Карабах – горы зовут нас

Пленные, стоящие в строю, не предполагали, для чего этому вурдалаку, понадобился флаг их республики. Но когда «вурдалак» скомкал в своих огромных, волосатых ручищах алое полотнище знамени, бросил на землю и стал в ярости топтать его, всем стало понятно его бессилие.

Измученные побоями и не посильным трудом, пленники в эту минуту невольно стали выпрямляться, глаза их смотрели на врагов, с ненавистью. Они сознавали, что где-то на фронте их боевые товарищи, надавали зуботычек этим хваленным фидаинам и теперь они вымещают свою злость вот таким способом.

Вдруг оттолкнув охрану, вперед вышел омоновец Вугар и прямо направился на того, кто вытирал свои поганые ноги, об святыню Азербайджана. Он резким ударом в грудь оттолкнул «вурдалака», нагнулся и бережно поднял флаг. Поднес его к своим разбитым губам и трижды поцеловал.

Ошеломленная его дерзостью охрана стояла на месте, пораженная мужеством солдата. Звериный вой «вурдалака», его страшная ругань, разом заставила охранников броситься на Вугара. Они сбили его с ног, истязая дубинками и коваными ботинками, пытались отнять флаг. Вугар, свернувшись калачиком, из последних сил сопротивлялся, не взирая на побои. Охрана клочьями вырывала из его рук полотнище, не в силах отобрать целиком. Кровь Вугара разлеталась вокруг, капли рассыпались в разные стороны, будто бы орошали землю живительной влагой одного из ее сыновей взращенных этой землей. « Вурдалак» видя беспомощность своих вампиров, выхватил пистолет и выпустил всю обойму по Вугару.

Вздох облегчения вырвался из груди отважного воина, подхваченный горным ветром полетел к его родным и близким рассказать о мужественном поступке одного из сыновей Азербайджана. Истязания в тот вечер не прекращались до самого утра. Утром четверых пленных, среди которых был и он, что сейчас лежал в душном сарае среди овец, вывели во двор и приказали, унести и похоронить Вугара. Когда укладывали Вугара в могилу, распрямляли его руки, то заметили в его раздробленных пальцах клочок зеленого шелка, знамени Великого ПРОРОКА.

Много времени прошло с тех пор, но образ Вугара каждый день приходил к нему во сне, вселяя в него мужество, придавая силы выжать, чтобы вернуться в Карабах и отомстить за всех тех, кто сложил свои головы за родной край. Клочок знамени, что он взял из рук Вугара, до сих пор находился у него, помогая терпеть все невзгоды проклятого плена.

Что будет, то будет, решил он, вставая с холодных досок. Решение было принято. Он прошел в угол сарая, отодвинул доску на стенке и вытащил небольшой узелок, приготовленных сухарей. Вытащил зеленый клочок шелка, бережно поцеловал его и спрятал на груди. Надел стеганку, и взял в руки толстую палку, которой погонял овец. Осторожно, чтобы не потревожить овец, подошел к двери. Тут до его слуха дошли звуки торопливых шагов. Он невольно отпрянул к стенке, поднял дубину, готовый бороться за свою свободу. Дверь сарая тихонько открылась, и в свете тусклой луны, он увидел расплывчатый силуэт девушки.

– Где вы, – тихо позвала она, стараясь рассмотреть что-то в темноте. Пленник осторожно вышел из своего укрытия. Девушка схватила его за рукав и потащила во двор.

– Надо торопиться, скоро хозяин приедет и тогда вас он продаст фидаинам, – прошептала она, увлекая его все дальше и дальше от двора.

Спустились к речке. Плотный туман, что с вечера заволок горы и лес, висел над крутогорьем и в лощинах, в мокрых кустах, над крутыми обрывами берега и над самой водой. Даже ветер, спустившись и забредший с гор поласкать горные воды реки – не мог рассеять его. Иной раз туман мог быть помехой для путников в этих горах, а сейчас ему были рады двое странников, что пробирались вдоль реки.

Девушка шла уверенно вперед, не выпуская его руки из своих маленьких ладоней. Пленник шел, опираясь на свою палку. Он часто спотыкался о корни, падал. Когда из-под его ноги вырывался камень или с хрустом ломалась ветка, он невольно вздрагивал, несмотря на то, что густой туман скрадывал все звуки. В тумане не слышно было ни звуков лесных обитателей, ни усталого скрипа вековых деревьев, все забилось, все растворилось. Пленник силился что-то разглядеть впереди, но ощущал себя погруженным в совершенно иной мир – невидимый и почти невесомый; так, по крайней мере, ему казалось при виде моря тумана, слившегося с небом. И только сыпучий горный песок да хруст веток под ногами идущей впереди спутницы, возвращал его к действительности, к чувству опасности, что притаилась вокруг них.

Пленник устал, его одежда покрылась грязью, худые ботинки совсем разорвались. Путники шли по мокрым тропинкам и не замечали, что давно накрапывало, лениво, настойчиво. В лесу усиливался слитый, убаюкивающий шум дождя. Идущая впереди девушка остановилась так внезапно, что пленник невольно уткнулся ей в спину, не удержался и упал на мокрую лесную подстилку из листьев.

– Впереди дорога, кажется, по ней едет машина, – тихо прошептала она, опускаясь на траву.

– Ты тут посиди немного, я пойду, проверю, что там. Нам надо на ту сторону перебраться. Пленник хотел что-то сказать, но сил у него даже на это не осталось, и он просто кивнул головой, соглашаясь со своим напарником. Девушка тихонько встала и так же тихо растворилась в густом тумане. Пленник не в силах стоять, медленно опустился на траву. Его голова еще не успела коснуться земли, а он уже спал крепким сном. Когда он проснулся, заря лишь занималась. Воздух над горами стал немного жиже, как-то посерел. Из-за серой пелены сперва стали появляться белые вершины гор, а потом и черные пятна лесов. В нескольких метрах от него, прислонившись спиной к дереву, сидела его спасительница.

– Проснулся?– тихо спросила она. Потом достала из-за пазухи дождевика сверток и стала раскладывать его на земле. Небольшой каравай хлеба, несколько головок луковиц и в спичечном коробке, соль, вот все, что лежало на тряпочке. Девушка отломила кусок хлеба, густо посыпала его солью, и положив луковицу сверху, протянула пленнику. Тот осторожно взял угощение, даже забыв поблагодарить. Вкус хлеба живо напомнил уже забытые станицы его прошлой жизни. Он отбросил всю свою воспитанность, не стесняясь, стал жадно откусывать от хлеба, который держал двумя руками, боясь проронить хоть бы крошку с бесценного дара. Совсем рассвело: еще немножко и должно было показаться солнце из-за хребта. В шестом часу туман еще держался устойчиво.

Девушка колебалась – идти дальше или подождать еще. Вечером, спускаясь к дороге, она хорошо запомнила маршрут, и теперь только оставалось решиться на самый длинный переход, пока не стемнеет. Она смотрела на ноги пленника и не решалась дать команду на подъем. Пленник сидел, как затравленный зверь, и спешно проглатывал большие куски хлеба, с горькой луковицей, будто боялся, что кто-то сейчас подойдет и отнимет драгоценное лакомство.

Постоянное одиночество, тоска по близким и родным сделали его угрюмым, замкнутым и диким. От людей он получал только унижение и побои. За последний год он постарел и теперь никто уже не мог сказать, что этому человеку всего 28 лет. Глаза его были тусклыми, какие то бесцветные, с глубокой скорбью. Пленника, похоже, ничто не радовало, ни восход солнца, когда лес и горы блестели миллионами капель ночного дождя, ни лучи еще теплового солнца в полдень, когда смолкает пение птиц и мир делается чуточку светлее. Радость жизни исчезла для него с того момента, как он попал в плен. Каждый раз, оставаясь ночью один, он не знал, что будет завтра, и боялся этого завтра.

Он закончил кушать, аккуратно собрал крошки в ладошку и положил в рот и только потом взглянул на спутницу. Она поняла все без слов. Молча подошла к нему, помогла встать, взяв его за пояс, медленно повела к спуску.

Туман стоял неподвижный и плотный, как пелена. Надо отдать должное проводнице: она не испугалась и спокойно шла вниз, увлекая своего спутника, зная, что ущелье приведет их к ручью, а там и к заветному городу. По одной ей известной примете, она вдруг свернула с тропы и полезла в горы, наверное, рассчитывая выбраться из тумана и оглядеться с вершины. Перевалив поперечный хребет, они пошли дальше по каменному склону и до вечера прошли километров пять – семь. Пленник окончательно обтрепал брюки, разорвал обувь, вымазался в глине и весь промок, но держался, благодаря своей спутнице.

Вечерело. Надо было подумать об отдыхе. В белых скалах нашли небольшую пещеру и решили остановиться там. Натаскали веток и хвойных лапников, развели костер. От посторонних глаз свет костра скрывал густой лес. Прошло немного времени и стало тепло. Нестерпимо хотелось кушать, и чтобы как-то унять чувство голода, пленник спросил:

– Как тебя зовут?

– А тебе, зачем знать?

– Да так, на том свете попрошу бога, чтобы сделал тебя счастливой и богатой, за то, что ты делаешь для меня.

– Ты думаешь, мне тебя жалко, да? Ничуть. Если бы ты мне попался на прицел там, – она махнула, куда-то в сторону, – не задумываясь, всадила бы пулю тебе в лоб. Она надолго замолчала, собираясь с мыслями. Пленник заговорил первым.

– Если не секрет, скажи, почему ты помогаешь мне, рискуя своей жизнью? Услышав вопрос, девушка вздрогнула, но отвечать не стала. Тепло костра убаюкивало. Глаза пленника стали слипаться, когда вдруг она заговорила.

– Вчера я, когда ходила искать дорогу, то в деревне узнала, что нас ищут. Везде расставлены посты. По следам идут несколько поисковых групп, так что рассиживаться, у нас нет времени, если хотим дойти до Степанакерта.

– А зачем нам Степанакерт?

– Там Международная организация Красного креста, там твое спасение. В Карабахе они занимаются вопросами пленных. Кого, говорят, найдут, забирают к себе и помогают вернуться домой. Если не дойдем до них, и нас поймают, то наверняка убьют. Она сознательно не говорила кто, потому что и так было все понятно. Подбросив веток в костер, девушка глубоко вздохнула и заговорила тихим голосом.

– Я давно хотела тебя спросить. Ты никогда не слышал о командире ваших войск, у которого странный такой позывной – «Чайка»? Говорят, что он воевал на Бейлаганском фронте, был в Агдаме, кажется командиром бригады, а потом где-то в Тер-Тере.

– Нет, я о таком командире не слышал, а почему ты про него спрашиваешь?

Она опять замолчала.

– Откуда тебе знать, если ты даже на фронт-то толком не попал. Сразу тебя взяли как мокрого щенка, – с ухмылкой заметила девушка.

Из кармана стеганой фуфайки она достала сигареты, вынув одну, протянула пленнику, а потом закурила и сама. Долго сидели молча, смоля сигаретами. Казалось, что она больше не намерена с ним говорить и поэтому замолчала. После глубокого вздоха, она продолжила.

–Тогда в 1991 году мы еще не знали, что война постучится коваными ботинками к нам в дверь и войдет в наш дом. Отец всегда был далек от политики. Всю жизнь работал на земле, старался прокормить свою многочисленную семью. Но не так просто, оказалось, оставаться в стороне и отсиживаться дома. Сначала фидаины требовали денег на оружие, продукты, потом больше и дошла очередь до молодых ребят.

В 1992 году в сентябре месяце в районе Каракендских высот погиб мой старший брат, а до него пропал без вести двоюродный брат. Сын моего дяди, у которого ты был в плену. Он все мечтает найти сына, хотя сам прекрасно знает, что тот погиб. Ты не думай он не сумасшедший, это он делает только ради своей больной жены, у которой всех родных и близких убили в Шаумяне, а еще и сын пропал без вести, вот он и держал тебя.

Она надолго замолчала. И когда казалось, что она окончательно уже забылась, девушка продолжила свой рассказ.

– Ну, в общем, после своего брата я записалась добровольцем и пошла на фронт. Там познакомилась с русскими девушками – снайперами. Решила научиться убивать, так же как они. Только мне не суждено было стать снайпером.

На первой же вылазке на линию фронта, нас схватили ваши разведчики, и я оказалась в плену.

Пленник поднял голову и посмотрел на нее с изумлением.

– Да, да. Это правда. Была в плену у командира бригады с позывным «Чайка». В ту ночь, когда мы вышли на свои рубежи, появились разведчики. Они словно тени приведения, появились на наших позициях. Даше часовые, которые должны были нас охранять, ничего не смогли сделать, все свершилось в один миг. Нас связали и под шум боя вынесли на передовую, а оттуда уже доставили в штаб части, которая располагалась где-то в школе.

Разведчики все время, пока везли нас, матерились и клялись отомстить нам за гибель своих друзей. Как утверждали они, за сутки боя снайперы убили пять их солдат, за что нас ждала страшная месть. Нет, бить они нас не били, просто материли последними словами. В школе привязали к стульям, все ждали появления командира, которого они почему-то называли «Сорвиголова».

Бойцы подходили к нам, смотрели как на инопланетян и все время повторяли только одно: « вот придет «Сорвиголова» тогда вы узнаете, как убивать наших солдат. На своей шкуре узнаете, какая участь ждет всех снайперов, попавших в плен. Больше всех доставалось русским девушкам, особенно по имени Соня.

Нам было страшно. Мы в душе уже попрощались с этим светом и только молились, чтобы все случилось побыстрей, без всяких пыток. Солдаты открыто говорили и не скрывали своих желаний, что перед тем, как пустить нас « в расход» последний раз нам покажут какие они крутые мужики. У Сони на голове были светлые волосы мелкими кучиряшками. Встретишь ее на улице, ни за что не скажешь, что она хладнокровный убийца – снайпер, прошедшая Афганистан и Приднестровье. Солдаты подходили и наматывали ее волосы на руки, таскали из стороны в стороны, при этом ржали, как кони.

В тишине ночи, где-то ухнула сова, отправляясь на охоту. Ей криком ответил одинокий шакал, подбадривающий себя перед охотой.

Под вечер того же дня появился тот самый командир, которого солдаты называли «Сорвиголова». Такой, небольшого роста, сухощавый, с глубокими морщинами на смуглом лице, с потресканными губами, от постоянного нахождения в горах на ветру. Может быть, лет 35-40, но не больше, просто на войне трудно определить возраст, там быстро становятся мужчинами, – она исподлобья посмотрела на пленника. С его появлением, все эти хвастуны как-то сникли, даже боялись прямо взглянуть на него. То ли от страха, то ли от большого уважения, говорили с ним тихо, снисходительно, опустив голову. Его приказы выполнялись молча, бегом. При этом им хотелось, чтобы командир видел их рвение. Видя такое, мы уже ничего хорошего для себя не ожидали. Потом, как оказалось, он был наше спасение. «Сорвиголова» приказал сначала накормить нас, дал возможность привести себя в порядок. Не знаю, что там у них произошло в тот день, но видно было, что командир очень переживал за гибель своих солдат. Так вот, после первого же допроса он вызвал своего разведчика именно того, который все норовил увести меня в другую комнату, пока не было командира, и приказал вывести на линию фронта и отпустить меня. Она резко поднялась, подошла к пленнику и прямо посмотрела ему в глаза.

– Ты понимаешь? Он приказал отпустить меня, просто так, будто я не снайпер, который убил его ребят, а девочка с улицы, которая заблудилась и теперь ее нашли и отправляют домой к родителям. Все так и произошло. Его водитель с разведчиком привезли меня на передний край фронта, вызвали сапера и приказали провести через минные поля и отпустить.

Когда я бежала к своим, наши часовые открыли огонь и ранили меня в ногу, так я оказалась в госпитале, ну о потом ты все знаешь.

Потрясенный ее рассказом, пленник сидел молча. В глубине его души было смятение. Он не знал, то ли верить ее рассказу, то ли нет. Но одно он понял наверняка, его спасение полностью зависит от того неизвестного командира по кличке «Сорвиголова», который когда-то отпустил пленницу, несмотря на жестокие законы войны «Око за Око. Смерть за Смерть» .

– Чего только не бывает в нашей земной жизни, – словно молния, пронеслось в голове пленника. Он укутался в свое рванье и незаметно для себя задремал. Когда проснулся, в пещере никого не было.

Он лежал, прислушиваясь к каждому шороху. Прошло часа три или больше, но девушка так и не появилась. Так он просидел в своем укрытии до вечера. В лесу наступили сумерки. Он решил вылезти из своей норы и оглядеться. От пещеры отходила еле заметная тропинка, он пошел по ней, в надежде найти дорогу. В голове стучала только одна мысль, – почему она оставила его одного, ведь знает же, что без нее, он никогда не дойдет до этого проклятого Степанакерта. Вскоре выбился из сил, и уже готов был на отчаянный шаг, – позвать на помощь, когда увидел между деревьями движущиеся тени.

Найдя кусты ежевики, он с трудом пролез под кусты и стал наблюдать за противником.

Двое бандитов с карабинами прошли совсем близко от затаившегося пленника. Стараясь не упустить врага из вида, он осторожно проследовал за ними почти до ручья. Преследователи беглецов, наверняка, тоже устали, так как увидев горный ручей стали на ходу стаскивать одежду.

Пленник залег за валуном, стал выжидать. Он увидел, что бандиты разделись и стали умываться в ручье. Невидимая сила, стала толкать его вперед.

Осторожно, чтобы не шуметь, он подполз к кустам, где армянские бандиты оставили свои винтовки. Все внутри его дрожало от страха, но пленник усилием воли отогнал страх. Протянув руку, которая заметно дрожала, он взял одну из винтовок, глазами наблюдая за врагами, и стал медленно углубляться в лес. Через метров пятьдесят, пленник вскочил, и уже не опасаясь, быть услышанным, побежал. Холодное цевье винтовки, согревало его руку, которая начала наливаться силой. Зов его далеких предков, медленно просыпался в нем, – он становился воином. Теперь, когда у него было оружие, он решил как можно, по дороже отдать свою жизнь. Смерть для него была бы избавлением от этой жизни, и он готовился к ней без страха.

В жизни у него был уже случай, когда он просто подошел к незнакомцам, которые сидели у костра год тому назад, и чем это закончилось, сейчас было известно. Сегодня пленник был уже не тем наивным пареньком, а более смелым и изощренным, одичавшим человеком в борьбе за свою жизнь. Он стал воином этих диких Карабахских гор.

Выбрав позицию, он стал выжидать. Смеркалось, когда он увидел, как из зарослей вышли двое бандитов, и пошли прямо на него, навстречу своей гибели.

Пленник решил напасть внезапно, как нападает одинокий волк на целое стадо, который не боится схватки с кавказскими овчарами. Матерый волк стремиться выиграть бой с меньшими потерями и наверняка, остаться с добычей.

Он не стал преграждать им дорогу, а пошел параллельным курсом, выбирая время и место нападения. Один из идущих бандитов остановился и стал прислушиваться к шуму леса. Он повернул голову в сторону, где находился пленник и замер, будто принюхивался к ветру. Достаточно было одного взгляда, и пленник узнал своего врага, это привело его в неистовое бешенство. Смотрящий по сторонам армянин был тем охранником из Шушинской тюрьмы, который бил его и других пленных. Именно он застрелил омоновца Вугара. Страшное, звериное чувство мести затуманило сознание пленника. Из головы вылетело понятие осторожность. Он, будто зверь, стал преследовать добычу, с каждым шагом приближаясь к месту последнего прыжка. Не теряя своих преследователей из вида, пленник оббежал, кустарники шиповника и оказался впереди в двадцати метрах. Он осторожно выглянул из-за дерева. Враги приближались, не ведая, что сами идут на верную гибель. Пропустив их рядом с собой, пленник молнией выскочил из-за своего укрытия и нанес смертельный удар прикладом винтовки по ненавистной голове своего врага. Отбросив винтовку, он выхватил финку, что резал коренья в лесу, когда пас овец и бросился на второго армянина. Хачик, с перекошенным злым лицом, пытался зарядить свой карабин, но затворная рама почему-то не поддавалась. Тело пленника распласталось в воздухе. Он одновременно и ударил бандита кулаком и полоснул его финкой по самому уязвимому месту – по горлу. Дикий вой пронзил лесной воздух. Последний раз широко открытыми глазами, в которых был ужас смерти, бандит глянул на небо и медленно вытянулся. Ненужный уже ему его карабин валялся рядом.

Свершив отмщение, пленник сел на землю и не видел, как со стороны ручья на вопль бегут фидаины, а из-за скалы к нему спешит его спасительница.

Грохнул выстрел. Пленник бросился под ствол дерева. Почти не целясь, он выстрелил по черному «бушлату», мелькавшему среди деревьев. «Бушлат», как-то неловко споткнулся и рухнул на землю. Еще гремело эхо винтовочного выстрела, а враг уже лежал на земле, обеими руками прижимая смертельную рану на животе. Пленник повернул голову и посмотрел в сторону, куда стрелял фидаин и увидел свою попутчицу. Она стояла, обняв ствол молоденького дубка. Не думая о себе, он стремглав бросился к ней. Подбежал и увидел ее бледное лицо. Девушка, цепляясь ослабленными руками за дерево, потихоньку сползала вниз по стволу. Он склонился над ней, правое плечо ее куртки быстро пропитывалась кровью. Она была ранена. Превозмогая боль, тихо спросила его:

– Как вы? А меня вот опять свои же, – она не договорила. Зная, что винтовочные выстрелы наверняка будут услышаны, пленник не стал задумываться, что делать. Став на колени, он аккуратно поднял ее на руки и пошел вниз по тропинке. Добравшись до пещеры, он первым делом осмотрел рану. Потом, разорвав свою рубашку, сделал тугую перевязку. До темноты оставалось совсем немного. Уже сумерки захватывали кроны деревьев, и на землю опускалась спасительная ночь.

Прошло более трех часов с последних событий, а пленник так и не решался пуститься в путь. До города Степанакерт, по словам девушки, оставалось каких-то два километра. Всего-то надо было спуститься к ручью и пойти по нему, он и должен был привести их к городу. Надо было спешить. Он осторожно помог девушке встать, и поддерживая друг друга они спустились в ущелье. Через балку вышли из леса и пошли вдоль горной речушки, что текла прямо в село Шушакянд, а затем перед городом Степанакерт впадала в реку Гарганчай.

Когда на небе стали угасать звезды, путники с трудом добрались до развалины одинокого дома на краю города. Здесь, оставив своего напарника, девушка, держась за плечо, ушла искать офис Красного Креста. Проводив свою спасительницу, пленник забрался в дальний угол дома, стал ждать. Усталость последних дней сморили его, и он незаметно для себя уснул. Ему снился дом, жена с маленькой девочкой на руках, в кудряшках которой красовался красивый белый бантик. Девочка с женой махали руками и звали кого-то, но он, как не силился услышать, так и не мог разобрать имя, которое они называли. Он хотел закричать, но чьи-то руки зажали ему рот. Он открыл глаза. Над ним стояли незнакомые люди в белых халатах и с красными крестами на рукавах. В стороне стояла девушка, раненая ее рука покоилась на медицинской косынке. Пленник подошел к ней и опустился на колени, выражая свою искреннюю признательность за спасение. Иностранные наблюдатели были шокированы таким необычайным поступком азербайджанского пленника, которого спасла армянская девушка – смерти вопреки.

Глава четвертая

В горах дуют ветры

В чужом бою – каждый

мудрый полководец

(Сунь Цзы– китайский полководец)

Ранняя кавказская осень, спокойная пора опадающих в золото окрашенных листьев и серебряной паутины, тихо баюкала разомлевшие горы. Редеет опавший лес. Горы сделались лысыми, открытыми для северных ветров. Только пихтовый лес стоит по-прежнему суровый и строгий. Снег уже пленил вершины хребтов, украсив их лохматыми белоснежными папахами. Мороз еще не до конца вступил в свои права. Лениво прохлаждается на вершинах в горах, не решаясь спуститься в долины, где еще зеленеет трава, а деревья выжидают, и не торопятся расстаться со своей листвой.

К концу 1993 года, после поражений на фронтах и сдачи пяти районов вокруг Карабаха, армия была морально сломлена, продолжая отступать в глубину республики. В Министерстве обороны шли очередные проверки и аресты.

В Оперативном Управлении Генерального штаба, к разработке боевых документов относились с опаской, боясь быть обвиненными в предательстве. Офицерский состав отделов был подавлен, паутина страха опутывала души немногих, кто еще мог планировать бои и разрабатывать операции. Ни один начальник отдела боевого применения войск не хотел брать на себя ответственность, за какое либо предложение способное остановить наступление армян, или выработать рекомендации для поднятия боевого духа азербайджанских солдат. Офицеры, которые вернулись на Родину из Советской Армии, были затравлены недоверием, слушая в свой адрес только упрек за поражения на фронтах, за не умение вести боевые действия или обвинения в измене.

Начальник Оперативного Управления, всю войну просидевший в теплом кабинете, дрожал за свое место и кроме «конспектирования» речей Министра обороны ничем не занимался. Остальные офицеры управления, под страхом отправки на фронт «добросовестно» отсиживались каждый в своем углу.