Когда небо было синим

Однако на горизонте уже маячило распределение. На институтском стенде висел длинный список, где выпускники были выстроены по ранжиру в соответствии с заработанными учебными баллами. Против каждой фамилии было указано, куда кого послали. Но нас с молодой женой это уже не касалось. Просто помимо официальных запросов существовали ещё и «охотники за головами» – кадровики с предприятий, нуждающихся в молодых специалистах, которые в эту пору ездили по ВУЗам и вербовали нас, неопытных. Я клюнул на предложение начальника отдела кадров московского треста «Гидромонтаж», который в перерыве между лекциями в нашем институте внедрился в студенческий перекур. Завязалась полемика. Кто-то рассосался и пошёл на лекцию, а я прогулял, чтобы продолжить разговор более предметно.

Начать трудовую деятельность предполагалось на берегу Каспия в городе Шевченко. Пока молодые, там можно было подзаработать, а потом уж выбирать место поближе и поспокойнее. Однако судьба распорядилась иначе, о чём я совершенно не жалею. Для пояснения немного отвлекусь.

Век назад эмансипация женщин уравняла всех в правах, а в наше время даже слегка зашкалила, предоставив нашим девушкам дополнительный выходной по четвергам. Это был день военной кафедры. В течении трёх с половиной лет каждый четверг наши юноши становились стройными и подтянутыми, точнее вытянутыми. Нет, воинская дисциплина и служебное рвение тут вообще не при чём. Просто, если на затылке между причёской и воротником не умещались два пальца по горизонтали, тебя отправляли в парикмахерскую на обрезание. Поэтому мы, хрустя позвонками, дугообразно вытягивали шеи, а сзади прохаживался военный, критически взирая на студенческие затылки, и комментировал: «Это шо за Курская дуга?»

Армейский юмор, как правило, юмора не содержит. Неповторим лишь его специфический колорит, особенно при восприятии чего-нибудь неуставного. Поэтому, провоцируя ситуацию, я посещал «дубовую рощу» (военную кафедру) с бабушкиным ридикюлем в руке. Был он вышит цветным бисером и, наверное, имел историческую ценность, как артефакт конца XVIII века. В нём умещалось только самое необходимое для занятий – общая тетрадь и пачка сигарет. При взгляде на него глаза полковников наливались ксенофобией, но в Уставе не было параграфа, запрещающего ношение ридикюлей. Так что нам, гражданским, предъявить было нечего.

Но после защиты диплома молодых людей, в отличии от эмансипированных дам, направили в летние лагеря на изготовление из нашего мяса офицеров запаса, и вот тогда уже пришлось вкусить перловки и понюхать портянки. Ну и пороху немного. Из скромности я не буду описывать, как приходилось бегать по огневой полосе из горящего напалма или бросать деревянные гранатки вслед проехавшему над тобой танку.

ГЛАВА VII

А теперь поясню причину этого военного вмешательства в мой рассказ.

У девушек при наборе в проститутки, как правило, собирают паспорта, чтобы не передумали. В нашем случае всё было аналогично. Дипломы нам не выдавали до тех пор, пока не отдадим последний долг Родине.

А жена моя молодая, уже имея диплом на руках, направилась в Подмосковье, где и располагался трест «Гидромонтаж». Альтернативный вариант распределения, который ей там предложили, был неожиданно интересным, и она приехала ко мне в лагеря на семейный совет. В процессе нашего целования и общения я горделиво посматривал на окна казармы, об которые завистливо плющились солдатские носы. Полные вожделения взгляды были прикованы к нашей мини-юбочке.

Хрен вам. Моё!

А в это время где-то в далекой Литве, на границе с Белоруссией и немного с Латвией возводился первый энергоблок Игналинской атомной электростанции и город-спутник Снечкус. Вот туда-то нас и сосватали. Советская Прибалтика была доступной заграницей, и отказываться от подобного предложения было бы верхом глупости. Так что Наташка отправилась навстречу новой жизни, а я остался дослуживать.

На этот раз я уже не стану описывать армейские будни. Скажу лишь, что в последний день службы, когда вручали дипломы, весь кадровый офицерский состав воинской части, во избежание чреватостей, дематериализовался. Затарившись недоступным в течении трёх месяцев продуктом, свежеиспечённые лейтенанты заполнили два вагона электрички и весело зазвенели стеклопосудой. Грянула удалая песня пацифистов:

Я зарою свой меч и щит там, где ручей журчит,

Там, где ручей журчит, там, где ручей журчит.

Я зарою свой меч и щит там, где ручей журчит,

Не хочу больше воевать.

***

Нет, не хочу я воевать,

Нет, не пойду я воевать

И я не буду воевать.

Я не желаю воевать,

Мне надоело воевать,

Не надо мне войны опять.

***

Песня была очень удобная, так как меняя только первую строку, её можно было исполнять бесконечно:

Я зарою сапоги у быстрой у реки…

Я зарою свои портянки там, на лесной полянке…

Я зарою свои погоны там, где стоят вагоны…

Я зарою свой ремень там, где цветёт сирень…

и так далее, сочиняли мы на ходу.

За пару часов под стук колёс и звон стаканов мы зарыли всё обмундирование, оружие и военную технику. Уже на вокзале, обнимаясь и роняя скупые офицерские слезы, мы понимали, что со многими расстаёмся навсегда.

ГЛАВА VIII

Прощание же с нашим курсом в целом состоялось ранее, преддипломной зимой. Ресторан, расположенный вблизи откоса с видом на стрелку – слияние Оки с Волгой, был оплачен заранее. Но разгулявшиеся студенты требовали продолжения банкета, что влекло за собой дополнительные капиталовложения. Однако ответственные за финансы Лера и Лена, последними покинувшие ресторан, не заморачивались калькуляцией затрат. Они понимающе переглянулись, дружно разместили задницы на откосе и умчались вниз в звенящую снежную даль. А волжский откос там метров восемьдесят с перерывами на пешеходные дорожки. Шум в ушах заглушал гневные вопли ресторанной администрации.

А перед отъездом, уже после лагерей, надо было попрощаться и со старыми школьными друзьями. Лёша Сим и я встретились в парке, уселись на скамейку и откупорили бутылочку винца. Стоял тёплый душевный вечер, и сидеть в кабаке не хотелось, хоть и находился он в двух шагах. Лёша оставался в аспирантуре, я уезжал неизвестно куда.

Нашу мирную беседу прервал выпрыгнувший откуда-то из-за скамейки молоденький милиционер и предложил: «Пройдёмте». Куда пройти, я отлично знал. Милицейский пункт соседствовал с рестораном «Дружба», где мы часто тусовались. Я зашёл первым, поприветствовал дежурного офицера и пояснил, что мы почти коллеги, обмываем с другом звёздочки и вообще видимся в последний раз. Было так приятно, когда дежурный выразил понимание и велел постовому проводить нас и отдать початую бутылку с просьбой допить её, но уже не в общественном месте, что и было исполнено.

Да, кстати, если вас напрягают мои постоянные упоминания о спиртном, вспомните «Москва – Петушки» Венедикта Ерофеева. Это же гимн пьянству. И в то же время классика жанра. Ну да ладно. Венедикт ехал из Москвы в Петушки, а я наоборот, в Москву и ещё дальше, в Вильнюс.

ГЛАВА IX

В столицу Литвы я прибыл субботним утром и сразу же, следуя инструкциям жены, пересел на поезд Вильнюс – Даугавпилс, по пути следования которого и находился пункт назначения. Вагоны и даже тамбуры были уже заполнены на 99,9%. Я с трудом впихнул туда оставшуюся одну десятую, состоящую из чемодана, гитары и меня. Спрессованность в очередях была для советского человека состоянием привычным, а в данном случае даже приятным, так как оказавшись в положении балтийских шпрот, мы с одной девушкой сблизились настолько, что практически пришли в соитие. Лиц друг друга мы не видели, поскольку они соприкасались ушами и смотрели в противоположные стороны, но зато остальные рельефности ощущались очень чётко. Вагон ритмично покачивало, и нас приятно почёсывало друг о друга. После подобных процедур порядочный человек обязан жениться, но одна жена у меня уже была. К ней я и ехал.

На нужной станции, держа гитару над головой, я со звуком вылетающей пробки выдернул зажатый телами чемодан. Выплеснуло и остальных пассажиров. Это были в основном молодые люди. Узнать среди них свою партнёршу я, понятно, не мог, так как знакомы мы были только на ощупь. Но это было уже не важно.

Поезд пошел дальше в сторону Латвии, а на месте остались рельсы, лес и одинокая кирпичная станция с табличкой Пасмальвес. Это пока не вязалось с названием Снечкус, но у меня были инструкции жены. Протоптанная перпендикулярно железной дороге тропа сквозь живописный сосновый лес вскоре вывела нас на открытое пространство. Это и был строящийся поселок Снечкус.

Мой школьный друг Славка долго не мог запомнить фамилию литовского партийного лидера Антанаса Снечкуса и обзывал наше поселение то Случкус, то вообще Сношачкус. Ну, у каждого свои ассоциации. Сам он плавал по Енисею, осваивая на практике свою институтскую специальность ЭОС (электрооборудование судов), которую я расшифровывал как электрооборудование сортиров (ведь у каждого свои ассоциации). Я поэтому и использовал глагол «плавал», а не «ходил». Потом он временно оказался где-то в Астраханской области, а после отработки там срока молодого специалиста вернулся на историческую родину. Я же остался в Литве навсегда.

ГЛАВА X

Когда мы приехали, шёл уже четвёртый год строительства ИАЭС и посёлка городского типа Снечкус. Домов, главным образом пятиэтажных, было ещё не так много, и отыскать женскую общагу оказалось несложно. Начало октября радовало тёплым солнышком. Ещё больше радовала встреча с Наташкой и перспективы новой жизни.

Я написал коменданту женского корпуса заявление с требованием переспать две ночи с собственной женой, после чего надеялся уже легализовать свой статус, и мы отправились на берег озера. Своё красивое название Висагинас оно впоследствии дало и городу, но в Славкиной транскрипции это опять звучало как Вагинас. Хорошо ещё, что он не знал о существовании таких географических пунктов, как Бездонис, Лобиняй или Герконис. Это ж такая пища для фантазии.

Первое, что меня удивило, это почти безлюдный берег. Это в субботу, да в хорошую погоду. А где же то, что было в поезде?

Второе – это вкусное литовское пиво, которое не шло в сравнение ни с нашим стандартным жигулёвским, ни даже с дефицитами из стран Европы, которые мне приходилось пробовать. Наше положение в тот момент почему-то вытащило из памяти сказку про Кощея Бессменного, конец которого был в яйце. Там ещё была утка в зайце и т. д. Поясню: вот Литва, в Литве лес, в лесу город, в городе озеро, на озере я, во мне пиво. Такая вот матрёшка.

По возвращении в общагу Наташка стала знакомить меня с сожительницами. Все девчонки были, как и мы молодые, но в отличии от нас, незамужние. К вечеру они ожидали кто женихов, кто просто парней из мужской общаги.

Пятиэтажные корпуса – тройняшки располагались в логическом соответствии: первый женский, третий мужской, а между ними второй, объединяющий, семейный.

Стали подходить ребята, знакомились пивком, закрепляли отношения уже чем покрепче. Я не буду подобно Венедикту Ерофееву описывать тонкости этого процесса. Так профессионально всё равно не получится. Скажу только, что гуляния с песнями собрали столько участников, что на следующий день на улице я не мог вспомнить всех, кто со мной здоровался, а значит, вчера мы познакомились. В воскресенье веселье продолжилось.

Молодые специалисты съехались со всех строительных ВУЗов большой страны. А если совокупить всех строителей, монтажников, да ещё и стройбатовцев, набранных из далёких кишлаков и аулов, то этнический букет стройки составлял тогда порядка полусотни национальностей.

ГЛАВА XI

Утро понедельника было совсем не добрым. Солнце скрылось в облачках и, как рифмуется, пробудился хрен в очках. Ему было хреново. Но надо было ехать устраиваться на работу. Наташка представила меня населению служебного автобуса, который очень скоро доставил нас на БСИ, то есть базу строительной индустрии, где располагалось множество всяческих СМУ и МСУ, а также ОРС, УПП, УПТК, УМ, УАТ, УМАТ, УМиАТ, УЖДТ, МСТ и т. д. Неискушённому мозгу этот набор символов усвоить было непросто. Вот пример. Молодой шофёр пишет домой: «Мама, я живу хорошо. Работаю в умат». Она ему: «Сынок, ты уж очень-то не пей». А парень просто работал в управлении механизации и автотранспорта.

Но главной аббревиатурой была ВУКС. У Владимира Войновича в бессмертном произведении про солдата Ивана Чонкина селекционер Кузьма Гладышев выращивал ПУКС (путь к социализму) – гибрид картофеля с помидором, а что за фрукт ВУКС, я понял при подъезде к атомной станции, где на бетонной стеле вертикальное ВУКС переходило в горизонтальное Всесоюзная Ударная Комсомольская Стройка.

В центре Снечкуса тоже присутствовала стела с аналогичной направленностью. Она была полностью горизонтальной и потому длинной. Бетонными буквами было выстроено то, что я постеснялся отобразить в названии повести, а именно: «Не всем дано так щедро жить – на память людям города дарить». Два слова несколько разнились с оригинальным текстом песни, но смысла не меняли. Короче, всё вокруг вдохновляло на трудовые подвиги.

ГЛАВА XII

Местное представительство огромного треста «Гидромонтаж» состояло пока из нескольких вагончиков, но рядом уже строилось трёхэтажное здание конторы. Производственная база включала в себя два крупных цеха, склады и стенды сварки и изоляции труб. Наше МСУ имело чёткую специфическую направленность – прокладка магистральных трубопроводов. Наташка работала инженером ПТО, а меня назначили, как и всех молодых специалистов, мастером. Мне был выделен поджопный самосвал ЗИЛ-555, на котором я должен был объезжать объекты, где копошились бульдозеры и чавкали ковшами экскаваторы, извлекая глинистый грунт из траншей, а трубоукладчики погружали туда сваренные плети трубопроводов.

По понедельникам я записывал своим механизаторам в бортовые журналы задания, а по пятницам в их сменные рапорта вписывал кубатуру разработанного грунта. Мой начальник участка заранее обозначил мне цифры, которые надо было вписывать, чтобы обеспечить им нормальный заработок, независимо от того, сколько они выкопали фактически.

Если бы тогда анализировали экономическую ситуацию, то, судя по сменным рапортам, экскаваторщики уже давно докопались до центра Земли, а бульдозеристы распланировали на хрен Джомолунгму. Ну, а мне бы дали как минимум два пожизненных за приписки. Но все привыкли работать на энтузиазме, не щадя ни сил, ни государственного бюджета. Экономика ещё не была экономной.

Руководители производства всех рангов имели служебные машины и персональных водителей. Причём, чем мельче начальник, тем больше машина. Мастера, как правило, перемещались на КрАЗах и МАЗах, прорабы на ЗИЛах, начальники участков на ГАЗах, начальники управлений на УАЗиках и только руководство трестов имело «Волги». В УМАТе одно время был даже ракетоносец «Ураган», правда без ракет. Зачем на мирной стройке четырехосный многоколёсный военный тягач с бешеным расходом топлива? Такой наедет – мама, не балуй.

А ведь был случай. Водитель грузовика с двумя солдатами – узбеками в кабине спросил на повороте, что там справа. «Большой ветер», – залопотали чурки, мало знакомые с русским языком. Водитель смело повернул и получил «Ураган» в бочину.

А сколько невыработанного топлива сливалось из бензобаков в конце каждой смены, потому что лимит надо расходовать полностью… А сколько лишнего бетона вываливалось куда попало… Но атомная станция планировалась как крупнейшая в мире, и на такие мелочи внимания не обращали.

ГЛАВА XIII

Закончился первый ознакомительно-трудовой день, и мы с Наташкой, как молодые супруги и столь же молодые специалисты, причём первые в нашем МСУ, переехали в семейную общагу. Вся наша мебель и домашняя утварь уместились в двух чемоданах. Здания общежитий, как я уже отметил, были похожи друг на друга. Молодёжь часто путала мужской и женский корпуса, а также этажи, комнаты и кровати, в результате чего происходили новые знакомства.

Из холла на втором этаже у нас выходили четыре двери в жилые комнаты, а остальные на кухню, в туалет и ванную. В этой коммуналке временно проживали сотрудники нашей же фирмы.

Статная, красивая и никогда не смывающая макияж секретарша Виолетта, жившая с мужем в соседней комнате, пригласила нас вечером за стол. Утром, оформляя меня на работу, она профессиональным взглядом определила моё постпраздничное состояние, и на столе уже стояла бутылочка своего, самодельного и вкусного. За дружеской неслужебной беседой мы были информированы о нашем предприятии и его работниках. Почти все они приехали с других строек Минсредмаша, академий не заканчивали, но имели практический опыт работ, который у меня почему-то никак не увязывался с тем, чему нас учили в институте.

К примеру, сдаётся трубопроводная магистраль, а чугунных люков для закрытия колодцев и камер недопоставка. Начальник даёт задание, выделяет автокран с прицепом, и люки с объектов, уже принятых в эксплуатацию, быстро перестанавливаются на новую трассу, которая успешно сдаётся.

Мне как-то для монтажа подземных ёмкостей понадобилось несколько кубов бетонных фундаментных блоков, но я, уже извращённый дурным опытом, не стал дожидаться централизованной поставки, а выписал их у прораба соседнего СМУ, где они были временно не нужны. Когда же в конце рабочего дня я стал их вывозить, второй мой рейс уже сопровождал эскорт из УАЗиков, милицейского и начальника управления, которое я, по их мнению, нагло разворовывал. Однако в руках у меня была официальная накладная, которая в наручники не пролезала. Я был законом защищён, а вот своему прорабу, отписавшему мне эти материалы, начальник СМУ потом долго что-то откручивал.

ГЛАВА XIV

Как я уже упоминал, молодёжи в нашей монтажной фирме было мало. Все молодые спецы сконцентрировались в различных строительных организациях с нумерацией от СМУ-1 до СМУ-15. С ними-то мы и поддерживали дружеские отношения, особенно по выходным дням. Под чутким руководством комитета ВЛКСМ ВУКС, если кто понимает, что это за сообщество, организовывались всяческие походы, слёты, экскурсии, соревнования, конкурсы, концерты, фестивали и другие затеи. Первая поездка нашего комсомольско-молодежного коллектива, в объёме где-то железнодорожного вагона, изначальное направление имела в Вильнюсский театр оперы и балета.

В первом отделении мы оживленно вычисляли, на каком языке исполняются арии, а в антракте решили, что тема закрыта и расположились в баре. Нас было человек шесть молодых парней. До конца оперы наше внимание сосредоточилось на двух миловидных барменшах, которые старались нам почаще подносить, так как каждый раз при этом получали порцию комплиментов сначала в устной форме, а потом и с записями в книге отзывов. Отзывы с приглашениями к нам в Снечкус и обещаниями жениться были скреплены подписями с указанием наших должностей, имён и фамилий.

И тут внезапно меня осенило. Мой отец по специфике своей работы часто бывал в командировках в Вильнюсе, откуда всегда привозил то невиданные сигареты, то иноземные шмотки. С особым восторгом он рассказывал о вильнюсских подземных пивных барах, вкусном пиве и незнакомых нам закусках.

По завершении оперы основную массу участников нашего вояжа, вырвавшихся наконец-то из объятий Мельпомены с Терпсихорой, разметало по столице, а сагитированный мной контингент двинулся на поиски пивбара «Жемяйчю».

Округлые своды подземной галереи, дубовые столы, глиняные кружки погрузили нас в атмосферу средневековья. Национальным литовским блюдом являются, конечно, цеппелины, но под пиво нет лучшей закуски, чем отварные свиные ножки. В одном свином копыте насчитывается два – три десятка косточек и хрящиков, которые мы обсасывали дружно, громко, со смаком и подсоленным варёным горошком. В принципе, ноги парнокопытных могут дать начало и классическому холодцу, но могут разойтись и дальше по разным национальным кухням.

Впоследствии, приезжая в Вильнюс, я часто посещал это заведение. Да что там, и в домашних условиях это блюдо у нас в почёте.

Но приятный выходной закончился погрузкой нашего утомлённого оперой, а также наполненного пивом и свинством состава в состав железнодорожный и возвращением в наш уже ставший родным городок.

ГЛАВА XV

Приближалась зима. В советской Литве зимы были еще русскими, и только после вступления в Евросоюз они поменяли идеологическую направленность, став по-европейски мягкими и порой даже без снега. Грядущий 1980-тый год нёс нам изменение статуса фирмы и соответственно, структурные пертурбации.

Возникло новое монтажно-строительное управление, которое существенно расширило сферу деятельности и штатное расписание. Наконец-то начали прибывать и наши коллеги – выпускники ВУЗов. Однако наряду со специалистами откуда-то стали выползать кумовья, подхалимы и жополизы, малознакомые с производством, но зато знакомые с руководством. Для них в штатном расписании находились должности заместителей по общим вопросам, ответам, быту, отдыху и т. д.

Между кабинетами начальника управления и главного инженера сидели теперь уже две секретарши, молоденькие и глупенькие. Они, как Белка и Стрелка, имели клички Кнопка и Скрепка, так как были даже внешне схожи с этими канцелярскими принадлежностями. Статная Виолетта перешла в отдел кадров.

С производственно-техническим отделом моей жене повезло. Молодой, душевный и преимущественно дамский коллектив всегда был готов приласкать и напоить свежим чаем. Их начальник пил отдельно, и не чай, и никому особо не мешал.

Новый главный бухгалтер раньше служил ревизором. Притупить его бдительность путём подливания не удавалось ещё никому из ревизуемых. Спиртное профильтровывалось сквозь поры его могучего тела и испарялось, не принося желаемого результата, а служебный глаз всё равно находил просчёты в отчётности. Затем он был главбухом и треста, и управления, и спецучастка. Оставалась одна иерархическая ступенька – главный бухгалтер бригады, но до этого, слава богу, не дошло.

Почти каждый отдел, согласно штатному расписанию, разбавлялся хотя бы одним мужиком, желательно начальником. Отдел труда и заработной платы в этом как бы не нуждался, но вмешалась одна знойная дама, имевшая знакомство в верхах. У неё был томный взгляд, а все остальное – жопа. С помощью этих приспособлений она вставила туда своего мужа. Поначалу он не вставлялся и справедливо взывал:

– Я же ни черта в этом не смыслю.

Но был поставлен на место фразой:

– Когда все поймут, что ты дурак, ты уже чему-нибудь научишься.

ГЛАВА XVI

Инженером по охране труда одно время был у нас дедок по прозвищу «Тихий». Он тихо и незаметно появлялся на объектах и так же тихо и незаметно исчезал. Затем запирался в своем кабинете, что-то тихо писал и удовлетворенно засыпал. В результате провинившиеся, но не знавшие об этом прорабы с удивлением обнаруживали в зарплатной ведомости обрезания.

Работники отдела снабжения, напротив, находились в постоянном движении. Туда-сюда мелькала Томка с круглой, как мячик попкой, прохаживался, шевеля горбатым носом в нужных направлениях, самый хитрый из армян Саркисян, а начальница отдела Людмила Клин-баба двигалась конкретно и сосредоточенно. Кто не знает, поясню. Клин-баба – это подвесной груз в виде крупного стального снаряда, тупого с одного конца и заострённого с другого, для ударного рыхления мёрзлого грунта. У нашей снабженщины также с одной стороны была попа на отлёте, а с другой далеко выдающаяся грудь, символизирующая способность всё пробивать.

Идейно выдержанный начальник механического цеха имел правильный язык, которым он умудрялся и вещать с трибуны, и лизать высокопоставленные зады. На всяческих собраниях он дожидался окончания речи начальника, подбегал к трибуне, успевал лизнуть нисходящую задницу, занимал освободившийся трон и вещал: «Как правильно сказал наш уважаемый начальник управления…» Дальше он повторял речь предыдущего оратора, показывая, до какой степени мы все, как один, с ним согласны.

Впоследствии он ушёл на бюджетное предприятие служить взяточником, а пока во вверенном ему подразделении шли идеологические распри. Маленький убежденный коммунист Юра нудно пытался обратить в свою веру маленького и столь же убежденного демократа Женю, который агитации не поддавался и, дыша перегаром, бил коммуниста по лицу. Тот писал жалобы в партком, демократа Женю клеймили позором, но он всё равно пил самодельную фруктово-ягодную шамурлу, бил коммунистическую морду и в знак протеста никогда не мылся, так как в ванне разводил карасей.

В сметном отделе у нас располагался террариум. Начальница отдела, по прозвищу баба Яга, то ли страдала мизантропией, то ли ей наслаждалась. В гневе на всех поголовно она бегала по руководству, трясла бородёнкой с редкими рыжими волосинками и плевалась дерьмом во все стороны. При этом себя она представляла во всём белом, с нимбом над головой и постоянно требовала повышения оклада.