За дверью сна: тайна пикового туза

Поначалу я с усердием взялась за работу, вытирая пыль с золотых рам, до которых могла дотянуться. Мне казалось, что люди с портретов удивленно пялятся на меня. Наверное, я первый за долгие годы человек, нарушивший пыльный покой достославного семейства.

– Расслабьтесь, ребята! – сказала я вслух. – Я здесь только на каникулы!

Скоро мне стало скучно и грустно. Я попробовала поймать интернет, но смартфон показывал лишь одну палочку сигнала. Обалдеть! В этой дыре еще и связи нет. Ну, Леха, держись! С него весь спрос. Ехал бы один в свои Лысые Холмы, и батрачил бы здесь с утра до вечера. Угораздило же меня подписаться на это…

Со скуки я стала рассматривать полотна и читать подписи к ним. Оказалось, здесь не только Покровские. Князь Липатов смотрел строго и сурово, щурясь из-под черных бровей; графиня Ланская сидела в вполоборота и будто подмигивала каждому взглянувшему на нее. Была тут и румяная девочка с косичками-баранками, верхом на расписной деревянной лошадке. Пожалуй, это самая симпатичная картина из всех. Остальные надменно щурились, смотрели свысока, словно оценивая меня сквозь стекла лорнета.

Вскоре от пышных шляп с перьями и парадных мундиров рябело в глазах. Я уселась на укрытый мебельным чехлом диван, и подперев щеку рукой, стала разглядывать противоположную стену. Мое внимание привлек необычный портрет, который я почему-то не заметила раньше. И как я могла его пропустить?

Холодно, недобро улыбаясь, на меня глядела молодая женщина. Художник изобразил ее во весь рост. Черные волосы уложены в прическу, наряд по канонам моды начала двадцатого века: блуза с пышными рукавами и приталенная юбка в пол. Незнакомка стояла на фоне эффектной, деревянной лестницы, показавшейся мне знакомой. Ну конечно! Это лестница из холла, про которую с гордостью рассказывал дядя Миша! Но самой интересной деталью портрета была необычное украшение на шее женщины. Длинная, массивная серебряная цепь, а ней подвеска в виде игральной карты: туза масти пик из рубиново-красного камня, сверкающего гранями.

Я вгляделась в лицо женщины. В ее улыбке не было ни дружелюбия, ни приветливости. Наоборот, она получилась неприятной и даже отталкивающей. Была ли в том вина художника, или дама всегда имела стервозное выражение лица, но портрет устрашал. Я отошла на несколько шагов назад, что бы увидеть его в целом. В том, что это холл особняка Покровских, я не сомневалась. Но кто эта женщина? И что за странная подвеска в виде пикового туза? Никогда таких не видела. Может быть, незнакомка была заядлой картежницей? На ум пришла пушкинская "Пиковая дама". Тройка, семерка, туз! Тройка, семерка, дама!

– Нормально! Я в кабинете пашу в полный рост, а ты тут на диване валяешься? – Лешка появился так неожиданно, что я подпрыгнула на месте.

– Блин, Леша! У меня чуть сердце не остановилось! – возмутилась я. Здесь и без него хватает сюрпризов. Именитые родственники с картин следили за нами, окружив со всех сторон.

Лешка плюхнулся рядом со мной на диван и осмотрелся.

– По этой картинной галерее можно изучать девятнадцатый век и семью Покровских в частности! – усмехнулся он.

– Почему ты никогда не говорил о своих дворянских корнях? – помолчав, спросила я.

Леха хмыкнул и пожал плечами.

– Во-первых, это не мои родственники. К Покровским я не имею никакого отношения. Если разобраться, я внучатый племянник тети Лены. Очень дальнее родство, согласись? Не женись мой дед второй раз на Аде Покровской, мы бы знать не знали ни о них, ни о Лысых Холмах – объяснил Лешка.

– А в фамильных портретах ты разбираешься? – и я кивнула на незнакомку с серебряной подвеской на шее.

Леха подошел ближе, рассматривая портрет сквозь стекла очков. Он то отходил назад, то снова приближался, снимал очки и надевал. Я терпеливо наблюдала за этими чудачествами.

– Ну, что скажешь? Очень странная картина, тебе не кажется? – спросила я, встав у Лешки за спиной.

– Странная – это ничего не сказать – пробормотал Леха, щуря глаза. – Неприятная особа. Знаешь, она кого-то мне напоминает, только не могу понять, кого именно. А что касается подвески, то я в тупике. Хотя… вроде в карточных гаданиях пиковый туз считается негативной картой, символом разрушения. А еще ее называют картой магов и колдунов!

– Откуда ты все это знаешь? – удивилась я. – Подготовился заранее?

– Подписан на всякие познавательные каналы! – засмеялся Лешка. – Там часто рассказывают про разные тайные общества. Розенкрейцеры, масоны, тамплиеры. Почти все они увлекались магией и колдовством.

Мне стало не по себе. Женщина с картины глядела на нас свысока, щуря надменные глаза. Рубиновый туз на ее груди горел кроваво-красным цветом.

– Пойдем отсюда! – шепнула я. Прихватив ведра и тряпки, мы вышмыгнули из портретной, тихонько затворив за собой дверь.

– Помнишь, когда мы собирались сюда, я сказал тебе, что Покровские непростое семейство? – спросил Леха, когда мы спускались на служебный этаж.

Я кивнула.

– Про них много чего говорили. Считали Константина Покровского колдуном, а его дочь Аду – ведьмой. Вроде бы даже они устраивали спиритические сеансы, здесь, в этом доме – тихо сказал Лешка. Эта фраза прозвучала эхом в холодной пустоте первого этажа. Все вокруг стало мрачным, враждебным. Лысые холмы накрыли вечерние зимние сумерки. Невидимая жуть ползла по старому паркету дома, прячась и копошась в темных углах.

– Ты нарочно меня пугаешь, да? – спросила я. Это в Лехином стиле: нагнать страха своей сказочной болтовней!

Но он лишь покачал головой.

– Даже не думал. Все правда. В те времена была повальная мода на спиритизм и веру в духов. Сеансами увлекались все, кому не лень. Вот и Покровских это не обошло стороной!

Я молчала, обдумывая Лешкины слова. Шестое чувство подсказывало мне, что картина в портретной как-то связана с мистической славой дома. Почему-то я была уверена, что мы еще услышим о даме с пиковым тузом.

Остаток дня прошел в трудах и заботах. Мы помогали дяде Мише в последних приготовлениях перед приездом хозяйки: выбивали ковровые дорожки, снимали чехлы с мягкой мебели, тащили из подвала разные безделушки. Потихоньку дом преображался, пробудившись после многолетнего, пыльного сна.

– Ну, ребята, поработали вы на славу! Один бы я не управился! – объявил вечером дядя Миша. Мы с Лешкой устало развалились в английских креслах возле камина, а майор восседал за письменным столом кабинета, как хозяин. Честно говоря, его маленькая, коренастая фигура и простецкая физиономия никак не вписывались в изысканный интерьер комнаты. Больше всего дядя Миша походил на Нафаню из мультика про Кузю. Хозяйственный, чистоплотный, да еще и кулинар: чем не домовой?

– Мне завтра ранехонько вставать! – вздохнул Михаил Иванович, поднимаясь из кожаного кресла. – Вы спите, я вас в девять разбужу. Елена Петровна приезжает к двенадцати. Ну, кыш спать! День трудный был.

– А вы где ночуете? – спросил Леха, прикрыв за собой двери кабинета.

– В бывшей камердинерской, на первом этаже. Спокойной ночи, молодежь! По дому не бродите. Не везде безопасно… – и больше ничего не пояснив, дядя Миша засеменил вниз по лестнице.

– Что значит "не везде безопасно"? Хорошенькое дело! – возмутилась я. Вот тебе и напутствие перед сном!

– Да ладно тебе. По-любому, он про бальную залу, где ремонт – отмахнулся Лешка. – Как по мне, так я не собираюсь нигде бродить. Доползти бы до комнаты. И почему здесь нет лифта?!

… Я не могла уснуть, ворочаясь в постели с боку на бок. Наволочка пахла сыростью и затлом, как и все в этом странном доме. Придется долго топить печи, что бы прогнать въевшийся плесневелый запах. Что будет завтра? Какая она, Елена Петровна? Я пыталась представить ее и не могла. Образ, созданный воображением, был нечетким, расплывался, как отражение в воде. За последние два дня мы столько слышали о Покровских, что хватило бы на целый фильм. Аристократы, живущие в особняке в стиле Андреа Палладио, любители спиритических сеансов, колдуны: все это не укладывалось в рамках обычного. Да и название села звучало мрачновато: Лысые Холмы. Кстати, почему они лысые? Здесь полно деревьев. Я видела дубы, березы, кусты боярышника и сирени. И конечно, скрученные рябины в углу сада. Я покосилась на темное окно, завешенное плотными шторами. Они там, маленькие черные уродцы. Прячутся в углу, и даже луна не освещает этот клочок земли.

Сон подступал. В его зыбкой реальности кружились образы и впечатления сегодняшнего дня. Огромные колонны дома, головы животных на стенах, дядя Миша с кастрюлей борща, Лешкина очкастая физиономия. А над всем этим – прищуренные глаза незнакомки из портретной, и сверкающий красными огнями таинственный пиковый туз.

Глава 4. «Deo juvante»

Я проснулась от грохота, словно кто-то уронил на пол огромный железный таз. Какое-то время я просто лежала в постели. Хотелось дремать, закутавшись в одеялко, прижавшись щекой к прохладной подушке. Даже удивительно, как сладко и крепко мне спалось этой ночью! Веки снова стали слипаться, но тут в коридоре послышалась возня и тихий разговор.

Я села на кровати. Реальность постепенно возвращалась. Лысые Холмы, дом Покровских, вчерашний утомительный день завертелись в памяти, как открытки. Вот я, подняв голову вверх, смотрю на колонны дома, Лешка фотографирует кривые рябины, дядя Миша тащит наш багаж. Это не сон. Мы, как пришельцы из будущего, ворвались в тихий покой старины и пыли, фамильных портретов и вытертых диванов, бесцветной моли и шустрых мокриц.

Наскоро умывшись и почистив зубы, я метнулась к шкафу. Что надеть? Платье было бы чересчур помпезным, а юбку я сочла слишком короткой. Немного подумав, я выбрала черную водолазку и джинсы. В памяти всплыла цитата, гуляющая по интернету: "Черную водолазку носят те, кто внутренне свободен". Я улыбнулась своему отражению в зеркале, замурлыкав под нос кипеловскую "Я свободен", забрала волосы в высокий хвост и вышла в коридор.

Знакомый терпкий аромат витал в воздухе, и я, как собака-ищейка, шла на запах. Мои шаги тонули в новой ковровой дорожке, расстеленной накануне. В холле первого этажа кто-то тихо переговаривался, шуршал бумагой и хихикал. Я перегнулась через перила и осторожно посмотрела вниз. Ну конечно! Как я сразу не поняла, что пахнет хвоей! Возле ярко пылающего камина стояла высокая, пушистая елка, а рядом сновали Лешка и дядя Миша.

– Эй, привет! – помахал мне рукой Леха. – У нас тут елка! Спускайся!

Гостиная напоминала яркую, новогоднюю открытку. В теплом отсвете огня английские кресла, обитые красным бархатом, казались рубиновыми. На таком же бархатном пуфе лежала коробка с елочными игрушками. Дядя Миша стоял на небольшой скамеечке, развешивая украшения у самой макушки, а Лешка растягивал мишуру на нижних ветках елки.

– Глянь, какие раритеты! – Леха подвинул ко мне коробку. – Некоторые даже на прищепке! Я погуглил: им всем больше пятидесяти лет!

Таких елочных украшений я раньше не видела. Хрупкие золотые шишки, разномастные шары, украшенные ручной росписью, заснеженные домики, блестящие сосульки – чего здесь только не было! Дядя Миша взял из коробки большую игрушку в виде часов, показывающих без пяти двенадцать, и аккуратно повесил ее на пушистую веточку.

– Эх, молодежь! Все-то вы знаете из своего интернета, да не усекли одного: это самые лучшие игрушки! А все почему? – спросил дядя Миша, глядя на нас сверху вниз со своего постамента.

– Почему? – в один голос произнесли мы с Лешкой.

– Потому что советские! – улыбнулся Михаил Иванович. – Поглядите, какая красота! С душой сделаны, с добром! А сейчас что? Пластиковый ширпотреб, ни уму, ни сердцу! На эти посмотришь, и праздник ощущаешь. Настоящий, из детства!

Я вертела в руках серебристо-фиолетовую сову на прищепке. Дядя Миша прав. Все игрушки были такими милыми, домашними и уютными, что хотелось смотреть на них, трогать, разглядывать. Хрупкие кусочки праздника, сверкающие в свете гирлянды и очага.

– Мы их внизу нашли, в залежах старья – пояснил Лешка. – Видимо, их хотели выбросить!

– Я им выброшу! – дядя Миша погрозил кулаком неизвестному врагу. – Это наша память, наша история!

Лешка улыбнулся и подмигнул мне. Втроем работа пошла быстрее, и вскоре холл был полностью украшен. Елка мигала огоньками гирлянды, и разноцветные блики прыгали по игрушкам. В коробке было полно всякой всячины: обрывки мишуры, спутанный дождик, осколки стеклянных красных шаров. Приглядевшись, я заметила небольшую фигурку Пьеро в черно-белом балахоне с длинными рукавами. Маленькие черные глазки грустно смотрели на меня. Никому не нужный, грустный мальчик с дудочкой, забытый в коробке среди старых, сгоревших гирлянд.

– У него нет петельки! – заметил Лешка.

– А мы поставим его на камин! – сказала я, и вскарабкалась на мягкий пуф.

Пьеро занял место между серебряным подсвечником и статуэткой в виде кошки, выгнувшей спину. В доме было полно интересных вещиц. В коридоре третьего этажа, на столике с коваными ножками стояла фигурка гарцующей лошади, а в кабинете я видела изящного жирафа на янтарной подставке. По этим предметам можно было составить целый доклад по истории искусств: каким мастером созданы, к какому стилю интерьера относятся.

– Смотри! Я только сейчас заметил! – Леха указал на высеченные буквы на каменном карнизе камина.

"Deo juvante"– прочла я вслух. Дядя Миша недоуменно крякнул, а Лешка задумчиво сказал:

– Похоже на дворянский девиз… У каждого уважающего себя семейства существовал фамильный герб и небольшое изречение. Как правило, на латыни!

– Интересно… – я провела пальцами по надписи. Камень был холодным, словно это не камин, а кусок льда. Я невольно отдернула руку. Отчего-то прикасаться к каменной гравировке мне было неприятно.

– "С Божьей милостью" – перевел Леха, загуглив фразу в интернете. Он, как всегда, таскал с собой планшет.

– Вот дела! А я внимания на эту надпись не обращал!– сказал дядя Миша, и подхватив деревянную скамеечку, направился к лестнице для слуг. В дверях он обернулся и произнес, хмуро глядя на карниз камина:

– С Божьей милостью… А ведь в доме нет ни икон, ни крестов!

Мы с Лешкой переглянулись. Я видела, что он о чем-то задумался, и не лезла к нему с расспросами.

Утро было хмурым, пасмурным. Ветер гнал по небу серые облака, похожие на рваную марлю. Накинув куртку, я стояла на открытом балконе третьего этажа. Если внутри дома стараниями дяди Миши поддерживался хоть какой-то порядок, то здесь разруха и запустение разгулялись вовсю. Штукатурка обнажила старую кирпичную кладку, поросшую темно – зеленым мхом. Снег не успевал ложиться на облезлые перила балкона – его подхватывал ветер, кружил, кидал в лицо. Я застегнула куртку и подняла капюшон. Руки замерзли так, что пальцы не слушались. И перчатки, как назло, остались в неразобранном чемодане!

С высоты мне открылся замечательный вид. Теперь понятно, почему Константин Покровский построил дом на холмах! Даже зимой, сквозь белую морозную дымку, была видна лента реки, скованная льдом, белоснежные верхушки сосен, пестрые крыши деревенских домов и скользивший над ними дымок от печей. Кто знает, может, лет сто назад, в один из летних вечеров граф стоял здесь, на этом самом месте? Смотрел вдаль, видел на линии горизонта чаек, кружащихся над искристой водной гладью. Солнечный день, зелень лугов, прохлада леса… А над всем этим, как великан из древнегреческих мифов, возвышался античный особняк.

Я подошла к краю балюстрады, но тут же отшатнулась. Здесь, на открытом балконе, продуваемом со всех сторон ветрами, высота затягивала, манила в свою воронку. Казалось, вот-вот, и поток воздуха подхватит меня, унесет, как домик Элли во время урагана. Я прижалась к облезлой стене. Так безопаснее!

Сзади скрипнула дверь. Лешка, в своей оранжевой дутой куртке, походил на круглый апельсин, маячивший яркой точкой на фоне белого, зимнего пейзажа.

– Прячусь от дяди Миши! – пояснил Леша, закрывая за собой балконную дверь. – С самого утра достает! То одно, то другое. Знаешь, как он меня сегодня назвал? Молодой хозяин!

– Поздравляю! – засмеялась я. – Ты причислен к рангу аристократов. Прям-таки предводитель местного дворянства!

Лешка шутливо раскланялся во все стороны.

– Ну, он же не знает, что я Покровским седьмая вода на киселе, как говорит бабушка! Но на всякий случай разубеждать не стал. Мне же лучше!

Он подошел к перилам балкона, и ловко перегнувшись через них, посмотрел вниз. От такого безрассудства у меня закружилась голова. Лешка снял очки, протер их и снова надел. Ветер трепал его волосы, надувал расстегнутую куртку, словно парус, но Лехе было все равно. Достав планшет, он фотографировал панораму реки и леса.

– Знаешь, я и представить не мог, как здесь красиво! Бабушка Шура рассказывала мне о Лысых Холмах и особняке, но увидеть все своими глазами… – Леха глядел вдаль, на темно-серую тучу, медленно плывшую в нависающем небе. – Не понимаю, почему дом до сих пор неизвестен. Тетя Лена могла бы сколотить нехилый бизнес, водя сюда экскурсии. Да что там экскурсии! Здесь в самый раз кино снимать!

– Вернись с небес на землю! – я стряхнула с волос снежинки. – Помнишь, что сказал дядя Миша? Дом является памятником архитектуры. Нельзя просто так взять и начать зарабатывать на нем. Бумажки, согласования, разрешения. Хозяйка живет за границей. Кстати, почему? Чем она занимается во Франции?

Лешка пожал плечами и спрятал планшет в карман куртки.

– Я точно не знаю. Кажется, она вышла замуж за француза, и уехала вместе с ним в Париж. У бабушки даже есть старая почтовая открытка оттуда. Тетя Лена присылала на какой-то праздник. Интереснее другое: почему она возвращается? И надолго ли?

– А что думает тетя Шура по этому поводу? – спросила я.

– Делает вид, что ей это неинтересно! – засмеялся Лешка, и слепив снежок, запустил им прямо в дядю Мишу, расчищающего дорожки от снега.

Мы тут же пригнулись, давясь беззвучным смехом. Майор озирался по сторонам, что-то сердито бормоча себе под нос.

– Эй, детвора! Айда ко мне на инструктаж! – зычно прокричал он. Я поглядела в щелку между балясинами балкона. Дядя Миша смотрел прямо на меня! Он поманил нас рукой, мол – спускайтесь, жду!

– Старый черт! – ругался Лешка по дороге. – С виду тюфяк тюфяком, а свое дело четко знает! Не забыл еще свои милицейские фишки!

– – Инструктаж! Еще чуть-чуть, и будем ходить строем. Ать-два, левой! – скомандовала я басом, и Леха засмеялся.

Михаил Иванович был строг и серьезен. Насупившись, он ходил туда-сюда. Вытянувшись, мы стояли на крыльце, словно солдаты перед старшиной.

– Значит, так – дядя Миша многозначительно смотрел на нас, щуря голубые глаза. – Звонил мне водитель Елены Петровны: уже подъехали к Лысым холмам. Через пять минут будут здесь. Первым делом вот что: Елена Петровна женщина непростая, властная. Не спорьте с ней, и все будет хорошо. С ней еще сынок приезжает. Как его… Эдвард!

– Каллен? – спросила я. Лешка хохотнул, а дядя Миша недоуменно поглядел на меня.

– Какой еще Каллен? Покровский, ясное дело! Скажу честн: со странностями парень! Увидите его, сами все поймете…

– Похоже, здесь всё и все со странностями! – буркнула я. Михаил Иванович не слышал этого. Обернувшись, он помахал рукой черной машине, въезжающей в ворота особняка.

Сердце ухнуло в груди. "Теперь все изменится!" – подумала я, ощутив смутную тревогу. БМВ, словно огромный, черный ворон, плавно скользила по дорожкам заснеженного сада. Тонированные стекла задних дверей не давали разглядеть пассажиров. Мне было видно лишь водителя в темных очках, точь в точь из моих фантазий накануне поездки в Лысые холмы.

Я украдкой взглянула на Лешку. Он-то уж точно ни о чем не тревожился, и потому глядел весело, предвкушая новые знакомства и события. Как бы он не отнекивался от родства с Покровскими, но я знала, что в глубине души ему льстит быть частью этого благородного семейства. В чем-чем, а в желании отличаться от других ему не откажешь! Леха всегда был немного белой вороной. События давно минувших дней часто занимали его куда больше, чем реальность. Он подолгу зависал в интернете, но не с игрушками, как большинство парней из моего класса, а в поисках очередной порции знаний. Когда его всерьез что-то интересовало, он, как ищейка, докапывался до самой сути. И при этом умудрялся не быть занудой! Ну, разве что, самую малость…

Михаил Иванович поспешил к БМВ и услужливо открыл заднюю дверь.

– Принц, ко мне! – властно скомандовал звучный женский голос. Я затаила дыхание. Потом я еще долго вспоминала детали этого первого впечатления: стройные, изящные ноги в замшевых сапожках, ступившие на снег; иссиня-черную шубу, стеганую сумочку на цепочке, с логотипом из переплетенных букв "С". Трудно сказать, что поразило меня больше: роскошный образ дамы или она сама. С одинаковым успехом ей можно было дать и сорок, и шестьдесят лет. Вся в черном, в стильной шляпе с пером, она походила на нездешнюю хищную птицу. На ее руках устроился пушистый шпиц, такой же черный, как шуба хозяйки. Высунув розовый язык, он глядел на нас блестящими глазками-бусинками.

– Елена Петровна, милости прошу! Давно вас поджидаем! – суетился вокруг нее дядя Миша. Покровская окинула нас с Лешкой недоуменным взглядом.

– Два подростка и завхоз… Так торжественно меня еще не встречали! – усмехнулась дама, и я уловила издевку в ее голосе. Михаил Иванович смутился.

– Я это… подумал, так лучше будет, по-семейному, так сказать! – бормотал он, густо покраснев.

– Думать не твоя забота, Миша! – отрезала Елена Петровна, и майор сразу сник, замолчал.

Лешка смущенно кашлянул, и, подойдя к тетке, сказал:

– Елена Петровна, рад познакомиться! Я Алексей Куликов, внук вашей сестры, Александры Петровны…

– Как же, как же, помню! Это не первая наша встреча. Правда, тогда ты лежал в коляске и пускал слюни, так что вряд запомнил меня. Отчего же сестра не приехала? – серые глаза Покровской смотрели насмешливо и снисходительно.

– Ну… – замялся Леха. – Она не очень хорошо себя чувствует. Давление!

Елена Петровна промолчала, но по взгляду ее прищуренных глаз, густо подведенных черными тенями, я поняла, что она обо всем догадалась.

– Как жаль! Но, надо думать, тебе скучать не приходится? – тетя Лена заинтересованно и оценивающе смотрела на меня. Обычно я не стесняюсь незнакомых людей, но сейчас меня будто сковал паралич. Медленно, как во сне, охрипшим голосом я пробубнила:

– Александра Лазарева, друг семьи – и помешкав, протянула руку для пожатия, хотя была не уверена в правильности этого действия.

– Александра? – ухоженные брови Елены Петровны взметнулись вверх. – Леша, это судьба! – засмеялась она, а Леха покраснел. Сняв перчатки, Покровская взяла меня за руку, изучая внутреннюю сторону ладони. Я, как завороженная, рассматривала ее лицо: тонкий, прямой нос, капризно изогнутые уголки губ, и фарфоровая бледность кожи, которую усиливала черная одежда. Поводив тонкими, длинными пальцами по линиям на моей ладони, Елена Петровна как-то странно глянула на меня, хмыкнула и ничего не сказала.

Тем временем из машины вылез высокий, нескладный парень в строгом костюме.

– Наконец-то! – недовольно процедила тетя Лена, поманив парня рукой. Тот нехотя подошел, загребая на ходу снег огромными ботинками.

– Знакомьтесь: Алексей, мой племянник, его подруга Александра. А это мой сын, Эдвард! – Елена Петровна многозначительно посмотрела на молодого человека. Тот раздраженно закатил глаза.

– Эд! – коротко бросил он. – Просто Эд!

Теперь я поняла, почему дядя Миша назвал его "парнем со странностями". Всем своим внешним видом – тощей фигурой, черными волосами и бледным лицом он поразительно напоминал Дракулу из старых фильмов про вампиров. Не хватало только испачканных в крови губ да клыков. Утрированный образ, доведенный до крайности. А может, он гот?

Дядя Миша любезно распахнул перед ним двери особняка, но "просто Эд" не удостоил его даже взглядом. Видимо, в его понятии старый майор был всего лишь прислугой, созданной для обслуживания семьи Покровских.

– Не обращайте внимания, мальчик дурно воспитан! – сказала Елена Петровна, проводив сына долгим взглядом. – С минуты на минуту подъедет еще одна машина, со слугами. Дожидаться не будем. Вы давно здесь?

– Приехали вчера, помогали дяде… Михаилу Ивановичу с уборкой – отчитался Леха, пока мы поднимались по высоким ступеням крыльца. Покровская усмехнулась.

– Этот старый вояка и вас задействовал? Заставь дурака Богу молиться… Ну да ладно. Как вам мой особняк? – неожиданно спросила меня Елена Петровна. И снова я замерла под взглядом ее стальных глаз, показавшихся знакомыми. Где-то я уже видела этот прищур, эту надменную холодность…

– Впечатляет! – выдавила я. Лешка пришел на выручку:

– Мы и не знали, что дом объект культурного наследия, памятник архитектуры. Говорят, таких сейчас не строят! – Леха точь в точь скопировал дядю Мишу, когда тот рассказывал нам об особняке.