скачать книгу бесплатно
– Ты кто? – спросил мальчик. Глаза его блестели хитринкой.
– Я… Эй, я взрослый человек, почему ты ко мне обращаешься на «ты»?
Мальчик проигнорировал вопрос, зато поднял свое копье еще выше, когда Рамон приблизился.
– Говори мне, кто такой, а то не пущу!
Ребенок действительно закрывал проход, и Рамон начал раздражаться из-за столь глупой преграды.
– Все, хватит. Уйди с дороги! – он попытался выхватить назойливую палку, но ребенок ловко увернулся и ткнул его в ногу чуть выше колена. – Ты что, с ума сошел, сволота маленькая?!
– Рамон, дай я! Ты не умеешь с детьми общаться, – сказала ему на ухо Элинор.
– Да он же … Что мы с ним церемонимся?
– Мы не знаем, с кем он, забыл? Не надо раньше времени…
– Ладно, ладно, давай, – Рамон пропустил филомену вперед, едва подавляя жгучее желание одарить юного стража оплеухой.
Женщина наклонилась к ребенку, делая вид, что не замечает выпадов палкой:
– Дружок, как тебя зовут?
– А тебя как? А бородач – кто?
– Давай договоримся. Ты, поскольку мы все-таки взрослые и незнакомые люди, будешь к нам обращаться на «вы» и назовешь первым свое имя. А мы тогда ответим на вопросы, какие у тебя есть. Согласен на такой уговор?
Мальчик на секунду посерьезнел, задумался, затем…
– Ну-у-у, я…, – он неожиданно плюнул Элинор в лицо и бросился бежать, прыгая через ступеньку и звонко хохоча.
– Маленькое животное! – прорычал Рамон ему вслед. Погнаться бы и стукнуть хорошенько, но разве за таким угонишься. – Теперь-то я вспомнил, почему ненавижу детей!
Элинор, обескураженная, вытерла плевок рукой:
– В первый раз такое наблюдаю. Но он не виноват, это все воспитание. Посмотреть бы, кто его родители.
– Вот и посмотрим сейчас. Пойдем, – взявшись за руки, они спустились в вестибюль и замерли на предпоследней ступеньке.
Помещение внизу превратилось в подобие маленького лагеря для беженцев: стихийного, хаотичного. Вдоль двух смежных стен рядами лежали застеленные цветастыми тряпками матрасы. На них вразнобой расположились мужчины и женщины – человек семь-восемь. Все, как тот диковатый ребенок, – смуглые, с темными, жесткими волосами. Они разговаривали на смеси имперского и еще какого-то языка, ели и пили из покореженной посуды, давно отработавшей свое. Две женщины в углу разбирали ворох тряпья, похожего на грубо сшитую одежду. Третья кормила грудью ребенка. Еще несколько мужчин у противоположной стены собирали каркасы того, в чем Рамон узнал складные армейские кровати. В центре помещения громоздились в два-три яруса мешки, рюкзаки и чемоданы. В прогалах между всеми этими людьми и вещами носились взад-вперед несколько маленьких детей.
В таком безумном средоточии жизни двух робко стоявших на лестнице чужаков заметили не сразу. Сперва пробегавший мимо ребенок добавил возглас удивления в море шума, затем сидевшая на матрасе толстая и неухоженная женщина толкнула в бок соседку и кивнула на Рамона с Элинор. Мужчины один за другим прекратили сборку кровати и уставились на них с непонятным Рамону выражением. Через полминуты все затихло. Взгляд каждого был направлен на них.
Рамон оказался будто пригвожденным к ступеньке, а Элинор сжала его руку необычайно крепко. Лицевые мышцы снова ему не повиновались, рот открыть не представлялось возможным. Он повернул голову к Элинор, как бы ища поддержки, помощи, но увидел в ее глазах то же бессилие и неуверенность. Благо, мучительную тишину прервал мужчина средних лет с густыми усами. Рубашка натянулась на его большом животе, и пуговицы грозили вот-вот отлететь – в целом, однако, он производил более приятное впечатление, чем большинство его соплеменников. Может, из-за открытого и умного взгляда, либо же потому, что имел более цивилизованный вид по сравнению с другими.
– Чистого воздуха да яркого солнца, дорогие! – сказал он спокойно и размеренно, оказавшись в двух шагах от пары.
– Я.. мы… Что ж, спасибо! Приветствуем и мы вас! – нашелся, наконец, Рамон, настороженно наблюдая за незнакомцем и подошедшими следом. Что за странное приветствие? Уж не смеются ли над ними, не готовят пакость, как тот ребенок…
– Кто же вы? – поинтересовался усатый с прежним спокойствием.
– А… вы кто? – реакция на встречный вопрос была не то что бы откровенно враждебной, но умеренно-негативной. Мужчины переглянулись, слегка насупив брови. Женщина в дальнем углу фыркнула и что-то сказала своей товарке. Главный – так про себя обозначил говорившего с ними человека Рамон – в лице не переменился, но заметил с укоризной:
– Так не положено, дорогие. Вы пришли к нам, а не мы к вам. Кто гостей принимает, тот и спрашивает первым. Вы нам ответьте, тогда и мы уважим.
Рамон почувствовал прилив злости. Вот значит, как! Он нашел это место первым, устроил тут все, но заявилась толпа голодранцев и в момент переворачивает ситуацию, будто они хозяева, а он – никто!
– Вы не правы! Мы живем здесь уже месяц, а вы – только пару дней, разве нет?
– Месяц? Как же мы вас до сих пор не видели? – спросил, прищурившись, худощавый человек, что стоял чуть поодаль. Резкий, отрывистый тон в сочетании с излучавшим агрессию лицом делали его противоположностью старейшины. – Где же вы прятались?
– Мы не прятались. Мы живем наверху, в надстройке.
– А-а-а, – протянул с пониманием другой мужчина и обратился к тому, что заговорил первым. – Да, Нурислан, мы поднялись два дня тому посмотреть, что там за дверью, но она была заперта.
– Мы закрылись изнутри, чтобы нас… Чтобы спокойней было. И не зря, как теперь вижу, – Рамон не мог не добавить обвинительной нотки в голос. Не будь пришельцев целая орава, он бы уже заорал на них, велел убраться. Но положение было таково, что оставалось только смотреть на собравшихся исподлобья, в бессильной злобе. Он даже забыл на минуту, что Элинор все еще стоит рядом – вероятно, из-за того, что женщина не проронила ни звука.
– Ну, хорошо. Вы живете, теперь и мы живем. Места ничьи, а значит – общие. Давайте же жить, как добрые соседи, – изрек Нурислан.
– А вы… надолго тут? – осведомился Рамон, страшась услышать утвердительный ответ.
Женщины, мужчины, дети – почти все засмеялись.
– Что смешного? – недоуменно спросила Элинор, но так тихо, что не услышал никто, кроме ее мужчины.
– Как судьба-звезда закрутит, так и будет, дорогие. Может, на месяц, а может – на год.
– Почему именно это место? – не унимался Рамон. – Тут ничего нет для жизни.
– Сами-то чего тогда…, – буркнул кто-то за спинами мужчин.
– А ну, хватит вопросы швырять! Вы только гости, а уважения не проявляете!
– Ладно, Николай, спокойно, – Нурислан поднял ладонь и призвал толпу к спокойствию. – Однако мой зять вернулся к тому, с чего я начал. Дорогие гости, прошу уважать наши обычаи. Давайте познакомимся, а там и все вопросы обсудим, какие у вас есть. Не надо суеты и враждебности. Так кто же вы?
Рамона распирало от злости и желания кинуть нечто тяжелое или острое в каждого из тех смуглых, что таращились на него, как на диковинного зверька, непонятно зачем вышедшего из чащобы на чужую территорию. Еще толком не зная, кто они, откуда и зачем пришли, Рамон ненавидел их всей душой. Право, того факта, что они рушили его крохотный и донельзя простой мирок своим бесцеремонным существованием в непосредственной близости, было более чем достаточно и для ненависти, и для проклятья.
– Я не… – начал он, но Элинор вдруг подала голос. Быть может, оттого, что она долго молчала, нервничая перед толпой с неясными намерениями и наклонностями, ее слова прорезали относительную тишину помещения звонким эхом.
– Элинор и Рамон. Нас зовут Элинор и Рамон. Мы пришли из города.
– Славно! С умной женщиной говорю, – наклонив голову, похвалил Нурислан. – А что привело вас в эти безлюдные края?
– Поиски новой жизни вдали от суеты, толпы, – желчно, сквозь зубы процедил Рамон. Элинор послала ему короткий предостерегающий взгляд.
– Что ж, Элинор и Рамон, мы рады обрести в вас соседей и не осудим, хоть бы вы были богатеи, хоть нищие, хоть беглые преступники. Хотеть воли – это право каждого человека в мире. Мы – древний народ, который и сам им пользуется, и за другими признает. Добро пожаловать в лагерь вольноходцев!
Несколько человек что-то прокричали на незнакомом языке; две женщины потянули Рамона и Элинор за руки, стащили с лестницы, параллельно напевая незнакомую мелодию. Им кинули матрас неподалеку, усадили, а Нурислан, покряхтывая, устроился на точно таком же матрасе напротив. Также к нему подсела носатая старуха со струящимися до пояса седыми, но густыми волосами. Все прочие вернулись к своей бурной деятельности или безделью – смотря, кто чем был занят до прихода гостей.
Рамона кольнула новая игла злости, когда среди суетливых ног вольноходцев он заметил хитрую мордочку стража лестницы:
– Эй, ты, а ну, иди сюда!
– Кому это ты, дорогой, кричишь? – осведомился Нурислан и проследил за взглядом Рамона. Мальчик исчез.
– Бегает тут у вас один ребенок. Его надо наказать. Я его только что видел.
– А что ж он сделал тебе и твоей жене?
– Я не жена, – поправила Элинор и покраснела.
Рамон кивнул в подтверждение. Жены хватило и одной. Им хорошо вместе без официальных процедур и бумаг.
– Да? Тогда брат и сестра?
– Нет. Мы вместе, но… не в браке.
– Брак – не брак! Это все ваши городские пустяки, – весело проскрипела старуха. – Если любовь, если вместе, то муж и жена. У нас так. И спрашивать не будем никого. Мы вообще все одна семья. Вон, видите того, без рубахи? Это моего Нурислана зять. Николай – тоже его зять. И бородач у дверей, Альберт, – зять. У него все в зятьях тут, ха!
– Это как? – хлопая глазами, спросила Элинор. – У него так много дочерей?
Старуха засмеялась, обнажив темноту беззубого рта:
– Две. А зятьев – девять. Смекаешь, красавица моя?
– Ох.., – только и нашлась, что сказать Элинор. Рамон тряхнул головой в неверии. Про многоженство он слышал, но чтобы наоборот…
– Да, у нас любить не запрещено, – подтвердил Нурислан.
– Потому и дети общие. Мать одна, а отцы – все. А как же тут поймешь, кто ему отец, если с матерью бывают по трое на неделе? – добавила старуха. Рамона передернуло. Интересно, сколько мужчин было у нее до того, как стала непригодной для употребления?
– А половина моих зятьев – еще и мои племянники, – добавил Нурислан. – Потому и говорю: мы одна большая семья. Понимаю, для вас, людей под государством, наша жизнь может показаться неправильной. Для нас вот ваша – еще какая неправильная, но что с того? Никто никому не мешает и живет по-своему.
Подошла беременная девушка и сунула гостям в руки по деревянной миске с горячей похлебкой.
– Крапивный суп, – пояснил Нурислан и принял из рук девушки такую же миску. – Еда простая, но вкусная. А вечером будет мясо.
Элинор с виноватым видом поковыряла ложкой куски овощей, а потом начала понемногу есть, прислушиваясь к ощущениям. На удивление, было вкусно. Рамон же сразу поставил миску на пол.
– Спасибо за угощение, но мы только поели. У нас там своя кухня и своя еда.
Женщина перестала жевать, покосилась на него, затем в легком смущении последовала примеру.
– Очень вкусно, но… мы не голодны.
– Ну, дело ваше, дорогие, – и мужчина, и старуха принялись уплетать свой суп с завидной скоростью, шумно прихлебывая. А Рамон снова заметил на другом конце вестибюля мальчишку. Он встал и по возможности тихо подошел к нему со спины, схватил за плечо.
– Эй, ну что, поговорим о твоем поведении? – мальчик попытался вывернуться, но не преуспел в этом деле, и стал молотить Рамона своими кулачками везде, куда дотягивался, вдобавок завопив так, что у мужчины зазвенело в ушах. – Не ори, я только хочу…, – он не закончил предложение, потому что кто-то заехал ему в висок.
Поднялся злой лай и визг, шарканье шагов.
– Рамон!
Он обнаружил себя лежащим на полу. Темные пятна перед глазами понемногу рассеялись. Удар был неслабым.
– Вставай, шакал! Хорошо получил? – прорычал кто-то над ним. А неподалеку женщина, смеясь, что-то прошипела на своем языке.
– Эй, вы что, с ума посходили? Оставьте его в покое! – Рамон узнал испуганный голос Элинор, несмотря на резкие, нетипично высокие для нее ноты.
Рамон поднялся на ноги, но злость и решимость врезать любому, кто бы ни стоял перед ним, рассыпались в труху: его обступили несколько вольноходцев с поразительно звериным выражением на лицах. Видимо, все они считались папашами того ребенка.
– Какого черта? Что за бурная реакция? Я всего лишь пытался сделать замечание вашему…
– Заткнись, пока зубы не выбил тебе! – гаркнул один. – Только тронь еще кого – порежу!
Между Рамоном и «отцами» вдруг возник Нурислан.
– Всё, всё, спокойно! Что за драка, зятья? Что он сделал?
– Схватил Ахмеда! Привязался к малому просто так!
Рамон возмутился:
– Ничего я не привязался! Этот ваш Ахмед вел себя безобразно со мной и моей женщиной!
– Он плюнул в меня, – подключилась Элинор. – И все время нам «ты» вместо «вы»…
– Я только хотел попросить, чтобы он извинился, и чтобы вы его наказали, – примирительно ответил Рамон, с трудом заставляя себя держаться.
Мужики опять загалдели и зарычали.
– Надо было сказать мне всё, дорогой. Никому нельзя трогать наших детей и женщин кроме своих. Ты сделал глупость, – Нурислан уже не выглядел добродушным и дружелюбным, но – прохладно-жестким.
– Я пытался вам сказать…
– Чем ты его обидела, что он в тебя плюнул? – не слушая Рамона, вожак повернулся к Элинор.
– Обидела? Она ничем не могла его обидеть! Он сам к нам пристал со своей дурацкой палкой, – злость опять закипела в мужчине.
– Э нет! Так не бывает! – беглецы оглянулись на источник звука: к ним ковыляла, сгорбившись, все та же старуха. – Что вы ему сказали? Или не сказали?
– Ничего.
Старуха ухмыльнулась, буравя обоих ехидным взглядом. Рамон начал смутно догадываться, о чем могла идти речь.
– Он спросил, кто вы такие, да? А вы, как и нам, не хотели говорить. Чего тогда удивляетесь? Наши дети еще от сиськи не оторвались, а уже живут по традициям. Вы сами виноваты.
Мужчины и женщины одобрительно загоготали.
