banner banner banner
Бестеневая лампа
Бестеневая лампа
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Бестеневая лампа

скачать книгу бесплатно


– Понимаете, – внезапно сказал Виктор, всё размышляя о том, как дед понял, что там именно салфетка, – он ведь не просто снимок смотрел. Он ещё спросил, кто оперировал. Он от каждого из нас знает, чего ожидать. От вас, от меня, от других врачей.

– Дед твой в каком звании уволился? – зачем-то спросил Рыков.

– Полковник.

– Выслуги сколько было? Он же с сорок первого года в армии?

– Да, прямо с начала войны. Тридцать шесть календарных лет.

– Виктор Сергеевич, и ты удивляешься, что он нас читает, как открытую книгу? Он Амосову ассистировал, Вишневскому – я ж его рассказы помню. Там в голове, как у хорошего шахматиста.

– В смысле? – не очень понял Виктор.

– У шахматистов база партий со всех чемпионатов мира и других соревнований в памяти сидит. Они всё и всегда могут назад отмотать, прикинуть, как другой бы на его месте сыграл. У деда твоего – миллион операций почти за сорок лет службы. И он ведь потом не ушёл сразу, а ещё двадцать лет гражданским отработал. Владимир Николаевич твой шов от моего отличит с закрытыми глазами. А уж то, что Манохин со своими анекдотами бесконечными в бедре салфетку забудет – так это само собой.

Виктор кивнул, соглашаясь. Тем временем, майора выкатили из операционной. Юля вышла следом, не вынимая рук из кармана на груди.

– Слушайте, Виктор Сергеевич, я, конечно, многое видела, но салфетку на моей памяти…

– Не было никакой салфетки, – оборвал её хирург. – Забудь, пожалуйста. Вот прямо сейчас забудь. Но выводы сделай такие, чтобы на всю жизнь. Чтобы за тобой или за мной никто ничего подобного никогда не достал.

Сестра согласно кивнула одними ресницами – медленно и сексуально.

– Вот и хорошо, – улыбнулся Виктор, – а теперь пускай мне халат развяжут, пока я его не порвал.

…Дед сидел в гараже на маленькой табуретке и перебирал картошку, для которой отгородил вдоль стены при помощи досок маленькое, но глубокое хранилище. Машина стояла на улице под деревом, на освободившемся полу сушились примерно пара мешков хорошего крупного картофеля.

Виктор молча подошёл, взял у стены брезентовый складной стульчик, поставил рядом, присел и стал помогать.

– Гнильё вон в то ведро, – дед указал поворотом головы немного в сторону. – Крупную аккуратно на пол. Не бросай, а клади. Потом в мешки сложим и в подпол. Среднюю пока не трогай, на весну надо отобрать.

В тишине они просидели около десяти минут, сортируя урожай. Потом дед спросил:

– Нашёл?

Виктор кинул очередную картошину с подкисшим боком в ведро для гнили и кивнул.

– С Манохиным говорил?

– Говорил.

– А он?

– Плечами пожал только. Радует, что хоть «спасибо» сказал.

– «Спасибо» – это хорошо, – дед оглянулся, оценивая, сколько картошки отобрано для спуска в подвал. Виктор положил руку ему на плечо и спросил:

– Откуда ты знал?

Дед обернулся и посмотрел на внука каким-то хитрым и добрым взглядом. Спустя несколько секунд паузы он ответил:

– Я тебе сейчас кое-что скажу, но ты обещай, что никому.

Виктор кивнул.

– Я не просто знал, – дед взял в руку картошину, покрутил, подбросил пару раз. – Я был уверен. Ты помнишь, что я первое спросил после того, как ты анамнез рассказал?

– Ты спросил – кто оперировал.

– А почему?

– Мы это с Рыковым сегодня обсудили. Потому что у тебя какой-то свой подход к каждому хирургу, ты за каждым знаешь, кто на что способен – недаром ты ведущим хирургом был дольше всех.

– Да… – задумчиво покачал головой дед. – Многих повидал. И это не первая салфетка у Манохина.

– Как так? – брови у Виктора сами поползли вверх.

– А вот. Не первая. Третья. Просто про первую никто не знал, а про вторую только сам Манохин. Любит он глубоко в ране работать тупферами, салфетками, турундами. И один раз я на перевязке достал салфетку на третий день после операции – ничего не случилось ещё тогда. Просто не успело. Почувствовал каким-то шестым чувством, что надо пару швов снять и поискать в глубине. Снял, достал, зашил заново. Пометку себе в перекидном календаре сделал – а Манохина на следующий день прикомандировали к фронтовым учениям на полтора месяца, и как-то забылось. А через год – вторая салфетка. Отозвал его в сторонку, говорю, что ж ты, милок, такой невнимательный. Он огрызнулся. Я половины из-за своей глухоты не расслышал, но понял, что раз я ему не начальник, то и нечего его учить.

Виктор вздохнул и продолжил перебирать картошку.

– Ну, и по снимку понятно было, – неожиданно продолжил дед. – Не так всё выглядит при остеомиелите. Рентгенологам тоже можешь гол забить – пусть книжки внимательнее читают. А мы давай-ка лучше мешки наполним…

Они провозились в гараже ещё около часа, освободив место для «Жигулей». Дед подавал Виктору мешки, тот принимал их внизу, в подвале, и всё думал, думал о том, как старый хирург видит всех молодых насквозь. Лучше всякого рентгена.

Когда работа закончилась, дед протянул ему руку и помог выбраться наверх, хотя надобности в этом особой не было.

– Выводы для себя сделал? – спросил он внука, не выпуская руки.

– А куда ж деваться, – тот пожал плечами. – Пришлось.

– Это главное, – согласно кивнул дед. – В медицине всё так – старайся извлекать уроки из ошибок других. Свои ещё успеешь понаделать. А что там с дежурной медсестрой?

– Рыков на личный контроль взял. Мы с ним все объяснительные прочитали – не надо Шерлоком Холмсом быть, чтобы понять, что драку предотвратить она не могла. Но выговора не избежать, я уверен. С формулировкой «За ненадлежащий контроль за переменным составом». Из тех, кто в виновниках будет ходить, она легче всех отделается. Я без Академии и премии. Рыков – ему могут контракт не продлить, у него заканчивается через полгода.

Дед внимательно выслушал, одобрительно кивнул, убрал в сторону табуретку, сложил стульчик и пошёл к машине. Заехал он быстро и чётко, с одного раза, впритирку к хранилищу для картошки. Выбрался из «Жигулей», несмотря на тесноту и больную спину, и каким-то хитрым шагом, опираясь на стену одной рукой, вышел из гаража. Виктор помог ему закрыть двери, а потом сказал:

– Рыков хочет, чтобы я тебя чаще привлекал к консультациям – особенно после этой салфетки. У нас хватает порой непонятных пациентов – где-то с диагностикой проблемы, где-то с техникой или с тактикой.

Дед кивнул, понимая и соглашаясь.

– Зовите. Я пока при памяти. Чаю, может, хочешь?

Виктор не отказался, и они поднялись к деду домой. Владимир Николаевич любил чай с молоком, пил всегда из огромной кружки, чуть ли не поллитровой. «У начальника должна быть большая кружка, – говорил он. – Чем больше кружка, тем больше уважение». У Виктора на работе была такая же – только любил он больше кофе.

Расположившись на кухне, они несколько минут молча отхлёбывали из своих кружек, дед хрустел сушками, немного вымачивая их, чтобы поберечь зубные протезы, Виктор ел бутерброд с колбасой.

– Дед, всё спросить тебя хочу…

– Давай, – закинув очередную сушку в рот, ответил дед.

– Есть в твоей биографии один факт… Ты, наверное, и не задумывался об этом никогда. Когда закончилась война, тебе было двадцать шесть лет. Всего двадцать шесть. И ты знал всю военно-полевую хирургию. Ты оперировал на голове, груди, животе, конечностях. Ты не боялся кровотечений, перитонитов. И ты был лишь на три года старше теперешних выпускников мединститутов.

Дед заинтересованно слушал – похоже, он действительно никогда не задумывался над этими фактами.

– А я в свои двадцать шесть лет только аппендицит смогу без ассистента, и то при хорошей медсестре, – продолжил Виктор. – Я вижу, что творится в операционных. Накопилась масса узких специалистов, скоро появятся хирурги по левому лёгкому или по правой ноге. Сертификаты и регламентирующие документы, приказы бесконечные, сюда нельзя, туда не смей. А ты мог всё, и никаких тебе разрешений на это было не надо. Я же помню, как ты рассказывал про Курилы, где и зубы удалял, и «волчью пасть» оперировал…

– Замечательная история там, кстати, случилась, – подхватил дед, услышав слово «Курилы» и даже не заметив, что перебил внука. – Остров наш, Кунашир, далеко не самый большой был. Медсанбат на одном берегу, районная больница на другом. Между ними всего тридцать километров – остров узкий. Звонят из больницы – у женщины трудные роды, кровотечение, не справляются, помощи просят. У нас вертолёта нет, какие тогда вертолёты. Машина санитарная – одна разобрана в гараже, другая не завелась. Я принимаю решение и иду туда пешком. А это не по асфальту тридцать километров, там и через сопки перевалить надо было.

– Да ты Бэтмен, дед, – усмехнулся Виктор.

– Сам ты Бэтмен, – отхлебнул дед чаю, демонстрируя свои знания о мире супергероев, и продолжил. – Бэтмену до меня, как до Луны. Он бы пешком точно не пошёл. А я за девять часов добрался. Женщина живая ещё была, они её как-то дотянули до утра…

– Ты ночью, что ли, шёл?

– А я не сказал? – искренне удивился дед. – Они ж вечером позвонили. Такие вещи всегда не ко времени. Как говорится, зубы начинают болеть в ночь на субботу. Вот и она – решила рожать вечерком. Я пришёл, разобрался с ней, прооперировал. Ребёнка, правда, не спасли, но зато мать жива. Лечение расписал на ближайшие два-три дня, позавтракал, и обратно.

– Обратно – в смысле – пошёл? – Виктор забыл про свой чай. – У них машины не нашлось?

– А я не спросил. И они тоже не предложили. Обратно даже быстрей получилось – потому что днём. А что, я молодой тогда был. Как говорится, даже не вспотел.

Виктор молчал, не в силах произнести что-либо внятное. У них в сорока километрах от госпиталя находился филиал – и эта ситуация была похожа на то, как если бы ему сказали: «Сходи туда, прооперируй, и потом сразу назад».

– А я так понимаю – ты меня о чём-то спросить хотел? – внезапно прервал думы Виктора дед.

– Да, хотел, но эта твоя Кунаширская история меня просто добила.

– Много ещё тузов в рукаве, – усмехнулся дед. – Спрашивай.

Виктора интересовал простой вопрос: «Ты же видишь, как изменилась медицина, как изменились люди – скажи, дед, мы деградируем?» Но он вдруг понял, что и сам знает на него ответ, и поэтому задал другой:

– Научиться хирургии можно только на войне? Вот в Академии все начальники отделений прошли через горячие точки, у каждого диссертация по боевой травме на личном опыте – и им веришь, как последней инстанции. Как вот я тебе верю.

– На войне? – дед прищурился. – Не люблю я про войну говорить, ты знаешь, но раз речь зашла… Идеальные условия для обучения хирурга возникают тогда, когда можно делать неограниченное количество ошибок. Как в твоих этих компьютерных играх – «перезагрузиться», так это называется? Вот война – это как раз такое место. Можешь перезагружаться хоть после каждой операции. Но на войне есть и обратная сторона медали – там убивают. И хирургов в том числе. Ведь что такое операционно-перевязочный взвод? Это полкилометра от передовой, что, в принципе, несущественная величина. Так, что не факт, что ты доживёшь до победы и сохранишь все знания. Поверь, если бы у меня была возможность учиться не на войне – я бы с радостью её выбрал. Но этот вопрос решили за меня. Я надел форму военврача третьего ранга и пошёл обучаться военно-полевой хирургии из военкомата в городе Свердловске сразу по окончании института. Так что… Ты не знаешь военно-полевой хирургии в том объёме, в каком я знал её в двадцать шесть лет. Но ты не знаешь и войны – и поверь, это дорогого стоит.

Он задумался на мгновение, а потом отодвинул тарелку с сушками в сторону и сказал каким-то чужим ледяным голосом:

– И хватит об этом.

Виктор молча кивнул, соглашаясь. На экране телефона, лежащего на столе, высветилась фамилия начальника.

– Слушаю, Николай Иванович, – ответил на звонок Виктор. – Да, хорошо… Постараюсь на завтра, – сказал он, выслушав короткую просьбу начальника, и отключился.

– Как говорится, на ловца и зверь, – положив телефон на стол, он посмотрел на деда. – Есть у нас один пациент. Загадочный. И что-то он затяжелел. Рыков просит тебя поучаствовать в диагностике. Лучше всего не затягивать и сделать это завтра. Ты на дачу не собирался?

– Собирался, – честно признался дед. – Но могу с утра к вам, а потом и по своим делам. Там ещё шесть рядков картошки осталось, надо подкопать. А что за пациент?

– Бывший офицер. Минно-взрывное ранение, обе стопы. Культи на уровне верхних третей голеней. Он их протезами натирает сильно, до язв. Жена его обратилась к нам помочь санировать, потому что сама не справляется. Мы положили, перевязываем, физиопроцедуры на месте делаем. А ему хуже и хуже – причём совершенно не пропорционально тому, какие у него раны. Рыков сказал, что пришли его анализы – и там недалеко до сепсиса.

Дед слушал внимательно, потом спросил:

– Жена с ним в палате?

– Да, ей разрешили с ним находиться, в интенсивке два места и пока никому на второе не надо.

– Ага, – покачал головой дед. – С ним, значит…

Виктор немного напрягся, а потом решил уточнить:

– Ты что, думаешь, это она что-то делает? Его четыре года назад ранило, она до сих пор от него не ушла. Мы же видим, как она с ним возится…

– Ничего я не думаю, – возмутился дед. – Но мысли у меня есть на этот счёт. Завтра посмотрим.

Он взглянул на часы, встал из-за стола, вышел в комнату и включил телевизор. В это время дед всегда смотрел новости, выкрутив из-за глухоты звук почти на максимум. Виктор по-быстрому сполоснул обе кружки, попрощался и ушёл домой.

Завтрашний день обещал быть интересным.

3

Виктор приехал на такси. Он был уверен, что придётся ждать, потому что машина пришла почти на пятнадцать минут раньше, но дед его удивил – уже сидел во дворе на лавочке и поглядывал на часы. Ждать и догонять – это были два его нелюбимых занятия. Рядом с ним лежал сложенный чёрный целлофановый пакет с чем-то плоским и большим внутри.

Водитель посигналил, Виктор открыл окно и помахал рукой. Дед встал и поправил стрелки на брюках – про такие говорят обычно «порезаться можно». Он был в сером костюме, в котором раньше всегда ходил на работу. Белизну рубашки подчёркивал не очень яркий бордовый галстук с идеально завязанным узлом, на ногах безупречно вычищенные туфли.

Не забыв взять пакет, дед подошёл, заглянул в машину, поздоровался с водителем и сел на переднее сиденье.

– В госпиталь, – произнёс Виктор. Машина тронулась. – Что с собой несёшь?

– Не спеши, – дед не повернул головы. – Всему своё время. Твоя машина где?

– Не спрашивай, – расстроенно ответил Платонов. – К Академии готовился. Продал…

Дед поймал его взгляд в зеркале заднего вида, на секунду нахмурил брови, но ничего не сказал.

Доехали они быстро. Виктор сбегал на проходную, договорился с дежурным по части – ворота медленно отъехали в сторону, и таксист прополз мимо шлагбаумов и бетонных блоков на территорию. Дежурный офицер вышел из своего «скворечника», приблизился к автомобилю и, словно гаишник на обочине, отдал воинское приветствие и попросил открыть окно.

– По территории части скорость не больше пяти километров в час, – сурово сказал он таксисту. – И не по центральной аллее, а вокруг объедете, – он махнул рукой в сторону, очерчивая маршрут. Потом наклонился, чтобы посмотреть на пассажиров, увидел деда, заулыбался и попытался в такой согнутой позе встать по стойке «смирно». Вышло глупо и смешно, но он, тем не менее, громко произнёс:

– Здравия желаю, товарищ полковник!

Таксист скосил глаза на деда, поняв, что привёз какую-то важную шишку, и вжался спиной в сиденье.

– Спасибо, – дед кивнул в ответ. – Давайте мы поедем, а то стоим тут перед штабом…

– Конечно, Владимир Николаевич, – радостно ответил дежурный офицер. – Проезжайте.

Таксист отпустил тормоз, и машина медленно покатилась по аллее.

– Это кто был? – спросил дед, когда они отъехали метров на пятьдесят.