола снимки, посмотрел на негатоскопе, после чего повернулся к дивану и спросил:
– Помните, что я обещал?
– Если мы ничего не добавим к тому, что и так было известно до сегодняшнего дня, то вы к нам больше не придёте, – повторил Рыков.
– И как вы решили поступить с этим условием?
– Нога у неё лежит в вынужденном положении. Ротирована наружу. Где-то в области тазобедренного сустава гнойник. Но при чём тут колено? – Виктор развёл руками. – И на что указывает боль в пояснице?
– Почти все заболевания тазобедренного сустава начинаются с боли в колене. Вот такой финт делает наш организм. Знаешь, сколько пациентов с некрозом головки бедренной кости годами лечат артрозы коленных суставов? Каждый второй. Ну, а боль в пояснице – она указывает на то, что пациентка переразгибает спину, чтобы снять напряжение, – констатировал дед. – Ей делали УЗИ вертельной сумки – вы думали, что гнойник там. Этого мало. А вот то, что она к мужу ходила последние пару лет, в том числе три месяца назад, и целый день с ним в колонии провела – вот это поважнее всех ваших рентгенов будет.
Рыков опёрся на подлокотник дивана и прикрыл глаза рукой.
– Не прячься, Николай Иванович, – дед усмехнулся. – Но в пассив себе запишешь. И ты тоже, – он сурово посмотрел на Виктора. – Доложите ведущему, что у пациентки Лыковой туберкулёз тазобедренного сустава. В округ её надо переводить, наша фтизиатрия не вывезет, хотя проконсультироваться у них можно насчёт подтверждения диагноза и антибиотиков. И попутно ещё очаги поискать. Повнимательнее.
– Колония! – хлопнул себя по лбу Рыков. – Ну, как так…
Дед встал, Виктор подскочил с дивана и помог ему снять халат.
– Хорошо, что сходу не прооперировали. Плохо, что не додумали до конца. Если есть возможность – в колонию сообщите. Пусть мужа обследуют, а то он до освобождения может и не дожить.
Рыков слушал как загипнотизированный. Он уже мысленно расписался в приказе с выговором за просмотренный туберкулёз. Дед похлопал его по плечу, кивнул внуку и вышел. Через пару минут за окном заревел движок «Жигулёнка», свистнули колёса.
– Ты ему вчера про колонию говорил? – посмотрел на Платонова Николай Иванович.
– Говорил.
Начальник подошёл к окну, вытащил спрятанную между рам пепельницу, закурил. Виктор встал сбоку так, чтобы дым не попадал на него, и сказал:
– Я понял, почему он так долго на неё смотрел, когда в палату вошёл. У неё же типичное лицо тяжелобольного человека, лицо туберкулёзника. Она просто красилась, словно сумасшедшая, после того, как ей подружки сказали, что выглядит не очень. А я вчера ей приказал, чтобы с утра никакой косметики. И сразу всё проступило.
– Надо на женской палате объявление повесить. О запрете косметики в принципе, – сурово сказал Рыков. – Они нам всю клинику стирают своим модельным видом.
Виктор улыбнулся, понимая, что бороться с этим практически невозможно. Женщины всегда будут стараться выглядеть лучше, чем они есть на самом деле. Но в словах начальника была здравая мысль – только приказывать надо было не пациенткам, а им самим. Смотреть более внимательно, заставлять смывать румяна, тональный крем и прочие штуки, с помощью которых можно запросто обмануть самого внимательного врача.
В ста метрах от отделения грохнули ворота на КПП – дед выехал за территорию. Рыков раздавил окурок в пепельнице и сел за стол. Надо было записать данные сегодняшнего осмотра в историю болезни.
– Представляешь, Виктор Сергеевич, – внезапно сказал он, – мне стыдно это всё писать и свою подпись ставить. Как будто я сам всё понял. Нечестно как-то.
– По-другому не получится, – стоя у окна, ответил Платонов. – Он же здесь был неофициально.
Рыков согласно покачал головой, потом взял ручку и написал в истории болезни заголовок «Обход с начальником отделения».
5
– Да, да, понял… – начальник кривил рот, чтобы дым от сигареты не попадал ему в глаза, но вынимать её не хотел. Он, как Цезарь, делал всё одновременно – курил, говорил по телефону и строчил дневники в истории болезни. – Мы придём, да… Сколько у нас времени есть? Вообще замечательно. Отвалите уже, господи.
Последнюю фразу он сказал, выключив телефон. Пепел упал одновременно с завершением разговора. Рыков, матерясь в голос, подскочил и принялся сдувать его с операционного костюма.
– Николай Иванович, совсем вы себя не бережёте, – с трудом сдерживая смех, прокомментировал Виктор. – Могло ведь и в другое место упасть.
– Могло, – не поднимая головы, ответил Рыков. – Но не упало же.
Он затушил окурок в пепельнице и внезапно спросил:
– А почему я вместо тебя в кардиологию ходил, чтобы какую-то хрень им там написать про ангиосепсис? У меня что, старшие ординаторы кончились?
Платонов не ожидал вопроса, отвернулся на секунду, потом объяснил:
– Я туда больше не ходок. Возможно, временно, хотя…
– Елену Ивановну не потянул?
Прямой вопрос, в лоб. У них друг от друга секретов не было.
– Можно сказать и так, – Виктор встал, подошёл поближе. – Это всё Академия, будь она трижды проклята. Выпил, расслабился и проболтался. Выводы просты и очевидны.
Рыков ухмыльнулся.
– Слушай, я тебя на десять с лишним лет старше – но даже я бы не потянул. Ни в каком виде, – он наклонился поближе к Платонову. – Это был лишь вопрос времени. Причём уверен – Мазур и сама это понимала. Просто случай хороший представился. И она им воспользовалась.
Виктор вспомнил, как собирал свои немногочисленные вещи в квартире Елены и вдруг, выйдя от неё с чемоданом, ощутил какую-то лёгкость и завершённость этого мероприятия. В такси он садился с чувством, словно сейчас поедет как минимум в аэропорт, откуда начнётся длинное и увлекательное путешествие в новую жизнь.
– В общем, как бы то ни было – увольте пока меня от визитов туда, – попросил он. – Может, через пару месяцев…
– Через один, – пресёк попытку бунта начальник. – Даю месяц. Потом уж извини, мы на работу не дружить ходим и не в любовь играть.
Платонов понуро кивнул.
– Да, есть, так точно, – сухо ответил он. – А куда мы сейчас пойдём?
– В реанимацию. И поверь – тебе это будет как минимум интересно.
– Почему?
– Увидишь.
– Медсестра нам нужна?
– Если честно, понятия не имею. На месте разберёмся.
Дошли они быстро, Николай Иванович успел выкурить на ходу ещё одну сигарету.
В реанимации был какой-то аншлаг. Все четыре койки заняты; рентгенлаборант толкал перед собой через коридор передвижную установку, травматологи толклись у окна, разглядывая снимки, и было видно, что в зале у кого-то на дальней кровати, отгороженной ширмой, берут кровь.
Платонов зашёл следом за Рыковым, не претендуя быть первым номером. Подполковник Медведев, начальник этого хаоса, вышел к ним навстречу.
– Принимайте в своё хозяйство, – он махнул рукой в сторону той самой дальней койки. – Электротравма. В сознании, можете поговорить. Повязок нет, всё видно замечательно. Задача наша простая – определиться с уровнями ампутации. С тактикой на ближайшие несколько часов.
– Заинтриговал, Палыч, – Рыков приподнял брови.
– У нас отделение такое, – без каких-либо эмоций ответил Медведев. – От нас вопросы, от вас – ответы. Хотя почему-то чаще бывает наоборот.
Николай Иванович оглянулся на Виктора, сделал движение головой, приглашая за собой. Тот достал из кармана шапочку, надел. Они вошли, здороваясь на ходу с анестезистками, снующими между пациентами и полками с медикаментами. От нужной им кровати отошла лаборантка с пробирками, кивнула хирургам.
За ширмой не было видно человека целиком; только приблизившись к койке, Рыков с Платоновым смогли разглядеть, кто там лежит. Это был молодой парень с испуганным взглядом – и он постоянно хотел посмотреть на свои руки.
А посмотреть там было на что.
Раздутые, как барабан, и одинаковые, словно отражения в зеркале, предплечья с лоснящейся белой кожей, которая ближе к кистям становилась серой, как если бы на них надели перчатки. Правая кисть будто выломана сбоку в суставе, в свете потолочных ламп поблёскивала поверхность лучевой кости. Пальцы совсем чёрные, даже ближе к багрово-фиолетовому; все суставы, за исключением мизинца, раскрыты словно консервным ножом, что напомнило Платонову руку киборга из второго «Терминатора».
Рыков остановился справа от пациента, хирург обошёл его и посмотрел, что с левой стороной. Там было чуть лучше с суставами, но по передней поверхности предплечья в глаза сразу бросался обугленный участок размером с детскую ладонь.
Просящий взгляд пациента говорил о многом. Их об этом всегда умоляли люди с подобными травмами – но, к сожалению, законы физики таковы, что прохождение электрического тока через тело человека часто оставляет после себя вот такие разрушения. И сделать уже ничего нельзя.
– Сколько времени прошло? – спросил Рыков.
– Я не помню, – хриплым шёпотом ответил парень.
– Два часа, – сказала за него анестезистка, подошедшая, чтобы сделать инъекцию. – Доставили сорок минут назад, сделали снимки, их травматологи разглядывают.
«Вот для чего тут передвижной рентгенаппарат», – понял Виктор.
– Двумя руками взялся?
– Я не помню, – тот же шёпот в ответ.
– Руки болят? Ты их чувствуешь вообще?
В ответ пациент поднял руки над кроватью, покрутил ими в локтевых суставах, но ничего более добиться от своих конечностей он не смог.
– Вы же не отрежете, нет? – беспомощным взглядом уставился он на Рыкова. Тот хотел что-то ответить, но промолчал. Спустя несколько секунд он указал Платонову на дверь:
– Пойдём поговорим со всеми сопричастными.
Они вышли, оставив мальчишку на кровати наедине с медсестрой, что работала с подключичным катетером, устанавливая капельницу. Виктор просто физически ощущал взгляд, которым парень прожигал им спины.
В кабинете у Медведева собрались к этому времени все, кто был нужен – сам начальник реанимации, Манохин со своим ординатором и Рыков с Платоновым. Ведущий хирург не спешил с визитом, но мог прийти в любую минуту.
– Итак, что мы имеем, – начал Медведев. – Электротравма, термические ожоги обеих верхних конечностей, открытые переломовывихи правого лучезапястного сустава и почти всех суставов пальцев правой кисти.
– Слева повеселее, – подал голос Рыков. Манохин молча кивнул, держа в руках снимки.
– Согласен, – кивнул Медведев. – Я не веду речь об уровне ампутаций. Я пока в целом. Что касается его общего статуса – могу сказать, что парень в рубашке родился, потому что мотор не пострадал особо, фибрилляция если и была, то он из неё выскочил самостоятельно. На ЭКГ есть незначительная экстрасистолия – до тридцати или сорока в сутки. Я её всерьёз не рассматриваю. Мазур потом придёт перед операцией, благословит.
– Отсюда ты хрен сбежишь, – шепнул Рыков, услышав фамилию Мазур. – Этого в нашем договоре не было.
Тем временем, Манохин развернулся к окну, показал всем снимки правой кисти.
– Тут вопрос ясен – проксимальная треть предплечья.
– А как же приказ по калечащим операциям? Оставлять максимально возможный сегмент? – подал голос Рыков. – Я за дистальную треть. В крайнем случае интраоперационно определимся. Но не больше средней трети.
Манохин насупился.
– Ведущий нас рассудит.
– Лично для меня, – добавил Медведев, – это решающей роли не играет. Что так сорок минут, что эдак. А вот левая рука? Есть по ней мысли?
