Краповые погоны

-Кто тебе мешал в кинологи идти? Когда ты на вышке парился, я все красноярские сопки оббегал.

-Как будто меня кто-то спрашивал.

-Мужики, хватит базарить. По сторонам смотрите. Если б ты устал, ты бы молчал упорно, а ты рот не закрываешь,– прикрикнул я.

Стоял отличный солнечный день. Весна набирала свою мощь. Снег уже сошёл, но деревья стояли голые с набухшими почками. Вид на реку был прекрасный! На солнце лёд блестел всей белизной, кое-где подступала к берегу значительными разливами и отдавая синевой уставшая от оков и стремящаяся к свободе речная вода. А дальше, вниз по Ангаре, возле берега широкой полосой река была полностью открыта, лёд сильно отступил.   Невдалеке , как раз в том месте, где в очередной раз река врезалась в берег, а воды с краю не было, показались рыбаки, последние в этом сезоне, самые рискованные, небольшими кучками облепившие лунки, со стороны похожие на стайку крупных чёрных птиц, собравшихся вокруг гнездовья и клюющих свою добычу.

-Потихоньку огибайте берег,– сказал я ребятам,– я пойду с рыбаками поговорю.

Приблизившись к ним, я увидел, что мужики дело своё знали. Почти возле каждой лунки лежали кучками и в разброс свежевыловленные хариусы разных размеров: с ладонь и больше.

Рыбаки с любопытством посмотрели на меня. Уставший, вспотевший, в запылённых сапогах сверху, мокрых внизу, с автоматом на груди.

-Мужики, как рыбалка? Клёв хороший?

-Да, клюёт немного…

-Никого из посторонних не видели здесь? По берегу никто не пробегал?

-Да нет, ты первый с утра появился.

-Понятно. Удачной рыбалки.

-Счастливо.

На берегу меня уже поджидали бойцы. Они оживлённо беседовали:

-Смотри, недавно костёр разводили.

-Да рыбаки, наверное.

-Что рыбакам на берегу делать?

Подойдя, я увидел остатки довольно большого костра. Рядом валялись две банки тушёнки, бутылка водки, окурки, бумага, в которую, видимо, заворачивались продукты. Кострище закрывали со всех сторон кусты и деревья, со стороны реки он был не виден из-за высокого берега.

-Здесь не один человек был. Группа. Если группа, скорее всего рыбаки.

-Чужие здесь не стали бы костёр разводить.

-Может, охотники.  Наш –то один. Непонятно что-то.  А вероятнее всего рыбаки. Босс, ищи…

Мы вновь двинулись по намеченному маршруту. На связь вышел комбат:

-Как обстановка, воины? Что нового?

-Пока ничего существенного. Обнаружили остатки костра, возле которого, видимо, несколько человек закусывали. Недалеко рыбаки. Они ничего не видели.

-Несколько человек, говоришь? Интересно. Будьте внимательны. Не забывайте выходить на связь. До связи.

-Понял вас. До связи.

Мы двинулись дальше. Данилов держал поводок  с напряжением, стараясь немного придерживать пса, чтобы тот бежал потише. Непонятное ощущение охватило меня после того, как мы увидели костёр. Похоже, что ощущение какой-то тревоги. С чего бы это?

-А ты заметил, какая бумага валялась у костра?-спросил у меня Данилов.

-Какая бумага? Обёрточная.

-А что же она изорвана на неровные клочки?

-Откуда я знаю?

-У меня дед такую бумагу использовал, когда перед охотой патроны для ружья готовил.

-Я не охотник, даже и не рыбак.

-Да, я –тоже так-то.

Меня вновь охватило знакомое уже по таким моментам чувство, знакомое после участия  во множестве розысков, чувство настороженности. В моей практике таких случаев уже было предостаточно. Хотя, когда мы пришли в батальон, в самом начале командир части сказал перед  строем:

-Мы  должны нести службу так, чтобы развивать  и преувеличивать те достижения, которых добилось наше подразделение за восемь лет его существования. Мы не допустили ни одного побега осуждённых из-под конвоя.

А тут за какие-то полтора года три побега. С ЛЗУ уже второй. А сколько бесконвойников мы не нашли, объявляли всесоюзный розыск. Раза три искали своих же, сбежавших солдат. Один из них с автоматом с поста убежал в Ангарск в аэропорт. Автомат в парке закопал. Как собирался улететь? Там его и поймали. Правда, что касается бежавших из-под конвоя, всё заканчивалось тем, что побегушников ловили своими силами.

Незаметно я погрузился в мечты о том, как мы догоняем Бруляускаса, он вооружён двуствольным ружьём, неожиданно открывает огонь из укрытия, мы залегаем, дружно обстреливаем его из автоматов. Он поднимает руки. Размечтался. Может быть, он ушёл вообще в другом направлении.

Босс почему-то всё стремительнее рвался вперёд, и Данилов Толя с трудом удерживал натянутый поводок. На мгновение мне показалось, что  впереди за деревьями мелькнула чья-то спина или тень.

-Осторожно, там… – начал говорить я, как вдруг почти над самым ухом пронёсся леденящий душу глухой свист, похожий на тот, который мы слышали однажды в оцеплении во время стрельб. Тогда мы подошли слишком близко, и пуля как-то отрекошетила в нашу сторону, пролетев над нами. В ту же секунду раздался звук выстрела.

-Ложись!– крикнул Дубцов, падая на ходу.

 Данилов, спотыкаясь выпустил поводок, и Босс легко рванулся навстречу неведомому врагу. Второй выстрел прогремел почти мгновенно вслед за первым. Пуля, врезавшись в ствол дерева, разорвала в клочья кору, оторвала кусок древесины и улетела прочь.

Нас кто-то обстреливал, но явно не из ружья. Впереди была огромная поляна, за которой кусты и деревья. Наш пёс, преодолев открытое место, юркнул в заросли. Через какое-то время раздались крики , последовал выстрел, и собака жалобно заскулила.

-Ах гад, простонал Толя и, выскочив на поляну, дал очередь из автомата по кустам, в которых скрылся Босс.

-Стой, ложись, дурак,– крикнул Олег,– он тоже сделал двойной выстрел по тому месту, откуда вероятнее всего стреляли по нам.

Мы с Дубцовым были прикрыты деревьями, а Данилов бежал по открытой поляне. Вдруг из кустов выскочил мужчина в кожаной куртке с ружьём и, сделав выстрел в сторону Толи, кинулся прочь в сторону Ангары. Это был Бруляускас. Несмотря на гражданскую одежду, я узнал его. Данилов ойкнул и, будто наткнувшись на кочку, неуклюже подпрыгнул и рухнул, вытянув вперёд одну руку и прижав собой автомат.

Узнав Бруляускаса, я выстрелил в его сторону, выпустив три пули. В ответ вновь прозвучал ружейный выстрел, вслед за которым из кустов выскочил ещё какой-то человек с рюкзаком, в штормовке и в резиновых сапогах и кинулся в противоположную от нас сторону, в руках он тоже держал что-то похожее на ружьё, но короче. «Обрез?– подумал я,– нет длинный». Мы подбежали к Толе. Он лежал на животе, левой рукой зажимая правое плечо, мокрое и тёмно-красное.

-Ранен в плечо,– сказал я, – Толя, ты жив? Сообщи комбату,– обратился я к Олегу, – перевязать есть чем?

-Откуда?

-Толя, как  ты?

-Плечо… Онемело… Жжёт.

-Онемело или жжёт?– спросил Дубцов.

-Докладывай комбату!– закричал я.

Я разорвал свою майку и попытался сделать что-то вроде повязки на плечо. Олег вызвал «первого».

-Что там у вас? Какие выстрелы? Вы что ошалели?

-Мы не ошалели, товарищ майор! Данилов ранен! Нас обстрелял Бруляускас! Он вооружён! С ним ещё кто-то! Они кинулись в сторону Ангары!

-Вас понял! Сейчас будем на месте!

-Как там Босс?– спросил Анатолий.

-Сейчас посмотрим.

Мы вошли в заросли. Под раскидистой берёзой лежал человек в какой-то зелёноватой  форме с петлицами. На груди были видны огромные тёмно-красные пятна. Лицо обезображено гримасой, тоже в крови. Рядом полулежал Босс. Он находился в полуобморочном состоянии, но увидев нас, заскулил и, опираясь на передние лапы, попытался ползти, не отрывая  заднюю  лапу от земли.

-Босс, живой…

-Что это? Лесника что ли замочили?

-Да он живой, вроде бы. Дышит.

-Похоже, это егерь какой-то.

Рядом с егерем лежал карабин. Я взял его и передёрнул затвор:

– Патронов нет. Видимо, все в нас выпустил. Оставайтесь здесь, ждите комбата, а я постараюсь не упустить тех двоих,– сказал я ребятам.

-Я с тобой,– оживился Дубцов.

-Нет, нельзя, Толя ранен, будь с ним.

Толя терял сознание.

По моим представлениям Бруляускас наверняка должен был встретиться у реки со вторым незнакомцем. Неслучайно ведь они вообще оказались вместе. Скорее всего у них там лодка, вода-то открылась. А когда ходил к рыбакам, то видел вдали лодки на берегу. Я побежал в сторону реки. Впереди был огромный овраг, похожий на расщелину, а рядом скалистый холм, освещённый солнцем. «Вот сюда, ребята, вы и юркнули»,-подумал я и взволнованный бросился на возвышенность, откуда всё должно было  хорошо просматриваться. Поднявшись и отдышавшись, я действительно увидел вдалеке лодку, она находилась у самого берега, скрытая деревьями, в ней никого не было.

Чтобы добраться до неё, Бруляускасу и его дружку надо было преодолеть длинный, извилистый, заросший кустарником овраг. Я кинулся к берегу, к лодке, стараясь не высовываться, чтобы не спугнуть бандитов. Все патроны у меня были в одном магазине, и я знал, что патронов у меня хватит. К лодке мы выскочили почти одновременно. Двое из оврага  и я с пригорка. Расстояние между нами было метров пятьдесят.

От неожиданности Бруляускас споткнулся и чуть было не выронил своё ружьё. Незнакомец оказался более решительным и, выставив двустволку-обрез, бабахнул в мою сторону оглушительным дуплетом. Всё произошло настолько быстро, что я, не успев понять, что произошло, лишь почувствовал, как обожгло левую руку.

Не задумываясь, скорее от испуга, я дал длинную очередь, выпустив половину магазина. Незнакомец рухнул на землю, а Бруляускас, взвизгнув каким-то неестественным голосом, ринулся к лодке, как-то полуползком, на четвереньках. Он совсем забыл про своё ружьё. Я вновь выстрелил короткой очередью. Он с разбегу вскочил в лодку, упал на дно, на ходу сдвинув её с грунта.  Лодка медленно стала отплывать от берега.

-Бруляускас, стой! Куда ты? У меня же ещё полмагазина.

-Не стреляй, начальник!

-Прыгай из лодки и иди ко мне.

Он выглянул из-за борта. Я стоял возле берега, автомат, висевший на груди, был направлен на него.

-Выходи.

Лодка задела за дно и, зацепившись кормой, стала разворачиваться на месте. Бруляускас, пытаясь встать, не удержался и плюхнулся в воду:

-Выхожу, начальник, купаться не сезон.

-А на лодке плавать по льду сезон?

Странно, что они вообще решили плыть дальше на лодке, и странно, что я догадался об этом… Наверное, резкая голубизна широко разлившейся воды, лодки на берегу и далеко отступивший лед натолкнули на эту мысль.

Из-за холма прямо над рекой появился вертолёт, он искал место для посадки. Комбат постарался. Быстро сработали. Только теперь я заметил, что выше локтя левая рука у меня кровоточила, а рукав будто разорван чем-то. Оказывается, пуля из ружья, а может, дробь вскользь зацепила руку.

Вертолёт, наконец, нашёл площадку, и к нам уже бежали ребята из нашей роты во главе с Москвиным. Эта группа должна была прочёсывать тайгу на вертолёте.

В батальон из Ангарки мы возвращались в комбатовском УАЗике. Раны наши перевязали, обработали. Толю оставили в районной больнице. Он был в сознании. Олег, я и Босс с перевязанными лапами расположились сзади. Самая серьёзная рана была у Толи, но в больнице он крепился. Несмотря на лёгкое головокружение, настроение у меня было хорошее. Комбат дал нам выпить коньяка из своих запасов, и всё произошедшее казалось каким-то коротким, но ярким и нереально выразительным сном.

-Товарищ майор, а что те двое, живы?

-Живы оба. Лесник-то тяжёл, сквозное ранение в области груди, но, похоже, выкарабкается. Помощь ему уже оказали. А второй, Швецов, в правый бок ранен, вскользь, тоже  на вылет. Ласково вы их, прямо будто пожалели. Кстати, Швецов находился во всесоюзном розыске… пока на вас не напал.

-Не зря, значит, жизнью рисковали.

Позже мы узнали, что побег Бруляускаса был заранее  спланирован и продуман до мелочей. А проигрыш в карты был либо случайностью, либо, он, зная, что всё равно убежит, шёл в абанк. Оказывается, он был известным в ленинградских криминальных кругах медвежатником. Дружки задумали новое дело и решили воспользоваться его помощью, надеясь, что с лесоповала им удастся легко его вытащить. Для этого они вдвоём приехали в тайгу. Один из них даже умудрился устроиться егерем в местный леспромхоз. А дальше оставалось только уточнить детали. Но они не всё учли…

Данилова отправили в госпиталь, я отделался перевязками в медчасти. Через неделю после этой невероятной для нас истории к нам в курилку подошёл Жилов:

-Ну что мужики,– обратился он ко мне и Олегу,– вы герои, можно сказать, у нас.

-Да что вы, товарищ капитан…

-Да, да.  Вас всех к медалям представили.

-К каким?

-Вас двоих –  к медали За охрану общественного порядка.

-А Толю?

-А Данилова – к медали За отвагу!

-Вот  это да!..

А дембель не заставил себя долго ждать. Прошло уже больше двух месяцев после приказа министра обороны Устинова. Последние дни я не вылазил с ЛЗУ, опять без выходных нёс службу в карауле. После очередного караула, почистив оружие и сдав его, умывшись и подшившись, я направился в курилку. Выйдя из казармы, я столкнулся с Жиловым. Верхний крючок гимнастёрки был расстёгнут, воинское приветствие я тоже не отдал, посчитал излишним, потому что ротный воспринимался каким-то своим. Пройдя мимо него, я услышал его голос:

-Товарищ старший сержант.

«Ну вот,– подумал я,– всё-таки зря не поприветствовал, сейчас отчитает».

-Я, товарищ капитан.

– После завтра вы демобелизуетесь, с Гришаевым.

-Есть,– спокойным голосом ответил я, а в душе готов был подпрыгнуть и закричать от радости: «Неужели! Неужели вот он, дембель! Два года не был дома! Дождался, дембель, ура!»

Вечером в канцелярии зачитали наряды на следующий день. Меня назначили начальником караула на ЛЗУ-1. Я вспомнил, как у нас демобилизовался один парень, на год нас старше призывом. Он ходил поваром на объект «Лежнёвая дорога». Там строили деревянную дорогу из брёвен на болотистой почве. Остался ему служить один день, уже парадную форму  отгладил и повесил. Поехал в караул, там, чтобы приготовить, как обычно, обед для караула развёл костёр, да такой, что потом вертолётом кое-как потушили. Как он умудрился тайгу поджечь – его секрет. Но в результате уехал домой последним из своего призыва.  Жилов, по-видимому, тоже помнил этот случай. Он сказал:

-Белов послезавтра  уезжает домой.

-А кто же начальником караула завтра  поедет?-спросил Москвин.

-Вот ты и поедешь,– распорядился ротный.

И вот он долгожданный день наступил. Утром, ещё до подъёма, я проснулся и посмотрел на спинку кровати, на которой висела отглаженная парадка. Я уже представил, как иду по родной улице, как вдруг услышал:

-Рота, подъём! Тревога! Форма одежды– полная боевая!

«Что за чертовщина? Что такое?» – мысли мои путались. Все повскакивали и побежали к комнате хранения оружия. Я быстро оделся. Ко мне подбежал Гришаев:

-Тревога!

-Вижу. Что делать будем?

-Пошли у художников в комнате посидим пока. Уж не вооружаться же нам.

-Конечно. Пошли.

Мы зашли в комнату, которая находилась у нас  в казарме в конце коридора. Беготня стихла. Батальон построился на плацу.

-Всё нормально, сейчас постоят и зайдут, – успокаивал сам себя Валера.

Вдруг послышались шаги по казарме.

-Это ещё кто там?

-Не знаю.

Дверь открылась, на пороге стоял заместитель начальника штаба, капитан Шмелёв:

-А вы, голубки, что тут делаете?

-Товарищ капитан, мы сегодня демобелизуемся, – жалобным голосом ответили мы.

-Ну и что? Боевая тревога для всех. А если война? Вы и в бой под предлогом демобелизации не пойдёте? А враг вас спрашивать не будет. Марш вооружаться!

-Есть!

Мы вооружились по полной боевой, когда батальон был уже на марше. Он состоял в том, чтобы оббежать вокруг посёлка в полной боевой экипировке. А когда догнали свою роту, поступила команда: «Отбой боевой тревоге».

-Даже в последний день службы не дали посачковать,– возмущался Гришаев.

-Ничего, Валера, не переживай. Последний день службы у тебя будет, когда ты встанешь на учёт в своём военкомате,– успокоил его я.

-Ничего подобного, когда из части выйду, тогда и буду уже гражданским,– начал распыляться он.

-Ладно, ладно, Валер, мы уже почти дома.

Через пару часов мы были уже «при параде». Подъехал УАЗик-буханка, на котором всех дембелей возят в Ангарку в аэропорт, где провожают до самолёта и – привет родителям, как говорится. Уже в УАЗике мы по-настоящему почувствовали, что едем домой.

-Мужики,– обратился к нам Оберст из первой роты, который тоже попал в нашу группу,– мы отслужили. Вы понимаете это?

-Кажется, начинаем понимать.

-Домой, к мамке с папкой!

И вот преодолев расстояние  более, чем в три тысячи километров: на самолёте до Красноярска, потом на самолёте до Куйбышева, потом опять на самолёте до Оренбурга (сразу до Оренбурга не оказалось билетов), потом поездом до Медногорска и автобусом до своего посёлка, я, наконец, иду к своему подъезду,  и вот я уже возле дома, небольшого, двухподъездного. Сколько раз я думал об этой минуте: как поднимусь на третий этаж, позвоню.

Возле подъезда я увидел жену старшего брата, Светлану, а рядом двух ребятишек, своих племянников, Саньку и Оксанку, которая родилась, когда я уже прослужил полгода. Они бегали вокруг неё, играли. Светлана увидела меня и сказала детям:

-А вот и дядя ваш идёт, солдат.

Они весело побежали ко мне навстречу. Я поднял их обоих на руки и невероятно счастливый пошёл к Свете.

-А родители тебя уже заждались, – сказала она весело.

Дверь открыла мама:

-Отец, посмотри, кто пришёл!– изменившимся от неожиданной радости  голосом воскликнула она.

Как долго я ждал этой минуты. Десантник гордится своим беретом,

Матрос тельняшку спешит показать,

А ты, солдат, закури сигарету,

О службе в ВВ не спеши рассказать.

               Солдатский фольклор.

                               I. Проводы.

В это утро я проснулся раньше обычного и хотел уже пойти в ванную, чтобы умыться и  бодро начать этот особенный в моей жизни день, на котором заканчивалась жизнь прежняя:  детство, школа, юношеские наивные стремления и мечты,  и начиналась новая:  жизнь взрослого человека, которая по моим представлениям не могла начаться ни чем иным, кроме службы в армии.

Но воспоминания о вчерашнем вечере заставили меня остаться в постели.

За окном послышался шум первого утреннего автобуса.

Все просыпалось, чтобы начать это обычное стремление вперед, торопя время.

Комната наполнилась утренним светом, нежным и зазывающим. Как бы прощаясь я стал осматривать потолок, стены, вещи – все то, что привык видеть здесь много лет и с чем приходится расстаться, может быть, на два года, а может быть… Кто знает?

Далеким предчувствием я понял, как мне будет не хватать этой обстановки, такой для меня близкой и дорогой.

На полу, недалеко от двери у шифоньера, прислонившись к голой стене, спала Света, девушка, с которой я познакомился вчера. Вероятно, ей было холодно, потому что она очень плотно укуталась в розовое легкое  покрывало, служившее ей одеялом, вжавшись в матрас и подушку.

Я подошел и укрыл ее теплым одеялом, она по – прежнему спала, пребывая в своих девичьих снах, что давало возможность безнаказанно любоваться ею: темно русые коротко стриженые волосы с длинной челкой, аккуратный прямой  нос, притягивающие к себе, не тонкие  губы, ну и, конечно же, глаза с этими кукольными ресницами, они были прикрыты. Эти живые голубые глаза, которые так приворожили меня вчера. Глаза умной  девушки, не очень большие, но выразительные, они придавали ей строгость и интеллигентность.  Женственно – юное лицо.

Вчера, когда Света вошла в квартиру с другой девушкой, я сразу отметил в ней это: красоту, строгость и интеллигентность. Да, она была красива, красива именно настолько, насколько я мог представить в своих мечтах, и если уж не с такими чертами, то такие черты я допускал на все сто.

Умная девушка. Это было видно во всем: в движениях, в уверенности, даже в легкой самоуверенности, свойственной людям, знающим себе цену, и в то же время в странной способности приближать к себе или отталкивать незаметно потенциальных претендентов на ее сердце именно в те моменты, когда это нужно ей, и настолько, чтобы было понятно, что это лишь ничего не обещающая игра.

Странно. Почему так часто бывает в жизни? Когда надоедает быт, обыденность, невыразительность, и ты даже рад обстоятельствам, благодаря которым тебя вырывает из этого мира, и тебя уже подхватило, ты опрометчиво и без всякого сожаления готов оставить это лишь в уголках своей памяти, именно в этот момент появляется «тормоз» в виде новых людей, неожиданно ворвавшихся в твою жизнь, неожиданных идей со стороны твоих старых, казалось, иссякших на обыденности друзей, неожиданно возникшей перспективы, которой и возникнуть еще вчера было невозможно.

И ты готов уже навсегда врасти в эту жизнь, отречься от всего, что готово вырвать тебя из этой самой дорогой  уже  тебе атмосферы, вцепиться руками во что – то самое крепкое и надежное, но понимаешь, что это невозможно. И тебя уже несет в другую жизнь, к чужим людям, к неведомым обстоятельствам, и ты лишь горько сожалеешь о том, что потерял нечто очень ценное для тебя, в такое неподходящее время.

С щемящей грустью прощаешься с той жизнью, и лишь одна злорадная мысль гложет тебя, разжигая сознание: «Ты сам этого хотел, ты сам виноват».

В дверь постучали. « Не рано ли», – подумал я. Мне не хотелось возвращаться в этот реальный мир, где все так строго расставлено по своим местам, и где сейчас нет места этой девушке, в своем сне спрятавшей прекрасные глаза под веками с кукольными ресницами, нет места мечтам, а есть лишь люди, которым от других людей нужны только действия и полезный результат.

Дверь открыла мама. Это пришел кто – то из родственников проводить меня.

Скоро квартира вновь наполнилась вчерашними гостями, множеством разговоров, пожеланий и напутствий, торжественно – серьезных лиц.

Но атмосфера праздника незаметно сменилась атмосферой приготовления к дороге; в 11 часов утра нас, призывников, уже посадят в автобус, и все это останется лишь в сладко – печальных воспоминаниях.

События вчерашнего вечера самопроизвольно всплывали в моей памяти, именно те, что навсегда останутся в моей голове.

Вот я уже пьяный сижу за столом с сигаретой в руке, хотя раньше никогда не курил при родителях. Мне предлагают чай. Передо мной тарелка с шоколадными конфетами. Я отказываюсь. И сладковатый голос девчонки напротив:

-Да ты что? Ешь конфеты, в армии столько не покушаешь, потом будешь жалеть, – как будто сама служила и все знает.

Но мне уже не до конфет, все проплывает в какой – то дымке. Громкая музыка бодрит, хочется танцевать с девушками, обниматься, душа переполнена впечатлениями. Я вижу Свету, она с кем – то разговаривает у окна.

 И вновь всплывает тот момент, когда они пришли. Вадик, старший брат Сашки, моего одноклассника, недавно освободившийся из колонии, где три года отсидел за воровство, Света и Надя. Имена девушек я узнал позже, потому что раньше никогда их не видел.

Оказалось, что они из Челябинска, приехали к нам для прохождения практики, студентки техникума. И, естественно, Вадик успел не только познакомиться с ними в общежитии, но и пригласить их на проводы знакомого парня, где такой простор для общения и веселья.

Ещё момент – на лестнице у квартиры: отец держит Вадика рукой за воротник рубашки, другой замахнулся, его разъяренные глаза и испуганные глаза Вадика:

-Раздавлю! Ты что, хочешь все испортить?! Я сына провожаю!

Тот что – то испуганно лопочет. Конечно, отец не ударил. Оказывается, Вадик уже затеял драку, но, к счастью, его остановили, остудили быстро.