скачать книгу бесплатно
По этой простой причине Глеб и Борис не ходили по ресторанам, кафе, барам и прочим забегаловкам, хотя зарплата честных, но скромных банковских служащих позволяла им это делать если не каждый день, то пару раз в неделю – точно. Но в этих кабаках ни поорать от души, ни поматериться по-человечески нельзя, ни песен во весь голос погорланить. Именно в такой домашней обстановке герои нашего мюзикла, словно святые, комфортно чувствовали себя в своей Борисо-Глебской тарелке.
Короче, сухой закон им был не писан.
Но в этот раз что-то не пелось.
– Что с тобой, отец Борискин? – спросил Стингер, разливая водку по граненым рюмкам. – Ты какой-то не такой. – Да мысль одна башку сверлит, – ответил Борис.
– А ты гони ее прочь, тугу печаль, – словами горбатого бандита из «Места встречи…» ответил на то Глеб, – выпей и забудь. Сегодня праздник. Гуляй, братва! И сни-тся мне: в прито-нах Сан-Франци-ско лило-вый негр вам пода-ет ман-то!
Они выпили, громко чокнувшись рюмками.
– Ты закусывай. Пить, не закусывая, – то же самое, что жить в большой квартире без горничной.
– Хорошо у тебя баба картошку жарит. Я так не умею, – сказал, закусив водку, Борис.
Жареная картошка была его любимым блюдом в любое время года и в любое время суток.
– Да, это у нее не отнять. Рукастая. Баба должна быть на кухне хозяйкой, а в постели – блядью. Тогда это крепкая российская семья. Не ищи жену в хороводе, а ищи в огороде – гласит народная мудрость. Так о чем думаешь-то, Борисовец?
Хорошо сидим
В тот день в банк заявились молодые по виду директор и юрист некой строительной компании, именуемой не иначе как ООО «Промстройтрейд».
Осторожно войдя в кабинет к Борису и поздоровавшись, они не стали вилять хвостом около да рядом, а сразу перешли к делу.
– Борис Сергеевич, наша организация строит жилой комплекс «Камские зори»: с подземными гаражами, подъездными путями, большой дворовой площадкой. Со всеми делами, короче, – заученно начал вещать директор «Промстройтрейда», протирая запотевшие очки мягкой тряпочкой (на улице в тот день было морозно). – Срок сдачи запланирован на конец этого года. Мы несколько отстали от графика по объективным причинам, от нас не зависящим. И, для того чтобы вовремя завершить строительство, нам необходима еще некоторая сумма. Мы надеемся на вашу помощь, то есть на кредит.
Здесь очкастый назвал сумму.
– Ого. Ничего себе. Ёмко, – удивился Борис.
– У нас такие масштабы, мелко мы не плаваем. Стараемся идти в ногу со все увеличивающимися запросами населения. А благосостояние народа, как вы сами знаете, неуклонно растет. Мы ведь живем во время высоких технологий, – заученно отчеканил строитель.
– В качестве залога что будет? Я имею в виду материальное подтверждение кредита.
– Деньги вкладчиков. Почти все квартиры проданы, еще бы. Плюс наша автотракторная и строительная техника. Здесь все указано, – он выложил перед Борисом несколько папок с документами. – Но до этого, мы уверены, не дойдет. Кредитная история у нас безупречная. Законы мы соблюдаем. – Мы серьезные люди, – поддакнул юрист.
– Я это заметил. Хорошо, я посмотрю. Оставьте документы. Но обещать ничего не могу: слишком велика сумма. Необходимо согласование.
– Надеюсь, мы найдем общий язык. У нас отличная репутация. И мы умеем быть благодарными, – продолжал петь свою песню очкарик-директор.
– Хорошо, хорошо, в понедельник с вами свяжутся наши работники и передадут наш ответ. – Борису Гордееву стали надоедать эти чересчур назойливые просители.
– Будем рады, если и работники вашего банка приобретут в нашем доме квартиры. Отличный вид на Каму. Рядом сосновый бор. Свежий воздух. Никаких заводов. До центра пятнадцать минут, – талдычил неугомонный директор.
– Я понял вас, – надел «улыбку на рожу» Борис.
– Всего наилучшего, Борис Сергеевич, – снова улыбнулся очкастый. – Так мы можем надеяться?
– До свидания, – улыбка на лице начальника «кредитки» была явно вымучена. Но того требовал политес. – Не смею задерживать.
– Не смею задерживать. Козел. Сука, – с пролетарским негодованием выдохнул директор стройконторы, когда строители вышли из банка на морозную улицу. – По морде видно, что урод.
– И чё делать? – спросил юрист.
– Чё-чё. Хуй через плечо, вот чё. Чтобы взять, надо сначала дать.
– Так что тебя гложет, царь Борис? – спросил Глеб, отвлекаясь от гармошки. Он намазал на кусок белого хлеба масло и положил столовую ложку икры. – Люблю, грешным делом, водку икрой закусывать. У меня есть знакомый журналист, как-нибудь познакомлю, так вот он всегда говорит в таких случаях: «Ебанем говна в кашу».
– Давай ебанем, – согласился Гордеев.
Друзья накатили очередную рюмку. Борис, крякнув, схватил вилкой длинную шпротину за хвост и картинно проглотил ее.
И рассказал о встрече.
– Обычная история. Ничего нового эти гондоны не придумали, – выслушав друга, ответил Глеб.
– В смысле?
– История простая, как рубль золотом. Есть участок земли, где уже начато строительство дома. Вырыт котлован, вбиты сваи, выложен фундамент и даже построен первый этаж. Потом продаются квартиры. Причем одна квартира может быть продана несколько раз. Чаще всего квартиры продаются через прикормленную риелторскую контору типа какой-нибудь «Сукин и сын». Затем деньги переводятся через фиктивные фирмы-однодневки или через какой-нибудь благотворительный фонд в офшор. И – всё. Ищи ветра в поле, – улыбнулся Глеб.
И заиграл:
– Широ-ка страна моя родна-я, много в не-ей лесов, полей и рек. Я друго-й та-кой страны не зна-ю, где так вольно ды-шит чело-век!
– И что? Никак? – спросил мало что понимающий Борис.
– Может, найдешь потом. Когда-нибудь. На Кипре, например, или на Мальте.
– Понятно.
– А далее фирма-застройщик объявляется банкротом, стройка – долгостроем, а обманутые дольщики – бомжами: ни квартиры, ни денег. А это испорченные судьбы, покалеченные жизни, отчаяние и безысходность, – невесело подытожил Глеб.
– Н-да.
– Эти фирмы работают по принципу: увидел прибыль – хватай быстрей, а дальше хоть трава не расти. Их задача – отжать бабло, и больше ничего. Это как болезнь. Причем хреновая болезнь, заразная, с осложнениями. Типа аденомы простаты. Понял?
Борисо-Глебские друзья помолчали немного, думая каждый о своем.
– Да не заморачивайся ты так, Бариста, – нарушил молчание Глеб. – Ладно, давай наведем резкость, что ли, сколько можно всухомятку сидеть, – закончив монолог, он указал на бутылку с ТРН. – Кто ве-сел, тот сме-ется, кто хочет, тот добьет-ся, кто ищет, тот всегда най-дет!
– Понял, – Гордеев наполнил рюмки.
– Значит, благотворительный фонд, говоришь? – снова задумался он спустя какое-то время. Водка не шла в горло. – А что это такое?
– Благотворительный фонд – это сборище зажравшихся уродов, которые отмывают бабки. Они делают вид, что помогают больным детям, инвалидам и старикам, причем якобы делают это по всей России. Рассказывают так, аж слеза прошибает, мать вашу. Собрались в этих фондах продажные депутаты, олигархи разные. Короче, бывшие бандиты. Или те, кто не успел стать бандитом в 90-е годы и очень хочет разбогатеть сейчас.
– Понял.
– Но по документам у них все чисто. Не подкопаешься.
– А мы-то кто? Вроде тоже как на деньгах сидим. Пусть и в небольшом банке.
– Если хочешь, мы посредники между добром и злом. Между богатством и нищетой. Между честностью и ложью. И от нас зависит, будут ли эти сволочи жить припеваючи или не будут. Эту страну погубит коррупция. Запомни это.
– А почему эти строители к нам обратились? Мы ведь в основном с физическими лицами работаем, с ипотекой, с автомагазинами договоры у нас.
– Значит, из больших банков им никто кредит не дал.
– А если и мы не дадим?
– В другой банк обратятся, в третий, в четвертый… Взятку предложат большую. Кто-нибудь да и возьмет. Все зависит от суммы. Тебе, наверное, тоже предлагали?
– Предлагали. Точнее, намекали.
– Вот видишь. С почином тебя, Борисыч. Вперед!
Друзья выпили. Сентябов томно заиграл и тихо запел утёсовскую:
– Как много де-вушек хоро-ших, как мно-го ла-ско-вых и-мен. Не заморачивайся. За ними кто-то стоит. Серьезный. Но это уже политика, а политика честной не бывает. Я политики в Афгане, в ограниченном контингенте, во как наглотался, на всю жизнь хватило, – Глеб провел рукой по горлу. – Не будем о грустном. Хорошо сидим, Гордей, держи нос бодрей!
– А ты, вообще, как стал песни-то петь, на гармошке играть, как коробейник деревенский? – спросил Борис.
– Да никак. Песни всю жизнь пел, с детства люблю это дело. – И пропел, подыгрывая кнопками гармони: – Они нам стро-ить и жить по-мо-гают… – затем перешел на банальную прозу: – А гармошку на чердаке нашел в отчем доме. Лет тридцать пролежала, если не больше. Дед мой на ней еще играл, как сейчас помню. Ну и привез сюда. На ней кошка любит спать, наверное, мышами пахнет. Думал, не играет. Нет, работает. Вот и приноровился потихоньку. Есть у нее, конечно, кое-где еще отдельные недостатки, например, ладов мало, поэтому на ней можно только простые песни играть. Трехрядка, одним словом. Помнишь?
– Чего?
– Если б гармо-шка умела все гово-рить, не та-я… Русая деву-шка в платьи-це белом, где ж ты, голу-бка моя? Выпьем?
– Нальешь – выпью.
– Вот это по-нашему!
И, выпив, снова запел:
– Люди встреча-ются, люди влюбля-ются, женя-тся. Мне не везет в этом так, что про-сто беда. Вот нако-нец вчера встре-тил я де-вушку… Как, кстати, у тебя с Аглаей-то?
Картина вторая
Аглая
Ее звали Аглая. Простое русское имя. Ныне почти забытое. Но даже на фоне всеобщего повального присвоения креативными россиянами старинных славянских имен своим чадам, типа Радомир и Метелица, Коловрат и Радостина, Богодар и Заряница, оно смотрится как картина сермяжных передвижников на фоне отвязного авангардизма. И это не считая верха отеческой сообразительности: Люцифер и Монтана. А теперь представьте, как это будет выглядеть, когда этим счастливым детишкам стукнет лет по сорок или более того.
«Здравствуйте, Люцифер Силантьевич Череззаборногузадерищинский» или «С добрым утром, Монтана Сигизмундовна Синебрюховская», – будут им говорить коллеги, зажимая рот ладонью, чтобы не рассыпаться от смеха.
Но с именем-фамилией у Аглаи Ивановны Зориной, как мы видим, все в порядке.
Аглая Зорина появилась в банке на год раньше Бориса. Она приехала в Прикамск из далекого Ильичёвского района. Отец ее служил в местном леспромхозе капитаном: сплавлял на катере срубленный лес от Ойвы до Камы, мать работала в школе учительницей русского языка и «литры».
Аглая выучилась на бухгалтера в аграрном университете. Вышла замуж за однокурсника, родила ему голубоглазого мальчугана. Спортивный пацан в этом году в третий класс пошел.
Но брак оказался недолгим. После трех лет совместной жизни два бухгалтера-экономиста расстались по причине несовместимости характеров.
До «Прикам-Вест-банка» она скучно и неинтересно прозябала в нескольких финансовых конторах, пока не выложила свое резюме в социальных сетях. И ей повезло.
Аглая вдвоем с сыном снимала комнату на окраине Прикамска, строила по ипотеке, взятой в другом банке (тогда она еще не служила в описываемом нами учреждении), квартиру в новостройке, платила кредит за машину. Отпуска проводила в основном у себя в деревне. Правда, в прошлом году с подругой сгоняла в Черногорию.
Ее родители дружили семьями с руководителем местного агрокомплекса, единственного в селе.
Директор этой фирмы орденоносец Николай Петрович Конюхов ранее был председателем местного колхоза имени Ленина. Его уважали. Колхоз не отставал, но и вперед не забегал, поэтому был в районе на хорошем счету.
Когда началась эта чертова перестройка с приватизацией, каждый колхозник, включая грудных детей и неходячих стариков, получил свой пай (по-старому – надел). А вот что с ним, с наделом этим, делать, никто не ведал.
Кто был пошустрее, то есть, говоря языком большевиков, был кулаком, – организовал семейный кооператив, нанимал батраками своих менее шустрых и пронырливых односельчан. Кто не обладал этой кулацкой смекалкой и хваткой – либо продал свою долю более находчивому соседу, либо попросту пропил за пару пузырей дешевой водки.
Но большинство бывших колхозников решили вновь объединиться. Так колхоз имени Ленина Ильичёвского района Прикамского края получил второе рождение, как при коллективизации в начале 30-х годов. Бывшего председателя вновь избрали председателем. Оставили на своей прежней должности и главную бухгалтершу, супругу Николая Петровича. Оставили и памятник лысому вождю мирового пролетариата, гипсовое изваяние которого, покрашенное в серебристый цвет, как и прежде, красовалось перед зданием колхозного правления.
Единственное, что изменилось, – в титульном названии перед словом «колхоз» появилась аббревиатура «ООО “СПК”» – Общество с ограниченной ответственностью «Сельскохозяйственный производственный кооператив».
В один из ее приездов Николай Петрович, почти как отец, долго уговаривал Аглаю, предлагая должность главного экономиста со всеми вытекающими последствиями. И зарплата высокая у нее будет, как в городе. И за счет колхоза дом он ей отгрохает, какой наша героиня пожелает, поскольку с родителями ей жить не с руки. И скотину домашнюю, какую надо, подгонит. И сына пристроит не хуже, чем в Прикамске. И мужа, если понадобится, найдет. Из молодых специалистов. В этом году их много понаехало: за счет колхоза в городах учились, пора отрабатывать. А если молодые аграрии ей не по нутру, то вот начальник гаража в девках бобылем ходит. Справный мужик. Чем не пара?
А природа здесь какая! А воздух! А река!
– Всё у нас хорошо, грех жаловаться, – говорил он ей. – Надои рекордные в этом году показали, лучшие в районе. По мясу на второе место вышли. Зерно выгодно продали в соседнюю область. Газ провели два года назад. Комбайнов новых, муха не сидела, несколько штук закупили. Даже один американский. «Джон Дир» называется, сам ездит, без механика. Говорят, износу нет. И специалисты хорошие у нас есть: зоотехники, агрономы, механизаторы. Даже строители. А вот по части экономистов страдаем. В этом вопросе не идем в ногу со временем, отстаем от прогресса, от интернета вашего. На счётах наши бухгалтеры привыкли трудодни считать. Учет нужно нормальный изладить, а то подворовывают колхознички-то, за всеми не углядишь. Ну и пьют с получки, естественно, как без этого?
– Я подумаю, Николай Петрович.
– Не тороплю. Но лучше, Аглаюшка, думать не спеша, но поспешая. Время, сама знаешь, какое.
Яйца Фаберже
– Так давать им кредит или не давать? – вновь вернулся к теме прежнего разговора Борис.
– Сиди пока на жопе ровно и не дергайся. Года через полтора-два Рудольфовна свалит на пенсию. Тебя на ее место начальником нашим поставят. А там, глядишь, и в центральный офис переведут. А дальше – заоблачные перспективы. Как говорится, живи да радуйся.
– А все-таки, Нинельич?
– Посуди сам. Кредит эти хуеплеты не вернут, это стопудово. По карманам распихают и свалят куда-нибудь. По всему видно. Расплатятся с нами своими говенными бульдозерами и сраными экскаваторами. И стройкой, где вместо десяти этажей – один, да и тот не достроен, туда кошки умирать ходят. Это в лучшем случае. И всю эту херню на тебя повесят. Что делать со всем этим добром будешь? Покупателей искать? А кто все это купит? Дураков нет.
– Да-а-а, картина маслом. Обрадовал. «Левиафан» какой-то, – вспомнил он недавний страшный фильм.
– А тебя еще во взяточничестве обвинят. Посадят еще, не дай бог. Короче, пусть идут в головной офис и там просят. Так и скажи. Письменная команда оттуда поступит – дадим кредит. Нет – значит, нет. Целее будем. Чем больше бумаги, тем чище жопа.
– Ты краски не сгущаешь? Реклама у них мощная, я видел. В документах, я посмотрел, все на месте. На стройке был, специально ездил смотреть, работа кипит.
– Все это – пыль в глаза. Видимость. Это они умеют. Ты на рожи-то их посмотри, – махнул он рукой. – Строители! Они такие же строители, как я любовник Матильды Кшесинской. Ладно, не ссы, Борискин. Наливай, чего сидишь, уши развесил? На Вол-ге широ-кай, на стрелке дале-кай гудками кого-то зовет паро-ход, – запел Глеб, подставляя рюмку. – Тебе зарплаты мало, что ли? Скромнее надо быть. Почему тара пустая?
И снова продолжил, по-камарински развернув меха:
