Наш папа прокурор

– Зеленый, поехали, – киваю на дорогу.

Поджимает губы, кивает и, будто понимает мысли, соглашается.

Юра снова смотрит на часы на руке, ускоряется. Судя по тому, что до нового часа десять минут, он опаздывает куда-то. Я не просила меня подвозить, сам захотел.

Юра о чем-то хотел поговорить, а я его сбила с мысли. Ну, раз не переспросил, значит, так хотел и настолько это важно.

Паркуемся возле моего дома.

– Батон и молоко забирай.

– Не буду, мне нельзя, лишний вес.

– Ты же ела только что, – усмехается, отстегивается и разворачивается.

– Чуть-чуть можно, но если заберу, то точно все съем. Доешь сам или накорми кого-нибудь.

Закатывает глаза и выходит из машины. Пока обходит капот, я пытаюсь отстегнуть ремень безопасности. Но так неудобно с большим неповоротливым животом это делать. Еще что-то заедает, как специально. Быстро не получается.

Юра открывает дверь, я как барыня сижу в карете. Выходить словно и не собираюсь.

– Там что-то заело, – тут же оправдываюсь.

– Подожди, я сам посмотрю. – Юра ныряет головой в салон автомобиля. Так близко возле меня, что голова начинает кружиться. Я замираю.

Аромат такой знакомый и родной щекочет в носу. Аккуратно небритая щека. Я помню все, от этого еще больнее. Вроде не чужой, а вроде уже не свой.

Задерживаю дыхание, иначе выдам волнение частыми вдохами. Хочу его ненавидеть еще сильнее, а когда вот так рядом наоборот хочу прижаться.

Половина меня понимает, что никто, вероятно, и не смог бы помочь папе, но кто-то должен быть виноват. Домбровский первый, кто попался тогда.

Юра щелкает замком.

– Все.

Я не могу больше задерживать дыхание, делаю глубокий вдох и в носу мгновенно начинается заварушка. Я хоть и прикрываю рот, но громко чихаю Домбровскому в ухо. Ударяюсь лбом о его плечо.

– Аккуратно, – сразу хватается за мой живот, чтобы он, наверное, не взорвался от чиха.

Я не успеваю ничего сказать. Не успеваю одернуть или убрать его руки. Одна из тыковок реагирует на папу. Толкается прямо ему в руку.

Домбровский приоткрывает губы, с выдохом улыбается.

– Шевелится, Саш. – Ловит взгляд. Я уже и не помню, когда он вот так широко и радостно вообще улыбался – Я чувствую, как в тебе кто-то шевелится. – И снова на живот. – Мальчик или девочка?

А что сказать? Три девочки и все от тебя. Так ты детей не хотел. Девочек тем более. Радуешься, потому что не твои и не тебе их растить и воспитывать. И у тебя девушка, Домбровский, нехорошо щупать других.

– Мне пора, – выдавливаю из себя и убираю его руки.

– Да, – откашливается, кожа на животе теряет с ним контакт, кто-то из малышек шевелится, стучится в стеночку. Призывает меня рассказать, но я не готова. Юра берет меня за руку, помогает встать и вылезти из машины.

Я не знаю, чувствует ли он это, но я крепче сжимаю его руку, опираясь. Если бы он сейчас просто меня обнял, я бы не оттолкнула даже. Так не хватает объятий, поцелуев, кого-то родного и уже знакомого рядом, что иногда сносит крышу и приходится обниматься с котом.

– Спасибо, – быстро киваю, отпускаю его руку. Хочу скорее сбежать отсюда.

– Тебя проводить?

– Не надо, я сама.

Захлопывает дверь.

– Я уточню про твой вопрос, перезвоню. – Киваю. – У тебя тот же номер? – Киваю. – Дрожь волнами пробирается под кожей. От частого дыхания голова начинает кружиться. Опять в наше прошлое окунает. А там и хорошо было, и больно.

– Пока, – все, что могу выдавить и ухожу. А Домбровский как будто уже и не опаздывает.

– Саш, – зовет по-родному в спину, я оборачиваюсь – если что-то еще надо, обращайся.

Домбровский сексуально опирается на открытую дверцу, улыбается мне. Боже, со спины, я наверное, как бегемотиха. Смешно ему.

– И что ты прям ночью привезешь селедку с апельсинами, если надо? – Его безупречность на фоне моей неуклюжести не к добру.

– Привезу, если больше некому.

Привезет он…

– А тебя отпустят?

Смотрим друг другу в глаза. Бровью ведет и не понимает.

– А кто мне запретит? – Пожимаю плечами и захожу в подъезд.

– А кто ему запретит?

Захожу в квартиру и дублирую последние слова прокурора Ахиллу. Быстро разуваюсь и иду к окну, проверяю уехал ли. Уехал. Романтика, когда ждал под окнами, чтобы помахать, прошла.

Мою руки, быстро переодеваюсь и ложусь на кровать. Устала.

Кот запрыгивает и ложится рядом.

– Хотела я ему ответить, Ахилл, но с прокурорами спорить бесполезно. – Шумно выдыхаю.

Ахилл не хочет, чтобы я раздражалась, ластится, трется об меня, успокаивает.

– Ахилл, ты чего? Соскучился?

Чешу ему шею и за ушком.

– Подвез меня сегодня до дома, как раньше. Сам предложил. Зачем, так и не поняла, но ничего не рассказывала. У него как будто другая девушка теперь. Но спросить напрямую я постеснялась. Не хотелось выглядеть неудачницей. Он не изменился.

Ахилл ложится рядом. Нюхает опять живот.

– Что думаешь?

– Мау.

– Мау, – повторяю за котом. – Надо Онеже позвонить и все узнать.

– Привет, неваляшка, как ты? – отзывается веселый голос подружки.

– Я скорее Валяшка, – смеюсь в ответ, – если ложусь, потом еле встаю.

– Так отдыхай.

– Онеж… я передумала. Расскажи мне, как вы пообедали с Юрой.

– Ого, так… Он вернулся, перевелся в другое отделение или как там называется его работа. На должность ниже, чем была.

Из-за меня, что ли?

– Почему он вообще уехал?

– Там что-то с работой связано, его перевели, я так поняла, что специально, поэтому уехал. Но тут освободилось место и он вернулся.

– А что там с работой?

– Он не рассказывал подробностей.

– А девушка та?

– Я не поняла. Она вроде приехала на преддипломную практику. Сказать, что они вместе я не могу. Юра платил за нее в ресторане, они вместе уехали, но никаких обниманий, взглядов, касаний не было.

– Он не очень-то показывает свои чувства на людях.

– Он может и нет, а вот она молодая же совсем, проявила бы. Не знаю, Саш, не было ничего или они хорошо скрываются. А что?

– Ничего… Просто показалось. Обо мне не спрашивал?

– Неа, – сочувственно.

Конечно, при ней зачем меня вспоминать.

– Хочешь ему рассказать?

– Не хочу, но чувствую, что когда-то придется. А мне, знаешь, чтобы кто-то потом доставал и ревновал не надо сейчас.

– Мне кажется между ними ничего нет.

– Сама подумай. Он привозит с собой студентку-практикантку для чего? Просто по доброте? Ну, он не такой. В смысле, он хороший, но вот так подпускать посторонних он не стал бы.

– А может, это его родственница? Племянница, например, много ты знаешь о его семье?

– Маму и папу только знаю.

– А у мамы и папы могут быть родственники?

– Мы не говорили об этом.

– Вооот, – отвечает мне. – Это Саша, – чуть тише кому-то.

– Передавай ей привет. – Слышу голос мужа подруги.

– Егор, ты знаешь, у Юры есть племянницы или родственницы молодые? Помнишь, ту девушку, Вику, мы думаем, кто она ему?

– Если вам так интересно, давай я позвоню и узнаю, что гадать? – Слышу, как они целуются. Радуюсь и завидую одновременно.

– Нет, – останавливаю Онежу, не хватало еще, чтобы думал, что я узнаю о нем. – Это не важно, я так просто спросила.

– Егор, ну, ты знаешь Юру сто лет, – спрашивает подруга у мужа, – как думаешь, он с той девушкой встречается?

– Я его с девушками практически никогда не видел, кроме как с Саней на нашей свадьбе.

Отключаю звук на телефоне и ложусь спать. Обнимаю свою подушку, как будто кого-то родного и засыпаю.

Просыпаюсь от того, что кот вылизывает мне живот шершавым языком, потому что там все проснулись.

– Ахилл, щекотно.

Убираю мохнатую голову.

– Ну, Ахилл, все нормально со мной.

В проживании одной есть плюсы. Можно проспать с котом пять часов и никто тебя не побеспокоит. Проверяю телефон. Звонил Домбровский. Час назад. Два раза.

Я бы ни за что ему не позвонила, если бы не ждала как раз этого звонка. Выдыхаю и набираю. Скрещиваю пальцы, чтобы он нашел хоть тут как решить проблему с мамой.

– Да, здравствуйте, – отвечает женский голос, я даже отношу телефон от уха, проверяю, туда ли я набрала. Юра. – Юрий Александрович сейчас занят, он вам перезвонит через несколько минут.

Это кто? Я не могу ничего ответить. Просто отключаюсь. Заклинивает в горле. Дерет нёбо от обиды. Я себе позволяла отвечать на его телефон только в одном случае, когда мы были вместе.

Мейн-кун Ахиллес. Кошачья философия

– А кто ему запретит? – Мамми заходит в квартиру, бросает сумку на мой комод, быстро разувается и идет на кухню. Выглядывает в окно и вздыхает.

Мур, мамми, ты о чем?

Саня идет в ванную, а я сажусь возле корма. Готов ее слушать и щелкать кошачий попкорн.

– Хотела я ему ответить, Ахилл, но с прокурорами спорить бесполезно.

Мамми, я не ослышался? С прокурорами?

Но Саша идет к себе в комнату. Я за ней.

Мяуки. Можно и без попкорна. Сашунечка моя любимая ложится на свою подушку для беременных, обнимает ее и закрывает глаза.

Запрыгиваю и осматриваюсь.

Мамми, мне показалось или ты сказала слово «прокурор»?

У нее на губах довольная улыбка, как будто одна запрещенки наелась в один рот, а мне не принесла. Я обнюхиваю ее. Лезу в лицо, принюхиваюсь и чувствую знакомый прокурорский запах.

– Ахилл, ты чего? Соскучился?

О, все кошачьи боги. Я по прокурору соскучился. Он вернулся? Почему не зашел?

– Подвез меня сегодня до дома, как раньше.

Я знал, я верил в него, мамми.

– Сам предложил. – Чешет за ухом, я подставляю еще и шею. Массаж так уже всего. Кайф-кайф. – Зачем, так и не поняла, но ничего не рассказывала. У него как будто другая девушка теперь.

Мамми, ты скажи, что у него будут котята, он всех бросит.

– Но спросить напрямую я постеснялась. Не хотелось выглядеть неудачницей. Он не изменился.

Оу, мами, он не хочет стать папой для наших котят? – мурчу и трусь о живот.

– Что думаешь?

Думаю, ты должна сказать, что у него будут котята. Мамми, не слушай никого. Как мы с котятами-то будем одни справляться.

Но из разговора с подругой понимаю, ничего она не расскажет.

Саня-Саня. Паппи ж не виноват, что деда у нас такой шальной и любил похимичить с законами. Ты придумала себе обиду, придала ей глубокий смысл, а теперь злишься на того, кто вообще не виновен.

– Мау тебе.

Вот мау. Чтоб ты понимала.

Разворачиваюсь и ложусь рядом.

Возьму аскезу и не буду ничего есть, пока не простишь прокурора.

Глава 7. Юра. Александр и Саша

Я предупреждаю заместителя прокурора, что задерживаюсь. Мне передали от следователя несколько уголовных дел для направления в суд. В одном из них я захотел сам побывать на месте преступления, заодно заехал к папе, потом Саша.

Сжимаю руль, а в ладонях до сих пор ощущается то толкание. Такое необычное чувство. Сладкое, но с горчинкой. Само по себе интересное, покрытое какой-то тайной. Там растет ребенок, шевелится, но никто не знает, как он выглядит, какие у него волосы, какой цвет глаз, на кого он похож. Он уже живой, почти сформировавшийся человек.

Пусть дети – это ответственность и время, но как будто не помешали бы. Ну, дети и дети. Зато любимая рядом. Если бы надо было выбирать Сашу с ребенком или без ребенка, но и без Саши, то определенно, я бы забрал их двоих. Хотелось бы снова этих ощущений рядом с ней.

Я еще сомневался до этого, может, показалось, может, напридумывал себе. Как мороженое, которое в детстве всегда казалось вкуснее. А сейчас приелось. Саша и сейчас притягивает, как то мороженое из детства.

Тянуло так просто поцеловать ее, она же такая как раньше. Чтобы она ни говорила, как бы ни хотела позлить, зацепить, это была хоть какая-то реакция, вызывающая в ней эмоции. Значит, не равнодушна.

Но ребенок… не получится никак. Если Ромкин, черт, да хоть чей, все равно я третий буду в отношениях.

Неправильно в них влезать, но с Ромкой поговорить надо, выяснить все. Хоть он и злится.

Я много думал над итогом того дела. Она могла спокойно пойти в прокуратуру и написать на меня заявление. Да хоть за что. И доказательства нашлись бы. Но Саша не пошла. Не хотела подставлять меня, хотела по душе катком проехаться. Проехалась знатно. Восстанавливать пришлось потом прилично. Но ничего. Раны затягиваются, швы рассасываются, рубец остается, конечно, но теплом и лаской все стерлось бы.

До конца рабочего дня осваиваюсь на новом месте. Старший прокурор, конечно, не заместитель, но работать с этим тоже можно. По факту я знаю всю его работу, немного втянусь и могу заменять.

Мне выделили отдельный кабинет, не большой по размерам, но светлый, на окне оставлен цветок с тремя листками. Ремонт на троечку, без грусти не взглянешь.

Быстро пересматриваю материалы несложных дел. Потом набираю знакомого экономиста.

– Ксения Ивановна, добрый день. Это Юрий Домбровский.

– Да, Юра, рада слышать, как у тебя дела?

– Спасибо, работаю.

– Также в прокуратуре?

– Да.

– До начальника там не добрался?

По больному режет, хотя откуда ей знать.

– Не добрался, – но доберусь. – Ксения Ивановна, я к вам по делу. Подскажите, ничего не менялось? Я знаю, что когда дарили машину, то надо было уплатить налог. А что если близкие родственники дарят деньги и подарки? С какой суммы и надо ли платить налоги?

– Как такового налога на дарение денег не существует. То есть неважно, кто тебе подарил деньги – родственник, член семьи или друг. Вот если вам не близкий родственник и не член семьи подарил, например, машину, квартиру, акции – тогда тебе, правильно, надо заплатить подоходный налог. Потому что ты получил доход.

– То есть с денег не должны, а с имущества должны.

– Да. Но если дарят деньги, особенно если речь идет о дарении крупной суммы, лучше всего оформить договор дарения. Он может быть в свободной форме, можно заверить у нотариуса. В этом случае уже оспорить его подлинность будет практически невозможно.

– То есть образца нет?

– Нет, главное, чтобы там была указана сумма, реквизиты сторон и способ передачи денег – наличными или перечислением на расчетный счет. Можно еще оформить расписку о получении денег.

– Я понял, Ксения Ивановна, спасибо за консультацию.

– Рада помочь, Юра. Если что обращайся.

Сразу набираю Сашу, чтобы рассказать, заодно услышать голос, можно даже что-нибудь язвительное, да хоть что. Улыбаюсь в предвкушении, но Саша не поднимает.

После работы еду домой, Вику не забираю, как договаривались. Как прошел ее первый день практики, узнаю дома. Может, она была и права по поводу того, что мы знакомы и об этом могут узнать. Чисто гипотетически, конечно, да. Но на деле, никто не следит за студентами. Все или нагружают их рутинной работой, либо отправляют домой, чтоб не мешали. Ладно, перестрахуемся.

Я набираю старого знакомого Александра, который может помочь с перестаховкой, жду, когда ответит. Сброс вызова. Ладно, перезвонит.

Паркуюсь возле дома. Оборачиваюсь и замечаю Сашин пакет с молоком, батоном и вареньем. Куда это теперь? Воробьям скармливать, что ли?

Забираю продукты, под ними нахожу какую-то папку. Договор с центром, в котором работает отец. Ей скоро рожать, отдельная палата.

Убираю документы в папку. Надо вернуть ей. Снова набираю Сашу. Не отвечает.

Может случилось что? Ладно, схожу домой, приму душ, если не ответит и не перезвонит, съезжу к ней сам.

– Всех, кого мы обсуждали, я встретила. – Вика на кухне жарит яйца, хозяйка из нее на троечку. – Антонов Павел Юрьевич, все выспрашивал, окольными путями к вам подводил, но мне кажется, я справилась.

– Отлично.

– С Леной познакомилась. Она милая, кстати.

– Милая, да. Но помни, что у нее всего доза яда припасена.

– Про архив узнала, она сказала в пятницу отведет.

– Хорошо, наблюдай, Вика.

– Вы ужинать будете?

– Я в душ, потом поем. Если будет звонить Александр, то скажи, что я перезвоню и крикни мне. А то он неуловимый какой-то. На другие номера не отвечай.

– Поняла. – Вика прикладывает руку к голове, направляя кончики пальцев на висок.

Потоки теплой воды приводят мысли в порядок. Надо поговорить с Ромой и выяснить, наконец, что между ними. А то вроде нет, но они общаются. И чьи дети выяснить.

Как бы она мне ни нравилась, но у друга девушку отбивать я не буду. Нет, значит, нет.

– Юрий Александрович, – кричит Вика из-за двери. Вам звонили, я сказала, что перезвоните.

– Спасибо.

Отлично.

Быстро домываюсь, выхожу из душа, открываю телефон. Собираюсь набрать последний номер, но там входящий от Саши, длительность девять секунд.

– Вика, – зову девушку.

– Да, – выглядывает из кухни.

– А кто звонил? Александр или Саша? Как записан был абонент?

– Саша, – бойко отвечает, я прикрываю глаза и выдыхаю, чтобы успокоиться. – А что, есть разница? – уточняет Виктория, по голосу понимаю, что можно не отвечать. – Только не говорите, что это была девушка. – Распахиваю глаза и теперь ее слова играют по-другому. – И она не должна была слышать меня.

Отрицательно машу головой из стороны в сторону. Что может подумать одна девушка, когда на телефон отвечает другая? Мое молчание, как никогда красноречиво.

– Простите. – Выдыхаю. Чего уж теперь? Сам виноват. Не уточнил, что Александр и Саша, это разные контакты. – А давайте скажем, что… вы на суде, а я… – усмехаюсь и закатываю глаза.

– Я ничего не сделал, чтобы врать или оправдываться.

– Я не знала, что у вас есть девушка. Просто вы так легко предложили пожить у вас. Любая бы ревновала.

– Ну ты же живешь тут, а не спишь со мной. К чему ревновать?

– Представьте, что с ней кто-нибудь бы вот так жил. Вы бы как отреагировали?

Я был бы против. Но, когда зимой уезжал отсюда, то понимал, что отпускаю ее и она может встречаться и жить, с кем хочет. Никаких обещаний мы друг другу не давали.

– Так, вам надо позвонить ей и что-то объяснить.

– Что ты ей сказала, Вика?

– Поздоровалась и что вы сейчас заняты, перезвоните через несколько минут. Про то, что вы в душе или где-то еще, я не говорила. Перезванивайте уже.

Как мальчишка сейчас. Тринадцатилетний мальчишка.

Позвонить и сказать, что это не то, о чем ты подумала…

– А что Саша ответила?

– Ничего, промолчала и отключилась.

Накрутит сейчас.

– Вика…

– Может, и ничего страшного, а какие у вас были отношения до этого?

– Я посадил ее отца в тюрьму.

Она приоткрывает рот, потом его закрывает. Сообразительная.

– Я так и знала. Ааа, она случайно не от вас беременна?

Поднимаю брови. Вздыхаю.

– Ты же сказала, там сороковая неделя и у нее договор с перинатальным центром. Мы с ней семь месяцев знакомы.

– Тогда да, скорее всего, что не вы. Хотя… это я навскидку сказала, а как там, только врачам известно. Но на месте вашей Саши я бы приревновала, как минимум. – Моей Саши. Уже не моей… – Позвоните, придумывайте что-нибудь. Успокойте.

Ревновать… Если бы ревновала, то я бы только рад был. Значит, осталось что-то. Если ей все равно и она просто отключилась, тогда хуже.

– Не люблю врать.

– Ложь легче слушать. Она же беременна, Юрий Александрович. – Рассуждает Вика. – Ей нервничать нельзя. – Вы помягче. Не в лоб все.

Ладно. Я набираю Сашу, пока не знаю, что говорить. Решу по ходу пойму. По ее настроению.

– Не отвечает, – смотрю на Вику, жду еще предложений.

– Точно обиделась. Вот я дурында. Но вы сами виноваты, ставьте конкретные цели. Саша – Александр.

– Ладно, я к ней съезжу. Все равно надо кое-что ей вернуть.

– Может, поужинаете?

– Потом, – быстро натягиваю толстовку, обуваюсь.

– Юрий Александрович, я тут ваш пакет разобрала. Там обгрызенный батон, варенье.

– Поужинай, – усмехаюсь ей и выхожу.

По дороге еще раз набираю Сашу. Контрольный звонок и снова никто не отвечает. Вариантов несколько и каждый надо проработать.

Все-таки приревновала? Надо объясниться.

С другой стороны, может так получится, что у нее кто-то есть. Например, Ромка, или парень, с которым живет. Я же ничего не знаю о ней.

Значит, просто отдам документы и уеду.

Решу по ситуации.

Паркуюсь возле ее подъезда. Ромкиной машины нет. Уже неплохо. Ты, Домбровский, докатился…

Ты идешь к девушке, которая заведомо может жить с кем-то. В принципе она может жить даже в другом месте. Сомнения еще никогда настолько не забивали голову.

Проще кого-то посадить, выдвинуть обвинение, опираясь на факты. Тут фактов и доказательств нет, а чтобы их получить, надо лезть в личную жизнь. Совесть прокурора позволяет лезть только в личную жизнь преступников.

Приехал в никуда, без плана, на одном предвкушении встречи.

Забираю документы и поднимаюсь к Саше в квартиру.

В левом верхнем углу двери на подъезде вижу цифры «19», в правом «55». Эти цифры ввожу на домофоне – дверь открывается.

Лишь бы она была дома и у нее не было никакого мужика там.

Нажимаю на дверной звонок и жду. Никто не открывает. Все равно жду.

Теперь мы не прокурор и свидетель, я могу свободно приходить, быть тут столько, сколько надо. Еще раз звоню, за дверью слышу наконец шевеление.

Кто-то щелкает замком и открывает дверь. От осознания, что это Саша, взлетаю.

– Привет еще раз. – Здороваюсь, осматриваю помещение насколько помогает угол обзора. Мужской обуви и одежды не видно. – Можно войти?

– Зачем?

– Хотел поговорить, ты просила узнать кое-что.

– Можно было позвонить, – бубнит моя ворчунья, но впускает.

– Так ты не отвечаешь.

Исподлобья на меня смотрит. Мило хмурит брови.

В коридоре вкусно пахнет жареной картошкой, я вспоминаю, что не ел толком за день.

– Ты забыла свои документы у меня в машине. – Протягиваю ее папку.

– Как? – Тут же меняется в лице. Глаза вверх, вспоминает. – Ты читал?

– Нет, – машу головой, – не имею привычки читать чужие документы и медкарты.

Она выдыхает и убирает документы в комод. А я сейчас жалею, что не открыл их. Правильный, блин. Там как будто тайна какая-то скрыта.

Саша подхватывает живот и прислоняется к стене спиной.

– Ты одна? Я зайду?

– Давай тут, быстро.

– В таких делах спешка ни к чему. – Разуваюсь. Саша закатывает глаза и уходит на кухню. Взглядом выхватываю весь коридор.

– Сейчас расскажу, руки помою, – ухожу в ванную. Всячески показываю, что я ничего не забыл. В коридоре какие-то коробки, но судя по постельному белью в розовых мишках. Детское. Мимишное. Девчачье.

Дочка.

Теперь изучаю ванную. Второй щетки нет, мужской бритвы, мужского шампуня – ничего нет. Саша живет одна. В зеркало вижу, как за спиной приоткрывается дверь и резко оборачиваюсь.

В ванную заглядывает Ахиллес. Кажется, он стал еще крупнее. Пушистый надсмотрщик. Я помню, как меня от Сани отваживал. Не справился.

Я разворачиваюсь и опускаюсь на колени.

– Ну, привет.

Сам не трогаю кота, он подходит, нюхает, потом начинает тереться головой о колено.

– Помнишь меня? Помнишь. За хозяйкой присматривал? – Чешу за ухом. – Молодец. Пойдем.

Саша сидит на стуле возле плиты и жарит драники. На ее большом животе тут же стоит тарелка, с которой она эти драники и ест.

Такая по-домашнему милая.

– Для меня не найдется парочка? – киваю на блины и сажусь за стол.

– Нет, – огрызается, а я улыбаюсь и сажусь за стол.

– Я за день пару кружек кофе выпил.

– Это не мои проблемы.

Реагирует. Злится. Но ревнует или гормональная интоксикация понять не могу. Иначе покормила бы. И, если бы ревновала, переживала бы, а так ест спокойно, не плачет.

– Так что, нет? – Киваю на блины.

– Если хочешь, жарь себе сам, я устала.

– Хорошо, – я поднимаюсь, иду к столу, там в большой тарелке еще осталось немного теста для блинов. Выкладываю со сковороды ей порцию уже обжаренных блинов, а сам накладываю новые.

– Тебе отец что подарил, деньги или имущество?

– Деньги, на счете, открыт на мое имя.

– Есть какие-то бумаги, что он тебе передал? Могу я посмотреть?

– Это идти надо… я не хочу.

– Давай я схожу.

Саша опирается на сидение и поднимается. Я на автомате подхватываю ее и помогаю подняться.

– Все нормально, – кивает и идет в коридор. – Я все блины пересчитала, Домбровский.

Не отвечаю, но улыбаюсь в ответ. Что-то я путаюсь в этих беременных эмоциях. Вика говорит, что Саша ревнует и обижается. Но она не обижена, не плакала, но и не шутит в ответ. Будто в каком-то дзене на волне беременности.

А может, и правда ничего уже нет. Остыло. А мне что-то там показалось в машине днем.