Легенды квилетов

А затем на землю пала тень. Растянувшись между горными пиками, она накрыла собой весь склон, погрузила во мрак леса и долины. Тень поглотила солнце.

От рева Тандербёрда с вершины горы вниз полетели камни.

Кватко помнил совет девушки о буреломе, но времени на поиски укрытия у него не оставалось. Движением опытного пловца он нырнул с тропы в ближайшие кусты и распластался на траве. Юноша наделся, что его перепачканная в расселине рубаха и темные волосы сольются с землей.

Тандербёрд – сказочная птица, огромная, как гора. А он – всего лишь глупый Кватко из племени квилетов, маленький и жалкий. Было бы что рассматривать.

С неба обрушился рев, и вслед за ним – дождь. Засверкала гроза. Кватко лежал, не в силах пошевелиться, и чувствовал, как сверху на него падает вода.

«Во-до-пад. Вода падает, Кватко».

«Кажется, это гром».

«Значит, вокруг нас будет падать еще больше воды».

Кватко больше не чувствовал страха. Мысли о маленькой, еще меньше, чем он сам, Доли вытеснили из головы юноши огромного Тандербёрда. Что сделает с ней отец, когда поймет, что девушка его ослушалась? На той страшной поляне было так много человеческих черепов… Только ли мужчинам они принадлежали?..

Он вспомнил синие цветы, проросшие из глазниц.

Доли знала, что делает. Неужели это все ради Кватко?

«Отец не пустил. Он и тебя не пустит».

Может быть, она надеялась на чудо – что удастся уйти им обоим?

Дождь шел всю ночь, до самого рассвета. С первыми лучами солнца тень отступила, укрылась в горах. Кватко знал, что бояться больше нечего, но так и не заставил себя встать – лишь перевернулся на спину.

Он смотрел в небо, которое расписывала красками незримая мастерица: красный мазок, розовый, рыжий… С куста, под которым лежал юноша, продолжали падать капли. Кватко охотно подставлял им лицо: плакать сам он не мог.

* * *

Когда Кватко вернулся в племя, о его обещании смастерить копье из ветви самой высокой сосны уже все знали – Лони и Макки рассказали. Поняв, что приятелю давно пора бы вернуться, парни повинились перед вождем и сами вызвались отправиться на поиски.

Мать при виде Кватко расплакалась, отец принялся браниться. Братья и сестры скрывали облегчение за шутками, но он то и дело чувствовал на себе их обеспокоенные взгляды.

Вождь только рукой махнул: «Вернулся – и слава небу. Что с него взять, дурака».

Кватко впервые не обиделся. Он наловил рыбы к столу, преподнес гостям угощение и шумно отпраздновал свое возвращение вместе с семьей и друзьями. Пару дней побродил по берегу океана, а потом продолжил жить той жизнью, что была ему уготована с рождения: мастерил каноэ, расставлял сети на рыбу, точил копья.

Правда, жениться отказался наотрез. Отец его поначалу ругал, а потом, когда у братьев детишки пошли, смирился. Хочется парню быть бобылем – его судьба.

Хорошую жизнь прожил Кватко из племени квилетов. Оставил после себя потомкам добрую память да строгий наказ: каждую весну украшать его могилу синими люпинами.

Только сам он почему-то звал их «цветами Доли».

Подводное племя

Прекрасная Иоки ходила по берегу вдоль океана, кричала в небо, бессильно заламывала руки. Ложилась на мокрый песок, вонзала в него пальцы, ломала ногти. То плакала, то смеялась, а иногда вставала на колени и обращала молитву к рокочущему океану, к безмятежному небу, к закатному солнцу, к клубящимся тучам.

Прекрасная Иоки просила у богов милости, просила отца одуматься, вразумить его умоляла – утром у матери, ввечеру у неба.

Но стоял тот подобно священным соснам, не шелохнувшись. Речь держал – словно топором махал: что ни слово, то удар, и летят щепки, отскакивают тонкие ветки, трещит кора. Все сердце Прекрасной Иоки своими словами обтесал, ничего не оставил.

Волны бьются о берег, и слышится ей: сговорена, сговорена, сговорена…

А главное, за кого? Прекрасная Иоки снова принимается смеяться. Дями – сын вождя соседнего племени, красавец, первейший охотник, сам станет вождем, когда время придет. Девки по нему сохнут, а парни все как один ему завидуют.

И только Иоки, Прекрасной Иоки, от одного взгляда на лицо Дями делается дурно. Так дурно, как бывает при виде тухлой рыбы, выброшенной на берег. И глаза-то у него точно высохшая на солнце чешуя – серые и безжизненные.

…ночь спустилась с горных вершин, а Прекрасная Иоки так и не сдвинулась с места. Безмолвствовали боги, и отец оставался неумолим. Приходила мать: говорила что-то, просила одуматься, покориться, сулила жизнь всем на зависть, прошлое свое вспоминала. И ее сговорили, не спросясь, а ничего – жизнь прожила, детей родила, дочь вырастила… дурную только, но это дело поправимое.

Прекрасная Иоки лишь улыбалась печально. Смотрела на серебристые вспышки звезд, танцующие на гребнях волн, глубоко вдыхала запах соли и хвои, гладила прибрежные камни.

«Прощай, океан, прощайте, шапки снега на вершинах гор, прости, мама…»

Она медленно вошла в воду, оттолкнулась ото дна и поплыла прямо по лунной дорожке, как когда-то мечтала в детстве. Ребенком Иоки была непоколебимо уверена, что по океану скользит самая настоящая тропа вроде тех, что ведут по склонам гор к цветочным полянам у вершины. Отважившийся пойти лунной тропой непременно окажется в землях Небесного племени, где океан похож на расплавленный жемчуг и пахнет медом и эвкалиптом, а звезды венчают собой верхушки сосен, и свет с них подобно смоле стекает на землю.

И вот теперь Прекрасной Иоки довелось осуществить свою детскую мечту. «Буду плыть, пока не выбьюсь из сил, и даже тогда я не позволю себе остановиться. Не знаю, ведет ли эта тропа к Небесному племени, но лучше погибнуть на середине пути к мечте, чем проживать ту жизнь, что задумал для меня отец».

Трижды она ощущала, как тело наливается тяжестью. Трижды ей сводило ноги, крутило плечи. Трижды опрокидывали волны навзничь непокорную дочь вождя. Прекрасная Иоки ложилась на воду, обращала лицо к звездам и давала себе отдых. Океан бережно качал ее в больших гладких ладонях, поддерживая под голову, словно младенца.

Прекрасная Иоки улыбалась в ответ и, отдохнув, снова пускалась в путь. Она сама дивилась тому, как много сил возвращали ей краткие передышки.

Но вот быстротечная летняя ночь подошла к концу. Поднялась волна, слизнула звезды с небес и погасила с шипением. Как потревоженная нерадивым охотником птица, сорвалась луна в небеса: сжалась, уменьшилась и вовсе потускнела. Заалел на горизонте рассвет, оборвалась серебристая тропа – и в тот же миг Прекрасная Иоки пошла ко дну.

«Не успела, жаль…» – мелькнула мысль, и небо над ее головой погасло окончательно, смазанное стремительным бегом волны.

* * *

Прекрасная Иоки пришла в себя на берегу океана. В предрассветном сумраке над ней склонился самый странный человек из всех, что ей доводилось видеть. Тело его было полностью лишено волос: поблескивал в тусклом свете угасающей луны череп, странно смотрели глаза без полумесяцев бровей. Обнаженная грудь, все еще влажная от воды, тоже была гладкой, как речной камень.

Девушка не знала, благодарить своего спасителя или броситься на него с проклятиями. Горло болело, будто медведь его с деревом перепутал и когти точил. Не смогла Прекрасная Иоки выдавить из себя ни слова – так и сидела на песке, тараща глаза.

Спаситель ее тоже не говорил ни слова. Так они и молчали, друг друга разглядывая. А когда забрезжил на горизонте рассвет, незнакомец бросился в воду – да так в ней и исчез.

Вернулась Прекрасная Иоки в деревню, мать до полусмерти перепугала: одежда на ней грязная, изодранная вся, покрытая разводами соли. Напрасно отец допытывался, что случилось, – молчала Прекрасная Иоки. Сама ответа не знала.

На следующую ночь, стоило родителям уснуть, бросилась она к океану. С трудом нашла место, где оставил ее незнакомец, уселась на берегу и стала ждать.

Когда стареющая луна прошла высшую точку на небосводе, он появился из воды. Девушка вновь не находила слов, ее спаситель тоже молчал. Вышел из воды, отряхнул песок со штанов, сплетенных из бурых водорослей, рядом сел. Они смотрели на океан, и каждый сам про себя считал волны.

В одну из них незнакомец снова ушел с рассветом. О новой встрече они не условились, да и не нужно было им слов. Прекрасная Иоки и имя-то его узнала лишь в ту первую ночь, когда они легли вместе. Ахэну – так зовут теперь ее мужа. Куда до него Дями.

Не знает Прекрасная Иоки, кто такой Ахэну, и знать не желает. На что ей это? Полюбила она его всем сердцем так, что умирать расхотела. Этого достаточно.

Снова начала смеяться Прекрасная Иоки, снова песни запела. Родители на нее не нарадуются, думают, смирилась со свадьбой, а то и влюбилась в Дями. Внуков настроились ждать.

Теперь она и сама детей захотела. От любимого Ахэну. Про свадьбу и не думала, хотя понимала: не избежать если не ее самой, так объяснений. О них Прекрасная Иоки тоже старалась не думать – страшно. Отец разгневается, вдруг дома запрет? Воинов пошлет ее любимого убить? Силой замуж выдаст?

Сказала Прекрасная Иоки Ахэну о своих страхах без утайки, спросила, что они делать будут.

– Кто я, по-твоему, Иоки?

– Ты мой муж, Ахэну.

– Из какого же племени твой муж?

– Из того, частью которого стану я сама.

– Не боишься?

– А чего мне бояться?

Прекрасная Иоки посмотрела на него доверчиво. Ахэну взял ее за руку и потянул от скал к океану. Завел в воду по пояс.

– Посмотри кругом, моя Иоки. Что ты видишь?

– Океан.

– Это охотничьи угодья моего племени, от берега и до горизонта. Страшно тебе?

– Ничуть. Богатое твое племя.

– Опусти взгляд вниз, Иоки. Что ты видишь?

– Камни на дне.

– Это дома, в которых обитает морское племя. А сейчас страшно?

– Дома из дерева легко горят и рушатся от непогоды. Дома из камня будут стоять вечность. Мне не страшно, Ахэну.

Он взял ее руки и прижал к своей шее. Давно заметила Прекрасная Иоки на ней шрамы, да спрашивать ни о чем не стала. Захочет – расскажет.

– Ты знаешь, отчего у меня эти следы, Иоки?

– От ударов врага?

– Нет, прекрасная моя. Оттого что иначе под водой дышать не получится.

– Ахэну…

– Вот теперь тебе станет страшно.

Отпустил Ахэну ее руки да спиной на воду упал – вскрикнула Прекрасная Иоки. Обратился ее любимый акулой, чудовищем смертоносным, страхом детским.

Только не девочка больше Прекрасная Иоки.

– И все равно мне не страшно, – шепнула она, зашла поглубже в воду и поплыла.

Следом за ней устремился и Ахэну. Иоки коснулась его шкуры – гладкая, как кожа, к которой она привыкла. Вдохнула запах – водоросли и соль. Ничего не изменилось в ее муже. Без страха она провела узкой ладонью по острым его зубам – знала, не причинит любимый ей боли.

– Забери меня к себе, Ахэну. Я хочу дышать под водой и жить в каменном доме. Хочу, чтобы весь океан был моим. Подари мне его.

Снова превратился он в человека, нырнул к самому дну, достал острый камень. Сказал Ахэну Прекрасной Иоки, что научится она дышать под водой, лишь когда перестанет дышать на земле. Если решится она отправиться с ним к морскому племени, о своем ей придется забыть. Девушка не раздумывала ни мгновения.

– Обо всем я забыла, стоило мне тебя увидеть.

– Не будешь ли ты скучать по дому, Иоки?

– Буду, Ахэну.

– По родителям?

– Горе я им принесу великое, а себе и подавно.

– По кедрам и цветам луговым?

– Буду вспоминать их и плакать так сильно, что вода в океане поднимется от моих слез.

– Еще не поздно вернуться, Иоки.

– Поздно, Ахэну. Потому что дома, рядом с родителями, среди кедров и луговых цветов я буду скучать по тебе сильнее, чем по солнечному свету на дне океана.

На том он и успокоился. И разрезал шею Прекрасной Иоки в тех же местах, где совсем недавно она касалась его шрамов. А после взял ее за руку и потянул за собой ко дну.

* * *

Не пришлось Прекрасной Иоки скучать по солнечному свету – пробивался он сквозь толщу воды, отражался от перламутровых створок раковин и снова поднимался ввысь.

И по кедрам ей скучать не пришлось – тянулись к небу высокие заросли ламинарии, и она гуляла средь них, как по лесу.

И луговые травы вскоре оказались ею забыты – ни в какое сравнение не шли они с коралловыми рифами, цветам и оттенкам которых Прекрасная Иоки сама придумывала названия, потому что не было таких слов в ее языке.

Лишь по матери с отцом скучала она. Не могли заменить их ни жемчуга в ее волосах, ни стайки рыб в прислужницах, ни новые друзья из подводного племени. Если бы не муж, всю прелесть морского дна отдала бы Прекрасная Иоки за возможность увидеться с матерью.

Но рядом с ней был Ахэну, и потому не было никого в мире ее счастливей.

В подводном племени Прекрасную Иоки быстро приняли и полюбили. Дивные его населяли существа: во многом на людей похожие, но в то же время разительно от них отличавшиеся. Тело они закрывали сплетенными из водорослей одеждами. Волос были или лишены совсем, или покрыты ими с головы до пят. У иных вместо ногтей росли жемчужины, у других на спине кораллы: у кого топорщились тонкими длинными щупальцами, а у кого покрывали все плечи заместо кожи.

Пугалась поначалу Прекрасная Иоки, а потом привыкла. Полюбила новых друзей, научилась есть рыбу сырой, а про вкус пресной воды и думать забыла.

Так бы и жила она в землях Подводного племени, прежнюю жизнь позабыв, если бы не приметила, что муж ее стал грустен.

Со всех сторон подступалась Прекрасная Иоки к Ахэну, всеми силами пыталась вызнать, что ему неугодно. Может, разлюбил он свою жену? Может, не по нраву она племени и уйти ей до́лжно?

Наконец, сдался Ахэну, признался во всем.

– Когда я к поверхности поднимаюсь, мать твою часто вижу. Ходит она по берегу, имя твое выкрикивает и слезами заливается. Дурно мы поступили с твоими родителями, прекрасная моя. На горе великом построено наше счастье.

С этого дня сделалась она больной. Не в радость ей больше были подводные леса и кораллы. Сторонилась она новых друзей, все мать себе представляла и сама слезами заливалась.

Не выдержал этого зрелища Ахэну. Обратился к шаману Подводного племени, попросил у него совета. Ответил тот, что если океан отпустит Прекрасную Иоки на землю, то назад ее больше не примет.

Все бы отдала она, чтобы мать утешить! На все бы пошла, лишь об одном и думать не смела – мужа оставить.

– Возвращайся домой, Иоки.

– Здесь мой дом, Ахэну.

– Семья по тебе тоскует.

– Ты моя семья.

Так говорили они изо дня в день. Наконец Ахэну вновь отправился к шаману. Умолял того объяснить океану: не хочет Прекрасная Иоки покидать его насовсем, желает только с матерью раз повидаться и больше никогда о суше не вспоминать.

Смилостивился над ними океан. Сказал шаман Подводного племени Прекрасной Иоки:

– Выйдешь из воды с рассветом и зайдешь в нее на закате. Не успеешь и сядет солнце – вини во всем только себя: не вернешься ты в Подводное царство и мужа больше не увидишь. Навсегда останется он акулой.

Испугалась Прекрасная Иоки за Ахэну, но тот убедил ее, что бояться нечего.

– Это я должен бояться, что как взглянет моя Иоки на кедры и поля луговые, как пройдется по дождевому лесу, – так и думать обо мне забудет.

Разозлилась она на мужа за эти слова, на шею ему бросилась, но бояться сразу перестала. Довольно улыбнулся Ахэну.

* * *

Как обрадовалась ей мать! Как счастливы были сестрицы! Даже отец, гнева которого девушка боялась больше всего, только слезу утер.

Схоронили они давно Прекрасную Иоки в своих мыслях. Искали ее всем племенем, даже соседи им помогали, о распрях на время забыв. Больше всех старался Дями.

Стыд и вина переполняли сердце Прекрасной Иоки. Предпочла она любовь Ахэну любви всего племени, предала ее, хотя и в мыслях такого не держала.

Рассказала она семье о своей новой жизни. Преподнесла отцу дары от своего нового племени – сплетенные из водорослей корзины, до краев наполненные жемчугами и лососевой икрой. Сестрицам на шею надела коралловые бусы, матери подарила китовый гребень.

Все радовались возвращению Прекрасной Иоки, и страшно ей было сказать, что уйдет она на закате – и более не вернется. Снова предаст их любовь.

Заметили сестрицы ее грусть и за собой ее увлекли. Нет различий на дне океана между зимой и летом, забыла Прекрасная Иоки о том, как сменяют они друг друга. Идет она по лесу и все удивляется, словно впервые весну увидела. Касается увитых мхом стволов, вдыхает запах смолы, собирает букеты и плетет венки вместе с сестрами. Слышит журчание ручья – и плачет от радости.

Нет звуков в подводном мире. Это на суше океан громко рокочет, а сердце у него тихое: не бьется оно, а пульсирует бесшумно в такт волнам. А на земле… Шумит ветер кронами деревьев, щебечут птицы, с легким топотком носятся по лесу дети, смеются взрослые, со стуком опускается на стол глиняный кувшин.

Прекрасная Иоки раз за разом заставляла себя вспоминать лицо мужа, шептала себе под нос его имя: Ахэну, Ахэну, Ахэну… Ни горная река, ни прогретый солнцем песок, ни взмах орлиного крыла в голубом небе – ничто на свете его не заменит.

– Скоро ли ты вернешься к нам, дочка? – спрашивает ее мать. Прячет глаза Прекрасная Иоки, отвечая:

– Скоро, мама.

– Часто ли теперь станешь приходить?

– Сразу, как только смогу.

Хорошо знала Мизэ свою дочь, видела – врет ее девочка. Пришла она с ними проститься, а сказать об этом не смеет. Задумалась Мизэ крепко-накрепко.

Прекрасная Иоки вернулась с сестрицами из леса. Вплели ей в волосы цветы, руки браслетами из трав украсили. Раскраснелась она, глаза заблестели, да только стоило ей взглянуть на горизонт – сразу потухли: близился закат.

– Мне пора, мама. Муж меня ждет.

– Пора так пора, – не стала спорить Мизэ. – Раздели с нами ужин, и вернешься к нему.

Прекрасная Иоки согласилась: время еще есть, отчего бы не порадовать мать напоследок. Сели они за богато накрытый стол. Собрала Мизэ для дочери ее любимой морошки, приготовила рагу из оленины, рыбы сушеной в жиру достала, камас, в ягодном соке вываренный, прямо перед нею поставила. С детства та любила это кушанье да забыла о нем давно.

Потянулась Прекрасная Иоки к тарелке, как вдруг остановил ее отец.

– Стой, Иоки. Убери это, Мизэ.

– Отец…

– Не отец я тебе больше, девочка. Зла на меня не держи, но умерла моя Прекрасная Иоки. В лесах ли волки ее порвали, с горы ли спускалась и ногу неудачно подвернула, а может, и впрямь оказалась на дне морском – то мне неведомо. Моя дочь песни петь любила и от каждого звука не вздрагивала, к листьям деревьев не присматривалась, будто видит впервые.

Слезы хлынули по щекам Прекрасной Иоки. Прав был отец и неправ, возражать она ему не смела, да и незачем было.

– А потому, – продолжил он, – сегодня ты для меня просто гостья из соседнего племени. Вражды меж нами нет, соседи вы добрые. И я, – вождь племени повернулся к жене, – не позволю травить гостей за собственным столом, Мизэ. Знаю я, в каких травах варила ты нынче камас. Не сладостями решила ты нашу гостью приветить, а болиголовом.

Вскрикнула Прекрасная Иоки, в ужасе посмотрела на мать. Вскочила Мизэ с места, схватила дочь за плечи и закричала страшно:

– Не пущу! Хоть убейте меня, хоть казнить прикажите, а не пущу! Ты моя дочь, я тебя носила, в крови рожала, ходить учила – моя ты, и больше ничья!

Прекрасная Иоки попыталась сбросить с себя руки матери, но та держалась за нее словно срывающийся с обрыва – за выступающий камень.

– Отец, помоги мне!

Он промолчал.

– Вождь! – снова крикнула Прекрасная Иоки, и слезы брызнули из ее глаз. – Так ли следует обращаться с гостями?!

Кивнул он, посмотрел на нее с тоской, обхватил жену за плечи да из дому вывел. Плакали навзрыд сестры Прекрасной Иоки, на отца с матерью глядя. Взглянула на нее младшая сестрица и печально промолвила:

– Лучше бы тебе было оставаться мертвой.

С тем бывшая дочь вождя и ушла, никто ее больше не держал. Последний раз взглянула она на небо, помахала на прощание лесу да с последним солнечным лучом бросилась в воду.

Не слышали больше в племени квилетов про Прекрасную Иоки. Историю о ней рассказывали детям: те вырастали и тоже рассказывали своим детям. Но никто уже не мог вспомнить, как звали вождя, дочь которого ушла жить в подводное племя. Да и был ли у квилетов на самом деле такой вождь…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

С материалами его экспедиции, а также записями легенд и воспоминаний квилетского вождя Чарльза Клируотера можно ознакомиться в архиве университета.

2

Работа не была закончена в связи с исчезновением автора. В мае 1946 года Джолин Бишоп в составе этнографической экспедиции Стэнфордского университета прибыла на территорию Национального парка «Олимпик». По окончании полевых работ госпожа Бишоп в одиночку отправилась в горы, чтобы исследовать священное для квилетов место упокоения вождей. На момент издания книги (1952 год) числится в списке пропавших.

3

Джолин Бишоп предполагала, что именно к этим верованиям восходят квилетские легенды о Хладных – живых мертвецах, пьющих кровь. Наиболее близкий аналог из американского фольклора – вампиры.