скачать книгу бесплатно
– Значит, дочь – Вера, а ты – Надежда? – Хмыкаю. – А что с любовью?
– А она сегодня не пришла, – агрессивно пресекает шутку моя соседка.
– Ну вот что, Надежда, – заключаю. – Осужден я за банальную драку с тяжкими телесными. Я сам совершенно не рад, что мне придётся проторчать здесь два месяца. В том числе и Новый год. На продукты и вещи твои не претендую, сексуального интереса к молодым мамкам и детям не испытываю. Легче стало?
Пожимает плечами и болезненно улыбается. Сжимает виски пальцами.
– Как я так попала? Вас же даже в квитанциях не было.
– Они, скорее всего, на мать так и приходили, – поясняю ситуацию. – Мы с сестрой в наследство вступили, а никакими бумажками не занимались.
– Значит, Лина Дмитриевна – ваша сестра, – пытается переварить последние новости Надя. – Не легче, конечно.
– Сестра, – подтверждаю.
– Понятно… – вздыхает соседка. – И на долго у вас это? – Кивает на мою ногу.
– Два месяца.
– Терпимо…
На мгновение мы встречаемся с Надеждой взглядами, но я даже больше подумать ничего не успеваю, потому что за моей спиной раздаётся детский всхлип.
– Мамочка! Где моя мамочка?!
Начинает рыдать мелкая.
Я оборачиваюсь и наблюдаю, как ее пижамные штанишки начинают намокать. Вокруг босых маленьких ножек образуется лужа.
Надя вылетает из ванной, отталкивая меня в сторону.
– Я здесь, зайка. Ты чего расплакалась?
– Я тебя звала, писить хотела…
Соседка уносит дочку в спальню, а я шокировано смотрю им в след.
Ну треш!
Лучше бы я год назад дом официально оформил. Дались мне эти двести штук налога. Сейчас бы отдыхал два месяца как человек… возле бассейна.
Глава 3. Кухонный допрос
Иван
Открываю глаза от настойчивого, долгого звонка в дверь и ещё несколько секунд тупо смотрю в потолок, силясь осознать грань между явью и сном.
Раньше мне часто снилась мамина квартира… Особенно между звонками утреннего будильника, когда пытаешься урвать крупицы сна. И на полном серьезе хочется поныть, что нам ко второму уроку. И услышать голос Линки из соседней комнаты, которая обязательно спалит мое враньё. Коза…
Но запах молочной каши и диван с продавленным подлокотником на этот раз реальны. Сажусь, разминая затёкшее от неудобной позы тело, и прислушиваюсь к голосам в коридоре.
– Здравствуйте… – говорит моя соседка, – а вы, наверное, к Ивану Дмитриевичу… Я сейчас его позову.
Интересно, с чего она это решила? О моем местонахождении знает всего несколько доверенных лиц. И мне очень хочется, чтобы так и оставалось, а то журналисты будут спать под дверью.
– Нет, – отвечает Надежде неожиданно раскатистый и грудной женский голос. Прокуренный такой, как у следаков из убойного. – Мы к вам. У нас уже третье обращение от ваших соседей, что в квартире целый день плачет маленький ребёнок. Скорее всего, находится один. До двух ночи играет музыка, постоянные гости и шум… Орган опеки постановил провести проверку по обращению.
– Какой шум? Откуда? – Ахает моя соседка.
Мда… Я тоже что-то не верю. Совсем не похожа девчонка на ночную гуляку.
Подхожу ближе к двери, чтобы лучше слышать происходящее.
– Я с девяти до семи каждый день на работе. – Продолжает оправдываться Надежда. – Дочка в садике. Мы успеваем только поужинать, посмотреть мультики и пойти спать.
– И все-таки покажите нам квартиру, – настойчиво требует второй голос. – Давайте начнём с кухни. Посмотрим обстановку, что кушает ребёнок на завтрак. В чем одет…
Возня и голоса удаляются вглубь квартиры.
Мне категорически не нравится происходящее. Дело попахивает тупой подставой. Кажется, Надежда вчера говорила, что с соседкой снизу не ладит. Неужели все так плохо? А главное… какая у бабки причина действовать на столько подло? Сразу через опеку. Без участкового и подговаривания других соседей? Нужно быстренько порешать дела с этим персонажем, пока не пришлось никаким свидетелем выступать.
Прикидываю примерную длину действия трекерного браслета и выхожу из комнаты. Пока надеваю ботинки, всматриваюсь в происходящее на кухне. Женщины на столько увлечены, что меня даже не замечают.
Тётка из опеки выглядит, как классический госслужащий системы – максимально неприятно. Папка в руках, короткая стрижка, небрежные интонации и абсолютная беспардонность.
– Алкоголь в квартире имеется? – Гнусавит она и заглядывает в навесные ящики.
– Нет, конечно, – отвечает моя соседка. – Зачем он мне?
– А это что? – Довольно тянет инспектор.
Я бы так был доволен, если бы у себя в столе коньяк бочковой нашел.
– Это обычный асептолин для дезинфекции, – отвечает Надежда. – Дети, сами понимаете, постоянно где-то падают.
– И часто у вас ребёнок падает? – С интересом перебивает баба из опеки мою соседку.
«Оооо… капец.» – Усмехаюсь про себя.
Их всех разводить людей в одном месте, видать, учат. Вместе с погонами. Спецкурс.
– Весной и летом – да, – мямлит Надежда. – Зимой – реже, конечно.
– А сколько ребёнку?
– Три с половиной…
– Детка, скажи, – неожиданно наклоняется тётка к мелкой, – а мама тебя бьет?
– Неет, – слышу удивлённое детское.
Дело – хрень. У тетки задача докопаться.
Прихватив с собой на всякий случай комплект ключей, выхожу из квартиры и только начинаю спускаться вниз, как между пролетами замечаю седой старушечий пучок. Подслушиваем, значит…
– Доброе утро… – торжественно здороваюсь и срываюсь вниз за старушкой, которая пытается спрятаться в квартире.
В последний момент умудряюсь подставить ногу. Толкаю дверь и неожиданно узнаю во вредной старухе подругу матери. Я думал, что нет ее уже…
– Елизавета Семёновна?
От удивления осаживаюсь. Нормальная ж была тётка…
Она слеповато щурится.
– А вы кто, молодой человек?
– Не узнаёте? Сын Тамары, что выше этажом жила.
– Ох… Ванечка… – всплескивает она руками. – А ты как здесь? Квартирку то сестра твоя продала. Я одна тут доживаю.
– Не правда, – качаю головой. – Квартира мне принадлежит. Вот заехал опросить соседей, узнать, как жильцы мои? Не мешают ли?
– Да нормальные люди… – теряется женщина и пожимает плечами. Мать и дочь.
– А что же вы тогда, Елизавета Семёновна, на девочек органы опеки натравили? Не стыдно вам?
– Да же не знала, что так серьезно будет, – вдруг начинают трястись у неё губы. – Думала, поругаются-поругаются муж с женою то, да сойдутся. А у меня Мышка захворала.
– Мышка? – Переспрашиваю. – При чем тут мышка?
– Кошка. Старая уже таблеток выписали гору. А я с ней вместе, как на пенсию вышла… Лечить надо.
– Подождите, – перевариваю я информацию дозами, – что значит муж с женой помирятся? Вас кто-то попросил написать заявление в органы опеки за деньги?
– Так женщина, – отвечает Елизавета Семёновна и начинает шмыгать носом, – плакала тут. Как мать, говорила, прошу тебя. Невестка задурила. Нужно в дом вернуть… Я ж на неё милицию вызывала. А она не возвращается. Участковый, поди, думает, что я из ума выжила.
Значит, сожительница моя ещё и замужем. Вот как интересно.
– Так… – шумно втягиваю воздух через нос. – Вы знаете что, Елизавета Семёновна, больше денег ни у кого не берите. С кошкой я вам лично помогу. А то лишат женщину материнских прав. Грех этот на ваши плечи ляжет… С этими контрами не шутят.
– Ой, Господи… – крестится старушка. – Да не подумала ж я. И что делать то теперь? А? Ванюш?
– А вы как в опеку жаловались? – Хмурюсь. – Ходили лично?
– Женщина та, что платила, номер телефона оставляла… Сейчас, где-то вот тут на бумажке был.
– Звоните и говорите, что квартирой ошиблись, – говорю жестко. – Что соседи собаку завели, а вы перепутали.
– Да это ж я совсем дурой старой буду… – качает головой Елизавета Семёновна.
– Это тот самый случай, – говорю с нажимом, – когда лучше так. Чем обижать молодую мать. А деньги на кошку через пару часов занесу. Ну, не буду стоять над душой…
Выхожу из квартиры, закрываю за собой дверь и ещё стою несколько секунд, слушая, звонит куда бабулька или нет.
– Алло… Это Елизавета Семёновна, – раздаётся из квартиры.
Смотрю на часы. Восемь утра! Вот это уровень решения вопросов.
В моей квартире продолжается кухонный допрос. Даже не смешно уже…
– А гости у вас бывают часто? – Мучает мелкую инспектор.
– Вчера дядя приходил, – бесхитростно выдаёт Вера…
– Он к вам раньше не приходил?
– Да перестаньте вы, ей Богу! – Вдруг срывает Надежду. – И уходите отсюда вон! Займитесь действительно неблагополучными семьями. Разве не заметно, что мы нормальные?! Что нам с дочкой хорошо? И мужиков никаких я не приглашаю. Мне принадлежит только половина квартиры, а во вторую ненадолго заехал второй хозяин. Все!
Ай молодца! Я испытываю даже момент гордости за свою сожительницу.
– Собственно, – прокашливаясь, захожу в кухню и начинаю теснить опешившую сотрудницу органа опеки к выходу, – я и есть тот мужчина. Подтверждаю, что музыки не слышал, спал сладко и безмятежно. А вас, уважаемая… как вас там?
– Калерия Владимировна…
– Да да, – даже не пытаюсь я повторить, – если вы сейчас же отсюда не выйдите, будет ждать иск за превышение должностных полномочий и профнепригодность к общению с детьми.
– Да что вы себе позволяете? – Взвивается тётка. – Я действую строго по инструкции и с резолюции начальства!
– Не поддержит вас начальство… просто поверьте.
Всовываю ей в руки сумку и буквально выталкиваю на лестничную площадку.
Возвращаюсь на кухню и застаю свою соседку, обессилено сидящей на табуретке посреди погрома. Вера, пользуясь случаем, наяривает из банки клубничное варенье пальцами.
Последовав ее примеру, облизываю палец и плюхаюсь на табуретку.
– Спасибо вам… – шепчет Надя, полнимая на меня глаза. – Я так растерялась. А она как танк – все вверх дном переворачивает…
– Больше они к тебе не придут, не переживай, – обещаю.
– Откуда вы знаете? – Спрашивает Надя вымученным голосом. – Она столько всего написала. И фотки ванны сделала… будто специально… Все углы облазила. Чем мы этой старухе то снизу помешали? Хоть съезжай…
Надя подскакивает на ноги и отворачивается к окну, пряча слёзы.
Я подхожу к ней сзади.
– Вы не там видите проблему, Надя. Совсем не там.
