скачать книгу бесплатно
Они проснулись оттого, что им в лица светило утреннее солнце, пробивающееся сквозь узкую щель между двумя шторами.
Борис поцеловал Аглаю.
– Свет похож на бога. Он рассекает тьму и всегда побеждает, – прошептал он.
– Я люблю тебя, – сонно ответила она, обняв его за шею.
– Я тоже. И сейчас для меня даже сол-нце светит по-о-со-бому с той мину-ты, что уви-дел я те-бя. И отны-не все, что я ни сде-ла-ю, све-тлым именем тво-им я на-зову. Посажу я на зем-ле сады весен-ние, зашу-мят они по всей стра-не. А ко-гда при-дет пора цвете-ния, пусть они те-бе расска-жут обо мне.
Она притянула его к себе…
– Иногда мне кажется, что если бы мы встретились раньше, то у нас были бы общие дети. Они были бы такие же красивые, такие же талантливые, как ты. Мы бы любили их. Они любили бы нас. И мы были бы счастливы, как никто, – говорила она. – Я и сейчас счастлива с тобой. А ты?
– И я счастлив, – он поцеловал ее в глаза.
– А у тебя жена молодая?
– Моложе тебя на год.
– Значит, я старая? – спросила кокетливо.
– Ты – мой друг вечно юный.
– Значит, ты ей изменяешь со мной?
– Я ей не изменяю.
– А что ты делаешь?
– Я люблю тебя. А ты любишь меня.
– А жену? Давай колись. Не трясись по бездорожью между правдою и ложью.
– Ее тоже.
– А кого больше?
– Я люблю женщину. С большой буквы, – уклонился от прямого ответа Борис, дескать, понимай как хочешь.
Они немного полежали молча.
– Сначала я думала: кто я для тебя? Мать-одиночка? Очередная любовница? Случайная точка в пространстве? Потом я думала: вот возьму и рожу от тебя ребенка. И спрашивать не буду. Потом передумала. А сейчас думаю, что мне и так хорошо. С тобой – хорошо. Без тебя – плохо. Самое главное – что я научилась ждать. Как вы там со Стингером поете? Надо только выу-читься ждать, надо быть спокой-ным и упря-мым, чтоб порой от жиз-ни по-лу-чать ра-достей скупы-е телеграм-мы, – интимно-тихо пропела она. – У меня есть ты. Этого мне достаточно: если не быть счастливой, то хотя бы жить в предвкушении счастья. Счастье – это не то, что есть в руках. Это не то, что можно подержать, надеть, купить, съесть, выпить, повесить на стену. Это то, во имя чего надо жить, к чему надо стремиться. Может, на это уйдет вся жизнь.
– Я люблю тебя.
– У меня есть сын, у тебя есть дочь.
– Твой сын – это ты сама.
– А твоя дочь – это ты.
– Да.
– Давай их познакомим. Может, они потом поженятся и будут счастливы вместе, а это значит, что и мы будем счастливы вместе с ними, будто мы всегда были вместе и никогда не расставались.
– Это ты здорово придумала. А чего ты со своим мужем-то разошлась? Не поделили чего?
– Скажу – смеяться будешь. Вадимом его зовут. А на свете нет ни одного порядочного человека с этим именем, все Вадики – либо проходимцы и прохвосты, либо подлецы и жулики, а чаще всего – всё вместе. Негодяи, одним словом. Возьми любой фильм или любую книгу.
– Да? Никогда бы не подумал. Буду знать. У меня тоже знакомый Вадим есть. Он вроде нормальный мужик.
– А если серьезно, то даже не знаю. Не любила, наверное, толком его никогда. А где любовь да совет, там и горя нет. Тебя ждала. Жить без люб-ви, быть может, про-сто, но как на све-те без любви про-жить? Пускай лю-бовь сто раз обма-нет, пускай не сто-ит ею до-ро-жить, пускай она пе-ча-лью ста-нет, но как на све-те без люб-ви про-жить?..
– И где он сейчас, твой негодяй Вадим?
– Кто его знает. К другой ушел. Побогаче, – равнодушно ответила Аглая.
– Алименты платит?
– Платит помаленьку. Не будем об этом, Борь. Мне после вчерашней прогулки так хочется прижаться к тебе всем телом и не отпускать долго-долго… – прошептала она, обняв его. – Как хочу в твоих объятьях обо всем забыть опять я.
А за завтраком она весело попросила:
– А ты возьми меня с собой на рыбалку. Я уху буду варить тебе.
– Какую уху? – не понял сперва Борис, запивая горячим кофием яичницу с помидорами.
– Из рыбы, которую ты поймаешь. Когда я была маленькая, меня папа постоянно брал с собой на катер. После работы где-нибудь к берегу пристанем. Мужики рыбу поймают, сварят уху. Вкусно так. И я научилась, глядя на них. Знаешь, как хорошо было? Тихо, горит костер, на небе звезды, низкие и яркие…
– Да я рыбы-то еще ни одной не поймал.
– Ты говоришь, что у тебя удочка есть какая-то необыкновенная.
– Удочка-то есть. Полтора года назад в интернете по рекламе нашел. Читаю: чудо-удочка, царь-рыба, сама ловит. Что мне и надо. Ну и купил. Подарок себе сделал. Удочка действительно хорошая. Ни у кого такой нет. Но одно не учел: чтобы рыбу поймать, надо сначала, чтобы рыба на что-то клюнула, червяка насадить, леску намотать, грузило с поплавком привязать, а потом закинуть в зеркальную гладь реки. А этому я как раз и не научился. Среди знакомых у меня рыбаков нет. Все больше по бабам бегают. Но все равно научусь когда-нибудь.
– А ты домой рыбу приносил с рыбалки? – Аглая рассмеялась. – Как перед женой отчитывался?
– У кого-нибудь из рыбаков куплю пару окуней или ершей сопливых. Вот, говорю, мое.
– Эх ты! Короче, у тебя как в песне: рыбаки лови-ли рыбу, а пойма-ли ра-ка, це-лый день они иска-ли, где у рака… дальше сам знаешь.
Голос бога
Шло время. «Прикам-Вест-банк» по-прежнему успешно торговал деньгами. По пятницам наши Борисо-Глебцы пили водку и горланили старые песни на кухне. В том числе и эту:
– Мы бродячие артисты, мы в дороге день за днем. И фургончик в поле чистом – это наш привычный дом! Не великие таланты, но понятны и просты…
При этом Борис и Аглая тихо и скрытно от посторонних глаз продолжали тайно встречаться и любить друг друга.
Но однажды произошло то, что и должно было случиться, к чему, собственно, все и шло.
Строительство нового жилого дома «Камские зори» было приостановлено на неопределенный срок ввиду того, что фирма-застройщик, а ею, как мы знаем, являлось ООО «Промстройтрейд», была признана банкротом.
Ни один телефон застройщика не отвечал. Строителей с деньгами дольщиков и кредитами и след простыл. Вроде их как и не бывало вовсе. В офисе никого, кроме молоденькой секретарши, не было. На все вопросы та однозначно отвечала, что руководители срочно уехали в командировки.
Далее была открыта процедура конкурсного производства. После этого оболваненные дольщики обратились в страховую компанию за получением возмещения. Между организацией и девелопером был заключен генеральный договор страхования гражданской ответственности застройщика. В страховой компании ответили отказом, пояснив, что компания стала жертвой мошеннических действий «Промстройтрейда» и договор с застройщиком расторгнут.
Дольщики провели несколько пикетов перед зданиями администрации губернатора и Законодательного собрания.
Написали письмо губернатору. Ни ответа, ни привета, что было вполне естественно.
Затем последовало обращение к президенту. Тот был единственным, кто обещал помочь. Но дальше обещаний дело пока не пошло.
Статья Ефима Саранчи в газете «Прикамские реалии» хоть и наделала много шуму, но толку от нее, в смысле возврата денег дольщикам или конкретного ответа от властей о том, будет ли закончено строительство и кто его будет заканчивать, тоже было немного.
По этому поводу Ульяна Рудольфовна срочно провела совещание, на котором присутствовали все работники, сообщив, что «банк стал объектом преступного злого умысла нечистых на руку людей», что «будут приняты меры» и что «этот случай станет наглядным уроком для всех нас, особенно для службы безопасности и кредитного отдела».
«Вот сука, а, – сматерился про себя Глеб. – Все ведь знала». И тихо обратился к сидевшему рядом Борису:
– Я говорил тебе не раз, что эту страну погубит коррупция.
Среди дольщиков «Промстройтрейда» значилось и имя Аглаи Зориной. После совещания Аглая взяла отгул. Все прекрасно понимали ее состояние. Она проревела весь день.
– Чем же я так бога-то прогневала? – сквозь слезы спрашивала она.
– Перестань. Я уверен, что все нормализуется, – попытался успокоить ее Борис. Хотя сам не верил в то, что сказал.
– Что теперь делать-то? Ответь, ты ведь умный очень.
– Я не знаю, что сказать. Видит бог, я не вру. Если б не наш кредит… Он только усугубил ситуацию. Хочешь, я тебе денег дам? У меня сеть немного.
– Вроде и зарплата у меня хорошая. И премии бывают. А все равно денег не хватает. Твои деньги мне не нужны, Боря. У тебя у самого есть семья. А тут еще это… – здесь Аглая немного успокоилась. – В общем, я тут недавно подумала и решила уехать домой, пока зовут. Всё. Не отговаривай. Я уже половину вещей увезла туда. Там хоть какая-то определенность есть, а здесь – одни долги и больше ничего. Знаешь, я поняла, что чита-ла мир как роман, а он оказал-ся по-вес-тью… Мне стали слиш-ком ма-лы твои тер-тые джинсы. Нас так дол-го учи-ли любить твои за-прет-ные пло-ды… – тихо пропела она больше для себя, чем для Бориса.
На другой день она написала заявление об уходе. Попросила без отработки. Пермякова кивнула и молча его подмахнула.
– Прощай, – сказала она Борису, когда тот решил ее проводить. – Не надо, не провожай. Это больно. Я буду всегда любить тебя и помнить всегда.
Она тихо поцеловала его в губы. Поцелуй был холодным, как лоб у покойника.
– А в Прикамск я еще вернусь.
Через несколько дней наступила очередная пятница с традиционными Борисо-Глебскими посиделками. Хотелось спеть, как раньше:
– Ба-ня, во-одка, гар-монь и ло-сось! Ба-ня, во-одка, гар-монь и ло-сось!
Но Борису было не до песен.
– Если ты все про всех знаешь, значит, ты и про Аглаю все знал? – вдруг осенило его.
– Что ты имеешь в виду, Гордей? – переспросил Глеб.
– Знал, что она строила квартиру у этих сволочей?
– Я тебя умоляю. Конечно, знал.
– А почему мне ничего не сказал? Почему молчал? – закричал Борис, схватив за рубашку Глеба. – Сволочь ты после этого, Нинельич.
– Чтобы ты, мудак, не напортачил чего не надо, чтобы дров не наломал. Ты бы все равно ничего не изменил. А Аглае и другим дольщикам только хуже бы сделал. Ей просто пока не повезло. Это как шальная пуля на фронте. А пуля-дура не выбирает.
– Какая пуля? Что ты несешь?
– Но это не смерть, это ранение. Она сейчас успокоится. Сменит обстановку. Поработает в деревне. А долгостроем ихним займется государство. Жуликов посадят, если поймают, а дом все равно когда-нибудь достроят. И получит твоя Аглая свою квартиру.
– Все равно это нечестно.
– Да, жалко девку. Пострадала не за хрен собачий. А статья в газете – это единственное, чем мы тогда могли ей помочь. Денег она все равно не взяла бы. Гордая. И честная. Когда поют пушки, музы молчат.
– Совести у них нет, – проговорил на это Гордеев.
