
Полная версия:
Наш папа прокурор
Чемодан так чемодан.
– Все? – Складываю в чемодан кошачьи вещи.
– Зубная щетка, паста, маска для лица? – дразню Саню. – Если бы я переезжал, у меня было бы меньше вещей.
Там, в зале на окне, его лежак, тоже возьми.
– Я ему покрывало постелю.
– Ну какое покрывало, Юра? У него свое место должно быть, там он спит, когда меня нет. Возле окна поставь, пусть смотрит на природу. И в кровать пускай спать, он это любит.
– Я не люблю. В лежаке пусть спит.
– Вот ты поспи в лежаке целый день. Ему нужно общение, говори с ним. Он все понимает. Рассказывай, как я, обязательно.
– Хорошо, устрою вам видеосозвон.
Несу лежак.
– Что еще сударю надо?
– Игрушки.
– Сань, это кот.
– Вот именно, кот, а не мягкая игрушка. Ему надо время уделять и играть с ним. Ладно, я сама игрушки соберу.
Трындец. Мы так в чемодан не поместимся. Иду за Сашей.
– Вот чесалка. Три раза в день чеши. Хотя бы два. А то… ну, в общем, от него много шерсти.
– Может, его в парикмахерскую отвести?
– Только попробуй.
– Ну чуть-чуть? Вычесать хотя бы.
– Его там изуродуют.
– Найду самую лучшую парикмахерскую.
– Вот пакет с игрушками, – отдает мне. – И, надо еще вот это взять. – кивает на бандурину.
– Сань, серьезно? – Смотрю, на странную конструкцию.
– Как хочешь? – пожимает плечами. – Это когтеточка. Без нее, он тебе мебель перепортит. Ко мне потом без претензий. Ты не потянешь все.
– Справлюсь. – Выношу когтеточку к двери. – Может, ему телевизор взять еще? – Усмехаюсь, чтобы подбодрить себя же.
– А у тебя нет?
– Что? Серьезно? Ему еще и телевизор включать?
– Про природу что-то, птички, рыбки, ему нравятся.
Присаживаюсь и закрываю чемодан. Он битком на выходе получается.
– Теперь все?
– Вроде да. У тебя тепло? Может плед дать.
– Тепло, Саш, лето.
– И чтобы сквозняков не было. Сразу звони мне, если ему станет хуже.
Обуваюсь, Саша меня провожает, губы поджимает, дышит часто.
– Саш, ну решили же все.
– Я скучать буду.
Поднимаюсь и тяну ее к себе. Беременная такая податливая становится. Внешне злится, но внутренне, такая одинокая и грустная.
– Можешь звонить мне в любое время и смотреть на своего кота.
– Спасибо. Подожди, – отстраняется и уходит. – Держи, – протягивает футболку, – положи рядом с ним. Как будто я рядом буду.
– Может, еще одну, мне? Как будто и со мной рядом тоже.
Саша моргает, не понимает, как реагировать. Подтормаживает. Бровью подозрительно ведет.
– Отдашь Ахиллу, я проверю. Это он больной притих, а так устроит тебе концерт, если меня не будет рядом. И фумигатор ему включи от стресса, что в ветеринарке дали.
Саша пытается улыбаться, но в глазах слезы. Меня пробивает осознание. Она кота на неделю отпускает и так переживает, каково ей было, когда отца посадили…
Глава 10. Юра. Царь
– Юрий Александрович, вы завели кота?
Вика встречает нас в дверях.
– Нет, на пару дней взял, пока он болеет, надо присмотреть.
– Он такой огромный! Я таких только на картинках видела. – Вика открывает дверцу переноски. – Ну, выходи, будем знакомиться.
– Маууу, – кот поднимает крик в ответ.
– У него болит что-то, давай я лучше.
Зато когда я беру Ахилла и несу на диван, даже не пикает.
– А как его зовут?
– Ахиллес. Можно, Ахилл.
– Ахиллес? Крутая кличка. И какое у него оказалось уязвимое место?
– Кто б сказал. Плохо ест, все время лежит, капельницу ему поставили, завтра еще раз свожу.
– А его хозяин где?
– Его хозяйка… пока не может за ним ухаживать, сама… в общем, не может.
– Ахилл, давай дружить? – Вика гладит его лапку, Ахилл смотрит на нее подозрительно и лапу прячет под грудь.
– Ну, царь, не меньше. Вы посмотрите, Юрий Александрович, у него взгляд, будто мы тут его слуги.
– Будь с ним осторожна, – я вспоминаю, как он все время мешал мне Сашу целовать, – мне кажется, он понимает больше, чем может сказать. Сама же говоришь, царь, – продолжаю, – не гневи государя, холопка, иди, разбери чемодан, там его миски, лоток, воды чистой налей из фильтра. И гречки ему свари, только немного. Он на диетпитании.
– Будет сделано, царь батюшка, – Вика кланяется ему. Ахилл смотрит на нее свысока. Дает свое согласие.
Я принимаю душ, переодеваюсь. Когда возвращаюсь, чтобы проверить Ахилла, тот спит на спине, развалившись на половине дивана. Как Саша с ним справляется, такая тушка лохматая.
Я делаю снимок и отсылаю Саше.
Юра: «Барин отдыхает»
Саша: «Как проснется, позвони мне»
Ставлю сердечко на ее сообщение.
– Вик, у нас поесть что-то найдется? – иду на кухню.
– Остался греческий салат, могу яйцо вам пожарить. – Вика за столом в ноутбуке что-то пишет.
– Я сам. Как твой диплом?
– Пишу, завтра иду в архив. Все помню, как там задержаться тоже придумала.
– Аккуратней будь.
Достаю яйца и салат.
– Да я там, как своя, со всеми подружилась. Мне даже предложили остаться у них. Там место освобождается скоро.
– Что думаешь?
– А вы что думаете?
– Я только за, но риски ты сама знаешь.
– Пфф… Без рисков скучно. Да и вы правы во многом. Я сопоставляю все, что вы рассказывали, так и есть. Надо навести там порядок.
Делаю себе яичницу, а хочется представлять, что это Саша мне делает. Я бы сейчас подошел, обнял сзади и если бы не живот, может, и ужин не понадобился бы.
Трое… Я не представляю, как с одним можно все успеть, а тут трое. И Саша одна. Вопрос с отцом ребенка открыт. С Саней точно никто не живет. Если ей нужна помощь, она обращается или к моим друзьям, или ко мне. Больше нет никого и признаков его нет, но он же есть. Дети не берутся из ниоткуда.
Не хочется и лезть в ее жизнь, потому что там каждый раз каменная стена – и ни одного окошка, чтобы заглянуть и узнать, что по ту сторону. Спросить у кого-то, тоже самое, что собирать сплетни. Раз сама не говорит, значит, считает, что всем лучше не знать.
– Ой, смотрите, кто пришел. – Я оборачиваюсь на дверь, там появляется Ахилл и нюхает свои пустые миски.
– Больной проснулся, держи гречку, – накладываю ему ложку в миску.
Нюхает, смеряет меня взглядом. Если бы мог, то покрутил у виска. Пьет только воду.
– Врач сказал, есть гречку, Ахилл. Ты болеешь.
Накладываю себе яичницу, салат, отрезаю ветчины, сажусь за стол. Ахилл обнюхивает все, изучает. Вика за ним с любопытством наблюдает.
– Он такой важный и громадный. Как мешок.
– Красивый же.
– Красивый, как царь.
Накалываю ветчину и несу в рот. Только чувствую, как кто-то трогает за ногу и аккуратно цепляет кожу коготками. Ахилл смотрит на кусок мяса и гипнотизирует меня.
– У тебя диета, нельзя, Ахилл.
– Вы же понимаете, что он не будет есть гречку.
– Проголодается – съест.
Ахилл садится напротив нас и смотрит. Взывает к совести.
– Может, чуть-чуть?
– Нельзя, Вик, видишь, он больной?
– Да нормальный он, прихворнул чуток, но когда мне плохо, я, наоборот, от вкусняшек оживаю. Могу полбанки сгущенки умять, и легче становится. Жизнь снова играет красками, а мне эти бульончики куриные пихают.
– Может, тебе курицы сварить? – смотрю на кота. Что он ответит…
Я поднимаюсь, иду к морозилке и достаю кусок филе.
Ахилл трется рядом, нюхает, что-то мурчит даже.
– Сырое нельзя.
– Кот, он как ребенок, поблажек давать нельзя. Слабину дашь и все. Будет лежать у тебя на шее и хвостом перед лицом махать.
Ставлю на плиту кастрюлю и кидаю туда кусок курицы.
– Ох, Юрий Александрович, сочувствую вашим детям.
– А я чувствую, что мне кота на десять лет вперед хватит.
– И продукты вы переводите. Не будет этот благородный кот есть такое.
– Это назначение ветеринара.
– Может, ему молочка лучше? – Вика не отстает с предложениями.
– Молочку ему тоже нельзя.
– Вы бесчувственны.
Усмехаюсь Вике, сажусь за стол и доедаю. Ахилл все это время смотрит на меня.
– Как бы он ночью вам не отомстил, – язвит Вика.
Я беру кота на руки и несу на диван, кладу Сашину футболку рядом. Сам возвращаюсь на кухню, чтобы доесть.
– Мауууу, – слышу завывание из комнаты. – Маууауар.
– Бездушный вы, товарищ прокурор, – смеется Вика. – Он не даст нам уснуть, пока вы не накормите его нормальной едой.
Похоже на то…
– Он не очень-то и больной, – Вика стоит за спиной, пока оба смотрим на кота. Тот сидит на спинке дивана и недовольно машет хвостом.
– Капельницу с живой водой ему поставили. Видела бы ты, какой он был, когда его к ветеринару везли, ходить не мог.
– Я вам говорю, он есть хочет.
– Саша… ммм… – откашливаюсь, – то есть Вика, ему нельзя. Диета. – Девушка улыбается, слышала, как оговорился, все поняла, но тактично промолчала. – Жди, когда курица сварится, Ахилл.
– А вы развлекайте его тогда, пока блюдо готовится.
– Может, ты поиграешь? Я что-то не очень по играм. Взрослый уже для этого. Вон, его игрушки, – киваю ей, а сам иду на кухню ужинать.
Вика о чем-то там говорит с котом, главное, чтобы не кормила. Я не спеша ужинаю, мою тарелку, довариваю курицу и мелко нарезаю. Захочет, поест.
Валерка всегда говорит, если болеешь, то можно не есть. Главное, много пить. Думаю, котам тоже подходит этот принцип.
Когда захожу к ним, Вика смотрит очередной детектив, кот спит на кресле. На одном диване с ней не лег.
– Спит?
– Да. Играть не захотел. Я включила фильм, – говорит шепотом, – он пошел, лег на кресло и наблюдал за мной. Теперь уснул.
– Пусть спит, будить не буду.
Она кивает, я закрываюсь у себя в комнате, достаю материалы дела отца Саши.
Итак.
Кто-то хотел его увольнения. Не просто увольнения. Чтобы его не было в городе. Даже, точнее, чтобы он молчал.
Теперь это место занимает некий Нестеров Алексей Игнатьевич. Кто-то за ним стоит. Чей-то друг, родственник? Пальцем в небо тыкая, искать знакомства бесполезно. Это как у Вики. Надо пройти по близкому окружению, родственникам, друзьям, школьным и университетским. Откуда он. Не верю, что случайный человек.
Еще надо проверить того электронщика. Можно было бы надавить, припугнуть, но одновременно можно спугнуть того, кто над ним. Понаблюдаю.
Что еще?
Мысли стопорятся.
Я ложусь на пол и начинаю отжиматься. Десять, двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят, шестьдесят, мышцы горят, я не останавливаюсь, семьдесят, тяжелеют и дубеют, восемьдесят, боль и напряжение вытесняют логичные мысли, девяносто, докачиваю до ста.
Выдыхаю, иду на балкон и дышу воздухом. Солнце выглядывает из-за дома напротив краем. Вот оно было, светило, а сейчас – раз – и спряталось. Чтобы завтра снова появиться.
И я вот так работал-работал, пока не появилась преграда и я спрятался. Не сам. Вынудили.
Наблюдаю, как один мальчишка показывает другому, как можно слепить из песка комок и кинуть его. Второй повторяет, только кидает не в песочницу, а на футбольную площадку, оставляя на покрытии след. Потом еще один.
Крикнул бы, остановил, но вижу, как к ним идет женщина. Ругает того, кто кидал.
Что и следовало ожидать. Ребенка уводят. А тот, кто все придумал, ни при чем. Остался главным.
Возвращаюсь в комнату, закрываю балкон.
Меня вот также перевели. А главным остался Антонов. Занял место прокурора района, меня же перевел в другой город, подальше отсюда. А зачем этому парнишке надо было, чтобы тот ушел? Мешал.
И я мешал.
Я. Мешал. Только упустил кое-что. Я думал, что мешал занять место. Но Антонов просчитал стаж, знал, что я и так место не займу. Значит, мотив был другой. Меня специально выслеживали, чтобы как Сашиного отца, удалить.
– Юрий Александрович, – Вика стучит в дверь.
– Да, заходи.
– Я спать. – заглядывает ко мне. Ахиллес понюхал курицу, выпил воды, ничего не ел. Может, сухариков ему дать?
– Не положено. Захочет есть – поест. – Кот протискивается в спальню и рассматривает. На часах – десять.
– Как знаете, спокойной ночи. – Вика оставляет нас.
– Отдыхай, а ты, – киваю коту, – тоже иди спать.
– Мау.
Кот проходит мимо кровати и внаглую запрыгивает. Сидит и смотрит на меня в упор.
– Нет, дорогой, у тебя место в зале.
Не моргая смотрит в глаза. Такой величественный и властный.
– Ладно, можешь посидеть, но спать пойдешь туда.
В то время я занимался делом отца Саши. Антонов следил, знал, кто она, кто он. А если из-за него все? Мы сблизились, со стороны можно было подумать, что я буду помогать. А если я буду помогать, то могу его вытянуть. А это никому не надо.
Надо изучить вариант, Антонов – Елисеев, Антонов – Нестеров. Вариантов много, какой только правильный?
Выписываю все идеи.
Оборачиваюсь. Ахилл сидит и смотрит на меня в упор. Как будто я что-то не сделал.
– Что? – вылизывает лапу. Вот как это понимать?
– Давай позвоним Саше, покажем, что ты уже себя лучше чувствуешь и ты пойдешь спать? Хорошо? – Он не отвечает. Но я и так все решил за него.
Пишу Саше сначала. Мало ли, вдруг уже спит, не хочу будить.
Юра: «Саш, ты спишь? Твой кот желает с тобой говорить»
Пока жду ответа, убираю блокнот и ручку. Этот напакостит и глазом не моргнет. Зараза, умеет красиво это делать. Не просто на коврик нассать, а ежедневник дорогущий поцарапать или ручку фирменную погрызть. Эстетический мерзавец.
Саша не отвечает. Даже не читает сообщение, видимо, уже спит, поэтому откладываю разговор на завтра.
Беру кота на руки и несу на диван. Укладываю в его лежанку. Зря везли, что ли?
– Ахилл, даже не смотри на меня так. Я не Саша, со мной спать ты не будешь.
Иду чистить зубы, умываюсь, когда возвращаюсь в комнату тень кота возвышается на лежанке. Ахиллес сидит и наблюдает за мной.
– Спокойной ночи.
Ну, пусть сидит. Посидит и ляжет спать. Что еще в темноте делать.
Дверь не успеваю закрывать, как разносится:
– Мауууу, – завывает в зале. – Маурррау.
Кошачий стресс. Бл… чего только не придумают.
Снова иду в зал, включаю ему фумигатор для кошачьего спокойствия.
– Ты быстро вылечился, – киваю ему.
Сидит, молчит.
– Тут. Твое. Место. Со мной ты спать не будешь.
Смотрит на меня так подозрительно, как будто горло перегрызет, если дверь не закрою. Это не маленький котенок. Это тюлень настоящий.
Выключаю свет, ложусь спать, прислушиваюсь.
Накрывает тишиной. Но уснуть не могу. Прыжок. По ламинату шаги в мою сторону, периодически цепляя когтями пол. Как будто специально это делает.
Незакрытая плотно дверь в полумраке двигается.
– Чего ты не спишь? – строго спрашиваю. Знаю, что все понимает. – Я показал тебе твое место. – Протискивается в дверь и идет вдоль стены. Дергает хвостом.
На мобильный приходит сообщение, я выдыхаю и отвлекаюсь. Улыбаюсь, когда вижу, что от Саши.
«Я не сплю,»
Включаю ночник.
– Иди сюда, позвоним хозяйке. Потом идешь спать.
Набираю Сашу по видеосвязи.
– Привет, – здороваюсь сначала сам. Она уже лежит в кровати, глаза грустные.
– Привет.
Ахилл, когда слышит ее голос, поднимает уши.
– Скажи что-нибудь, а то он не верит своему счастью.
– Ахилл, мой мальчик, привет. Иди ко мне, мой котик. Кити-кити.
Ахиллес слышит и узнает. Обходит кровать и запрыгивает с краю. Я разворачиваю к нему камеру.
Саша с ним говорит, что-то ему рассказыват, а кот и понимает, что она, но где понять не может. Что за чудо такое?!
– Как ты себя чувствуешь?
– Саш, ему правда, лучше. Он ходит, кричит, требует еды, гречку и курицу есть отказался.
– Тогда не заставляй. Утром немного корма дай.
– Хорошо, если доживу. Боюсь, чтобы нос не отгрыз за ночь.
– Не отгрызет. А где он спать ляжет?
– В зале. Я там все ему устроил. – Переворачиваю камеру на себя.
– Ну, разреши ему поспать с тобой. Он же болеет. Ну, пожалуйста, – понижает голос и говорит тише.
– Саш…
– Ну, он же котик. Ему плохо.
– Видела бы ты этого котика. Что-то он не смахивает уже на больного.
– Он ляжет с краешка, ты его не заметишь. Тем более вы уже спали, он с каждым в постель не ляжет.
– Скорее в итоге это я буду спать с краешка, а эта тушка разляжется на полкровати.
– Ну, пожалуйста, – шепчет и морщит лоб, – он не любит один спать.
Я тоже не люблю один. Но, видишь, терплю.
– А чего ты шепчешь? – отзеркаливаю ее.
– Тыковки мои уснули, не хочу будить.
– Какие тыковки? – тоже шепчу.
– Ты видел мой живот. Не иначе как там тыквы растут.
– А… – усмехаюсь, – Тогда спокойной ночи тебе и тыковкам. – Ну, как ей отказать? Такая грустная, за кота этого еще переживает, тыковки в животе уснули.
– Ладно, пусть спит. Я лягу на диване. – переключаю камеру на Ахилла.
Саша расцветает, улыбается. Уже ради этого можно пожертвовать своей кроватью и сном.
– Он на диван придет, так что твоя жертва бессмысленна, – шепчет мне.
Смотрю в телефон, замечая поздно, что дверь в комнату открывается.
Глава 11. Юра. Люблю, скучаю
Не задумываясь прикладываю большой палец к микрофону и закрываю его.
– Юрий Александрович, – Вика негромко спрашивает и стучит. – Ахиллес у вас?
Заглядывает ко мне, а я подношу указательный палец к губам, чтобы молчала.
Показываю, где кот, Вика улыбается и молча поднимает большой палец вверх.
Следом жестом показываю, чтобы уходила. Вика догадливая и не подставляет. Кивает и исчезает, прикрывая за собой дверь.
– Юра? – Зовет Саша.
Мы говорили, я неожиданно пропал. Чудо вообще, что камера была наведена на Ахилла в этот момент.
– Да, Саш, – убираю палец с микрофона и переключаю камеру с кота на себя, – мне тут по работе написали. Я Ахиллеса теперь и бульдозером не сдвину.
– Не выгоняй его, утром дай корм, треть нормы. И воду поменяй. А он в туалет ходил вообще?
– Нет. Пока не осчастливил нас таким событием.
– Нас? – Переспрашивает Саша. Нас, блин…
– Тебя и меня, – нахожусь с пояснением.
– Ааа, – Саша соглашается, но вокруг меня осматривает обстановку. – Напиши мне утром, как будет себя чувствовать.
– Хорошо.
Ахилл лежит на животе, вытянув вперед лапы, и смотрит на меня. Почти Сфинкс.
– Саш, можешь ему сказать, чтобы он спал, а не пакостил ночью?
– Он воспитанный. По ночам спит, а не пакостит, как ты говоришь, – Саша улыбается. Мне приятно видеть ее такой.
– Ахилл, ты слышал? По ночам ты спишь и ты воспитанный.
– Поверни к нему камеру, – просит Саша, я разворачиваю, – ты мой красавчик, я тебя люблю, очень скучаю, скоро заберу, выздоравливай. Ну, и помни, что ты воспитанный кот.
Теперь усмехаюсь я. Значит, косяки-то были. Ахилл тянется к экрану, нюхает, ищет Сашу. Но запаха нет, а значит, хозяйка сейчас не настоящая.
– Пока, – разворачиваю телефон к себе, – если что-то надо, звони, даже ночью.
Саша кивает и отключается первой.
– Любит она тебя, – кладу руку коту на голову и запускаю в шерсть. – Скучает. Может, она это мне говорила? По тебе-то чего скучать. Ты ж кот. – Ахиллес кладет голову на лапы и закрывает глаза.
Я поднимаюсь и выхожу в коридор.
– Вик, что ты хотела? – спрашиваю через дверь.
– Пошла воды попить и котика проверить, а его нет. Простите, что помешала.
– Все нормально, но, если я разговариваю, не мешай.
– Извините, Юрий Александрович, больше не буду. Я не слышала.
Возвращаюсь к себе в комнату. Может, и правда, не слышала. Но уже второй раз чуть меня не подставила.
– Спи уже, только на этой половине. – Расстилаю Сашину футболку и укладываю на нее кота. Не люблю животных в постели. – Ко мне не лезь. Я ночью себя не контролирую.
Я беру свою подушку и ложусь на противоположный край кровати, подальше от кота.
До чего ты докатился, Домбровский. Ты спишь и разговариваешь с котом.
Выключаю свет.
По правде, не все нормально. Я сейчас это понимаю. Когда Вике разрешил пожить у меня на время практики, не видел в этом ничего такого. Теперь не хочу, чтоб Саша знала. Она же не так все поймет. Объясняй потом, что все не так, как кажется. А оно не так.
Только бы Саня не решила прийти ко мне без предупреждения.
Просыпаюсь от навязчивого ощущения постороннего в комнате. Распахиваю глаза и дергаюсь. Ахилл в десяти сантиметрах от моего носа всматривается в мое лицо. Как будто проверяет, дышу я или нет.
Дую ему в морду в ответ.
– Ты нормальный? – Смотрит. Молчит. – Чего пугаешь? Есть хочешь? Пошли, посмотрим, что осталось с вечера.
Идем вдвоем на кухню. Курица с гречкой так и лежат с вечера не тронутые.
– Я кому курицу варил?
Был бы Ахиллес человеком, пожал бы плечами. Но он смотрит на меня как на идиота.
– Другой еды тебе нельзя. – Смотрит, не моргает. – Хозяйка так сказала. Корма дам, если гречка тебе никак.
Бросаю жменю сухариков.
– Если ты не будешь есть, то поедем опять укол делать. В ту перевязанную лапу.
Осознанно манипулирую, потому что все равно поедем делать укол.
– Доброе утро, – появляется Вика еще в пижаме, – как с котом спалось?
– Жив, как видишь. Никто меня не съел. Вика, как заставить кота есть обычную еду?
– Никак, если он привык к корму. – Подходит к холодильнику и достает продукты, варит кофе.
– Наказание, а не кот.
– Да отличный кот, видно, что умный. Просто хочет еды, к которой привык. А ему тут лечебное питание подсовывают. Он не человек, он на инстинктах живет.
– Может быть.
– Пятница сегодня. Я иду в архив.
– Аккуратно там.
– Хорошо, босс.
Я отпиваю кофе, откусываю бутерброд и чувствую, как кто-то кладет лапу на ногу.
АхиллесНеправильно ты, паппи, бутер ешь. – Кладу лапу ему на ногу. – Надо колбасу котику в пасть складывать, а не себе на хлеб. Я ж ради тебя страдал, голодал, исколоть себя дал, лапу выбрить. Я котят твоих спас от безотцовщины. А ты так со спасителем.
– Ахилл, тебе нельзя. Диета.
Какая диета, паппи? – тихо мяукаю. – Я охудеваю. Жировая прослойка истончается. Сашенька никогда так не издевалась над любимым котиком.
– Надо у ветеринара узнать, что делать, если он не хочет есть по диете.
Душегуб твой ветеринар. А ты неправильный прокурор. Кошачьих законов не знаешь. Есть такой, ежели котовскую шкуру дырявили уколами богомерзкими, то потом надо котика жалеть, держать за лапку и спрашивать, чего хочет его пушистое котейшество.
Саню на кого променял? На эту девку? Рассматриваю под столом ее лапы бесшерстные. Ой-ой-ой. Котятки-то на кого останутся. Я ж всех не вылижу, сил не хватит.
Отрываюсь от пола и запрыгиваю к ней на колени. Не стесняясь выпускаю когти.
– Ой, – вскрикивает холопка, роняет бутерброд на пол.
– Что там?
– Ничего, – мадам придерживает меня, чтобы не упал.
– Поцарапал?
Поцарапал. А нечего без подштанников перед прокурором ходить.
– Немного. Ничего страшного.
Смотри какая. Даже не ругается. Ладно, по-другому ее проверим.
Кроссовки ее пометить что ли? Или погрызть что-нибудь? Занавески опять же… но все какое-то избитое. Неэстетичное.
Девка гладит меня, чешет за ухом. Брр, передергивает от ее когтей. Отталкиваюсь и спрыгиваю на пол. Не забочусь, чтобы сделать это без еще пары следов от когтей.
Под стулом замечаю недоеденную колбасу. О, великая Бастет, богиня кошек, благодарю тебя за этот подарок судьбы. Санечка-то с прокурором разговаривает уже. Чай, не обижается так сильно, раз меня доверила. Можно завершать аскезу и немного перекусить.
Пока они обсуждают планы на день, я впиваюсь зубами в колбаску и быстро съедаю.
ЮраКот, как ниточка между нами теперь. Есть повод позвонить и поговорить. Пусть пока по-дружески. Утром, пока еду на работу, рассказываю, что Ахилл ел. В обед, как возил к ветеринару, что тот сказал. Вечером просто звоню. Без повода.
– Саш, я в обед, когда его домой привозил, видел, что он уже начал есть понемногу. – Делаю круг, чтобы проехать по ее району. Ну, мало ли… пригласит. Или привезти что-то надо.
– Как хорошо. Сколько еще капельниц надо?
– На выходных еще его повожу.
– Прости, что нагрузила им.
– Мне не сложно. Лишь бы на пользу.
Слышу, как у Сани раздается звонок в дверь. Сжимаю крепче руль, стягиваю эмоции в кулак. Все было слишком идеально. Теперь точно не пригласит. На светофоре перестраиваюсь, чтобы свернуть в свою сторону. Без вариантов. Третьим не буду.
– К тебе кто-то пришел?
– Да, только я не жду никого.
– Проверь, я подожду.
– Это не обязательно.
– Просто проверь, если тот, кого знаешь, тогда я отключусь.