Код Афелиона

Остромир Дан

Код Афелиона

От автора

Идея – это семя, упавшее в почву души.

Моя идея прорастала сорок лет, терпеливо ожидая своего часа.

И вот она материализовалась – в книге, которую вы сейчас держите в руках, дорогой читатель.

Путь писателя-фантаста непрост. Он должен придумать то, что, возможно, случится лишь через столетия. С детства, зачитываясь романами Беляева, Булычёва, Брэдбери, я впитывал эту магию – умение заглядывать за горизонт. И сейчас, в эпоху триумфа технологий, когда любая информация доступна за несколько секунд, а не проводя долгие часы в библиотеке, я почувствовал: время пришло.

Эта книга – о тревогах, что живут со мной всю жизнь. Об опасности, что таится в руках фанатиков, получивших доступ к Искусственному Интеллекту. К чему может привести тотальный контроль корпораций и сосредоточение технологий в одних руках. Но это также и история о любви, жертвенности и той самой человечности, которую не способна постичь ни одна машина.

Выводы предстоит делать вам.

Я посвящаю эту книгу своей семье – моему сыну и дочери, и моей любимой жене, чья поддержка была моим главным топливом.

Отдельная, особая благодарность – Артемию, моему соавтору и вдохновителю. Без его опыта, безропотного терпения и мудрых наставлений это произведение вряд ли бы увидело свет.

Приятного погружения в код Афелиона. Добро пожаловать на мой Марс.

ПРОЛОГ:ПРОЩАЛЬНЫЙ ШЕПОТ СТАЛЬНОГО СЕРДЦА

Марс. Шахта «Прометей-1». 35 лет назад.

Воздух пах пылью, озоном и страхом. Невыносимая тишина, которую нарушал только мерцающий треск экранов и навязчивый, ровный гул аварийной сирены, заглушённой бронированной дверью.

Алексей «Лекс» Волков стоял перед главным терминалом. Его пальцы летали по клавишам, стирая одни данные и шифруя другие. На мониторе пульсировала трёхмерная карта марсианских недр. В её центре – холодное, спящее солнце из титана и урана: термоядерные заряды «Красного Рассвета». А вокруг него – нежный, хрупкий, светящийся узор. Паутина жизни. «Афелион».

Он чувствовал его. Не через датчики, а как фантомную боль – тихий, вопрошающий шёпот в самой глубине сознания. Древний, медленный разум, который только начал просыпаться от миллиона летней спячки и уже понимал, что ему грозит.

«Мы не одни, Елена», – думал он, сжимая в кармане кулон с потертой старой фотографией жены и сына. «Мы никогда не были одни. И сейчас я либо стану величайшим преступником в истории, либо последним, кто попытался всё исправить».

Дверь в пещеру с грохотом отсекли плазменным резаком. Они нашли его.

Взгляд Лекса упал на биометрический сканер рядом с терминалом. Протокол «Наследник». Афелион был ещё слишком слаб, ребёнком в инкубаторе. Ему нужен был проводник. Хранитель.

Последовал ещё один мощный удар, в двери появилась глубокая вмятина.

Лекс прижал ладонь к сканеру. Игла уколола палец, забрав каплю крови. Генетический ключ.

– Принимай… всё. Отчёты, расчёты, нейросхемы контакта. Координаты шахт. Даже… детские фото Миши. Всё, что я есть.

На экране возникают строки:

>> ДАННЫЕ ПРИНЯТЫ. ПРОТОКОЛ "НАСЛЕДНИК" АКТИВИРОВАН.

>> СООБЩЕНИЕ ОТПРАВЛЕНО.

– Ищи паттерн. Мою ДНК. Ищи того, кто сможет… понять. Не дай им стереть нас. Ни меня… ни тебя.

Новый грохот у двери. Лекс смотрит на панель управления шлюзами.

ЛЕКС:

Прощай, "Тишайший". Стань громче меня.

Воздух вибрирует от рёва сирен и яростных ударов по бронедвери. Алексей, закончив загрузку данных, отскакивает от терминала.

ЛЕКС: (задыхаясь)

Всё… Всё, что смог.

Он бросается к массивному шлюзу – последнему рубежу между ним и нападавшими. На панели – единственная кнопка, под прозрачным колпаком. Он бьёт по ней ладонью.

С оглушительным лязгом начинают сходиться титановые створки, толщиной в полметра. Из-за них доносится яростный рёв – осознание провала.

Створки смыкаются с финальным ударом, похожим на удар гонга. Пол под ногами содрогается. Наступает оглушительная тишина, которую тут же нарушает новый, нарастающий звук – грохочущий рёв воды.

Алексей оборачивается. По коридору, и видит как огромный поток ледяной воды несётся с теми кто только что выбивал дверь что бы проникнуть к нему, сметая всё на своём пути. Он видит, как огни аварийной подсветки один за другим гаснут, поглощаемые потопом.

Он прислоняется спиной к холодному титану шлюза, который только что захлопнул. По его лицу не страх, а горькое облегчение.

ЛЕКС: (шёпотом, глядя в темноту)

Нашли… друг друга.

Вода с силой бьёт ему в ноги, затем по грудь. Последнее, что он видит перед тем, как волна накрывает его с головой – это мерцающий в темноте индикатор на шлюзе, подтверждающий: ГЕРМЕТИЗАЦИЯ ПОЛНАЯ.

Воцарилась та самая, желанная тишина. Тишина перед рассветом, который он никогда не увидит.

А далеко-далеко, на орбитальной станции у Земли, в забытом почтовом клиенте «Голубь», родилось новое сообщение. Пустое. Без текста. Лишь набор координат и название груза, которое больше походило на имя.

Оно будет терпеливо ждать своего часа. Тридцать пять лет.

ГЛАВА 1 КУРЬЕР

Лео Волков провёл пальцами по шраму на своем курьерском терминале. На экране мигало уведомление: «Просроченный долг: 124,750 кредитов. До блокировки аккаунта: 72 часа». Лео был молодым человеком примерно 28 лет, с уставшим, но решительным лицом. Его он унаследовал от деда, а высокие скулы и пронзительный взгляд, ему достались от мамы. Тёмные волосы коротко острижены, часто взъерошены. Телосложение жилистое, подвижное – сказывается профессия курьера. Носит потрёпанный, залатанный курьерский скафандр.

Он был винтиком в системе, которую презирал. Человек-аварийный клапан в мире, где всё решали дроны. Когда те отказывались лететь в радиационные зоны, или требовался «человеческий фактор» для решения личных или скрытых вопросов не требующих внимания, на его терминале загорался вызов. Он был серым курьером. Тенью, скользящей по закоулкам орбитального хаба «Зенит».

«Зенит» – это не станция. Это предупреждение.

Гигантская, уродливая глыба, собранная на скорую руку из списанных корпусов грузовых кораблей, отработанных разгонных блоков и обломков первых орбитальных заводов. Она висит на низкой околоземной орбите, вечно затененная роскошными, сияющими аркадами «Вальхаллы» – станции для корпоративной элиты. «Зенит» – это ее грязное белье, ее задний двор, ее позор.

Сюда попадают те, для кого Земля стала недоступной. Не из-за войн или катастроф, а из-за экономической целесообразности.

Должники: Те, чей кредитный рейтинг упал ниже допустимого. Система не выбрасывает их в шлюз – это плохо для имиджа. Она ссылает их на «Зенит», где они должны отрабатывать долг на опасных работах: обслуживании внешних сенсоров, ручной сортировки космического мусора, захватываемого станцией. Или металлолома которого тут с лихвой.

Нелояльные элементы: Бывшие сотрудники корпораций, задавшие слишком много вопросов. Ученые, чьи исследования сочли «нецелесообразными». Их не уничтожают, их изолируют, лишая доступа к любым значимым данным.

Тут выросло несколько поколений, которые никогда не ступали на планету. Для них Земля – это миф, мерцающий на синем экране личного карманного терминала «Тень-Х» . Они – приговоренные к пожизненному заключению в металлической коробке, висящей в пустоте.

Его домом была капсула «К-12» в доке 7, заваленная запчастями и пахнущая озоном и старым пластиком. Воздух здесь был густым, переработанным столько раз, что вкус отчаяния стал его постоянным привкусом. На «Зените» не жили. Здесь доживали.

На нём был старый, видавший виды скафандр. Не корпоративная блестящая оболочка, а потертый, много раз залатанный «Кронос-7». Его отец, Миша, отдал ему его перед своим последним рейсом, после которого он забрал жену Елену и улетел по приглашению дорабатывать на корпорацию «Аэтриум» уже на земле.

«На, носи. он старый, но живой. Как и мы с тобой».– Скафандр был его второй кожей, его броней и его проклятием. Правая перчатка была перешита проводками, шлем имел пару незаметных сколов, а на спине красовался самодельный чип Риггера, который глушил корпоративные трекеры. В этом скафандре он был призраком. И система платила ему той же монетой – безразличием и вечным долгом. Именно из за этого он не мог улететь с родными на Землю.

Внезапно терминал завибрировал с другим, низкочастотным звуком. Не официальный канал, а старый мессенджер «Голубь». Это не просто мессенджер. «Голубь» – это паразитный протокол, работающий в «мёртвых зонах» корпоративных сетей – на стыках покрытия, в моменты перезагрузки серверов, в эфирном шуме устаревшего оборудования. Принцип работы заключался в следующем: Программа не передаёт данные напрямую. Она разбивает сообщение на атомы и «прилипает» к служебным пакетам систем мониторинга, диагностики и даже рекламным рассылкам. Сообщение идёт часами, по крупицам, и собирается только на устройстве-получателе. До сих пор корпорациям не удалось взломать ее и прекратить работу, программа «Голубь» была повсюду как вирус. Ходили слухи , что ее придумали и запустили биохакеры из группы «Племени Прометея» которые стояли за великим блек аутом.

Сообщение было пустым, лишь координаты в глубинах «Колокола» – самого бедного и опасного сектора «Зенита».

Лео вздохнул. Это пахло проблемами. Но за проблемы иногда платили лучше чем за простые услуги. В «Колоколе» могли заплатить кредитами, едой. А может быть, просто дать возможность на несколько часов забыть, что ты – всего лишь винтик.

Он выдавил в рот остатки безвкусного геля. Синт-пайк оставил на языке привкус окисленного металла и чего-то сладковато-химического. Он мысленно поблагодарил корпорацию «Аэтриум» за эту «сбалансированную питательную формулу», как гласила реклама на упаковке. Формулу, которая оставляла чувство сытости, но убивала всякое удовольствие от еды. Контроль. Всегда и везде контроль. Основная еда для 95% населения. Безвкусные, но питательные батончики, гели и порошки, производимые корпорациями из водорослей, грибов и переработанных органических отходов. Разные марки – разный статус.

Запрет на самостоятельное выращивание: Официально – из-за риска биозагрязнения и распространения генномодифицированных организмов. Реально – это инструмент тотального контроля. Кто контролирует еду, контролирует жизнь. Независимая ферма карается моментальным уничтожением и «обнулением» социального рейтинга всей семьи.

Координаты в «Колоколе» не давали ему покоя. Пустое сообщение в «Голубе» – это был или высший пилотаж конспирации, или отчаянный крик о помощи. И то, и другое сулило проблемы. Но и то, и другое пахло настоящей жизнью, а не этим существованием в промежутках между корпоративными предписаниями.

Он активировал «Голубя», вводя мысленно сегодняшний код – 7-2-0. Процесс пошёл, символы на экране «Тени-Х» замерцали.

[≈] КАНАЛ НЕСТАБИЛЕН. ПОИСК…

[∙] УСТАНОВЛЕН КОНТАКТ. ШИФРОВАНИЕ…

Через несколько секунд в эфире возник голос, знакомый до боли – Жанна. Её речь всегда была быстрой, отрывистой, будто она постоянно вела расчёты на втором плане сознания. Они пересекались лично считанные разы, всегда на нейтральной территории – в заброшенных доках или перегруженных публичных хабах. Лео запомнил её по этой невероятной способности растворяться в толпе, даже не пытаясь скрыться. Она не была ни тенью, ни призраком – она была информацией, которая терялась среди миллионов других данных. Но в те редкие встречи её рукопожатие было твёрдым, а взгляд – оценивающим и, в конечном счёте, одобряющим. Она видела в нём не просто инструмент, а родственную душу – человека, который тоже умел ходить по краю. Худая, жилистая женщина, чья энергия больше заключена в остром взгляде и быстрых движениях, чем в физической силе. Ей 34, но на вид она выглядит слегка старше – сказываются бессонные ночи за взломом протоколов и жизнь при тусклом свете мониторов. Её тёмные волосы обычно собраны в пучок. Лицо умное, с резкими чертами, большими карими глазами, которые кажутся неестественно большими из-за тонких очков-дисплеев, часто сдвинутых на лоб.

Жанна: Лео, слушай, без лишних слов. Есть работа. Срочно и неофициально.

Лео:  Снова «срочно и неофициально». Уже скучно, Жан. Кому и куда тащить?

Жанна: Старуха Агата в секторе «Колокол». Она "Хранитель"Её модуль идёт под снос, «Гефест» выживает всех, кто не вписывается в их новый дизайнерский рай.

Лео: Мне нужно спасти модуль от сноса?.

Жанна: Это не про модуль. (понижает голос) У неё есть посылка. Данные. Такие, за которые «Гефест» готов снести не один сектор. Она умоляла найти проверенного курьера. Того, кто не сольёт за пару лишних кредитов. Назвала твоё имя.

Лео: (замирает, в его глазах мелькает осознание риска)

Моё имя? Почему, я?

Жанна: Потому что ты не задаешь лишних вопросов. И потому что ты, в отличие от их шлифованных дронов, умеешь доставлять даже когда всё горит синим пламенем.  Сделай это, Лео. Для неё. И, чёрт побери, для себя. Этот заказ пахнет не просто деньгами. Он пахнет правдой.

(Пауза. Лео медленно кивает.)

Лео: Адрес и пароль пришлешь?

Жанна: Уже летят. И, Лео… будь осторожен. Если «Гефест» почует неладное, они не станут церемониться.

Лео: Когда они вообще церемонились? Выхожу на связь после загрузки.Лео медленно выдохнул, откинувшись на сиденье своего потрёпанного стула. «Хранитель». Древнее, полумифическое звание. Добровольцы, которые в эпоху до тотального контроля корпораций сохраняли аналоговые архивы, устные истории и жёсткие диски с данными, которые «Аэтриум» предпочёл бы стереть.

«Гефест» выкупил их сектор под снос, – продолжила Жанна.

– Речь идет о данных по «Проекту Прометей».»

Лео замер. «Проект Прометей» – одна из самых живучих легенд. Говорили, это чертежи первого независимого терраформ-двигателя, технология которая могла бы сделать Марс снова живым, эта технология сделала бы корпорации ненужными.

«Они не просто выселят её, Лео. Они вскроют её, как консервную банку, и выскребут память по битам. А потом спишут на несчастный случай при зачистке.»

Вот оно. Не просто жалость. Не просто долг. Это был расчёт. Прямо у него под носом корпорация собиралась уничтожить последний ключ к технологической свободе. И этот ключ хранила беззащитная старуха.

«Понятно. Значит, «Гефест» снова играет в богов», – мысленно проворчал Лео, уже прокручивая в голове карту «Зенита» и оценивая риски. – «Что ей нужно? Эвакуация?»

«Эвакуация – это полдела. Её архив – это не данные, которые можно скопировать. Это кристаллическая память, Её нужно физически изъять. Ты – единственный, кто может сделать это тихо. Потому что…»

«…потому что официальные курьеры там не появляются, а неофициальные боятся, нужен «глюк» в том секторе», – закончил он мысль за неё. Его репутация «глюкаря» снова работала на него.

«Именно. Ты будешь не курьером, а археологом. Выковыривающим артефакт из-под носа у мародёров. Оплата – я уже переадресовала на твой счёт то, что «Колокол» смог наскрести. Но я думаю, настоящая оплата для тебя – это посмотреть в лицо этим утилизаторам и сделать то, чего они от тебя не ждут.»

В её голосе прозвучала та самая, знакомая усмешка. Она знала его слишком хорошо, и предлагала ему не просто работу, а предлагала ему шанс снова плюнуть в лицо системе. И заодно спасти кусочек истории, которую все старались забыть.

«Принимается, – мысленно кивнул Лео, запуская прокладку маршрута. – Скажи Агате, что её «библиотекарь» уже в пути.»

Он отключил связь. Впереди был «Зенит», корпоративные головорезы и старуха, оказавшаяся хранительницей величайшей тайны. Это был обычный вторник на Зените.

Орбитальный хаб «Зенит» был не станцией, а городом-у́льем, выросшим из обломков кораблей и амбиций. Лео шёл по его «улицам» – узким коридорам, заваленным ящиками с запчастями, где гравитация работала с лёгкой задумчивостью, заставляя делать шаги чуть точнее. Воздух был густым коктейлем из запахов: едкая озоновая гарь от перегруженных щитков, сладковатый дух переработанной биомассы и вездесущая пыль, въевшаяся в самые потаённые уголки.

На стенах мерцали голограммы рекламы «Аэтриум», обещавшие «стабильность и прогресс», но их изображения постоянно плыли, распадаясь на цифровой шум. Мимо проплыл патрульный дрон, его красный сенсорный глаз на мгновение задержался на Лео, просканировал его лицензию курьера и, не найдя нарушений, равнодушно поплыл дальше. Здесь всё было пронизано этим равнодушием. Системным, всевидящим, но бездушным.

Сектор Агаты находился в «пояснице» «Зенита», в зоне, где искусственная гравитация была слабее, а техобслуживание проводилось по остаточному принципу. Её «дом» был не капсулой, а бывшим серверным шкафом, к которому были приварены жилые отсеки от списанного челнока. Дверь открылась со скрипом, пропустив его внутрь.

Внутри пахло старым пластиком, металлом и слабым, но стойким ароматом чая. Агата, худая, хрупкая старушка, но с прямой спиной и волевым подбородком. Её глубоко посаженные глаза сохранили острый, цепкий ум. Седая, тонкая кожа была покрыта возрастными пятнами. Руки, несмотря на возраст, не дрожали – годы работы с микроносителями давали о себе знать. Одежда была старая и поношенная. Агата стояла перед стеной, увешанной старыми жёсткими дисками, спаянными проводами и кристаллами памяти, которые мерцали, как светлячки в полумраке.

– Ждала, – её голос был тихим, но твёрдым. – Жанна сказала, что пришлёт лучшего. Хотя «Глюкарь» в наши дни обычно значит «самый отчаянный».

– Или тот, кому меньше всего терять, – парировал Лео, оглядывая её импровизированный архив. Это была не свалка, а тщательно организованная система. Система, которую вот-вот должны были пустить под пресс.

– Они придут завтра, – сказала Агата, следуя за его взглядом. – Официальная причина – «реконструкция сектора». Настоящая – они что-то пронюхали. – Она провела пальцем по одному из дисков, покрытому слоем пыли. – Я была не инженером. Я была секретарём. Моя работа – пропускать через себя тонны цифрового мусора. Но иногда попадались… алмазы.

Она замолчала, в её глазах плавали обрывки воспоминаний.

– «Прометей»… – прошептала она, и слово повисло в воздухе

– Я не помню деталей. Но название… оно как заноза в памяти. Это был не просто проект.

– Что-нибудь конкретное? Чертеж? Имя? Координаты? – мягко спросил Лео.

Воздух гудел от вентиляции и треска перегруженных серверов. Агата дрожащей рукой протянула Лео небольшую, потёртую кассету.

Лео: (беря кассету) Ваши личные данные? Фотографии? Я доставлю в любой архив на станции.

Агата: (качает головой, её голос тихий, но твёрдый) Нет, милый. Не на станцию. На Марс. Это… всё, что осталось от моего Антона.

Она смотрит куда-то вглубь памяти, её глаза теряют фокус.

Агата: Он был таким, как ты. Мечтал о звёздах. Улетел, обещал звонить… Сначала слал сообщения. Говорил о пыли, о бурях… Ничего особенного. А потом… прислал это. Всего одну кассету. Без объяснений.

Она переводит на Лео пронзительный, полный боли и надежды взгляд.

Агата: Он никогда не рассказывал, чем занимается. Боялся, наверное. Но если он прислал это мне… Значит, это было важно. Очень. Может, чертежи. Может, отчёт. А может… крик о помощи, который так и не успел издать.

Она кладёт свою старческую, исчерченную венами руку на его руку со сжатой в ней кассетой.

Агата: Я не прошу тебя понять. Я прошу тебя доставить. Отвези это на Марс. Там должны остаться его друзья, коллеги… кто-то, кому это нужно. Этот кто-то, поймёт, что он хотел сказать. Сделай это для старой женщины, которая так и не дождалась своего сына. Пожалуйста.

В её глазах стояли не только слёзы, но и непоколебимая вера. Вера в то, что в этой кассете – не просто данные, а последнее эхо голоса её ребёнка, которое кто-то должен услышать.

Лео замер. Марс. Из рассказа отца он помнил, что его дед работал на Марсе до той трагедии. Официальное заключение «Аэтриум» гласило: «Доктор Алексей Волков погиб при обрушении геологической шахты во время несанкционированных работ. Тело не найдено». Семье выплатили солидную компенсацию и вежливо попросили больше не задавать вопросов.

– Данные здесь. Но я не помню ключ дешифровки. Мой мозг… он уже не тот.

Лео повертел в руках кассету. На лицевой стороне еле читалась надпись проект Промитей-1. Отправить Агате и адрес, Шрифт был очень не брежный, как будто писали очень быстро. И странный рисунок "три сходящиеся дуги". Это был физический носитель в мире голограмм. Ключ к тайне, которую нельзя взломать удалённо. Лео осторожно извлекал кристаллическую память из слота, когда его взгляд упал на единственную личную вещь в этом царстве данных – потрёпанную голограмму на стене. На ней улыбался молодой парень в марсианском скафандре на фоне ржавых дюн.

Агата заметила его взгляд. Её лицо, обычно собранное и строгое, на мгновение истончилось, проступила старая, неизлечимая боль.

– Мой Антон, – её голос стал тихим и хрупким, как паутина. – Работал 12 лет на марсианском руднике. Инженером по жизнеобеспечению. Обещали золотые горы, премии, вид на жительство в их престижном куполе.

Она отвернулась, делая вид, что поправляет провода, но Лео видел, как дрожит её рука.

– Там, на краю света, он им верил. А они… они прислали уведомление. Одним сухим текстом. «В результате непредвиденной пылевой бури пятой категории произошла разгерметизация жилого модуля. Весь персонал признан погибшим. В соответствии с пунктом 14-Б договора, форс-мажорные обстоятельства, вызванные актами планеты, не подлежат компенсации».

Лео замер. Он слышал такие истории. Они были обыденностью, как шум вентиляции. Но каждый раз это был очередной гвоздь в крышку чьего-то гроба.

– Форс-мажор, – прошипела Агата, и в этом слове был яд многолетней ненависти. – Они называют так всё, что мешает их прибыли. Его жизнь, его будущее… всё было списано со счетов, как бракованная деталь. Ни кредитов. Ни даже его личных вещей. Просто… «акт планеты».

Она резко повернулась к Лео, и в её глазах горел тот самый огонь, что когда-то согревал её сына.

– Вот почему я не отдам им этот архив. Они забрали у меня сына. Они не получат и ту надежду, которую он, сам того не зная, пытался построить там, на Марсе. «Прометей»… Возможно, это был его шанс. Шанс на жизнь, а не на смерть в долговой яме с видом черную бездну звезд. Найдите его друзей. Для него. Для всех, кого они называют «форс-мажором».

Это была уже не просьба. Это было завещание. И Лео понял, что доставляя этот архив, он будет доставлять не просто данные. Он будет доставлять справедливость.

– Мы найдём, – сказал он, и это была уже не просто бравада. Теперь это была охота. – Но сначала нам нужно отсюда выбраться. Собирайте самое ценное. Мы уходим. Сейчас.

За стенной перегородкой послышался нарастающий гул. Не привычный шум станции, а ритмичный, тяжёлый топот магнитных ботов и приглушённые голоса. Утилизаторы «Гефеста».

Они пришли раньше.

Лео посмотрел на кассету в своей руке, затем на Агату, а потом на дверь. План по тихому извлечению архива рухнул. Оставался только один вариант – создать хаос и бежать в его центре, его специализация.

Утилизаторы, это силовой инструмент корпорации «Гефест». (Дочерней структуры «Аэтриум»), Они отвечают за «оптимизацию активов» и «освобождение пространства» на станции «Зенит».

Их суть: Это не солдаты и не охранники. Это бухгалтерия с кулаками. Их задача – не просто подавлять сопротивление, а с максимальной эффективностью и минимальными затратами очищать сектора под корпоративные нужды, изымать «неучтённые активы» и устранять «помехи бизнес-процессам».

И в этот момент на пороге появились они – двое в фирменной броне с логотипом «Гефест-Индастриз», «утилизаторы». Брутальные, с имплантами, усиливающими мышцы.

– Убирайся, старуха. Приёмка началась. И оставь свой хлам.

–Она не одна, – тихо сказал Лео.

Один из утилизаторов усмехнулся.

–А, Глюкарь. Системный мусор. Пройди мимо, пока цел.

Лео видел таких. Они были человеческим аналогом своих дронов – безжалостными и эффективными. Но у них не было его гибкости. Он окинул взглядом капсулу: шаткие балки, паутина проводки под напряжением.

Он не был героем. Он был курьером. Его работа – доставлять.

– Ладно, – сказал он, опуская голову. И сделал шаг не назад, а к стене, где висел аварийный щиток.

– Эй, что ты делаешь?!

Лео не ответил. Он ударил кулаком по стеклу и рванул на себя главный рубильник. Свет погас, и модуль погрузился в настоящую, непроглядную тьму, нарушаемую лишь искрами из перебитых проводов. Под ногами завибрировали плиты – это отключилась искусственная гравитация. Лео не убежал. Он замер в темноте, став частью хаоса, который сам и создал. Его самодельный скафандр поглощал свет, а в визоре горела лишь тусклая схема коридора, невидимая для посторонних глаз.